ять или нет. Чего не бывает.
     -- То есть вы считаете, что есть два вида мутантов? Говард кивнул.
     -- Именно так. Но в этом случае мы предпочли бы сохранить наши знания в
тайне. Достаточно с людей гигантской черной крысы.
     Только сейчас в голову Пендера начало закрадываться подозрение.
     -- Итак?.. -- спросил он настороженно.
     -- Мы  доверились  вам, мистер Пендер,  потому что вы  с  самого начала
приняли  участие в операции,  -- сказал Торнтон.  -- В  самом Деле вы  очень
много сделали.
     --  А  теперь,  когда  вы тоже знаете о втором  мутанте,  мы бы  хотели
попросить вас сделать кое-что еще, -- договорил за Торнтона Говард.
     У Пендера глаза полезли на  лоб и похолодела  спина, когда  он услышал,
чего от него хотят.

     Он привез  Дженни к  себе в отель, где они  поужинали  в  довольно-таки
тягостном молчании. Пендер чувствовал себя слишком уставшим и больным, чтобы
поддерживать  светскую беседу. К  тому же его мысли были заняты предстоявшим
ему в ближайшие два-три дня делом.  Дженни  понимала его состояние и тоже не
желала  говорить  банальности.  Она выпила  вино,  провела  пальцем по  краю
бокала.
     -- Лук,  --  сказала она наконец, --  я не  хочу сегодня возвращаться в
Центр.
     Он удивленно вскинул на нее глаза.
     --  Дженни, там абсолютно безопасно. Светло как днем,  и везде солдаты.
Совершенно нечего бояться.
     --  Да нет, я боюсь, это правда, но я  знаю,  что там безопасно. Мне не
слишком-то  хорошо спалось две  последние ночи, когда я узнала,  что в  лесу
крысы. Нет, лес уже никогда не станет для меня таким, как прежде.
     -- Дженни, все кончено. Их больше нет.
     -- Нет? Откуда мы можем это знать?
     -- Через пару  недель узнаем точно. Осталось только  прочесать  лес,  и
можно вновь спокойно заниматься своей работой.
     -- Не  знаю. Лес  был для  меня всегда таким чистым,  в  нем можно было
спастись от чего угодно. А теперь все иначе. И прежней чистоты уже нет.
     Он вздохнул.
     -- Мне жаль, что так получилось.
     Она отвела глаза от бокала и посмотрела прямо в лицо Пендеру.
     -- Лук, я хочу сегодня остаться с вами, -- сказала она. Дрожь пробежала
по его телу, но он не чувствовал себя победителем, просто был глубоко тронут
ее признанием.
     -- Дженни, я...
     -- Пожалуйста, Лук.
     Он коснулся ее руки.
     --  Дженни, вам не надо говорить  "пожалуйста". Это мне надо прыгать от
радости, но...
     -- ...но вы не прыгаете. Я знаю. Лук. Я знаю, что вы чувствуете ко мне.
-- И она опять стала смотреть на бокал. -- По крайней мере, мне кажется, что
я знаю, -- сказала она.
     Он крепко сжал ей руку и улыбнулся.
     --  Дженни, в  данный  момент  я  сам  не знаю, что  творится  с  моими
чувствами.  Столько всего случилось, что мне надо немного привести в порядок
нервы. Но в одном я уверен. Сегодня я ни за что вас не отпущу.
     Она подняла  глаза  и тоже улыбнулась  ему. Куда только подевалась  его
депрессия?  Ему  показалось,  что  он  тонет  в  ее  улыбке.  Ее  рука  чуть
подрагивала в его руке, свидетельствуя и о ее смятении.
     -- Дженни, а Вик Уиттейкер? -- с трудом заставил он себя спросить.
     Она сразу посерьезнела, только взгляд сохранил необычную ласковость.
     -- Между  нами ничего  не было. Пожалуйста,  поверьте мне. Мы  понимали
друг друга, даже нравились друг другу, но это все. Если Вик испытывал что-то
большее, то мне он об этом не говорил.
     -- А мы? Мы тоже понимаем друг друга?
     -- Ну, не совсем так. С нами дело другое. А что будет, кто знает?
     -- Ладно, -- сказал  он, -- хватит заниматься  самоанализом. Поживем --
увидим.
     Теперь она крепко ухватила его за руку.
     -- Лук, я прошу только об одном. Никаких игр. В игры я не играю.
     --  Дженни, -- проговорил он, с удовольствием пробуя ее имя на вкус. --
Я серьезен, как никогда.
     Когда они выходили из ресторана, Пендер почувствовал, что его усталость
как рукой сняло. Они  поднялись по лестнице, и Пендер открыл  дверь в номер,
довольный,  что  всегда  заказывал себе  в  поездках  двойной номер  за счет
компании. Дженни опустила сумку на пол и, стоя посреди комнаты, ждала, когда
он  запрет дверь  и включит свет.  А потом в его объятиях она долго смотрела
ему в лицо, закинув голову, словно видела его  в первый раз. Он наклонился к
ее  губам,  но  сделал это так  медленно, как будто  был не  совсем уверен в
чем-то, и они оба успели до  конца осознать значение того, что происходило с
ними. Когда же  в  конце  концов  их губы соединились, поцелуй  получился на
удивление нежным. Потом  он стал крепче,  и им захотелось проникнуть  друг в
друга,  отыскать  что-то  такое,  что  дается далеко не  сразу,  но  они  не
оставляли своих попыток, пока совсем не обрели друг друга. В поцелуе. Пендер
почти испугался. Еще никогда он не был так беззащитен.
     Вдруг  он ощутил, что еще немного, и он переломает ей кости, если будет
и дальше так же сжимать ее в своих объятиях, а острая боль в его собственной
спине  подсказала ему, что ее объятие было не слабее. Она почувствовала, как
затрепетали от боли его мышцы, и вспомнила о его синяках.
     --  Прости, Лук, -- проговорила она, выпуская его из  своих рук. Он  же
улыбался ей, и она без всякого  удивления смотрела,  как  затуманиваются его
глаза, потому что  сама видела его не совсем четко. Она  положила голову ему
на грудь и вслушалась  в  биение его сердца, чувствуя себя  совсем маленькой
рядом с ним. Он  поцеловал ее волосы, провел  рукой по затылку, пощекотал за
ухом, а  она  обвила  его  руками и прижала к себе так, что  он вскрикнул от
боли.
     -- Ой, Лук, прости меня. Лук.
     Он рассмеялся и слегка отодвинул ее от себя.
     -- Меня тоже, Дженни. Похоже, я тебя сегодня разочарую.
     -- Посмотрим, --  сказала она, хитро  посмеиваясь. -- Но  сначала давай
займемся твоими синяками. --  Она  залезла  в  сумку.  --  Снимай  пиджак  и
рубашку, посмотрим, что с тобой. Я взяла у медиков мазь.
     Пендер  содрогнулся от  боли, когда сделал первую попытку снять пиджак,
после чего он  замедлил свои движения  до такой степени,  что  казалось,  он
совсем не шевелит руками. Дженни наблюдала за ним с озабоченным лицом.
     -- Слушай, давай я тебе помогу.
     Она стянула пиджак с  его плеч  и повесила на одно из  двух имевшихся в
комнате кресел. Потом она принялась расстегивать на нем рубашку.
     -- Господи, Лук! Как же тебе досталось!
     Все  плечи и  спина у него  были покрыты крошечными красными рубчиками,
где  крысам  через  защитный  костюм  удавалось  зацепить  его  кожу.  Менее
заметными  оказались отметины от  их когтей.  На плечах и  руках наверху был
один  багровый с желтизной синяк, да  и на запястьях тоже остались  следы от
крысиных зубов.
     -- Почему ты молчал? -- спросила Дженни. -- Ведь это чертовски больно.
     -- И сам не знал, что так плохо. Только сейчас начало болеть.
     -- Я налью  тебе ванну. Она немножко снимет боль. -- Дженни направилась
к двери. -- А ты пока раздевайся. Я тебя намажу после ванны.
     --  Буду ждать  с нетерпением, --  ухмыльнулся Пендер. Он  услышал звук
льющейся воды и  с глупым  видом  уставился на нижнюю половину  своего тела.
Потом пожал плечами и сбросил с себя туфли и штаны. Плавки все-таки скрывали
его чувства.  Сидя на кровати, он снял носки и дальше не знал, что делать. В
это самое время из ванной вылетело полотенце.
     -- Если  стесняешься, вот тебе, -- услыхал он голос  Дженни.  Полотенце
упало  ему  на  голову.  Он  взял его  в  одну  руку, встал  и  другой рукой
быстренько стащил с  себя плавки, в  ту же  секунду обмотав себя полотенцем.
Подняв голову, Пендер увидал в дверях в облаке пара улыбающуюся Дженни.
     -- Ах, ах, какая скромность.
     Она подошла к нему поближе, и  опять  на ее  лице появилось озабоченное
выражение.
     -- Бедные твои ноги. Хорошо еще,  что на тебе был защитный костюм, а то
бы они сожрали тебя заживо.
     Дженни нежно провела рукой по его  плечам, рукам, груди. Он прижал ее к
себе.
     -- Осторожно! -- еще успела сказать она.
     Он закрыл ей рот поцелуем. Когда же  их губы  разъединились, она тяжело
дышала и  призывно смотрела  на  него. Ее рука потянулась к его щеке,  и, не
помня себя,  он  опять  прижался  к  ней,  не  обращая  больше  внимание  на
полотенце. Его губы вновь нашли ее губы.
     Дженни отстранилась.
     -- Нет, нет. Не сейчас. Сначала синяки.
     Пендер тяжело вздохнул и потуже затянул полотенце на бедрах.
     -- Подчиняюсь... пока,  --  сказал  он. Легким поцелуем она тронула его
грудь.
     -- В ванну. Я приду через две секунды.
     Плеск воды и приглушенные стоны дали ей знать, что он уже в ванне, пока
сама она  занималась  тем,  что  аккуратно складывала  его  одежду на  ручке
кресла. Расстегивая по дороге рукава блузки, она направилась к нему.
     Дженни взглянула  на искаженные  бегущей водой очертания распростертого
перед ней  тела, потом наклонилась, закрутила краны и несколько раз, опустив
руку  в воду, провела ею у самого  края ванны, чтобы смешать горячую воду  с
холодной.  Когда движение в ванне стихло, она внимательно оглядела его тело,
не обращая внимания на синяки, и довольно улыбнулась.
     Она расстегнула блузку.  Шелк в одно мгновение соскользнул с нее, и она
повесила блузку на крючок на двери. Лифчика на ней не было, 11 Пендер не мог
оторвать глаз от ее грудей, одинаково  крепких и розовых. Она опустилась  на
колени, положила руки на  край ванны и стала смотреть ему в лицо. Чем дольше
она смотрела,  тем больше ей нравилось то, что она видела. Он придвинулся  к
ней, и они поцеловались раз, другой, третий. Потом он открыл было рот, чтобы
что-то  сказать, но  она приложила к  его губам пальчик,  взяла  полотенце и
вытерла ему лицо.
     Пендер  закрыл  глаза,  предоставив  себя  во  власть   ее  рук,  нежно
намыливших  ему  плечи,  уделивших гораздо  больше  внимания и  заботы,  чем
требовалось, его возбужденному  пенису. Наклонившись, она  легонько  тронула
его  губами.  Он  застонал, но теперь от наслаждения, и.  весь потянувшись к
ней, взял в ладонь ее грудь. Потом он сел в ванне, обвил рукой ее голое тело
и стал искать страждущими  губами затвердевший  сосок.  Он  долго ласкал его
языком, потом, оставляя на ее груди влажный след, нашел другой сосок.
     Дженни  закрыла  глаза и  тихо постанывала,  не  в  силах умерить  свои
желания  и  чувствуя, как напрягаются  мышцы на  бедрах. Она оттолкнула его,
столь же нежно, сколь решительно, положив  себе сначала утишить его боль. Ни
слова не  говоря, она смыла с  него мыльную пену, продолжая наслаждаться его
прикосновениями, позволяя его  пальцам ласково гладить  ее груди, руки, шею.
Потом она помогла ему вылезти из соды, едва дотрагиваясь до него полотенцем,
осушила  его кожу, не забыв  провести  полотенцем над  его вставшим  мужским
органом  и  под ним,  чуть-чуть  тронуть  яички,  отчего  у него перехватило
дыхание. Еще  раз она поцеловала его, позволила ему ввести  пенис ей  в рот,
выпила из него первые капли и все время не снимала ладоней с его бедер, пока
он  медленно  двигался, подчиняясь  неодолимой силе желания.  Чувствуя,  что
теряет контроль над собой, желая ее всю, он поднял ее и крепко прижал к себе
ее обнаженные груди. Больше они не испытывали друг друга поцелуями, а крепко
и  жадно целовались, встречаясь  языками  и  впивая  сладость обладания.  Он
опустил руку  ей на талию, расстегнул "молнию", и юбка упала к ее ногам.  За
ней последовали  колготки, туфли были  сброшены уже давно, и, снимая их,  он
целовал ее в живот, а она втягивала  его,  словно он не целовал, а кусал ее.
Потом он  поцеловал шелковистые трусики, чувствуя под  ними жесткие  волосы,
лаская их языком.
     Он встал,  и она  придвинулась  к нему ближе,  тихонько  шепча его имя.
Дрожащей от  волнения рукой он  коснулся  ее  бедра снаружи,  потом изнутри,
потом забрался в трусики, прокладывая  дорогу в волосах, забираясь все ниже,
пока не нащупал влажную щель, куда быстро, но осторожно запустил пальцы.
     Она  тянулась  ему  навстречу, прижималась к  его руке, страстно  желая
принять его в себя.
     --  Дженни,  -- сказал он, зная, что ему уже  не сдержать себя,  и  она
послушалась, развела руки, отчаянно желая, чтобы он вошел в нее, заполнил ее
собой,  желая  прижаться к нему каждым  кусочком  своего тела,  ощутить  его
каждым своим нервом.
     Он вывел ее из ванной,  уложил на кровать,  снял с нее трусики и,  стоя
над ней,  долго  разглядывал ее тело,  очень  длинные  ноги, гладкий  живот,
полные  груди,  не потерявшие свою  форму даже теперь,  когда она лежала  на
спине. Она протянула к нему руку, и он лег на нее, нашел ее губы и поцеловал
ее с нежностью, взявшей верх над страстью. Она обняла его за шею и прижала к
себе, начисто забыв о  его синяках.  Потом  раздвинула  ноги,  согнула  их в
коленях, он  же прижался  пенисом к ее животу и, спускаясь ниже, оставлял на
нем  узкий влажный след. Достигнув цели, он осторожно, не желая причинять ей
боль и наступая на  горло собственной  страсти,  вошел в  нее. И  тогда  она
отвернула от него лицо, но зато потянулась  к нему всем телом, требуя, чтобы
он не останавливался,  шел  дальше,  глубже, вошел в нее  весь, она опустила
руки ему на поясницу и стала заталкивать его в себя.
     Ему показалось,  что  она  рыдает,  и  он  остановился,  поднял голову,
заглянул ей в  лицо. Она тоже  повернулась  к нему  -- с сияющими глазами, с
улыбкой на губах и  молящим выражением на  лице.  Больше он  не сдерживался.
Отступив немного, он ворвался в  нее, твердый, как  железо,  и  нежный,  как
бархат. Она тоже поднималась  и опускалась, подчиняясь  его ритму,  вместе с
ним приближаясь к высшему наслаждению.  Полузакрыв глаза, забыв обо всем  на
свете, она крепко сжимала его коленями и молча просила еще, еще, еще.
     Он  впился зубами ей в  шею,  и она закричала то ли  от боли,  то ли от
наслаждения, то ли от того и другого вместе. Он не понял. Зато почувствовал,
какими сильными стали ее руки и ноги, как тяжело она задышала, как закричала
без слов,  как  напряглись ее  мышцы,  как  из  него  потекло  семя,  отчего
напряглось его тело  и нервы  натянулись до предела,  и он подумал, что все,
сейчас они лопнут: и  тут началось  сладкое восхождение  --  и  взрыв,  и не
отпускающее его влагалище, и расслабленные  нервы,  и парение, и  ее вздохи,
убедившие  его,  что она разделила  с ним наслаждение, и опять погружение  в
пропасть, и радостное изнеможение.
     Еще долго они лежали так. Она гладила его спину, а он зарылся головой в
ее волосы, тяжелой волной спадавшие с подушки.
     -- Нет, сегодня нет, -- сказала она.
     Он приподнял голову.
     -- Ммм?
     -- Не разочаровал.
     Он  ухмыльнулся и  опять зарылся в ее волосы. Потом,  привстав, вытащил
пенис  из влагалища, лег рядом, подсунул  руку ей под голову, притянул ее  к
себе  поближе,  поцеловал в щеку и  губы; На  обоих снизошел покой. Все муки
последних дней были ненадолго забыты.
     Прошло много времени, прежде чем Дженни сказала:
     -- Хорошо бы никогда не надо было возвращаться.
     -- Скоро все кончится.
     -- Только  не  для меня. И не скоро. Мне казалось, я нашла там то,  что
искала... передышку, что ли. А она так ужасно закончилась.
     -- Передышку от чего?
     Она  повернулась  к нему затылком и  затихла,  но  Пендер  взял  ее  за
подбородок и снова повернул к себе лицом.
     -- Дженни, расскажи мне все.
     Она долго смотрела ему в глаза, не решаясь заговорить.
     --  Центр был для меня чем-то вроде убежища. Мне хотелось  хотя  бы  на
время  исчезнуть из нормальной жизни. К  тому  же я  думала,  что, живя там,
работая  с  детьми, уча  их  понимать  простую жизнь  природы,  я сама сумею
избавиться от всяких сложностей. Из этого мало что получилось.
     -- От чего ты бежала?
     -- Ну, это же ясно, неужели ты не понимаешь? Самое смешное, что я еще в
детстве обещала себе никогда не иметь никаких дел с женатыми мужчинами. Отец
бросил нас с  мамой  и  ушел к другой  женщине.  Мы даже  не знали,  что  он
несчастлив, пока в один прекрасный  день он не сообщил нам  о своем уходе. Я
всегда принимала его  любовь и  его присутствие в доме как должное, думаю, и
мама тоже. То, что он лишил нас своей защиты так неожиданно, было чудовищно.
Я  видела,  как  изменилась  мама,  какой  она стала безрадостной.  Я  очень
испугалась тогда.  Шестнадцать  лет брака  оказалось так  же легко  убрать с
дороги,  как простую интрижку. Я продолжала видеться с отцом,  ведь я любила
его.  Но  он  тоже  изменился.  Похоже было,  будто  его  вина  перед  мамой
подтачивала его изнутри, но  открыться он мог  только мне. Думаю, что именно
из-за этого нам в  конце концов стало невыносимо видеть друг друга, и теперь
это бывает крайне редко.
     Дженни говорила все тише и тише, и Пендеру пришлось крепче прижать ее к
себе. Он удивился, заметив,  какой у  нее отрешенный взгляд,  словно она уже
давным-давно выплакала все слезы.
     -- В пятнадцать лет я поклялась, что никогда не окажусь в положении той
женщины, которая причинила нам столько горя. Боже,  как же  я ненавидела эту
стерву. А еще через пять  лет  я сама  стала  такой женщиной. Ты  можешь это
объяснить, Лук? Я стала тем, чем больше всего боялась стать.
     Она заглянула ему в глаза, словно в самом деле ждала от него ответа, но
он только покачал головой.
     --  Дженни,  жизнь  есть  жизнь,  и далеко  не  всегда она  подчиняется
рассудку.
     -- Но я старалась, ах,  как же я старалась. Он слишком много значил для
меня. Лук, я просто не могла с собой  справиться, хотя я  ненавидела себя за
это. Пожалуйста, постарайся меня понять.
     Она дрожала всем телом, а на опущенных ресницах показались слезы.
     -- Дженни, Дженни, не надо ничего мне объяснять. Все это в прошлом и не
имеет  ко  мне никакого  отношения. Но он не в  силах  был  избавить  ее  от
страданий.
     -- Я хочу, чтобы ты знал. Лук, ведь я сказала, что между нами не должно
быть  никаких игр. -- Она открыла глаза и поцеловала  его. -- Это он положил
конец нашим отношениям, а я не  очень за него боролась. Не могу сказать, как
я хотела,  чтобы он  был со мной,  но просить его? Нет.  Совсем  стать такой
женщиной, которую я  презирала, я  не  сумела. Теперь уже все  прошло.  Лук,
поверь мне.  Я  его... уважаю.  Он мне даже нравится.  Но любовь  прошла. --
Несколько секунд она не отводила взгляд от потолка.  -- Когда мы расстались,
я  какое-то  время  просто плыла по течению,  а потом появилась  возможность
получить тут работу, и я ухватилась за нее. Подумала, тут будет лучше, чем в
монастыре.
     Он улыбнулся ее словам.
     -- И встретила Вика Уиттейкера, -- сказал он.
     --  Я тебе уже  сказала,  что между нами  ничего  не  было. Он  хороший
человек, интересный, и мне было хорошо работать с ним. Это все.
     -- Ну и хорошо.
     Она уткнулась лицом в его грудь и обняла его.
     --  Как  я  рада,  что  ты  приехал  сюда.  Смешно.  Случилось  ужасное
несчастье, а я почти радуюсь, что у нас  появились крысы. Лук, не пойми меня
неправильно, я  ничем не хочу  тебя  обременять,  но я  снопа  чувствую себя
живой. Может быть, прошлое не умерло, но  оно ушло куда то в другое время. А
тебя я прошу только об одном, не обманывай меня.
     Он прижался к ней, легко просунув ногу между ее ног, и они долго лежали
так, обретая уверенность в прикосновении друг к другу.
     -- Я тоже должен  тебе  много рассказать,  --  прошептал  он, -- только
подожди  еще  немного. Дай мне сначала покончить  с этими тварями. Я  должен
быть уверен, что они все уничтожены.
     -- Лук, ты их так ненавидишь?
     -- Так. Одно время я даже думал, что ненависть вытеснила  все остальные
чувства. Ты помогла мне с ней справиться, Дженни, и я никуда не отпущу тебя.
По крайней мере, пока это все не кончится.
     И Пендер рассказал ей о своей ненависти,  о том, что его мать,  отец  и
младш