то вам
пришлось пережить, разве это так  страшно? Сейчас все пройдет. Зато зашивать
рану не придется  --  вполне достаточно дезинфицирующей салфетки.  Мы должны
предотвратить заражение. У вас множество более мелких ран и  царапин. Сейчас
мы ими  займемся.  А  потом я введу  вам  снотворное, чтобы  вы как  следует
поспали.
     -- Нет, нет, я не хочу спать.
     -- Вам это необходимо, -- мягко возразила она. -- Нужно восстанавливать
нервную систему. Постарайтесь забыть обо всем, что было. Думайте лишь о том,
как вам повезло. Да, кстати, как вас зовут?
     -- Стив Калвер.
     -- Очень  приятно, мистер Калвер. Сейчас вам нужно отдохнуть. У нас еще
будет время пообщаться.
     -- Нет, доктор, я все равно не усну,  -- возбужденно проговорил Калвер.
-- Лучше  объясните  мне, что случилось. Почему они  не смогли предотвратить
эту катастрофу?
     Она   задумалась,   и   голос   ее   утратил   нотки   профессиональной
назидательности и уверенности.
     -- Не знаю, -- сказала  она. -- Это трудно объяснить. Возможно, причина
в том, что миром правят низменные инстинкты.
     Она перевязала  его  рану, сделала укол против  столбняка и  ввела  ему
полный шприц диазепама.
     Проснувшись,  он увидел  другое  женское лицо,  склоненное  над  ним, и
другие  глаза  внимательно разглядывали  его.  Он  сразу  узнал  девушку  из
туннеля, хотя сейчас она выглядела совсем иначе, чем  в тот момент, когда он
заметил ее впервые. Правда, лицо ее, обрамленное длинными светлыми волосами,
все еще хранило следы недавно пережитого кошмара. Прежде всего, ее состояние
выдавали широко раскрытые глаза. Она схватила Калвера за плечо.
     --  Где я? -- спросила она шепотом.  -- Пожалуйста, объясните  мне, что
происходит.
     Калвер  хотел встать, но голова закружилась,  и он  чуть  не упал. Рука
девушки еще сильнее сдавила его плечо, вонзившись в него ногтями.
     --  Успокойтесь,  -- попросил  он тоже шепотом.  --  Подождите  минуту.
Сейчас я приду в себя и все объясню.
     Калвер  прислонился  спиной  к  стене.  Он  чувствовал,  что  чем яснее
становится голова, тем острее делаются воспоминания. Ужасные картины одна за
другой  проплывали  перед  его мысленным  взором.  Это было страшнее  самого
кошмарного сна, но им пришлось пережить все это наяву.  Всплывали мельчайшие
омерзительные,  отвратительные,  жуткие  подробности.  У  него похолодело  в
желудке, и  ему вновь сделалось  страшно.  Но, взглянув на девушку,  он взял
себя в руки -- ее надо было успокоить. Он осторожно погладил ее по щеке.
     -- Вы  сейчас  в полной  безопасности, --  сказал  он  и  ощутил  порыв
необъяснимой нежности.
     Ему захотелось обнять девушку, прижать к своей груди, сказать,  что все
это было дурным сном и  что это больше  никогда не  повторится. Но он не мог
так  сказать, потому что знал, что  это  неправда. Они  лишь  в самом начале
пути, и Бог знает что ждет их впереди.  Поэтому  он сказал  лишь  то, что  в
настоящий  момент  соответствовало  действительности  и  могло  хоть  как-то
успокоить:
     --  Вы оказались  в правительственном убежище. Мы  наткнулись на вас  в
туннеле, как раз неподалеку  от аварийного входа.  Он заметил, что  судорога
пробежала по ее телу.
     -- Я  помню,  --  сказала  она,  словно  очнувшись.  --  Теперь  я  все
вспомнила. Когда завыли  сирены, еще никто  не  верил, что это  в самом деле
произойдет,  но  все же началась паника.  Люди  кинулись в  метро.  Мы  тоже
побежали.  Нам удалось  добраться до туннеля сквозь  весь этот кошмар, и  мы
радовались, что оказались в безопасности.
     Она снова вздрогнула, будто ее ударило током. И голосом, срывающимся на
шепот, проговорила:
     -- И вдруг эти крысы...
     Она хотела еще что-то сказать, но лишь  беззвучно  шевелила губами, и в
ее расширенных зрачках метался страх.
     Калвер притянул ее  к себе. Она прижалась к его груди и  разрыдалась. И
тут  он  почувствовал,  что  его  собственная   эмоциональная  защита,  этот
самодельный  щит,  которым  он пытался отгородиться от всего  мира, оказался
тонким, как лист бумаги. От ее всхлипов он  разорвался в  клочья. Между ними
возникла  какая-то  невероятная близость.  Калвер был уверен, что  и она это
тоже  чувствует.   Это   было   отчаянное  слияние  душ,  переживших  вместе
нечеловеческие испытания.  Обнимая  девушку,  Калвер  пытался  преодолеть не
только  свое, но  и  ее отчаяние.  Постепенно девушка затихла, хотя  все еще
продолжала  дрожать.  Она  немного  отстранилась  и  посмотрела  на  него  с
интересом и благодарностью.
     -- Это вы... вы помогли мне?
     Он почувствовал, что спазм снова перехватил ее горло.
     -- Это вы  вытащили меня оттуда, когда эти чудовища...  О Господи... --
всхлипнула она. -- Кто они?
     -- Крысы,  -- ответил он,  стараясь говорить как  можно  спокойнее.  --
Должно быть, они жили в туннелях метро много лет.
     -- Но они такие огромные! Таких крыс не бывает.
     --  Я думаю, что это крысы-мутанты,  о  которых много говорили и писали
несколько  лет  назад.  Тогда же  вскоре  сообщили,  что их  уничтожили, но,
похоже,  нас обманули.  Хотя несомненно их следовало  истребить сразу же, не
дав им расплодиться.
     -- Но как они  выжили? Чем питались? И как  можно было не замечать этих
чудовищ?
     Голос ее задрожал, и Калвер почувствовал, что она снова теряет контроль
над собой.
     -- Не терзайте себя этими вопросами. Может быть, когда-нибудь  это  все
выяснится, --  поспешил  он  успокоить  ее.  -- Главное,  что  мы  сейчас  в
безопасности. Что бы там ни происходило наверху или в туннелях -- здесь  нам
ничто не угрожает.
     Тень  страдания  омрачила ее  и  без  того  печальное  лицо. У  Калвера
защемило сердце от жалости.
     -- Как вы думаете, наверху хоть что-нибудь уцелело? -- спросила она. Он
не знал,  что ответить.  Ему  самому не  хотелось  думать об  этом. Хотелось
забыть все, иначе просто не выдержать. Тем более что  предсказать их будущее
не взялся бы никто. Надо выбросить из головы все страшные  мысли о сгоревших
детях, об обезображенных, разорванных на куски, пытавшихся в панике спастись
людях,  о  разрушенном,  превращенном  в   руины,  в  пустыню,  запорошенную
смертоносным  пеплом,  городе. О бедных искалеченных, ничего не  понимающих,
молящих о помощи детях... детях!
     Он услышал  свой голос,  неистовый,  переполненный мукой, слов  было не
разобрать. Это напоминало стон раненого зверя.
     Теперь настала очередь девушки утешать его.

     В этот момент в лазарет вошла доктор Клер Рейнольдс. Она остановилась в
дверях, глядя на  парочку,  которая,  обнявшись,  шептала друг  другу  слова
утешения. Господи, как ей хотелось, чтобы кто-то также попытался утешить ее,
говорил  бы,  что все  будет в порядке, что  жизнь не кончилась, что  Саймон
жив... Нет, нет, ей не нужны никакие утешения. Она даже мысли не допускает о
том, что ее муж погиб. Он жив, жив. Иначе бы она это чувствовала и не смогла
бы  так   хладнокровно  помогать   другим.  Усилием   воли  она   остановила
эмоциональный всплеск,  захлестнувшую ее  волну  тревоги  и жалости  к себе,
сработал  многолетний  профессиональный  навык:  прежде  всего  --  интересы
больного.
     --  Как вы себя  чувствуете? --  спросила  она  приветливо  и спокойно,
обращаясь к молодым людям.
     Они посмотрели на нее  так, будто она была пришельцем из потустороннего
мира, из того мира, где царили хаос и смерть. Они смотрели на нее так, будто
она была в чем-то виновата. Однако Калвер взял себя в руки  и, чтобы  как-то
сгладить неловкость, спросил:
     -- Как долго мы спали, доктор?
     -- Около шести часов, -- ответила Клер Рейнольдс,  взглянув на часы. --
Сейчас  уже  вечер,  начало  восьмого.  Теперь расскажите  мне, как вы  себя
чувствуете. Начнем  с  вас.  -- Она взглянула на девушку. -- Вас  что-нибудь
беспокоит? Есть ли какие-то боли или неприятные ощущения?
     -- Не знаю,  доктор, как  это  объяснить.  Ничего не болит. Наоборот, я
вообще ничего не чувствую, я как будто окаменела.
     Калверу  показалось, что  Клер стала еще бледнее, чем  прежде. Если это
было возможно: когда он увидел ее впервые, у нее в лице не было ни кровинки.
Должно быть, она очень устала, но все же приветливо улыбнулась девушке.
     --  В  душе мы все  окаменели. Я  имею в  виду, как вы  себя чувствуете
физически? -- уточнила она.
     Девушка неопределенно пожала плечами.
     -- Хорошо. Вы нам еще не сказали, как вас зовут.
     Девушка  посмотрела  на  нее  так,  будто не  сразу поняла,  о  чем  ее
спрашивают.
     -- Меня зовут Кэт.
     -- А фамилия?
     -- Гарнер.
     --  ну  что  же,  Кэт  Гарнер,   добро  пожаловать  в  клуб  переживших
катастрофу,  --  вежливо сказала доктор, хотя  ее  голос зазвучал не слишком
гостеприимно. -- Как ваша нога, мистер Калвер?
     -- Как всякая нога, укушенная таким  чудовищем, -- отшутился Калвер. --
Расскажите лучше, доктор, что произошло, пока мы спали.
     -- Как раз это  я и собираюсь сделать. В столовой нашего убежища  скоро
начнется  собрание. Полагаю, что  там вы услышите  многое из  того,  что вас
интересует. Вы сможете пойти туда?
     Калвер  утвердительно кивнул. Он хотел  пойти  на это  собрание,  чтобы
получить  хоть какое-то объяснение всему случившемуся. Кроме того, надо было
чем-то заглушить эту боль и терзающие его кошмарные видения. Конечно, он был
уверен, что не избавится от них никогда, но сейчас их  нужно подавить, чтобы
окончательно не  сломаться. Он почувствовал,  как в  нем  вскипает  какая-то
холодная  ярость,  и  подумал, что,  может быть,  благодаря этой ярости,  не
имеющей  вполне  конкретного   адресата,  он  сможет   еще  какое-то   время
продержаться.
     Доктор принесла его одежду.
     --  Ваша  куртка  немного  обгорела, а джинсы и рубашка  порваны, но не
беспокойтесь, наше  собрание проходит в таких чрезвычайных условиях, что это
не имеет никакого значения.
     Отвернувшись от Калвера, она обратилась к Кэт:
     --  Подойдите, пожалуйста, к  вашей кровати: я  хочу еще раз  осмотреть
вас.
     Калвер  одевался, пересиливая боль во всем теле, возникавшую при каждом
неосторожном  движении.  Похоже,  у него  было гораздо  больше  ран, чем  он
предполагал,  а бедро и  нога  совершенно онемели.  Ботинки он  зашнуровал с
невероятным трудом, это оказалось самой  нелегкой задачей.  Правда, и встать
ему  удалось  не  сразу.  Пришлось использовать  в  качестве опоры  соседнюю
кровать.  Прошло  несколько минут, прежде чем он почувствовал, что более или
менее  уверенно  стоит   на  ногах,  и  сумел  преодолеть  несколько  шагов,
отделявших его от стоявших рядом Кэт и доктора.
     -- У вас все в порядке? -- стараясь выглядеть бодрым, спросил он.
     --  Да,  у Кэт  нет никаких серьезных  повреждений. Мы можем  пройти  в
столовую и присоединиться к остальным.
     -- А сколько их и кто они?
     -- Ну, в основном это инженеры и  техники, постоянно обслуживающие  эту
телефонную станцию.  Кроме того, члены  Королевской наблюдательной службы  и
один  офицер   гражданской  обороны.  При   первых  признаках  надвигающейся
катастрофы -- вы  теперь  понимаете, о чем я  говорю, --  к нам  должны были
присоединиться и другие. Но... -- Она развела руками.  --  Это теоретические
планы, а  на практике,  как  мы  теперь видим,  все получается не  так,  как
расписано в инструкции. Особенно когда весь  город охвачен паникой.  Так что
всего нас здесь около сорока человек.
     Они вышли из небольшого лазарета, и  лишь теперь  Калвер и Кэт увидели,
каким огромным было убежище. Доктор заметила, как они переглянулись.
     --  Впечатляет,  не  правда ли?  --  сказала она.  -- Чтобы обойти весь
комплекс,  понадобится  больше  часа.  Я  не буду докучать вам перечислением
установленного  здесь  технического  оборудования.  Тем более что не слишком
хорошо  в этом разбираюсь. Но у них  есть своя основная электростанция и две
резервные. А также артезианская  скважина и очистительный комплекс. Так  что
проблем  с  электричеством  и  водой не  будет.  Вот  как  раз  слева от нас
распределительные щиты, а за ними  электростанция.  Справа кухня, столовая и
культурно-бытовой комплекс.
     Резкий  свет  неоновых ламп подчеркивал  почти  больничную стерильность
помещения, а  серо-зеленые  стены лишь усиливали  это впечатление. Все  это,
сопровождаемое  монотонным жужжанием  ламп, вызвало у  Калвера ощущение, что
они  оказались  в механическом обезлюдевшем  пространстве,  где, кроме  них,
ничего живого не  существует. Будто  во всей  катастрофе  уцелели только они
трое. И ему  сделалось страшно  почти так же, как в темном туннеле. Пока они
шли по пустынным гулким коридорам  убежища, это ощущение  лишь  усиливалось.
Казалось, что это путешествие в никуда.
     Однако  неожиданно  донесшийся  откуда-то  гул  голосов  вернул  его  к
действительности. Он  вспомнил, что  они с доктором  Клер  Рейнольдс идут  в
столовую  на собрание. Когда они вошли в комнату, спор  прекратился, и все с
любопытством посмотрели на них.
        "Глава 6"
     Дили сидел в дальнем конце комнаты. Белая повязка прикрывала его глаза.
Калверу  показалось, что Дили изменился, хотя ему трудно  было бы определить
словами, в  чем это  проявляется.  За  длинным  столом  рядом  с Дили сидели
мужчина и женщина в синих униформах и еще два человека в гражданской одежде.
Один  из  них  шепнул  что-то Дили.  Тот  поднялся и, повернувшись  лицом  к
вошедшим, сказал:
     -- Пожалуйста, присоединяйтесь  к  нам. Я рад, мистер Калвер, что  вы в
форме.
     Остальные  участники  собрания  расположились  за  обеденными  столами.
Большинство   из  них  были  в  белых  халатах.  Все  выглядели  усталыми  и
подавленными. Калверу  показалось,  что в  обращенных  на них с Кэт взглядах
сквозила  некая  настороженность, будто  они  были  чужаками,  вторгшимися в
элитарный клуб. Тем не менее им предложили сесть за  пустой столик с краю. А
доктор Клер Рейнольдс села рядом с Дили.
     Калверу передали две чашки и  кофейник, и, кивнув в знак благодарности,
он налил кофе себе и  Кэт. Сахар и молоко  им не предложили. И вообще их как
бы перестали замечать. Возобновился прерванный с их появлением спор.
     Прислушавшись,  Калвер  сразу  обратил внимание,  что  все  были крайне
возбуждены и высказывались довольно резко, перебивали друг друга, и разговор
носил довольно сумбурный характер.
     Он  взглянул  на  Кэт.  Она,   казалось,  не  замечала  ничего  вокруг,
напряженно вглядывалась в темно-коричневую кофейную жижу, будто именно здесь
могла  открыться ей причина всего происшедшего сегодня, та безумная  логика,
которая заставляет человека уничтожать  землю, на которой он живет. Он вдруг
подумал  о том, погиб ли сегодня  кто-нибудь  из  ее  близких. У нее не было
обручального кольца. Значит,  это  мог  быть возлюбленный, родители, братья,
сестры...  Во  всяком  случае, тревога  за  них не  давала ей покоя.  Калвер
почувствовал сострадание к бедной девушке. Он понимал, что скорбная память о
тех, кого она потеряла сегодня, еще долгое время будет терзать ее. Очевидно,
и все  присутствовавшие  в комнате  переживали  то  же самое: утрата родных,
любимых, чувство пустоты и страх  перед  неизвестностью, поджидающей каждого
из них. Калвер почувствовал озноб, ему сделалось страшно и холодно, будто он
впитал всю тревогу окружающих его людей.
     И  все же Калвер знал, что  он наверняка  счастливее других  обитателей
убежища, потому  что его  потери,  его  самые сильные страдания и потрясения
остались в далеком прошлом, и воспоминания о них хранятся в таких отдаленных
уголках его памяти, ключ  от которых  потерян. И хотя он сегодня  целый день
боролся за свою жизнь, он не очень хорошо осознавал,  для чего он это  делал
-- ведь он давно уже не дорожит ею.
     Дили о чем-то тихо  переговаривался с  сидящими с ним  за одним столом.
Выглядел он неважно,  а резкий  свет  неоновых ламп усиливал его  бледность.
Калвер был восхищен выдержкой Дили. Он подумал,  что вряд  ли  тому  удалось
хоть немного отдохнуть после всего пережитого ими сегодня.  Кроме того, боль
в глазах наверняка продолжает мучить его, равно как и  мысли о том, навсегда
ли он  лишился  зрения.  Все это, несомненно,  пагубно  действует на нервную
систему.  Однако  Дили выглядел достаточно уверенно и был мало похож на того
человека, испуганного,  совершенно  потерявшего ориентацию  среди  всеобщего
хаоса, которого  Калвер несколько  часов назад пытался спасти. Сейчас, глядя
на него, можно было подумать, что ему придает силы  и уверенность значок  на
лацкане пиджака  -- символ принадлежности к избранному кругу, где принят раз
и  навсегда установленный стиль поведения. Дили  явно как бы вновь обрел эту
привычную для него форму.
     Дили неторопливо  поднялся, обвел взглядом комнату и спокойно обратился
к собравшимся:
     --  Попрошу внимания.  Давайте  начнем  наш  разговор.  Его спокойствие
несколько разрядило накаленную до предела атмосферу, все разговоры мгновенно
прекратились. Калверу даже показалось, что люди испытали облегчение от того,
что  могут  сосредоточить   внимание   на  чем-то  вполне  конкретном.  Дили
представил одного из своих коллег:
     --  Сейчас Говард Фарадей, старший инженер телефонной станции,  сделает
сообщение.
     Затем  Дили   сел,   а   Говард  Фарадей  поднялся  и  сказал,  неловко
улыбнувшись:
     -- Мистер Дили представил меня как старшего инженера. Это действительно
так,  но в  настоящий момент я здесь самый старший по должности, то есть как
бы ваш начальник.
     Он обвел  взглядом присутствующих и  нервно откашлялся. Было видно, что
он очень волнуется.
     --  С начала пятидесятых годов наша станция  выполняла двойную функцию,
являясь  автоматической  телефонной станцией  и  правительственным  убежищем
одновременно. Многим из  вас известно,  что первый трансатлантический кабель
связи НАТО кончается здесь.
     Он снова  замолчал, как бы  обдумывая, о  чем говорить  дальше. Кал-вер
внимательно рассматривал этого  человека. Наверное, еще вчера этого высокого
мужчину   крепкого  телосложения   можно  было  бы  назвать  здоровяком.  Но
сегодняшние события согнули его плечи, придали некоторую вялость движениям и
темными кругами усталости залегли  под глазами.  Когда  он  заговорил снова,
голос его звучал еще тише и напряженнее. Казалось, что силы оставляют его.
     --   Я   думаю,   что  от   постоянных   сотрудников  не   укрылось  то
обстоятельство, что ситуация на станции изменилась. Активизировались службы,
которые начинают действовать в  периоды обострения международной обстановки.
Так  уже  бывало  не  раз.  И  хотя  нынешняя  ситуация  считалась  довольно
серьезной...  --  он сглотнул слюну, -- никто не  предполагал,  что  события
примут такой трагический оборот.
     Калвер    сокрушенно    покачал    головой,   услышав    такую   сугубо
профессиональную  трактовку   катастрофы.   Он   почувствовал,  как   горечь
переполняет его, будто  кофе попал прямо в кровь, и рана в бедре разболелась
нестерпимо. На  миг ему показалось, что он  сейчас задохнется от ненависти к
виновникам кровавых, непоправимых событий. Он сделал усилие над собой, чтобы
восстановить  относительное равновесие. И заставил себя прислушаться к тому,
что говорит Говард Фарадей. А тот продолжал монотонно и безучастно:
     --  ...в  связи  с  усилением кризиса на  Ближнем Востоке  и нападением
России  на  Иран всем правительственным  учреждениям,  подобным нашему, было
дано   распоряжение   перейти  на  особый  режим   работы,   предусмотренный
специальными инструкциями.
     Фарадей продолжал говорить, а  Калвер  снова поймал  себя  на том,  что
слова лопаются как  мыльные  пузыри, так ничтожны  они, так не соответствуют
всем пережитым  ужасам, всем потерям и разрушениям,  которые уже произошли и
ожидают их в будущем. Калвер  посмотрел на Кэт.  Девушка сидела все в той же
позе, судорожно обхватив руками чашку  и  п