. Но  я
сосредоточился и сказал:
   - Я рад за тебя. Ты молодец.
   - Это ты молодец. Ты возвел меня в ранг королевы, и я сама стала ина-
че к себе относиться. А ведь другие относятся к человеку так, как он сам
к себе относится. Правда?
   Я закрыл глаза, и мой плот стал съезжать с волны, как с горы. Он  все
съезжал и съезжал... Но что-то держало меня, будто за волосы. Вопрос Ки-
ры. Она что-то спрашивала, и я не мог выпасть из времени, пока не отвечу
на ее вопрос.
   - Поэтому я и не работаю, - проговорила Кира  откуда-то  издалека.  -
Королевы ведь не работают?
   - Не работают, - повторил я последние услышанные слова.
   - Или что-то делают? - усомнилась Кира.
   - Что-то делают, - повторил я.
   Кира могла разозлиться и сказать, что разговаривает сама с собой,  но
мне было все равно.
   - Что с тобой? - заметила Кира.
   - Умираю...
   - Да брось ты...
   - Налей мне в ванну горячую воду, - попросил я, чтобы отослать ее  от
себя.
   Она побежала в ванную и запела. Я слышал плеск воды и ее голос.
   Потом она вошла и спросила:
   - Тебе как лучше, чтобы я ушла или осталась?
   Мне хотелось, чтобы она ушла, но сказать это было невежливо.
   - Как хочешь...
   - Тогда я пойду.
   Кира хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице. Я лежал и  какое-то
время слышал ее шаги. Слабая тень сожаления качнулась во мне,  оттягивая
меня от равнодушия.
   Я закрыл глаза. Меня снова потянуло в глубину океана, но я  снова  не
мог в него погрузиться. Мне опять  что-то  мешало.  Телефон.  Он  звонил
беспрестанно, как будто испортился контакт.
   Я" протянул руку, нащупал телефон и взял трубку Я поднес ее к  уху  и
услышал голос Тамары. Мы жили в одном подъезде, и Тамарин  голос  звучал
так громко, как будто она стояла здесь же и кричала мне в ухо. Она  кри-
чала, чтобы я повез ее завтра  по  всем  фирменным  магазинам:  "Ванда",
"Власта", "Лейпциг" и "Ядран".
   Соленая волна накрыла меня с головой. Я выплюнул воду и сказал:
   - Но ведь "Лейпциг" и "Власта" через дорогу.
   - Ага... - заорала Тамара, будто я подкинул сухой хворост в  ее  кос-
тер. - "Ванда" - в центре. А "Ядран" - на выезде из Москвы. На полпути к
Ленинграду.
   Тамара молчала. Ждала. Я должен был ей что-то ответить.
   - Ладно, - ответил я. - Если не умру...
   Я положил трубку. Отдыхал. Боль куда-то ушла. Я ощущал ее как  воспо-
минание о боли.
   Может быть, цианистый калий в сочетании с яблочным  джемом  дает  ка-
кое-то нейтральное соединение. А скорее всего Гарика просто надули. Сис-
тема "Я - тебе, ты - мне" оказалась ненадежной.
   Я закрыл глаза и поплыл в обыкновенный сон. Меня по-прежнему чуть по-
качивало на волнах, но мой плот шел к берегу.
   Я уже знал, что не умру. Иначе кто же повезет Тамару по магазинам...


   ПЛОХОЕ НАСТРОЕНИЕ

   Районный детский врач Виктор Петрович - молодой человек с  внешностью
разночинца - сидел, ссутулившись, и прослушивал очередную пациентку.  Он
передвигал стетоскоп по ее голой спинке, говорил: "Дыши... не  дыши...",
потом замолкал, глядя куда-то в угол.
   Мать стояла здесь же, в кабинете, держа в  руках  детские  одежки,  с
тревогой смотрела на врача, пытаясь определить по  его  лицу  дальнейшую
судьбу своей дочери. Но по лицу ничего понять было невозможно. У Виктора
Петровича было такое выражение, будто ему десять минут  назад  позвонила
жена и сказала, чтобы он больше не приходил домой. Либо только что  выз-
вал главный врач детской поликлиники и потребовал, чтобы Виктор Петрович
написал заявление об уходе.
   Девочка послушно дышала или не дышала, с восторгом косилась на  мать.
Она была тщеславным ребенком и любила находиться в центре событий.
   Виктор Петрович выдернул из ушей костяшки стетоскопа  и  сказал  мед-
сестре:
   - Пишите рецепт.
   Медсестра сидела по другую сторону стола в белом халате и красной мо-
херовой шапке. Казалось, будто она не на работе, а  просто  зашла  поси-
деть. Шла мимо и зашла.
   - Как зовут? - спросила медсестра.
   - Меня? - переспросила мать. - Лариса.
   - При чем тут вы? - обиделась медсестра.
   - Маша Прохорова, - вмешалась девочка.
   - Одевайтесь, - велела медсестра.
   Лариса торопливо стала натягивать платье на Машу. Платье не шло,  по-
тому что волосы намотались на пуговицу. Лариса спешила.  Маша  кряхтела.
Виктор Петрович ждал с вежливым отвращением.
   - Следующий! - вызвала сестра.
   Вошла следующая пара: бабушка и внучек. Оба принаряжены, с  радостны-
ми, торжественными лицами, будто пришли в гости и не сомневаются, что им
очень рады.
   - Раздевайтесь! - предложил Виктор Петрович, обречено глядя в окно.
   Лариса и Маша справились наконец с платьем, забрали рецепт и вышли из
кабинета.
   Трехлетняя Дашка сидела на стуле и честно  поджидала.  Увидев  своих,
она слезла со стула и вложила свою руку в руку матери. Лариса взяла Даш-
ку за одну руку, Машу - за другую и повела их вниз по лестнице.
   Маша шла возле стены, а Дашка - по другую сторону, везла руку по  пе-
рилам, сгребая в ладонь все существующие в районе микробы.
   - Убери руку, - приказала Лариса.
   - Почему? - спросила Дашка.
   - Потому что потому, все кончается на "у", - ответила Лариса.
   Такой ответ был непедагогичным, но Лариса знала свою дочь: отсутствие
логики действовало на нее гипнотически. Так и сейчас: она сняла с  перил
руку и даже сунула ее за спину.
   Маше наоборот - все нужно было объяснять подробно, выделяя причины  и
следствия и их взаимосвязь.
   Когда наконец добрались до раздевалки, то выяснилось, что пропал  но-
мерок.
   Стали искать в сумке и по карманам, не желая верить  и  не  мирясь  с
пропажей. Потом еще раз прошуровали все отделения сумки, все  карманы  и
кармашки. Номерка не было нигде.
   - Потеряли, - созналась Лариса, виновато глядя на гардеробщицу в  си-
нем халате.
   - Ищите! - постановила гардеробщица и, считая аудиенцию  законченной,
ушла в глубь своего царства.
   Лариса взяла дочерей за руки, и все трое побрели обратно,  напряженно
глядя в пол, прочесывая  глазами  каждый  сантиметр  сиреневато-бежевого
паркета.
   В районе уборной Даша нашла большую черную пуговицу с четырьмя дырка-
ми, а в кабинете Виктора Петровича -  блестящий  фантик  из-под  конфеты
"Чародейка". Эти трофеи они принесли гардеробщице, но не  заинтересовали
ее.
   - Не нашли, - сказала Лариса, и ее лицо стало жалостливым  и  винова-
тым. А девчонки смотрели нахально и весело, будто ничего и не случилось.
   - Вот так и будут все терять, - обиделась гардеробщица. - А  я  отве-
чай!
   - Я заплачу! - обрадовалась Лариса. - Сколько стоит номерок?
   - Рубль, - официально объявила гардеробщица.
   Лариса помнила, что, отправляясь в поликлинику, не взяла с собой  де-
нег. Но рубль мог оказаться в сумке. Она  снова  прошуровала  глазами  и
пальцами все отделения. Ей попались четыре монеты по 15 копеек, три - по
десять, пятак и еще пять копеечных монет.
   В это время к гардеробу подошла пожилая дама с ленточкой  в  волосах.
Волосы сзади и с боков были забраны под эту ленточку в аккуратный валик.
Такую прическу носили перед самой войной, и дама осталась верна этой мо-
де. О ней нельзя было сказать: бабушка. Именно - дама. Брови у нее  были
подрисованы черным карандашом. Причем линии - естественная и искусствен-
ная - имели разное направление. Своя бровь шла вниз, а рисованная вверх.
   Дама подозрительно оглядела Ларису, ее  брюки,  подпоясанные  ремнем,
дремучую челку до середины зрачков. Потом посмотрела на детей -  тоже  в
брюках и с челками, и в ее глазах выразилось беспокойство за современную
молодежь и за будущее всей планеты, которую придется передавать  в  руки
таких вот. Так же, наверное, чувствовал себя Леонардо да Винчи в  глубо-
кой старости, когда не видел вокруг себя ни одного  достойного  ученика,
кому можно было бы передать свои кисти.
   По законам времени, по биологическим законам, Лариса с детьми  должна
была жить после нее и вместо нее и от этого не нравилась еще больше. Да-
ма с брезгливым недоверием посмотрела на Ларису, а потом на  гардеробщи-
цу, как бы делясь с ней своими сомнениями.
   Лариса тоже покосилась на даму и приказала детям  подвинуться,  чтобы
не загромождать собой пространство. Все было вполне вежливо и пристойно,
но извечный конфликт поколений серой тенью пролетел над гардеробом.
   Лариса еще раз пересчитала копейки и протянула  гардеробщице  тяжелую
горсть. Этот жест последовал сразу после обмена взглядами, и гардеробщи-
це было неловко принять деньги из неуважаемой руки.
   - Не возьму я твои деньги, - строго сказала гардеробщица.
   - Почему? - растерялась Лариса, держа протянутую руку на весу.
   - А зачем они мне? Мне номерок нужен, а не деньги.
   Дама тем временем оделась и ушла, но гардеробщице было  уже  неудобно
отменять принятое решение.
   - А кому же мне их отдать? - спросила Лариса.
   - Отнеси сестре-хозяйке...
   Лариса сомкнула пальцы, сжала мелочь в ладони и пошла в конец коридо-
ра. Дети побрели следом, держась поодаль, как чеховские нахлебники.
   На белой двери висела табличка: "Сестра-хозяйка".
   Лариса постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет.
   Сестра-хозяйка в белом халате и белом колпаке, похожая на  булочницу,
рылась в ящике своего стола, видимо, что-то  разыскивая,  и  была  очень
сосредоточена на этом занятии.
   - Простите, мы потеряли номерок, - сказала Лариса.
   - Ну и что? - сестра-хозяйка отвлеклась от своего ящика.
   - Вот. - Лариса разжала ладонь и показала монеты - желтые и  светлые,
большие и маленькие - почти все образцы, имеющиеся в денежном обращении.
   - Ну и что? - не поняла сестра-хозяйка.
   - Деньги, - объяснила Лариса.
   - А я при чем?
   - В гардеробе сказали, что я могу вам отдать.
   - Почему мне? - неприятно удивилась сестра-хозяйка. В ней была задета
щепетильность малооплачиваемого человека.
   - А кому?
   - Где потеряли, там и отдайте.
   Сестра-хозяйка снова стала искать в ящике то, что ей было нужно.
   - Извините, - смущенно проговорила Лариса и вышла из кабинета. Закры-
ла за собой дверь.
   - Я кушать хочу, - пожаловалась Даша.
   - А я пить... - поддержала Маша.
   - Кто держал номерок? - с раздражением спросила Лариса.
   - Она. - Даша показала на сестру.
   - Не я, - отреклась Маша.
   - И это дети... - горько заключила Лариса. - Раззявы. Халды. Почему у
других дети никогда не простужаются и ничего не теряют? Вот сдам вас  на
пятидневку.
   Даша и Маша выслушали. Поверили. На их души опустилось горе.
   - Не ходите за мной! - приказала Лариса. - Стойте здесь. На этом мес-
те.
   Она ускорила шаг и пошла к гардеробу.
   Возле барьера уже выстроилась порядочная очередь, и гардеробщица ору-
довала в поте лица.
   - Сестра не взяла, - сказала ей Лариса через головы.
   Гардеробщица промолчала. Она тащила охапку пальто, взвалив ее на свой
живот.
   - Может, все-таки возьмете? - Лариса протянула через головы  кулак  с
мелочью.
   - Не лезьте, - попросила женщина. - Тут с детьми стоят.
   - Я уже стояла, - объяснила Лариса.
   - Ни стыда, ни совести, - отозвалась другая, из середины  очереди.  -
Им плюй в глаза, а они скажут: дождь идет.
   Гардеробщица продолжала молча выдавать пальто, делая вид, что не зна-
ет Ларису. Видит первый раз.
   Ларису оттеснили от гардероба.
   Она выглянула в коридор. Дети стояли там, где она  их  оставила,  под
плакатом о вреде алкоголя. Маша тихо плакала. А Даша рассматривала  пла-
кат: у нее была потрясающая способность: моментально приспосабливаться к
новым обстоятельствам и ни о чем не сожалеть.
   - Что ты ревешь? - спросила Лариса, подходя. - Ну, что ты ревешь?
   Маша нырнула головой, вытянула губы и зарыдала еще вдохновеннее, пос-
кольку было кому показать свое горе.
   Маша плакала абсолютно так же, как тетя  Рита.  У  них  в  роду  была
дальняя родственница, старая дева, окончившая  свою  жизнь  в  доме  для
престарелых. Так вот, когда тетя Рита плакала, у нее складывались губы и
дрожали брови - абсолютно так же, как у Маши. Вернее, у Маши так же, как
у тети Риты, и было непонятно: через какие тайные пути передались приро-
де эти сочетания хромосом...
   - Давай мириться, - предложила Лариса и присела перед Машей. Та нава-
лилась на мать своим тяжелым тельцем и сладко обрыдала ее  лицо,  горячо
дыша в щеку.
   - Ну, все, - сказала Лариса, целуя мокрое личико.
   - Все?
   Маша кивнула, продолжая источать слезы, но не горькие, как прежде,  а
легкие и просветленные. Брови и щеки были в красных нервных пятнах.
   Даша стояла рядом как истукан, с интересом рассматривая нарисованного
неаккуратного дядьку с красным носом.
   "Вся в Прохоровых, - подумала Лариса. - Прохоровская порода".
   Из кабинета вышла сестра-хозяйка.
   - Простите... - начала Лариса, но  сестра-хозяйка  прошла  мимо,  как
проходит генерал мимо новобранца. Потом она вернулась и заперла кабинет,
и ее широкая спина как бы говорила: "Ходят тут... еще  пропадет  что-ни-
будь..."
   - А куда мне обратиться? - спросила Лариса, глядя в недоступную  спи-
ну.
   - Обратитесь к своему лечащему врачу, - ответила сестра-хозяйка  зау-
ченными интонациями.
   Видимо, все мамаши обращались к ней с медицинскими вопросами,  и  она
всех отсылала к своему лечащему врачу.
   Виктор Петрович передвигал стетоскоп по детской спинке, говорил: "ды-
ши", "не дыши". Потом вытащил из ушей костяшки стетоскопа и посмотрел на
вошедшую Ларису.
   - Ну что? - спросила мама мальчика, беря в плен глаза Виктора  Петро-
вича.
   - То же самое, - ответил Виктор Петрович, осторожно выводя свои глаза
из плена ее зрачков. - А что может быть другого?
   Женщина промолчала. Надежда в ее  сознании  не  мирилась  со  здравым
смыслом, а Виктор Петрович стоял на стороне здравого смысла.
   - А если не делать операцию? - тихо спросила женщина.
   - Но ведь мы уже говорили об этом, - мягко напомнил Виктор  Петрович.
- Что я могу сказать нового? Я могу повторить только то, что  уже  гово-
рил.
   Женщина молчала. Она стояла со спокойным лицом, но Лариса видела, что
это спокойствие  опустошения,  когда  все  вычерпано  изнутри,  осталось
только оболочка. В кабинете установилась неподвижная душная тишина.
   - Вам что? - Виктор Петрович посмотрел на Ларису.
   - Ничего...
   Лариса вышла в коридор. Вокруг ходили люди, но  Лариса  не  замечала.
Она существовала в капсуле чужого несчастья, как косточка в виноградине,
и не могла двинуться с места.
   Очередь разошлась. В гардеробе было пусто. Гардеробщица сидела на та-
буретке и вязала на спицах. Сестрахозяйка стояла перед  ней,  облокотив-
шись о барьер, и смотрела на ее руки.
   - Значит, пятьдесят две петли. Запомнила? - спросила гардеробщица.
   - Пятьдесят два раза считать? - спросила сестрахозяйка.
   Теперь ее не поняла гардеробщица, и обе  некоторое  время  напряженно
смотрели друг на друга.
   - Пятьдесят две лицевых и пятьдесят две изнаночных или всего  пятьде-
сят две? - выясняла сестра-хозяйка  и  в  это  время  увидела  Ларису  с
детьми. - О! Тащатся... Фудзиямы...
   Почему "фудзиямы", Лариса не поняла. Может быть, от их темных волос и
темных глаз отдаленно веяло Востоком.
   - Я кушать хочу, - напомнила Даша.
   - И я, - поддержала Маша.
   - Я вас очень прошу: дайте нам пальто. Пожалуйста. Я  больше  не  мо-
гу... - тихо пожаловалась Лариса.
   - Никто вас и не держит, - удивилась сестра-хозяйка. - Давайте  номе-
рок и идите домой.
   Она обладала властью над Ларисой и, должно быть, испытывала некоторое
тщеславие и не хотела с этим расставаться.
   - Вы же знаете, что номера нет. Нам что теперь, раздетыми идти?
   - А как мы найдем ваши пальто? - поинтересовалась сестра-хозяйка.
   - Я сама найду.
   - Ты-то найдешь... - неопределенно сказала гардеробщица,  намекая  на
то, что Лариса может прихватить с вешалки чужие вещи, охраняемые непоте-
рянными номерками.
   - Вы мне не верите?
   - А почему мы должны кому-то верить, а кому-то не верить? -  спросила
сестра-хозяйка, и это было резонно.
   До тех пор, пока в обществе существуют воры, - существуют  номерки  и
гардеробщики. Воры, по всей вероятности, необходимы в общем вареве жизни
- для того, чтобы люди умели отличить Добро от Зла, ценить одно и проти-
востоять другому. Воры существовали еще при рабовладельческом обществе и
ничем не отличались от обычных людей - до тех пор,  пока  что-нибудь  не
крали.
   - Но что же делать? - растерялась Лариса. - Не ночевать же тут...
   - Зачем ночевать? Ночевать не надо. - Сестра-хозяйка забрала у гарде-
робщицы клубок и спицы. - Всего пятьдесят две или всего  сто  четыре?  -
вернулась она к прежней теме.
   - Почему сто четыре? Пятьдесят две. Вяжи вот такой кусок, - гардероб-
щица развела пальцы - большой и указательный на всю ширину. -  А  потом,
как петли скидывать, я тебе закончу. Тут главное: макушка.
   Сестра-хозяйка воткнула спицы в клубок.
   - Которые пальто останутся, отдашь без номерка, - распорядилась она и
пошла.
   - Как останутся? - не поняла Лариса.
   - Будем закрывать, все пальто разберут, а ваши небось останутся.
   - А когда закрывать?
   - В восемь часов.
   - Значит, я до восьми должна стоять и ждать?
   В этот момент сестра-хозяйка проходила мимо  Ларисы.  Лариса  испуга-
лась, что она сейчас уйдет и ничего нельзя будет изменить. Гардеробщица,
как более низкий чин, не посмеет ослушаться и отменить распоряжение.
   - Подождите! - Лариса схватила сестру-хозяйку за рукав.
   Сестра-хозяйка вздрогнула и выдернула  руку.  Тогда  Лариса  схватила
сильнее, чтобы удержать во что бы то ни стало, несмотря ни на что.  Хотя
бы ценой собственной жизни.
   А далее произошло то, что бывает во время опытов по физике в физичес-
ком кабинете, когда между двумя сближенными шарами сверкает разряд.
   Грянул гром, сверкнула молния, и Лариса вдруг почувствовала, что  ле-
тит в угол к аптечному ларьку, скользя по паркету на напряженных  ногах.
Далее она запомнила себя сверху мягкого  тела  сестры-хозяйки,  а  потом
оказалась внизу, ощущая лопатками жесткий линолеум, в  глазах  все  было
белым от халата. Монеты, желтые и серебряные, со звоном  раскатились  по
всему гардеробу.
   Аптекарша выглянула из ларька и сказала:
   - Надо милиционера позвать. Пусть ей пятнадцать суток дадут.
   Маша и Даша дружно заревели, широко разинув рты, и так  зашлись,  что
даже посинели. Гардеробщица испугалась, что дети не продохнут и погибнут
от кислородной недостаточности. Она метнулась к темным  гроздьям  пальто
и, вернувшись, бросила на барьер две белых болгарских шубки  и  перекра-
шенную дубленку Ларисы.
   Мамаши с детьми подходили к гардеробу, но боялись ступить  в  опасную
зону. Успех был переменным. Сестрахозяйка превосходила массой, а  Лариса
- темпераментом.
   Несколько добровольцев бросились в середину сражения и растащили жен-
щин по разным углам, как на ринге. Они стояли и тяжело дышали и не могли
слова молвить.
   - Хулиганка, - сказала аптекарша.
   - Это что ж, - поддержала сестра из регистратуры, - если каждый будет
приходить и бить персонал, что же от нас останется...
   Гардеробщица тем временем торопливо одевала Машу и  Дашу.  Застегнула
на шубках все пуговицы, надела пуховые башлыки, затянула шарфики,  чтобы
дети не простудились и не пришли опять со своей мамой.
   Лариса высвободилась из рук добровольцев. Взяла свою дубленку и пошла
к дверям, одеваясь на ходу, теряя из рукавов перчатки и  платок.  Кто-то
подобрал и отдал ей.
   Дети молча поплелись следом, в одинаковых шубках и пуховых башлыках.
   На улице выпал снег. Земля была белая, нарядная. Небо  -  мглистое  и
тоже белое.
   Раньше, десять лет назад, на этом месте стояла  деревня  с  кудрявыми
палисадниками, вишневыми деревьями. Сейчас здесь выстроили новый  район,
но снег и небо остались деревенские.
   На тротуаре стоял старик и смотрел себе под ноги. Лариса тоже посмот-
рела ему под ноги, там валялся огрызок яблока. Старик  поднял  голову  и
сказал:
   - Знаете, я