подумал при
этом, что вот он бросит Светлану, и эта Райка  растащит  ее  по  частям,
унесет руки и ноги.
   Заставит сбрить волосы себе на  парик  и  поселит  в  квартире  своих
родственников, а Светлану заставит жить в уборной, мыть руки в унитазе.
   - Здравствуй, - Светлана осветилась лицом и прижала к себе морду Рад-
ды.
   Радда постояла, заряжаясь от хозяйки теплом и любовью, а  потом  тихо
пошла на свое место и легла на тюфяк.
   Она устала от дороги.
   - Пятьдесят рублей, - напомнила Светлана.
   - Есть, - сказал Адам. - Но я не дам.
   - Тише... - Светлана сделала испуганные глаза.
   Адам вошел в комнату. Райка сидела среди подушек.
   Светлана купила в универмаге штук десять подушек и пошила на них  си-
нив вельветовые чехлы. На вельвет липли собачьи волосы, которые не  брал
пылесос, и надо было снимать каждую волосинку отдельно. Каждый раз, ког-
да Светлана пыталась навести уют, это оборачивалось в свою противополож-
ность.
   - Вадим, ты прекрасно выглядишь! - искренне восхитилась Райка,  вски-
нув на него крупные наглые глаза.
   - Ты тоже, - сказал Вадим, чтобы быть вежливым.
   Райка сидела в платье с низким декольте. Она всегда носила низкие де-
кольте, видимо, ей сказали, что у нее красивые шея и грудь. Может  быть,
когда-то это было действительно красиво, но сейчас Райке шел сорок девя-
тый год, и эти сорок девять лет были заметны всем, кроме нее  самой.  На
вопрос: "Сколько тебе лет?" - она отвечала: "Уже тридцать семь", - и при
этом надевала выражение, которое она усвоила в детском саду, - выражение
счастливого, незамутненного детства. И такой же голос - под девочку, ед-
ва начавшую говорить. И Вадиму всегда хотелось ее спросить: "Девочка, ты
не хочешь пи-пи?"
   - У него нет денег, - виновато сказала Светлана.
   - Есть, - возразил Адам. - Но они мне нужны.
   - Я сейчас у соседей попрошу, - смутилась Светлана и пошла из  комна-
ты. Она шла, странно ступая, будто ее ноги были закованы в колодки.
   - Что у тебя с ногами? - спросил Адам.
   - Она мои туфли разнашивает, - ответила Райка. - Я купила, а они  мне
малы.
   - Так ей они тем более малы. У нее же нога больше.
   - Потому она и разнашивает.
   Адам решил не продолжать разговор. Они с Райкой  существовали  каждый
на своей колокольне и не понимали друг друга. Адам думал о  Светлане,  а
Райка - о туфлях.
   - Как у тебя настроение? - участливо спросила Райка.
   Адам глянул на нее, и ему показалось,  что,  если  он  пожалуется  на
настроение, Райка тут же предложит его исправить. По отношению к Светла-
не она была не только вымогательница, но и предательница.  Светлана  со-
вершенно не разбиралась в людях, вернее, изо всех людей она предпочитала
тех, с кем бы можно было делиться собой и они бы в  этом  нуждались.  Но
дружба - процесс двусторонний. Светлана мирилась с  односторонностью  и,
сталкиваясь со злом, только удивлялась и недоумевала. Как Радда.  У  них
были одинаковые характеры.
   - У меня все в порядке, - сказал Адам, глядя на свои руки,  чтобы  не
смотреть на Райку. - А ты как?
   - Я? Банкрот.
   - То есть?
   - Ждала у моря погоды и осталась у разбитого корыта.
   - Почему?
   - Потому что я всегда искала звезд. А их нет.
   То есть "звезды" при ближайшем рассмотрении оказались обычными пьющи-
ми мужиками, но с фанабериями и дурным характером.
   - Тебе сейчас сколько лет? - спросил Вадим.
   - Тридцать семь уже. - Райка всхлопнула ресницами, и  уголки  ее  губ
летуче вспорхнули вверх.
   Вошла Светлана и тут же села, не в силах стоять на ногах.  Ее  ступни
вспухли и наплывали на туфли подушками. От всего ее облика исходило  из-
нурение.
   - Голодает, - сказала Райка. - Идиотка.
   - Ты голодаешь? - спросил Адам.
   Светлана начиталась переводной литературы о пользе голодания и  время
от времени приносила своему организму реальную пользу.
   - Сегодня на соках, - ответила Светлана.
   - Она уже четыре дня на соках, - уточнила Райка. - Потом  четыре  дня
будет пить зеленый чай с медом. Потом четыре дня есть протертую пищу.  А
потом ты отвезешь ее в крематорий.
   - Вот деньги, - Светлана протянула деньги одной бумажкой.
   - Я через неделю отдам, - пообещала Райка.
   - Не думай об этом. В крайнем случае я отдам, а ты  мне,  когда  смо-
жешь.
   Адам поднялся и пошел на кухню. Светлана вышла следом.
   - Сними туфли! - приказал он.
   - Почему?
   - Потому что тебе больно! Потому что у тебя будет гангрена!
   - Это неудобно. Она уйдет, тогда я сниму.
   - Я сейчас сам сниму и дам ей туфлей по морде.
   - Но что же делать? Они ей малы...
   - Пусть отнесет в растяжку, в обувную мастерскую.
   - Да. Но там наливают воду, и обувь портится.
   Светлана тоже стояла на Райкиной колокольне и думала не о  своих  но-
гах, а о ее туфлях. Адам смотрел на жену. Она исхудала, и ее глаза  све-
тились одухотворенным фанатическим блеском. Лицо  она  намазала  кремом,
смешанным с облепиховым маслом, от этого оно было желтым, как у больной.
   Адам сел перед ней на корточки и с трудом стащил туфли, они были малы
размера на три.
   - Прекрати голодать, - попросил Адам.
   - Жаль прерывать. Столько мучилась. Только четыре дня осталось.
   "Через четыре дня и скажу, - подумал Адам. - А то она просто  не  вы-
держит". Решив это, он успокоился, и даже Райка перестала казаться такой
зловещей фигурой. Просто несчастная баба со своими приспособлениями.
   Адам вернулся в комнату и сказал Райке:
   - В каждом проигрыше есть доля выигрыша. И наоборот.
   - Ты о чем? - не поняла Райка.
   - О разбитом корыте. Может быть, оно было гнилое, это  корыто.  Трид-
цать семь лет - еще не вечер.
   Райка усмехнулась.
   Адам сел на диван в вельветовые подушки. Райка и Светлана стали чири-
кать какие-то светские сплетни, хотя им правильнее было  бы  чирикать  о
внуках. Сплетни Адама не интересовали. Он прикрыл глаза и, как  в  воду,
ухнул в воспоминания.
   ...Они вернулись после суда. Инна сказала: не уходи...  и  стала  его
целовать, целовать, целовать будто сошла сума, -  каждый  палец,  каждый
ноготь, каждый сустав, и он не мог ее остановить, и ему казалось, что он
попал под бешеную летнюю грозу, когда земля смешивается с небом...
   Адам сидел, прикрыв глаза. Сердце его сильно стучало, а под  ребрами,
как брошенная собака, выла тоска.
   - Я пойду погуляю с Раддой.
   Он взял собаку и пошел звонить в телефон-автомат.
   Радда неуклюже полезла в телефонную будку, но Адам ее не пустил,  от-
пихнул ногой и плотно прикрыл дверь. Он хотел быть наедине с Инной.
   Заныли гудки. Потом он услышал ее голос.
   - Это я, - сказал Адам, волнуясь. - Ну, как ты?
   - Противно в городе, - сказала Инна.
   - В городе очень противно. Я к тебе сейчас приеду. Но я не один.
   - А с кем? - удивилась Инна.
   - С собакой.
   - Не надо.
   - Почему?
   - Она линяет.
   Подошел человек и сильно постучал монетой по стеклу.
   - Я тебе перезвоню, - пообещал Адам. Он не мог говорить с Инной, ког-
да ему мешали. Не мог раздваиваться, должен был принадлежать только ей.
   Адам вышел из телефонной будки... Радды не было. "Придет,  -  подумал
он, - куда денется..." Он стоял и ждал, пока поговорит тот,  с  монетой.
Потом подошла женщина. Он переждал и ее, невольно прислушиваясь к разго-
вору. Женщина кричала, что ее муж совершенно не выходит на улицу, гуляет
на балконе пятнадцать минут в день. А если выходит из дома -  только  за
водкой, а прогулка сама по себе для него невыносима и вообще  невыносимо
состояние здоровья. Здоровье он воспринимает как болезнь.
   Радда не появлялась. Адам забеспокоился и пошел домой. Дома  ее  тоже
не было. Он снова спустился вниз и пошел к автомату, надеясь, что  Радда
стоит там и ждет.
   Но возле автомата ее не было.
   Адам пошел дворами, приглядываясь к собакам-одиночкам и собачьим ком-
паниям. Вышел на площадь. Их дом стоял неподалеку от вокзала. Адам поду-
мал вдруг, что ее могли украсть приезжие и увезти на поезде. С тем, что-
бы охотиться. Шотландские сеттеры - это лучшие  охотничьи  собаки  и  на
птичьем рынке стоят сто рублей. Он пересек площадь и пошел к пригородным
электричкам. Ходил вдоль поездов, толкаясь в толпе, и громко звал: "Рад-
да!
   Радда!" - и все на него оборачивались.
   Потом он снова пересек площадь, вернулся к автомату и стоял на меньше
двух часов. Несколько раз он порывался уйти и уже уходил, но снова возв-
ращался и стоял, как столб. Часы на вокзале показывали  уже  одиннадцать
вечера.
   Адам вошел в будку, набрал номер Инны и сказал:
   - У меня пропала собака.
   - Тогда приезжай, - сказала Инна.
   - Не могу.
   - Почему?
   - У меня пропала собака.
   Они замолчали, и это молчание было исполнено  взаимного  непонимания.
Адам подумал вдруг, что его колокольня, наверное, самая неудобная и про-
шита сквозняками, потому что никто не хочет лезть на нее вместе с ним.
   Вадим проснулся среди ночи, будто кто-то тронул его за плечо. Он  вы-
был из сна и явственно понял: собаку украли. Кто-то поманил ее, она пош-
ла, потому что еще ни разу за все свои шестнадцать лет не встречалась со
злом и даже не представляла, что оно есть на свете. Вадим купил  ее  не-
дельным щенком, они со Светланой любили ее как дочку. Радда питалась  их
добротой, любовью и не представляла, что есть другая пища.  Они  никогда
не бросали Радду, никому не доверяли, и если кто-то один уезжал в отпуск
или в командировку, то другой оставался с собакой. А сейчас она на  нес-
колько минут осталась на улице одна, и ее украли. Ее позвали, она пошла.
Вадим представил себе, что будет, когда вор увидит,  что  она  старая  и
почти слепая. Что он сделает с ней? Выгонит?  Или  убьет?  Хорошо,  если
убьет. А если выгонит? Вадим представил себе  свою  собаку  -  слепую  и
больную, с хроническим заболеванием почек. Он делал ей уколы  антибиоти-
ков, и она сама подходила к нему и  подставляла  ногу  под  иглу.  Вадим
представил себе растерянность и недоумение Радды, если  ее  будут  бить.
Именно недоумение, потому что она не знала, что это такое.
   Вадим резко сел на постели. Он увидел, что Светлана тоже сидит.
   - Как это могло случиться? - Она протянула к нему руки, плача,  будто
желая получить ответ прямо в ладошки.
   - Как?
   "Я вас предал - вот как, - подумал Вадим. - И ее. И тебя".
   - Может быть, завтра вернется, - сказал он. - Просто заблудилась.
   Ребенок орал, надрывался, а  семнадцатилетняя  Пескарева  преспокойно
отправилась в туалет.
   - О! Мамаша называется, - осудила Инна. - Ребенок орет, а ей хоть  бы
что...
   - Не привыкла еще, - сказала Ираида. - Сама еще ребенок. Ей  в  куклы
играть.
   На посту зазвонил телефон. Ираида сняла трубку, послушала и сказала:
   - Тебя.
   Инна взяла трубку и побледнела. Кровь отлила от головы, сердце  заба-
рахталось, не справляясь. Это был тот человек, которого она любила.
   - Когда и где? - спросила Инна. Все остальные вопросы  были  лишними,
тем более что ее ждали грудные дети, которые имели право не ждать.
   - Семь, - сказал он. - Телевизионная башня.
   "Почему телевизионная башня?" - подумала Инна, отходя к  орущему  ре-
бенку. А потом вспомнила, что он живет возле ВДНХа, и значит, до телеви-
зионной башни ему удобно добираться. А то что ей пилить через всю  Моск-
ву, так это ни при чем. К тому же он передвигается на собственной  маши-
не, а она на общественном транспорте.
   Инна взяла ребенка на руки. Он был запеленат под грудку, а ручки сво-
бодны, и он поджал их, как зайчик. У него была послеродовая  желтушка  и
черные волосики, и он походил на япончика. Подошла семнадцатилетняя Пес-
карева, взяла своего япончика, достала полудетскую грудь. Ребенок забес-
покоился, дернул личиком вправо - промахнулся мимо соска, потом влево  -
опять промахнулся, и в третий раз попал точно, вцепился. Инна  подумала:
недолет, перелет, цель. Так же обстреливают с воздуха,  и  этот  военный
маневр называется "вилка".
   Япончик мощно тянул материнское молоко, постанывая от жадности.  Инне
вдруг стало пронзительно жаль этого ребеночка и его маленькую маму. Ста-
ло жаль всех на свете, и себя среди всех. Она поняла, что из встречи ни-
чего путного не получится. Нечего и ходить.
   - Ну, - спросил он с насмешкой. - Отдохнула?
   - Отдохнула, - осторожно ответила Инна, пытаясь определить дальнейший
ход беседы.
   Пока она ехала к нему на трех видах транспорта, все думала, что он ей
скажет, и проговаривала про себя варианты. Первый: он скажет: "Я так ус-
тал бороться с собой и с тобой. Вся душа испеклась  и  скукожилась,  как
обгорелая спичка. Давай больше не будем расставаться ни на секунду.  По-
ложим души в любовь. Пусть отмокнут".
   Второе: "Привык я к тебе, как собака к палке. Давай поженимся, черт с
тобой". Она спросит: "А твои причины?" Он скажет: "Нет причины  главнее,
чем любовь".
   Третий, самый неблагополучный вариант: он скажет:
   "Инна, подожди еще четыре месяца". Тогда она с достоинством  подожмет
губы и ответит: "Но не больше ни на минуту". И они отсчитают ровно четы-
ре месяца от сегодняшнего дня, назначат день,  час  и  место.  Назначат,
когда и где им предстоит встретиться, чтобы больше не расставаться.
   - Ну и что? - спросил он. - Нашла себе?
   Инна внимательно смотрела в его лицо, пытаясь разгадать по его глазам
хотя бы один из вариантов, но беседа шла по какому-то иному  логическому
ходу. Ни одного из вариантов не предусматривалось. Видимо,  его  причины
были все-таки главнее, чем любовь. И это по-прежнему были его причины, а
не ее. Инне захотелось сказать: "Нашла". Тогда он бы спросил:  "А  зачем
же ты пришла?"
   Она: "А зачем ты звал?"
   Он: "Посмотреть".
   Она: "Посмотрел?"
   Он: "Посмотрел".
   Она: "Ну, пока".
   Он: "Пока".
   И она уйдет. И чужие старые собаки, размахивая пузом,  будут  скакать
вокруг ее жизни.
   - А я и не искала, - ответила Инна.
   - А почему так долго думала? - не поверил он.
   - Вспоминала.
   - Врешь?
   - А зачем мне искать? Ты есть у меня.
   Дальше он должен был сказать: "Я так устал от разлуки" и т.д.  Но  он
самодовольно сморгнул, как человек, который боялся, что его  обворовали,
но вот он зажег свет и убедился, что все на месте. Он успокоился,  само-
довольно сморгнул и предложил:
   - Давай посмотрим "Пустыню".
   Фильм только что вышел и там были заняты  замечательные  артисты.  Он
включил зажигание и, глядя через плечо,  попятил  машину.  Инна  поняла:
программа была прежней. Сейчас они пойдут в кино, потом поедут к ней,  а
потом он пойдет домой. Все, как раньше. С той разницей, что  раньше  она
ждала, а сейчас вопрос ожидания был снят с повестки.  Новая  схема  была
такая: устраивает - пожалуйста, не устраивает - пожалуйста.  Можно  было
не предполагать и не догадываться, а просто спросить об этом.  Но  тогда
на прямой вопрос она получит прямой ответ, и после  этого  оставаться  в
машине будет невозможно. Надо будет уйти. А она так давно его не видела.
   Подъехали к кинотеатру.
   - Поди посмотри, что там, - велел он.
   Инна вышла из машины и стала подниматься по широкой лестнице к касса-
ми. Захотелось вернуться и спросить: а почему я? Кто из нас двоих мужчи-
на? Вспомнила, как они с Адамом выходили из магазина.  Он  открыл  перед
ней дверь. За дверью стоял нетрезвый плюгавый мужичонка, и Адам чуть  не
снес этого мужичонку с поверхности земли.
   - Осторожно... - сказала Инна.
   - Пусть он сам "осторожно", - возразил Адам. - Идет королева.
   А тут королева пилит через всю Москву на трех видах  транспорта,  те-
перь бежит к кассам, потом повезет его к себе домой, будет утешать, шеп-
тать на ухо, сколько он достоинств в себе совмещает. И это вместо  того,
чтобы держать возле груди своего собственного япончика...
   Сеанс был неподходящий, и фильм шел плохой, хоть и итальянский.
   - Вы не скажете, где идет "Пустыня"? - спросила Инна у кассирши.
   - Позвоните ноль пять, - предложила кассирша.
   Инна нарыла в кармане монету, подошла к автомату и набрала 05. Разум-
ный женский голос тут же отозвался:
   - Тринадцатый слушает.
   - Скажите, пожалуйста, где идет фильм "Пустыня"? - спросила Инна, ди-
вясь, что женщина под номером "тринадцать" спрашивает и слушает так вни-
мательно и индивидуально, будто находится не на работе, а дома.
   - Позвоните, пожалуйста, через десять минут, - интеллигентно попроси-
ла женщина, будто действительно была не на работе, а дома, и варила  ко-
фе, и боялась, что он убежит.
   - Я не могу через десять минут! - крикнула Инна.
   Но трубку уже положили.
   Инна снова вернулась к кассирше.
   - Скажите, пожалуйста, а у вас есть... - она зашевелила  пальцами,  -
ну как это... киношное меню?
   - Что? - не поняла кассирша.
   - Ну... такой листок, где написано, где что идет.
   - Обойдите кинотеатр с другой стороны. Там должно быть.
   Инна вышла и стала спускаться по лестнице,  чтобы  обойти  кинотеатр.
Следом за ней шли два здоровенных парня, или молодых мужика.
   - Я за три дня побывал в Ереване, Тбилиси и Баку, - сказал один  дру-
гому.
   - Значит, ты не был нигде, - ответил другой. - Ни  в  Ереване,  ни  в
Тбилиси, ни в Баку. Правда, девушка?
   - Он был в самолете, - сказала Инна и оглянулась на машину. Ей  хоте-
лось, чтобы Он увидел ее, и  увидел,  что  она  нравится  и  годится  на
большее, чем на то, чтобы ею забивали недостающие участки в  жизни.  Как
чучело паклей. Но Он не увидел. Он смотрел перед собой.  Его  лицо  было
мрачным и сосредоточенным, и Он походил на собственную жертву.
   Инна обошла кинотеатр, но меню не увидела. Она решила, что была  нев-
нимательна, и пошла во второй раз, ощупывая глазами стены. И  вдруг  она
поймала себя на том, что кружит, как лошадь в шахте. Мать  рассказывала,
что в прежние времена в шахтах работали лошади и двигались по кругу  де-
сять и двадцать лет. Потом они слепли, но не знали об этом, потому что в
шахте все равно темно. А потом их поднимали на землю, но они уже не мог-
ли видеть ни неба, ни травы. И, очутившись на земле, начинали ходить  по
кругу, хотя это было уже не надо. Но иначе они не умели.
   Инна сошла с круга, пересекла дорогу и направилась к автобусной оста-
новке. Подошел автобус. Она вошла в него и села на сиденье, которое было
выше остальных. Автобус тронулся. Инну стало сильно трясти, и она  дога-
далась, что сиденье располагается на колесе. Она пересела поближе к  во-
дителю, но тогда по ногам пахнуло жаром, видимо, в этом месте была  ото-
пительная система.
   Инна встала и поехала стоя в полупустом автобусе, держась  за  ручку.
Думала о том человеке, которого она любила. Он, наверное, решит, что Ин-
на стоит в длинной очереди за билетом. Потом ему надоест ждать, он  вый-
дет из машины и поднимется по лестнице к кассам. Там он спросит  у  кас-
сирши: "Вы здесь не видели... такую высокую блондинку?" Потом он обойдет
вокруг кинотеатра, вернется в машину, подождет еще немного и поедет  до-
мой. А во втором случае, то есть в том случае, если бы Инна не ушла, они
вдвоем бы пошли в кино, потом он проторчал бы у Инны, а потом поехал до-
мой. Во всех случаях он возвращался домой, как самолет на аэродром.  По-
летает и приземлится. Но у самолета - расписание и график, а у  этого  -
свободный полет. У него никто не спрашивает отчета. Он пользуется полной
свободой внутри жестоких обязательств. Как орел в зоопарке. Инна  вспом-
нила его мрачное лицо, подумала, что никакой он не орел  и  не  самолет.
Несчастный человек. И его причины  -  действительно  очень  уважительные
причины, и он горит с четырех сторон, как подожженная газета. И он любит
ее, Инну, как сейчас говорят: по-своему. Наверное, ту лошадь в шахте то-
же любили по-своему, и по-своему сочувствовали, и давали ей с ладони са-
хар и пряники.
   Инна доехала до станции метро, сошла с автобуса и разыскала  телефон-
ную будку. Набрала номер Адама. Номер состоял только  из  четных  чисел,
легко запоминался, был прост и ясен, как Адам. Запели гудки. У Инны было
сейчас состояние,