поднять ее.
Рука женщины упала  на плечо Калвера, будто в случайном любовном  объятии, и
он прикусил губу,  чтобы не закричать: на  руке у женщины не было  ни одного
пальца. Отправив и это тело вслед  за предыдущим, они снова наклонились  над
грудой  трупов  и  увидели девочку,  чье  крошечное  тельце не  было тронуто
крысами. Видимо, та женщина,  которую  они только что спустили вниз, закрыла
своим телом дочку, не дав крысам добраться до нее, ребенок просто задохнулся
под тяжестью навалившихся на нее тел.
     Калвер опустился  на  колени возле девочки и откинул с ее лица светлые,
почти  белые, пушистые  волосы. Трое мужчин  стояли возле него, не зная, что
делать. Калвер положил девочку  на  бок,  как будто  она спала,  и он хотел,
чтобы  ей было  удобнее.  Когда он поднялся, их поразило выражение его лица:
они ожидали каких-то признаков  жалости, быть может, даже невольных слез, но
лицо Калвера перекосило от гнева, глаза холодно блестели, а губы были плотно
сжаты.
     Впервые  Брайс  увидел,   что  за  бесстрастием  этого  немногословного
человека,   который   ворвался   в   их   среду  при   таких   драматических
обстоятельствах  всего  несколько  недель  назад,  скрывается  интенсивность
чувств,  которая  может  проявиться  в  момент  наивысшего напряжения. Брайс
понял,  что  Калвер  человек   сверхэмоциональный,  с  обостренным  чувством
ответственности,  и   отчего-то  испытал  неловкость  рядом   с  ним.  Брайс
догадался, что сейчас ему открылось в Калвере то, что Дили разглядел в нем с
самого начала. Не  зря он  с таким упорством пытался все  это время привлечь
Калвера  на  свою сторону, завоевать его доверие, включить в состав правящей
команды. Но  Калвер был  сам по себе,  не примыкая к  команде Дили,  но и не
принимая сторону тех, кого Дили за глаза называл штатскими. Ни те, ни другие
не считали Калвера своим, и тем не менее обе стороны доверяли ему.
     Чувства -- тонкая штука, и Брайс  понимал, что  только при чрезвычайных
обстоятельствах,  когда человек  уже не  в состоянии  сдерживать  себя,  они
проявляются   со   всей  силой,   в   своем  истинном  значении,   ничем  не
замаскированные. Брайс не мог объяснить, почему это внезапное открытие имело
для  него  такое  большое  значение,  но тем не менее он испытал облегчение,
увидев, как ему  казалось, настоящее лицо Калвера, и почувствовал себя в его
обществе более безопасно. Теперь он тоже доверял ему.
     Калвер  уже тащил  другого  покойника.  На сей раз это был мужчина, чьи
глазницы зияли огромными  темными дырами, будто через них протащили какой-то
толстый  предмет. Фэрбенк быстро шагнул вперед, помог Калверу поднять труп и
положить  его  на  панель  между  эскалаторами.  В этот момент  их  внимание
привлекло что-то движущееся сверху таким же образом по панели вниз.
     -- Что это? -- вскрикнул Фэрбенк.
     Все проследили за  его  взглядом  и  увидели  черное  существо, которое
двигалось по направлению к ним, набирая скорость.
     Фэрбенк  в  ужасе  отшатнулся  от  перил,  а  Мак-Ивен  быстро  вытащил
пистолет, но Калвер остановил его руку и сказал:
     -- Не надо, успокойтесь. Она мертвая. Фэрбенк с  облегчением вздохнул и
шагнул к перилам, вытянув руки, чтобы задержать крысу.
     --  Не  трогайте, --  спокойно, но настойчиво сказал Калвер.  Фэрбенк с
недоумением посмотрел на него, но подчинился. Когда крыса пролетела мимо, он
понял, что Калвер прав: у нее не было головы. Фэрбенк снова зашатался, теряя
сознание. Мужчины проводили летящую вниз крысу лучами своих фонарей.
     -- Кто мог это сделать? -- спросил Фэрбенк прерывистым шепотом.
     --  Тот  же, кто  сделал  все это,  -- сказал  Калвер, осветив  фонарем
кровавое месиво вокруг них. -- Пошли. Я думаю, теперь мы сможем пройти.
     Держась за перила, чтобы не потерять равновесие, он пошел вверх.
     -- Подождите минуту, -- остановил его Брайс.  -- Они все еще могут быть
там,  наверху.   Ведь  кто-то  спустил  вниз  это   чудовище.   Калвер,   не
останавливаясь, шел вперед.
     -- Скорее  всего, это мы потревожили его. Оно могло лежать на перилах и
от вибрации соскользнуть на панель.
     Мужчины  за  спиной  Калвера  недоверчиво   переглянулись,  но  все  же
последовали за ним.
     Мак-Ивен снова вынул из кобуры пистолет.
     Прежде  чем выбраться  наверх,  им пришлось разобрать еще  два  завала.
Сделали они  это довольно быстро, без каких-либо  эмоциональных  всплесков и
заминок.   Брайс   был  поражен   тем,  что  сознание  человека  так  быстро
приспосабливается к обстоятельствам. Еще совсем недавно он и предположить не
мог, что будет так механически, с таким безразличием ворочать обезображенные
трупы.  Болезненная  тошнота еще подступала  к горлу, но это уже  была чисто
физиологическая  реакция. Нервная  система, психика  как бы  отключились  от
происходящего.
     Наконец  они  преодолели  эскалаторы.  Но  никакого  облегчения это  не
принесло.  Осветив  фонарями  круглый  кассовый  зал,  они  увидели огромную
открытую могилу, еще более страшную, чем та, что осталась позади. Серый свет
дня  просачивался в зал  через два боковых входа вместе с потоками  дождевой
воды.  При  этом тусклом освещении  груда  тел казалась  бесформенной  серой
каменной глыбой.
     Калвер вспомнил день взрыва, толпу, в страхе бежавшую к метро в надежде
найти там  убежище от смертоносной пыли, которая вот-вот должна была выпасть
на землю,  вспомнил давку на  эскалаторах, когда  люди рвались вниз, в более
безопасное, как им казалось, место,  в  туннели.  Он вспомнил обезумевшие от
страха лица  людей,  которых они с  Дили  встретили у  входа в туннель. Эти,
спасаясь  от  какой-то неведомой тогда Калверу  и Дили опасности, стремились
наверх,  навстречу потоку. Именно  потому этот маленький зал оказался битком
набит. Те,  кто знал о крысах, остались здесь,  думая, что эти  чудовища  не
осмелятся подняться наверх, что само скопление людей отпугнет их.  Но ведь в
зале  наверняка было  полно  раненых  и  умирающих,  запах  свежей  крови  и
разлагающейся плоти был настолько сильным, что эти твари добрались и сюда.
     Калвер в мельчайших подробностях вспоминал тот день. Все  словно  вновь
ожило,  и  он  видел не зал,  забитый разлагающимися трупами, а этот же зал,
наполненный людьми, в панике бегущими в разные стороны.  Его фонарь выхватил
из  полумрака  дверь, ведущую  в помещение дежурного  по станции,  она  была
сорвана с  петель, и  Калвер подумал  о  забившемся в  угол,  парализованном
страхом человеке, который разрешил им с Дили взять фонарь.
     Фэрбенк  подошел  к кассе, длинной кабинке  в центре зала, стараясь  не
наступать на трупы и обеими  руками отгоняя мух, которые жадно кружились над
мертвыми  телами. Он  ненавидел  этих  паразитов  почти  так  же  люто,  как
омерзительных  тварей,  учинивших  эту невиданную  кровавую  бойню,  но  еще
сильнее он ненавидел тех, кто послал ракеты.
     Дверь  кассы  была  открыта,  труп мужчины  лежал  наполовину  в  зале,
наполовину в  кассе.  Впечатление было  такое,  что он  пытался  спастись от
чего-то, что угрожало ему в помещении кассы, но это ему  не удалось. Фэрбенк
надавил на  дверь, и она уперлась во что-то  твердое. В открывшуюся  щель он
смог  рассмотреть все. По-видимому, перепуганные нападением крыс люди хотели
спрятаться в кассах, думая, что там они будут в безопасности. Они надеялись,
что  крысам  не удастся проникнуть через ударопрочное стекло  кабины, но  он
увидел, что  две стеклянные панели разбиты вдребезги, а все другие -- сверху
донизу покрыты трещинами.  Возможно, эти повреждения были  вызваны  взрывами
бомб.  Во  всяком  случае,  сквозь эти  трещины  крысам  без  труда  удалось
проникнуть внутрь кабины. Из  кабины исходил невыносимый смрадный  запах, но
Фэрбенк,  несмотря  на  это, не  мог  оторвать взгляд  от страшной  картины,
которая предстала перед ним. Вдруг он вздрогнул, судорога пробежала по всему
телу,  дыхание перехватило,  ему  даже  показалось, что  у него остановилось
сердце.
     -- Боже... Эй, кто там? -- не своим голосом прошептал он.
     Привлеченные его голосом, к кабине подошли его спутники. Они столпились
в дверном  проеме  и  осветили  фонарями  ту  зловещую  картину,  которую  с
болезненным любопытством разглядывал Фэрбенк. Вскоре они  обнаружили то, что
так потрясло его воображение.
     Черная  крыса была  огромной,  почти  два  фута длиной.  Ее чешуйчатый,
напоминающий змею хвост добавлял еще дюймов восемнадцать.
     Шкура топорщилась во все стороны, а массивные  задние лапы были все еще
согнуты, будто она готовилась к прыжку. Но  ее желтые глаза уже остекленели.
И все  же  казалось, что в раскрытой пасти и острых, длинных  клыках  таится
смертельная опасность. Трое мужчин содрогнулись и попятились назад, хотя вся
ее поза и неестественно откинутая назад голова  несомненно свидетельствовали
о том, что она мертва.
     Только  Калвер  прошел  вперед,  наклонился   над  мертвым  животным  и
внимательно осмотрел его. Кто-то забил эту крысу до смерти. Кто-то боролся с
ней.  Наверное, этот человек лежит  здесь, в груде тел, поверженный  другими
крысами, но, по крайней мере, он  или, быть может, она не  сдались без  боя.
Возможно,  здесь, в этой  груде разлагающихся  тел, есть еще  мертвые крысы.
Теперь этого не разобрать. В этом месиве нельзя отличить палача от жертвы.
     От крысиного трупа исходила какая-то необъяснимая зловещая сила. Калвер
дотронулся до внешней стороны впадины на черепе  крысы. Ему хотелось понять,
какой  силы удар  может  убить это чудовище. Кость  под  его  пальцами вошла
внутрь черепа. Она была  хрупкой  и  тонкой.  Никаких следов крови  не  было
видно.  Удар даже  не прорвал  кожу на черепе, но,  очевидно, все  же вызвал
смерть, потому что, перевернув  крысу, Калвер не обнаружил  больше ни  одной
раны  на ее  теле. Возможно, у  них тонкие, как бумага, черепа  и, вероятно,
человек  вполне  может  справиться с  одной-двумя  или  несколькими крысами,
разбивая им головы, но весь  ужас  в том, что они  всегда нападают огромными
полчищами. Калвер  выпрямился  и,  прежде чем выйти из кабины, изо  всех сил
пнул  мертвое  чудовище  ногой,  чтобы   дать  какой-то  выход  невыносимому
эмоциональному напряжению.
     Его спутники, стоя в стороне, молча наблюдали, как Калвер пробирается к
ним,  почти  машинально перешагивая через трупы,  отгоняя  назойливых  мух и
других насекомых,  которые роились  в зале,  как пчелы на пасеке, откладывая
яйца  в открытых ранах. Ужас  охватывал при  мысли,  что эти  насекомые тоже
представляют  смертельную  угрозу.  Размножаясь в  огромном количестве,  они
уничтожат тех, кто еще,  быть может, остался в живых,  заражая их  страшными
болезнями,  вызывая  вспышки эпидемий, с  которыми некому  бороться. Человек
окажется  беззащитным и  перед  этими паразитами.  Только  зима, когда часть
насекомых умрет  или впадет в  спячку,  может принести временное облегчение.
Если, конечно, кто-нибудь доживет до зимы.
     Посмотрев на Брайса, Калвер отрывисто спросил:
     -- Сколько  крыс  жило в канализационных трубах  и туннелях? И  сколько
времени уже об этом известно?
     Брайс  отвел глаза, не  выдержав взгляда  Калвера. Он почувствовал себя
виноватым, будто осуждение и гнев, которые пытался подавить  в себе  Калвер,
были направлены против него, Брайса.
     --  Я не знаю, --  ответил  он. -- Об этом не было никаких отчетов.  Во
всяком случае, я о них не знаю.
     -- Вы лжете. Они слишком большие, и их слишком много. Их нельзя было не
заметить.
     Брайс видел, что все остальные тоже напряженно ждут от него
     ответа.
     -- Клянусь вам...  -- заикаясь от волнения, сказал он.  -- Я  ничего не
знаю об этом... Конечно... какие-то слухи были...
     -- Какие-то слухи? -- зловеще переспросил Калвер.
     -- Только слухи, и ничего  больше. Разные истории об огромных животных,
возможно бродячих  собаках, которые живут в канализационных трубах. Но в эти
истории никто не верил. А в отчетах говорилось лишь о том,  что за последние
годы в городе сильно расплодились крысы.
     --  Да,  но  речь  шла   об   обыкновенных  крысах.   Только  никто  не
поинтересовался, почему они стали бегать по городу.
     --  Вы... вы имеете  в  виду,  что эти  чудовища вытеснили обыкновенных
крыс?
     -- Вполне возможно. Но вы, Брайс, правительственный чиновник, напрягите
свою память. Неужели  вы  не знаете об исчезновении в канализационных трубах
ремонтных рабочих?
     -- Но это всегда случалось, Калвер. Под  городом сотни миль туннелей, а
канализационные проходы  всегда  были  опасны, и  там  всегда жили крысы,  и
вообще Бог знает кто там бродил по этим туннелям.
     -- Брайс! -- нетерпеливо воскликнул Калвер.
     -- Что вы хотите от  меня, Калвер? -- Брайс тоже сорвался на крик. -- Я
работал в министерстве гражданской обороны. И ничего больше не знаю. Уж если
кто-то знает всю правду, так это Дили.
     Калвер   еще  какое-то  время  пристально   смотрел  на  Брайса.  Потом
проговорил еле слышно:
     -- Да, конечно, Дили...
     Калвер вдруг снова вспомнил, как  они с Дили впервые напоролись на крыс
в туннеле в тот страшный день, как он сказал об этом потерявшему зрение Дили
и  как тот спросил: они  черные? Конечно, Дили  все знал о них. Он еще тогда
воскликнул в отчаянии:  нет, только  не сейчас. Наверное, он вспомнил в  тот
момент все, что ему было известно об этих мутантах.
     -- Ну  что  ж,  попробуем  добиться каких-то  объяснений от Дили, когда
вернемся в  убежище, -- оказал  Калвер  и,  повернувшись  к  Брайсу  спиной,
добавил: -- Давайте выйдем наконец на улицу.
     Все  четверо  направились  к  выходу из  зала,  настороженно следя,  не
появится ли  среди массы застывших тел черная  движущаяся  фигура. Несколько
крысиных  трупов  лежало в груде тел. Больше  они не  увидели ничего. Однако
Калвер, обернувшись к Брайсу и встретившись  с ним взглядом, понял,  что тот
тоже  заметил  то,  что  заинтересовало его,  Калвера.  Но  словно  заключив
какое-то молчаливое соглашение,  они  ничего не  сказали  о своем наблюдении
Фэрбенку и Мак-Ивену.
     Дождь барабанил по металлическим ступеням, маленькими струйками взлетая
вверх. Шум  дождя, как и все в этом мире,  был  неузнаваем. Это был сильный,
почти яростный звук, напоминающий многократно повторенный стон.
     -- И небо разрушено, -- сказал Фэрбенк с горечью. И они вздрогнули, все
еще стоя под крышей у выхода  из  метро, промокнув  от летящих на них капель
дождя. Но последний шаг не решался сделать никто.
     --  Проверьте радиацию. Сначала здесь. Потом  снаружи,  -- сказал Брайс
Мак-Ивену, у которого был счетчик Гейгера.
     Мак-Ивен включил висевший у него на плече счетчик, о котором совершенно
забыл, настолько был потрясен всем увиденным. А ведь  он собирался проверять
радиацию  на  каждом  этапе их  пути. Видно, все  пережитое было равносильно
шоку,  если  он  забыл  о такой элементарной мере предосторожности.  Счетчик
заработал, и Мак-Ивен сказал:
     --  Все  нормально. Счетчик лишь  регистрирует частицы, которые  всегда
присутствуют в атмосфере. Пока не о чем беспокоиться.
     -- Ну что  ж, тогда  вперед. Можете  принять  душ, --  сказал Фэрбенк в
своей обычной манере.
     Однако Мак-Ивен не спешил выходить на улицу. Он снял с плеча счетчик и,
вытянув вперед руки, выставил его  под дождь. Но тут же убрал  руки обратно,
будто его обожгло.
     --  Он теплый, дождь  теплый, -- взволнованно  вскрикнул он, интенсивно
стряхивая с рук капли, словно это была не дождевая вода, а кислота.
     -- Что это вы так разволновались? -- сказал Брайс. -- Счетчик ничего не
показывает. Все в порядке.
     -- Тогда  почему  дождь теплый? -- спросил Калвер у  Брайса. Тот  пожал
плечами.
     -- Кто знает, какие сдвиги произошли  в верхних слоях атмосферы.  Может
быть,  холодный  дождь  идет  сейчас где-нибудь  на экваторе.  --  Он  вдруг
заговорил раздраженно, обращаясь к  Калверу: -- Вы спрашиваете меня обо всем
таким тоном, будто я каким-то образом виноват в случившемся. Я всего-навсего
скромный винтик  в правительственном колесе.  От меня мало что зависит. Хотя
моей  задачей  всегда  была  защита  человеческих  жизней,  а  вовсе  не  их
истребление. Именно на этой почве у меня было гораздо  больше столкновений с
министрами из  Уайтхолла, чем  вы можете  себе  представить. Они  собирались
разогнать  силы  гражданской  обороны, и  нам пришлось  поднять общественное
мнение, чтобы предотвратить это. Возможно, вы тоже помните этот инцидент.
     Калвер не успел  ничего ответить,  потому что Фэрбенк, подойдя к мокрой
от дождя лестнице, сказал:
     -- Не  знаю, как  вам, а мне уже  просто не терпится взглянуть  на  это
своими глазами.
     Калвер криво улыбнулся, все еще не отводя взгляда от лица Брайса.
     -- Да. Фэрбенк,  вы правы. Мы  все разделяем ваше нетерпение, -- сказал
он и первым вышел под дождь.
     Дождь был приятным, теплым, ласковым. Калвер  поднял лицо вверх, закрыв
глаза,  будто хотел  смыть  с себя все то  страшное, через  что ему пришлось
пройти.  Мак-Ивен  сказал правду:  дождь был неестественно теплым  и  оттого
казался живым и каким-то ненастоящим. Калвер поднимался  вверх по  ступеням.
Остальные шли за  ним.  Дойдя до верхней ступеньки, он остановился, поджидая
своих  спутников.  Выстроившись  в  одну  шеренгу,  они  медленно огляделись
вокруг, и их лица побледнели еще сильнее. А теплый ласковый дождь все  шел и
шел. Это был единственный звук, который  они  слышали. Вокруг стояла мертвая
тишина.
     Брайс упал на колени и закричал:
     -- Нет, нет, нет!..
        "Глава 12"
     Много  лет  назад,  когда  Калвер  был  ребенком,  кто-то  показал  ему
фотографию, изображающую Боман-Хэмел, маленький  городок около Соммы. Старая
фотография была датирована  ноябрем 1916 года, время первой мировой войны, и
с той давней поры в его памяти навсегда запечатлелся этот образ.
     Бой,  по-видимому,  недавно  закончился.  Голые деревья,  без веток,  с
обгоревшими  вершинами,   ни   единой  травинки,  ни  одного   цветочка   на
развороченной земле. Ни одного дома, одни развалины. Ни одной птицы. Никакой
жизни.  Сплошное  опустошение,  абсолютное  и  бесконечное.  Ему  все  время
казалось, что, если бы он смог войти в эту картину, если бы оказался на этой
мертвой, выжженной земле, вдыхая обжигающий, зараженный  газом воздух, ничто
вокруг  не откликнулось  бы на  его появление. Это ощущение преследовало его
всю жизнь. И вот сейчас он переступил через рамку этой фотографии и оказался
в центре безжизненной пустыни.
     Город лежал перед ними уничтоженный и  растоптанный, нигде не ощущалось
никакого  движения.  Только  дождь,  которому,  казалось,  не  будет  конца.
Некоторые дома  превратились  в бесформенные развалины, другие, разрушенные,
словно   каменные   идолы,  торчали   среди   изуродованных,   покореженных,
перевернутых машин. Фонарные столбы напоминали  скорчившиеся от боли фигуры.
Некоторые,  вырванные из  своих  бетонных  оснований,  лежали  среди  других
обломков,  как  воины  на  поле  брани.  В  грудах  мусора валялись  мебель,
телевизоры,   домашняя  утварь,   разнообразное   конторское   оборудование.
Впечатление  было  такое,  что город вывернул  наизнанку  свои внутренности.
Может быть,  поэтому  от вида столь  безобидных и привычных  предметов спазм
перехватил горло.
     Все это,  открывшееся  взгляду на поверхности, потрясло их  так сильно,
что они уже почти  не обращали внимания на беспорядочно разбросанные повсюду
груды  изуродованных  человеческих тел,  к  виду которых  успели привыкнуть.
Трупы лежали повсюду: в автомобилях,  в перевернутых автобусах, среди мусора
и в развалинах, на дорогах и в дверных проемах не существующих уже домов.
     Мужчины  испытали  некоторое  облегчение, когда поняли,  что  благодаря
ливню насекомым пока не удалось добраться до разлагающихся трупов.
     Они  медленно продвигались  по  мертвому