зко изменился.
     -- Эвакуация? Не слишком ли круто? Почему ты уверен, что  в лесу черные
крысы?
     Пендер  коротко рассказал ему, что видел сам, о чем узнал от  других, о
своих выводах. На несколько секунд воцарилось молчание.
     -- Извини, Лук, боюсь, этого недостаточно.
     -- Недостаточно? Ты шутишь.
     --  Нет, старик,  не  шучу. Слушай,  я  собираюсь сейчас  на совещание.
Торнтон со своим Уитни-Эвансом что-то  там назначили на девять часов. Сообщи
мне потом.
     -- Ладно, сообщу.
     Пендер физически ощущал, как  его  пригибает к  земле. Торнтон, конечно
же, уже  попросил  Говарда  приостановить  дело,  а он был личным секретарем
министра   сельского  хозяйства,   рыбоводства  и  продовольствия,  а  также
осуществлял  связь  между  компанией  и  правительством.  "Крысолов"  всегда
работал в  тесном контакте с министерством химических удобрений  и борьбы  с
вредителями, хотя это министерство было отчасти виновато в Нашествии и потом
подозревалось в укрывательстве  статистики по черным крысам, но тем не менее
они все теснее  и  теснее  сплачивались. Конечно, Говарду  не было  никакого
резона  идти  против  одного  из личных  секретарей,  который  наверняка был
"связями" Уитни-Эванса.
     --  Ты  меня  слушаешь.  Лук?  --  прервал  Говард  размышления  своего
сотрудника.
     -- Слушаю.
     -- Хорошо. Совещание будет в Центре. Кроме директора, я бы хотел видеть
ту  девушку,  которая  обнаружила  крыс,  и  главного  лесничего. Дагдейл из
Инспекции  безопасности  тоже  будет.  Не   расстраивайся,  Лук,  скоро  все
выяснится.
     -- Хорошо бы,  и  побыстрее.  Ты ведь помнишь, как ситуация  в  Лондоне
вышла из-под контроля.
     -- Конечно,  помню. Я  же был в самой  гуще событий. Однако теперь, мне
кажется, мы имеем дело с единичным случаем.
     -- Хотел бы я разделить твою уверенность.
     -- Не стоит больше говорить об этом сейчас.  --  Наигранное спокойствие
покинуло заведующего научной частью.
     -- Чтобы я не расстроил кого-нибудь еще?
     -- Нет. Потому что это совершенно секретно, -- отрезал Говард.
     -- Ребята из школы и их учительница видели крыс.
     --  Да,  но  я  так  понял,  будто их  убедили, что они  видели кого-то
Другого.
     -- Да? -- безразлично переспросил Пендер.
     -- Поговорим позже. Лук?
     --  Хорошо.  --  Пендер  положил  трубку  и  поймал  себя  на том,  что
заглядывает в глаза Милтону. -- Мне надо выпить.
     -- Жаль, не могу с вами, -- виновато улыбаясь, сказал Милтон.  -- Скоро
должна начаться лекция, и мне надо встречать нашего гостя.
     Пендер  кивнул и,  подавив  в  себе ярость,  вышел  из  кабинета.  Если
случится несчастье, пока  они  теряют время... И все же он  их понимал.  Это
гигантское  мероприятие --  выселить отсюда всех  людей, и оно,  несомненно,
посеет панику  если не в  зеленом поясе,  то  в близлежащих районах. Даже  в
Лондоне.  И  если   окажется,  что   тревога  ложная...  Он  постарался   не
додумывать... Девушка видела крыс,  а она, кажется, не из тех, кто поднимает
крик, не разобравшись.
     Он вернулся  в приемную  и увидел  там Дженни Хэнмер, разговаривавшую с
высоким  бородатым   мужчиной.  Она  заметила   его  и  улыбнулась.  Бородач
обернулся.
     --  Привет, Лук, --  окликнула  его Дженни.  -- Это Вик Уиттейкер,  наш
старший учитель.
     Пендер  кивнул. На его взгляд, учителю было под сорок,  и  его короткая
черная бородка уже наполовину поседела. Уиттейкер  не отрываясь  смотрел  на
крысолова.
     -- Я очень огорчен  тем, что Дженни  мне рассказала, мистер  Пендер, --
сказал он.
     -- Есть чем огорчаться, -- ответил  Пендер и повернулся к  девушке.  --
Сегодня будет совещание, Дженни. Начальники хотят, чтобы вы присутствовали.
     -- Разве они ничего не собираются предпринимать? -- спросила Дженни.
     -- На совещании они  решат, что делать.  Но  мы должны убедить  их, что
угроза существует на самом деле.
     -- Странно! Конечно...
     -- Я  понимаю. Я уже  прошел через  все  это.  Наверно, разумно навести
справки, прежде  чем вырабатывать  план действий.  Поскольку вы единственный
свидетель,  то  вы должны  убедить  их  в том, что  не  были перевозбуждены.
Остальные доказательства косвенные.
     --  Думаете, она  их убедит?  --  спросил  Уиттейкер.  Пендер  помолчал
немного.
     --  Сказать по правде, понятия не имею. Мое мнение -- они теряют время.
А сейчас все,  что я хочу, -- это  поесть и выпить  пива. Не хотите со мной,
Дженни?
     -- Хочу, -- сказала Дженни, и Пендер поймал недовольный взгляд старшего
учителя.
     -- А как насчет лекции? Вы не пойдете? -- спросил Уиттейкер.
     --  Не  думаю,  Вик,  чтобы  я  сегодня  была  в  состоянии  слушать  о
путешествии натуралиста в Иран и Персидский залив, -- ответила она. -- После
того, что я сегодня видела, мне надо выпить.
     -- До  свидания. -- И Уиттейкер  направился к аудиториям. Пендер сделал
вид, что не заметил этого обмена репликами.
     -- Итак,  -- с улыбкой попросил он, -- везите меня в бар. Они  миновали
большое  здание, примыкающее к  Центру, и повернули южнее, используя дальние
фары, потому что на лес уже спустилась темнота. Вся  дорога была в выбоинах,
и  Пендер  держался поближе к середине, выключая фары и удаляясь  к обочине,
когда навстречу выезжала машина. Он обратил внимание на то, что они проехали
мимо  высоких  кирпичных  стен,  скрывающих,  как  ему  показалось, довольно
большие владения. Свернув налево, он наконец увидел освещенные окна.
     --  Это дом  главного  лесничего, -- сказала  Дженни.  --  Таких  домов
немного, но они тут есть.
     -- А что это справа? -- спросил он, увидав непонятный знак.
     -- Центр изучения солнца.
     -- Он имеет к вам какое-нибудь отношение?
     -- Да нет. Иногда мы работаем вместе.
     Неожиданно  из-за облаков появилась серебряная  луна,  и  вся местность
стала видна  как на  ладони. Они проехали ферму, потом дорога резко свернула
вправо, и они оказались на крутом склоне.  Справа были дома, слева  конюшни.
Общественные  заведения располагались на вершине напротив нескольких зданий,
окруженных высоким проволочным заграждением.
     -- Что это? -- спросил Пендер.
     -- О,  это здания полиции.  Здесь тренировочный лагерь для курсантов. У
них еще есть стрельбище и собачья площадка.
     Пендер свернул  на стоянку возле бара и остановился. Когда они вышли на
ночной воздух, его пробрала дрожь.  На  пороге бара он оглянулся и  с высоты
обозрел  нежно-зеленые  поля,  спускающиеся  к  густому темному  лесу внизу.
Однако  то,  что он увидел на ровной  площадке возле  бара,  привело  его  в
шоковое состояние.
     -- Дженни, что это? Что это такое? Дженни проследила за его взглядом.
     -- Дома на колесах. Только без колес.
     -- Вы знаете, сколько здесь этих домов?
     --  Два участка. На  одном штук двадцать, и  на  другом -- тридцать или
сорок. Они разделены фермой. Второй находится в конце Хорнбим-лейн, но о нем
мало кто знает. Он как-то на отшибе. А здесь, думаю, двадцать домов.
     -- Боже  мой, --  вырвалось  у Пендера. -- Я и не знал, что здесь живет
так много  народу- Может, нас потом засмеют, но мне бы очень хотелось, чтобы
мы ошиблись с крысами.
     Пока он говорил, луна вновь спряталась за тучу, и он вдруг почувствовал
себя совершенно беззащитным.  Тогда он  взял Дженни  под  руку и  повел ее в
зовущее тепло бара.
        "Нападение"
     Существо  задвигалось  на  постели  из  соломы  и  влажной земли,  хотя
двигаться  ему  было трудно из-за непомерной  толщины, да  и ноги  уже давно
отказывались  его держать. Другие тоже шевелились в темноте. То какой-нибудь
стон,  то   шорох  нарушали  тишину  в  темном  подземелье.  Никто  не  смел
приблизиться к существу, лежавшему в углу, боясь его ярости, зная, что будет
немедленно  разорван в  клочья. Причем  не самим существом, а тремя  черными
стражниками, всегда находившимися поблизости.
     Повсюду валялись кости, и изредка кто-нибудь в темноте хватал их и грыз
мощными  челюстями,  перетирая  в порошок.  В  ленивой атмосфере  подземелья
сгущалось  беспокойство, и существо в углу  хорошо  это  чувствовало. Из его
глотки  вырвался  булькающий  звук,  рядом раздался  такой же.  Все затихли,
прислушиваясь.
     Тучное существо металось на  соломе, а все остальные прижались к земле,
обернулась  серыми  булыжниками,  выставили  мясистые шеи,  исполняя  ритуал
самоуничижения.
     Существо было старое и не помнило, как попало в  это  место, как прошло
долгий  путь  по  подземным  туннелям,  сжимаясь  в  темноте  от страха, как
огромные   исполины  гремели  над   головой,  как  оно   созывало  остальных
пронзительным  визгом,  не  давало  им  разбегаться,  когда  они удирали  от
преследователей,  которые  беспощадно   уничтожали  их,  и  только  инстинкт
выживания  был им тогда  союзником. Они вышли из подвала и  уничтожили своих
спасителей, съели их прежде, чем отправились дальше.
     Унаследованное  знание  вело  их  под  землю,  хотя среди них  не  было
взрослого  зверя,  который бы  стал их  вожаком,  потому  что свою мать  они
сожрали,  еще когда  сидели  в  подвале. Существо подчинило  себе братьев  и
сестер с самых первых дней, хотя они были из  одного  помета,  но оно сильно
отличалось от  них. Они  были  темные, с черно-коричневой  шерстью.  Оно  --
совсем другое.
     Оно вело их по туннелям, давая им отдых, только когда они уже совсем не
могли  двигаться.  Два самых  слабых зверька поддержали их силы и  почти  не
сопротивлялись  перед  смертью.  А  они  все   шли,  затаиваясь  при  звуках
человеческой речи, уже зная, что люди -- их враги, которые охотятся на них и
уничтожают  их.  Свежий воздух больно  укусил их в  нос,  и они  попрятались
обратно. Однако  вожак смело шагнул дальше, и остальные последовали  за ним.
Над ними было ночное небо, и они старались держаться мест потемнее.
     Некоторые решили оставить безлюдные тропинки и уйти туда, где были дома
и бегала пища, но  вожак им  не позволил. Они  все  еще  не вышли за пределы
города,  значит,  опасность  грозила  им  каждое мгновение.  Весь  день  они
прятались  где-нибудь,  дрожа  от страха,  радуясь, если  им  удивлюсь найти
какое-нибудь  укрытие  под  землей.  А потом  приходила ночь, и с нею всегда
что-нибудь новое, еще неизведанное, и они были счастливы.
     Раньше  им   никогда  не  приходилось  видеть   высокую  траву,  и  они
наслаждались  мягким  ложем  и  убежищем  одновременно.  Она  просто  кишела
крошечными зверьками, которые еще не знали  страха и  очень  хотели играть и
веселиться. Однако вожак запрещал им это, он знал, что их окружают враги. Он
вел их дальше от железной дороги, от  туннелей, прорытых под городом, он вел
их  в лес, в  новый  мир,  где они смогут свободно дышать  и  сколько угодно
бегать. Он чувствовал, что и тут есть люди, но чем дальше они уходили в лес,
тем меньше там ощущалось присутствие людей.  Они пересекали твердые бетонные
ленты, не помня  себя от страха перед мчащимися чудовищами со сверкающими  в
ночи  глазами,  а  едва  начинался  рассвет, устраивались на отдых. Они  еще
боялись, но самое страшное, кажется, уже осталось позади.
     Звери скоро привыкли  к  новой  жизни, но глупее  не  стали.  Они  были
огромные  и  внушали ужас другим обитателям леса, и они размножались. Только
один,  внешне  отличавшийся от  других,  никак  не мог  успокоиться,  ибо не
чувствовал себя в безопасности. И ему чего-то  не хватало. На открытом месте
он ощущал незащищенность. Поэтому они двинулись дальше. Всегда ночью, всегда
сплоченной  стаей,  они  пробирались  в  высокой  траве  и прятались,  когда
всходило  солнце. Они забрались в самую лесную  глушь, и вожак нашел наконец
для себя место, где он мог не бояться врагов, где в вечной тьме мог спрятать
свое  не похожее на других тело.  Он нашел  идеальное логово.  Вожак был уже
стар. Он прожил дважды столько, сколько живут его сородичи, и он спаривался,
и у  него  было  потомство, похожее  на него.  Правда,  немногие  выжили,  а
выжившие были  слабы  и не могли защитить  себя. Тем не менее они повелевали
другими, которые  рождались  на свет черными.  Так они  жили вместе.  Черные
добывали еду и приносили ее в логово для вожака и его детей.
     Сам  вожак  никогда  больше не покидал логова, он  слишком  ожирел  для
этого.  Но  он  еще  правил  своими  сородичами, хотя чувствовал нарастающую
напряженность. Стаей  овладевало беспокойство, и  черные и такие  же, как он
сам, жаждали чего-то,  а чего -- сами не понимали. Их было уже очень  много,
но несколько лет  им  удавалось оставаться незамеченными. Унаследованный ими
от предков страх удерживал их в лесу подальше от людских глаз. Однако похоже
было  на  то, что сила,  помноженная  на количество, придавала им храбрости,
которой они не обладали прежде. А жажда усиливалась с  каждым днем, и лесные
звери, которых они убивали, не в силах были утолить ее.
     Существо, лежавшее в углу, хорошо знало, что это  за жажда,  потому что
именно оно  внушило  ее  остальным.  Оно  мечтало о  том,  что  ему  удалось
попробовать однажды много лет назад.
     Две головы  качались в темноте из  стороны  в сторону, и  липкая  слюна
текла из их ртов, когда существо вспоминало вкус человеческого мяса.
        "Глава 6"
     -- Алан, давай лучше останемся в машине. Там холодно.
     Женщина поплотнее закуталась в пальто и удобнее устроилась на сиденье.
     -- Идем, Бэбс, не так уж там холодно. Я тебя согрею.
     Мужчина обернулся к ней, обнял и прижал к себе.
     -- У меня уже мурашки, -- пожаловалась женщина.
     -- Мы остановились возле самой дороги. Сплошные машины.
     -- Ну отъедем немного подальше. Алан с трудом скрыл раздражение.
     -- Дорогая, это невозможно. Мы застрянем в грязи. К тому же я ничего не
вижу и вполне могу въехать в дерево.
     Женщина  вздохнула, покоряясь. Что  толку спорить? Алан всегда  в конце
концов добивается своего. И, надо признаться, ей это обычно нравилось.
     Алан Мартин занимался продажей недвижимости в Лаутоне, а Бэбс -- миссис
Ньюэлл -- служила у  него секретаршей. В свои двадцать девять лет он  был на
подъеме  и весь устремлен  в будущее, она же в тридцать  пять уже перевалила
свою  вершину  и  мало думала о  будущем.  Пятнадцать  лет  замужества и два
сына-подростка почти заглушили  в ней всякие  желания. Ее жизнь протекала по
заданному руслу, и случавшиеся  неожиданные повороты ничего в ней не меняли.
Наверное, ей нужно было бы  радоваться. У  нее хороший, правда,  скучноватый
муж,  и  сыновья  растут  замечательные,  хотя  немножко   слишком   шумные.
Замечательный  дом,  может, немножко  маленький, но прелестный. И  телевизор
есть  цветной.  И  даже  собака  на удивление послушная.  Иногда ей  кричать
хотелось от всей этой красоты. Ее Рег солидный, что называется "соль земли",
ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК, он не ходит  по дому в ковровых  шлепанцах, не курит трубку
-- он не из тех. Зато он крутит самокрутки, чтобы сэкономить на сигаретах, и
держит  кроликов  на  заднем дворе, и каждые воскресенье  и  среду принимает
ванну. Он всегда находит время помочь мальчикам с уроками или ответить на их
вопросы,  вечером  выводит на  прогулку собаку, даже  под  проливным дождем,
всегда  предлагает  вымыть посуду,  даже если она предпочитает  это  сделать
сама, и  всегда оставляет грязные туфли за  дверью. Он ни  разу не поднял на
нее руку, ни разу не пропустил субботнее утро, когда они занимались любовью,
ни  разу  не  попросил  ее  попробовать что-нибудь  новенькое,  ни  разу  не
воспользовался никакими мерами предосторожности, кроме как  излить сперму ей
на живот, и ни разу она не смогла поймать его мастурбирующим.
     Ах, Рег, ну почему ты такой скучный в постели?
     Алан грубо, жадно впился губами в ее губы.  Он был плохой, эгоистичный,
но он возбуждал ее. Бэбс давно уже поняла, что ее привлекает его непохожесть
на надежного  Рега.  Он,  конечно  же,  дрянь  и  только использует  ее  для
удовлетворения  своей  похоти.  Но  с  этим все  в  порядке,  она  тоже  его
использует.
     Ей  в  голову  не  приходило бросить мужа и  мальчиков,  потому что она
любила их. Но  она женщина, и ей нужно еще  что-то, кроме уюта.  У Рега есть
его кролики, у нее -- вот это.
     Бэбс, родив мальчишек, никогда не оставляла  мысли вернуться на работу,
где она могла бы встречаться с малознакомыми людьми, которые были ей гораздо
интереснее, чем соседи и родственники. Домашняя  работа была ей  скучна, она
изматывала ее и не сулила ничего нового, поэтому дом  постепенно перестал ее
стимулировать.  Однако  на работу она пошла  скорее по необходимости, потому
что заработок Рега становился  все  меньше и меньше от недели к неделе, и ее
судьбой  распорядилась инфляция. Рег  работал контролером  в одной рекламной
фирме,  и  за его  спиной не  было  профсоюза, который бы  гарантировал  ему
увеличение заработка хотя бы в  соответствии с  растущими  ценами, так  что,
периодически  накачиваемый  Бэбс, он  согласился, чтобы  она вновь  пошла на
работу.  Мальчики уже выросли  и меньше нуждались в ней, с этой стороны тоже
не было проблем, а Рег был достаточно чувствительным, чтобы  понять, как его
жене надоело сидеть дома.
     -- Пойдем, дорогая, давно мы уже  не  проделывали это  на воле. -- Алан
сквозь теплое пальто  потискал  ее полные груди. -- У меня в  багажнике есть
плед, ты не промокнешь.
     Бэбс уже почувствовала возбуждение, кровь быстрее побежала по ее жилам.
     --  А что, если мы  на кого-нибудь наткнемся? --  спросила она, но в ее
голосе уже нетрудно было распознать страстные нотки.
     -- Бэбс, не глупи. Кто это будет бродить ночью по лесу?
     --  Сегодня  мне  нельзя  задерживаться.  Он  посмотрел  на  светящийся
циферблат.
     -- Сейчас без десяти восемь. Когда ты обещала быть?
     -- В  половине.  Я сказала Регу,  что мы  будем сидеть над  конторскими
книгами. Он обещал сам накормить мальчиков.
     -- Добрый старина  Рег, -- сказал Алан  и,  ни  о чем больше не  думая,
ухватил губами ухо Бэбс, хотя все-таки он не удержался и беззвучно произнес:
"Ну и кретин".
     Груди Бэбс поднимались  и опускались, словно ее  накачивали воздухом, и
она плотно сжала  колени, чувствуя,  как повлажнело  у нее между ног.  "Алан
замечательный любовник, -- подумала она, -- и такой бескорыстный". И  -- она
уже дрожала от наслаждения --  такой требовательный. Интересно,  такой же он
требовательный со своей молодой женой?
     -- Ну, идем, Алан, -- сказала  она,  и в голосе у нее звучал призыв. --
Только найди местечко поукромнее.
     Он вылез из своего желтовато-коричневого "капри" и полез в  багажник за
пледом. Бэбс тоже вышла из машины, закрыла  дверь и проверила замок. К своей
машине  Алан относился очень серьезно. Она  огляделась.  Прохладный вечерний
воздух  остудил  ее  пыл,  и  ей  подумалось, что  в  свете луны лес кажется
сказочным.
     -- Ну же, Бэбс?
     Алан уже был рядом, и по его дыханию она поняла, что он хочет  ее.  Ему
нравилось  экспериментировать,  нравилось  все  время  пробовать  что-нибудь
новое.  За семь  месяцев, что  она  знала его,  из  них  шесть  близко, они,
наверное,  изучили все возможные  позиции. И хотя она была старше  его,  все
равно  вела  себя  как девчонка,  жаждущая все  узнать и все попробовать.  В
обеденный перерыв в конторе, когда все уходили, а она и Алан делали вид, что
у  них много работы, они забирались в чулан, где хранились  папки со старыми
делами, и занимались любовью на полу, опираясь на них или подкладывая их под
себя. Он бил ее по заду ремнем, использовал задний проход вместо  влагалища,
кусал  ее груди, пока  она  не  начинала  стонать  от боли, вливал ей в  рот
столько спермы, что она захлебывалась ею. Она садилась ему на лицо, и он пил
ее; перетягивала ему член  его собственным галстуком и дергала за него,  так
что он, крича от боли, прыгал  по комнате; она  садилась на него, скакала на
нем, терзала его, мазала его кр