из  ведра,  укрывая  вечерний  лес  тяжелой  сверкающей
пеленой. В кустах, скрючившись,  сидел человек в синем спортивном костюме  и
не отрывал глаз от тропинки, огибавшей опушку. Ему  уже давно не приходилось
бывать в лесу, с тех самых пор, как он обнаружил в яме человеческие останки.
Сейчас,  сказали,  в лесу  чисто  и нет  никакой опасности, однако  мало кто
поверил  этому и в  лес никто не ходил. Эту часть, где сейчас сидел мужчина,
вряд ли даже можно было назвать лесом, к тому же она не имела  ничего общего
с  Эппинг-форест,  хотя  примыкала   к  нему.  Перед  ним   на  многие  мили
простирались   предместья  Лондона  с  бетонными  тротуарами,  обозначавшими
границу  леса.  Все  же  человек   нервничал  и  то  и  дело  оглядывался  и
всматривался в темноту.
     Он больше  не мог сдерживать свое  желание. Его мать -- Господи, как бы
он хотел скормить эту старую  корову крысам -- все ворчала, ворчала, ворчала
последние несколько недель, ни  разу не  остановившись, чтобы перевести дух.
Он чуть  не сошел  с ума, потому что  она все время гнала  его из дому.  Он,
видите ли, отказался идти в школу. Да откуда ей знать, что ему нельзя идти в
школу в  таком  состоянии, иначе это  может закончиться  преступлением.  Вот
завтра  он будет в полном порядке.  Конечно, на какое-то  время. Капли дождя
сбегали по его  лбу и  собирались  на кончике носа.  Услыхав  стук шагов, он
замер. Из темных кустов позади четыре пары маленьких быстрых глаз следили за
человеком.  От  дождя шерсть этих  зверей казалась совсем черной, а сами они
были  до  того худые  и изможденные, словно  уже  давно не  ели вдосталь. Их
подвижные носы быстро учуяли добычу. Один из них бесшумно пополз к человеку,
дрожа от нетерпения и обнажая острые зубы.
     Другой  забежал   вперед   и   заставил   первого   остановиться.  Шаги
приближались.
     Крысы  метнулись  во тьму,  но  не осмелились  зайти  подальше  в  лес,
которого  теперь  боялись и который  ненавидели.  Сейчас  они вынуждены были
подниматься вверх по склону, как можно крепче прижимаясь к земле, прячась за
любой веткой, потому что только так они еще могли выжить. Один был  вожаком,
остальные   трое  старались  не  отставать  от   него   и   подчинялись  ему
беспрекословно. Когда они добрались до вершины холма, то их чуть не ослепили
серебряные  и  оранжевые  огни, сверкавшие на расстоянии  многих миль внизу.
Вожак  глядел  на  город,  и  в  его  глазах   отражались  миллиарды  огней.
Неутихавший дождь  нашел  для себя тропинку на его голове в  виде старого  и
глубокого  шрама. Черная крыса  открыла  пасть,  и  из  ее глотки  вырвалось
шипение.
     Она пошла дальше, вниз по склону холма, туда, где  горели огни, обратно
в город. Остальные следовали за ней.
     Справка автора
     Названные в этим романе места существуют на самом деле. И заповедник, и
тренировочный полицейский лагерь, и временный городок, и маленькая церковь в
Хай-Бич не выдуманы. Сеймур-холл, название сожженного дома,  вымышленное, но
сам он есть в лесу, в его конюшнях живут свободно гуляющие по округе свиньи,
перерывшие все земли и дороги на довольно большом расстоянии. Персонажи, все
до  единого,  плод  фантазии  автора  в отличие  от их  работы  и служебного
положения.
     Поскольку мой первый роман "Крысы" несколько лет назад вызвал некоторое
волнение в публике,  я считаю необходимым подчеркнуть, что  хотя грызуны все
меньше реагируют на ворфарин, есть  множество других эффективных препаратов.
Так что  пройдет еще  какое-то время,  прежде  чем увеличивающаяся популяция
крыс в Великобритании достигнет критического уровня.
     По крайней мере, в этом году такого не случится.
     1979 год
     Джеймс Херберт
     Рэм -- баран (англ.).


        Джеймс Херберт.
        Вторжение

---------------------------------------------------------------
     "Крысы" #3
     "Domain" 1984, перевод В. Полищук, С. Бурина
     OCR: Сергей Рудченко
-----------------------------------------------------

        "Часть первая"
        "ПРИШЕСТВИЕ"
     Они сновали  во тьме,  эти призрачные существа,  живущие в вечной ночи.
Они замирали, сливаясь с  окружающей их  темнотой, когда огромные монстры  с
грохотом проносились  над ними, наполняя туннели  громом, врываясь в черноту
их убежища, их холодного влажного святилища, стремительно несущимся светом и
сокрушительным весом.
     Не  слишком трусливые,  но  все же достаточно  осторожные,  обычно  они
прятались, когда земля под ними сотрясалась и стены дрожали, пережидая, пока
грохочущее чудовище пронесется мимо. Это был давнишний знакомый враг, но они
хорошо знали: он может погубить неосторожного.
     Они  приспособились  к своему подземному миру и выходили за его пределы
только тогда, когда  привычный мрак подземелья  сливался с темнотой наверху.
Они  еще  хранили  в памяти смутный образ  врага,  целью  которого  было  их
истребление. Он  обитал в надземном мире, залитом ослепительным светом.  Там
можно  было чувствовать  себя в  безопасности,  лишь  когда  это нестерпимое
сияние, постепенно  угасая, сменялось  успокоительной темнотой.  Но эта тьма
все равно не была абсолютной: то тут, то  там сквозь ночь пробивались слабые
огоньки. Правда, эти огни создавали  тени,  а тени всегда  были их надежными
союзниками.
     Неприхотливость в выборе пищи  давно уже стала для них нормой. Поэтому,
совершая вылазки в надземный мир, они никогда не удалялись слишком далеко от
своего  убежища.  Они   питались  себе  подобными   ночными  тварями,  часто
довольствуясь первой попавшейся добычей. Конечно, они предпочли бы волнующий
вкус  влажной  и теплой трепещущей плоти,  но и эта, уже остывшая и никак не
реагирующая на  жгучие ласки их челюстей пища заполняла желудки, поддерживая
их  жизнь.  И они  довольствовались  этим, проявляя и здесь  свою предельную
осторожность. Они никогда не  брали  слишком много и никогда не возвращались
на одно и то  же  место. Это  было что-то  большее, чем обычный страх  перед
естественным  врагом,  --   они  обладали  обостренным   внутренним  чутьем,
порожденным  каким-то трагическим событием, постигшим представителей их вида
много лет назад. Это событие настолько изменило их, что они стали существами
инородными даже среди себе подобных.
     Они научились жить  глубоко  под землей, чтобы не  попадаться на  глаза
врагу,  добывать  еды ровно столько, чтобы не  привлекать к  себе  внимания,
убивать свои  жертвы,  никогда  не  оставляя следов,  и,  наконец, если пищи
оказывалось недостаточно, они поедали друг друга, потому что их было много.
     Они  бесшумно двигались в темноте:  черные, щетинистые,  с  огромными и
длинными  острыми  передними  зубами. Они  всматривались  в  темноту  своими
желтыми  глазами,  принюхиваясь  к  сырому  воздуху подземелья,  но  глубоко
затаившийся  в них инстинкт  жаждал  другого, как будто  еще  неведомого  им
запаха: сладковатого запаха живой человеческой крови. Скоро они его узнают.
     Однажды их чуткие длинные уши уловили далекий вопль, пронзительный вой,
какого они никогда не  слышали прежде. Они напряглись и затихли, привстав на
задние  лапы,  морды  их  задергались,  шкуры  ощетинились. Они  со  страхом
прислушивались к  этому звуку  и немного успокоились только тогда,  когда он
прекратился. Но затем наступила тишина,  еще более  пугающая, чем только что
исчезнувший  звук.  Они  все  еще ждали  чего-то,  затаив  дыхание и не смея
сдвинуться  с  места,  когда  грянул гром, показавшийся  им  в  миллион  раз
оглушительнее   знакомого  грохота,   издаваемого   гигантскими  чудовищами,
обитающими в их  подземных жилищах. Этот жуткий неистовый рев  сотрясал весь
подземный  мир, разрывал  темноту, разрушал  стены и крышу  туннеля, вздымал
землю, а их самих разметал в огромные копошащиеся кучи. От страха они давили
друг друга, царапались когтями и кусались острыми как бритва зубами.
     Вскоре с другой стороны последовал  еще один удар. Воздух был  наполнен
пылью,  дымом, ревом и  криками, переходящими  в  визг. Еще. Еще  один удар.
Надземный и подземный мир непрерывно сотрясались от этих ударов.
     Обитатели подземного  мира, оглушенные шумом,  визжа от ужаса, в панике
рвались в глубь туннеля, стремясь скорее добраться до своего убежища.
     И  не  напрасно  --  созданные человеком  пещеры  выдержали  чудовищное
давление  ударов,  обрушившихся   на  город.  Через  некоторое  время  снова
наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом множества лап.
        "Глава 1"
     Мириам застыла на месте. Что случилось? Что за  паника? И что  означает
этот ужасный воющий звук, напомнивший ей сирены второй мировой войны. О нет,
это не может повториться!
     Она была так потрясена  и испугана, что  продолжала стоять, хотя вокруг
люди  толкались и, распихивая друг друга, мчались куда-то в страхе. Чего они
испугались? Самолетов с  бомбами? Но она  все еще не могла  в это  поверить.
Конечно,  ей  следовало  бы  почаще  смотреть  новости  и  прислушиваться  к
разговорам соседей. Мириам  вспомнила какую-то передачу по радио об усилении
напряженности на Ближнем  Востоке, но  об  этом говорят  уже много  лет. Это
ничего не значит:
     просто новости, слова, прочитанные  вслух хорошо поставленными голосами
дикторов. Это не имело ничего общего ни с покупками в "Теско", ни со стиркой
белья,  ни  с шалостями ее внуков, ни с ее  жизнью в  Чигвеле...  То есть не
имело к ней никакого отношения.
     Все  это   промелькнуло  в   сознании   шестидесятисемилетней   Мириам,
неожиданно застигнутой  непонятным происшествием  на  углу  Оксфорд-стрит  и
Марбл-Арч.  Это  был  чудесный  солнечный июньский лень,  суливший  ей  одни
удовольствия.  Она   просто  собиралась  не  спета  походить  по  магазинам,
присматривая  подходящий  подарок к  свадьбе  Бекки. Внучка у нее красивая и
замуж выходит за хорошего  парня. Арнольд, пусть земля ему  будет пухом и да
простит его Господь,  Арнольд одобрил бы этот брак. Молодой человек, правда,
не  красавец, но жизнь ведь никогда не бывает слишком  щедрой.  Зато  у него
хорошие манеры и деловая хватка. Бекки же не только красавица, но, если она,
Мириам, достаточно хорошо знает свою  внучку, еще и обладает весьма  твердым
характером, что, несомненно,  послужит опорой ее будущему  мужу. Может быть,
этот брак и не совершался на небесах, как принято говорить в особых случаях,
потому  что он давно уже был задуман вполне состоятельными родителями жениха
и  невесты.  Конечно,  можно  назвать   такой  способ  старомодным,  но  еще
оставалось несколько хороших семей, где браки совершались по старинке.
     Выбор подарка не был особой проблемой, так как  она  знала, что главным
подарком  будут  деньги.  Просто  надо было  купить  что-нибудь  красивое  и
практичное,  что можно  вручить  на  свадьбе.  Например,  набор  хрустальных
бокалов  --  это  прекрасная  мысль.   Она  улыбнулась,  довольная  принятым
решением.
     В этот момент и настиг ее воющий звук сирены.
     На Мириам налетела  молодая пара, отбросив ее к витрине. Девушка упала,
молодой человек резким рывком поднял ее, ударив при этом Мириам в грудь.  Он
что-то  кричал,  но Мириам не  понимала,  потому  что все заглушал  стук  ее
собственного сердца и крики других людей. Молодые люди, спотыкаясь, побежали
дальше. Следы расплывшейся туши на  лице девушки  подчеркивали ее мертвенную
бледность.  Мириам проводила их  взглядом,  пока  они  не исчезли в толпе, и
мысленно обратилась  к  своему  покойному мужу:  "Арнольд, объясни  мне, что
происходит? Ведь войны  давно уже  нет. Тем более здесь,  в  Великобритании.
Почему они так испуганы и от чего убегают?"
     Сирены смолкли, но вопли и крики на улице не утихали.
     Пройдя  несколько  шагов, Мириам обнаружила,  что стоит почти у входа в
парк, куда собиралась зайти сегодня с утра, чтобы побродить по его дорожкам,
подойти к озеру, где они  когда-то, много лет  назад, гуляли  с  Арнольдом в
первые дни их знакомства. Глупая женщина -- сейчас так уже никто не говорит:
гуляли. Но это  было такое милое слово, такое... невинное. Да и сама жизнь в
то время была намного чище. Не с Арнольдом, разумеется.  Господи, прости его
грешную  душу.  Хотя,  в  сущности,  он был  не  таким  уж плохим человеком.
Щедрым...
     Удар  в спину  чуть не сбил ее с ног.  Что за манеры сейчас  у людей --
никакого  внимания  к  пожилым  людям,  никакого  сочувствия.  Да и о  каком
сочувствии  можно говорить:  насилуют  старух,  убивают  детей  --  какие-то
кошмарные извращения.
     Она  поняла наконец, что все люди стремятся побыстрее укрыться в метро,
но никак  не  могла решить --  бежать ли ей  со  всеми,  насколько там будет
безопасно.  И  вообще,  она толком еще  не знала,  какая  опасность им  всем
угрожает. Пусть себе бегут -- такой старухе нет смысла бежать вместе с ними.
В толпе ее просто сомнут, и никто даже этого не заметит.
     Глаза  ее  наполнились  слезами, и  она  опять  мысленно  обратилась  к
Арнольду: "Эти люди, они уж точно не заметят старуху..."
     Она взглянула на  небо, словно ища там  ответа, но вместо этого увидела
какой-то  предмет, стремительно  летящий вниз.  У  нее было не очень хорошее
зрение, и она не поняла, что это, но подумала -- может быть, это как раз то,
чего все боятся.
     Она моргнула, чтобы стряхнуть жгущие  глаза слезы,  и это был последний
миг ее жизни: и Мириам,  и обезумевшая толпа вокруг нее исчезли. Мириам даже
не превратилась в пепел, она словно бы испарилась, превратившись в ничто.

     В  гараже продавался самый дорогой  в городе бензин,  но тем  не  менее
покупателей всегда было много. Владелец гаража Ховард прекрасно понимал, что
удачное месторасположение  магазина,  паба  или гаража -- залог  процветания
дела. Его успех был обеспечен тем, что гараж располагался на углу Мидл-Вейл.
     Ховард озабоченно  рассовывал  по  карманам банкноты из кассы. Он  явно
спешил,  так как  только  что  смолкли сирены  и, если  это была  не учебная
тревога,  через несколько  минут город превратится в прах. В этот момент  за
его спиной  раздался  гудок  автомобиля.  Ховард резко обернулся  --  какому
идиоту понадобился сейчас бензин. Он сердито отмахнулся  от водителя, но тот
спокойно показал  рукой на бак. Ховард резко  захлопнул  кассу, оставив  там
часть денег.  "Черт  побери, в конце концов,  это  всего  лишь  деньги",  --
подумал он  и поспешил к  выходу. Возле гаража все еще  стоял автомобиль,  и
водитель вежливо обратился к Ховарду:
     -- Простите, не могли бы вы наполнить мой бак?
     -- Черт побери, вы это серьезно? -- с сомнением переспросил Ховард.
     Мимо гаража в панике бежали люди. На улицах вплотную, бампер к бамперу,
стояли машины, тщетно пытаясь выбраться из образовавшихся пробок. То тут, то
там при их столкновении раздавался лязг металла.
     -- У меня пустой бак, -- настаивал водитель, --  я не могу добраться до
дома.
     -- Черт тебя побери, парень. Езжай на поезде! -- прокричал ему Ховард и
побежал к своему автомобилю.
     Однако,  открыв дверцу, он тут же подумал, что все равно ему  отсюда не
выбраться. Лучше спрятаться в убежище, найти какой-нибудь подходящий подвал,
только бы успеть.
     Он опять пробежал мимо парня в машине, который умоляюще  прокричал  ему
вслед:
     -- Пожалуйста, помогите.
     -- Ради Бога, заправляйся сам, -- отмахнулся от него Ховард. Куда идти,
куда  бежать?  Черт, никто не  думал, что это когда-нибудь  случится.  Никто
никогда не принимал это всерьез.  Все знали, что мы  на грани катастрофы, но
никто не думал, что это  на самом деле  произойдет. Должно быть, это все  же
учебная тревога. Должно быть!
     -- Оставь  деньги на прилавке, -- обернувшись, бросил он парню, который
уже вышел из машины и неловко держал в руке шланг, явно не зная,  что делать
дальше.
     Ховард оглядел близлежащие дома, пытаясь угадать, в  каком из них может
быть подходящий подвал. Об этом же постоянно говорили: спускайтесь в подвал,
закрасьте окна белой краской, забаррикадируйтесь  мешками с песком, запасите
пищу и воду и оставайтесь в своем убежище, пока не услышите  сигнал "отбой".
И все это надо  проделать минут за пять. О Господи, если  бы у него хотя  бы
была краска!
     Он  подошел  к  дверям  ближайшего  паба.  Здесь наверняка должен  быть
большой погреб для хранения  пива. Он  толкнул дверь,  но она  была заперта.
Черт, у них не  может быть  закрыто: они  в  это  время всегда  работали. Он
попытался пройти через бар, но и эта дверь была закрыта. От досады он ударил
кулаком по витрине и крикнул:
     -- Выродки!
     Затем он повернулся к своему гаражу  и  увидел парня, который, кажется,
уже понял,  что ему делать со шлангом.  Ховард  проклинал  себя  за  то, что
потерял  столько  времени,  доставая  деньги  из  кассы. Ему  бы  давно  уже
следовало сидеть в каком-нибудь безопасном подвальчике, а не метаться вокруг
собственного гаража. Но может быть, это  все-таки ложная тревога -- еще ведь
ничего не  случилось, уверял он себя.  Они ошиблись, идиоты проклятые.  Если
что-то  должно было  случиться, то уже  давно случилось бы. Он  посмотрел на
часы и  встряхнул их. Неужели остановились? Ему казалось, что прошло гораздо
больше  времени с тех  пор, как смолкли сирены. Он ухмыльнулся: вот рожа-то!
Поддался общей панике. Бежал куда-то, просил у Бога прощения.
     И Ховард направился  к своему гаражу, с недоумением глядя  на бегущих в
разные стороны людей. Когда вернутся его помощники, сбежавшие, не сказав ему
ни  слова,  едва заслышав сирену,  он  устроит  им  веселую  жизнь.  Ха!  Он
представил себе их испуганные физиономии.
     Парень уже садился в машину.
     --  Эй,  шеф,  подожди-ка,  --  крикнул  Ховард, --  ты  должен  мне...
Ослепительная  вспышка не дала ему договорить. У него подкосились ноги, и он
почувствовал, как заныло в желудке.
     --  О нет... -- простонал он, отчетливо осознав, что это случилось, что
никакой ошибки не было.
     В следующее мгновение он, его  гараж  и парень  в машине  были  опалены
жаром. Следом за этим взорвались емкости с бензином, находящиеся под землей.
Сгоревшие до костей тела Ховарда, парня и всех находившихся поблизости людей
взметнуло в воздух, и даже там кости продолжали гореть.

     Дженет  (настоящее имя Бренда) стояла у окна  своего номера  на девятом
этаже лондонского  отеля "Хилтон".  Взгляд  ее  скользил  по большой зеленой
лужайке перед отелем. Она не спеша закурила сигарету, в то время как пожилой
араб и  два  его  молодых приятеля  поспешно  одевались.  Пожилой  натягивал
белоснежную хламиду, а молодые  -- свои европейские костюмы. Так им и  надо,
этим  педерастам,  глядя  на  них, без особой  злости думала  она,  выпуская
струйку сигаретного  дыма из ярко накрашенных губ. Если  верить  газетам, то
это они виноваты во всем, что случилось: то и  дело требовали выкуп  за свою
проклятую  драгоценную  нефть и  вообще  без  конца  спекулировали  на своем
товаре,  играя  на   любых   дипломатических  оплошностях.  Так  ведет  себя
избалованный ребенок на собственных  именинах:  этому  дам кусочек  торта, а
этому -- нет, потому что он  мне сегодня не нравится. Ну теперь  их праздник
кончился: они за все заплатят, эти арабы. Она внимательно смотрела на людей,
в  панике  бегущих  вдоль Ротен-роу.  Таких было большинство. Но  некоторые,
вроде нее покорившись неизбежности, просто лежали на траве, ожидая того, что
предназначено им судьбой. Дженет вздрогнула, увидев,  как какой-то  пешеход,
пытавшийся  пересечь запруженную  транспортом Парк-лейн,  был  сбит машиной.
Человек --  с  высоты нельзя было  разобрать, мужчина  это  или  женщина, --
взлетев над  капотом, упал на тротуар и  лежал  не двигаясь. Но там,  внизу,
никто даже не обратил на это внимания. Что же, по крайней мере, для него все
было уже кончено.
     За спиной Дженет все еще суетились арабы, криками подгоняя друг  друга.
Первым заспешил к лифту  пожилой,  двое других, на  ходу застегивая  брюки и
р