редко  бывают  у  людей.  Его
пугало не приближение смерти, что было бы вполне естественно, а  возвращение
жизни. И это случилось уже после того, как он  окончательно  и  бесповоротно
приготовился погибнуть вместе с кораблем.
   Его мучил вопрос: каким  образом  японцы  узнали  причину  крена?  Скорее
всего, на руках у японцев были чертежи  "Орла",  добытые  еще  раньше  через
шпионов.
   А может быть, под  угрозой  штыка  им  помогли  в  этом  русские  трюмные
машинисты, и это больше всего его терзало.  Так  или  иначе,  но  меры  были
приняты: корабль начал выпрямляться. Значит, японцы пустили  воду  в  правые
отсеки. А  дальше  им  остается  только  осушить  эти  отсеки  водоотливными
средствами, и авария будет окончательно устранена. Не  хватало  каких-нибудь
двух градусов, и "Орел", опрокидываясь, сам зарылся бы  навсегда  в  водяную
могилу. При этой  мысли  о  неосуществленном  подвиге  Федоров  задрожал  от
ярости, и чтобы не  завыть  исступленно,  он  крепко  стиснул  зубами  кусок
просоленного брезента.

   13. ПРАВДА, КОТОРОЙ НЕ ХОТЕЛОСЬ ВЕРИТЬ
   Меня все время интересовал вопрос:  в  чем  же  заключалось  преимущество
японцев? Что они маневрировали лучше  нашего  и,  пользуясь  быстрым  ходом,
занимали для своей  эскадры  наиболее  выгодное  положение,  что  они  метко
стреляли, и что снаряды их хотя и не пробивали  брони,  но  сжигали  русские
суда и производили потрясающее впечатление на психику людей, -  об  этом  мы
как очевидцы узнали 14 мая во время генерального сражения. А еще что?
   Я осматривал броненосец "Асахи". На нем не  было  той  излишней  роскоши,
которая обременяла наши суда, ослабляя их боевое  значение.  У  японцев  все
было устроено просто, без всяких затей, без деревянных надстроек на  верхней
палубе. Поэтому во время боевой тревоги на броненосце не нужно  было  ничего
ни убирать, ни складывать, ни прятать, а  это  давало  возможность  ускорить
изготовление его к бою. За счет уменьшения офицерских кают он увеличил  свою
артиллерию  двумя  шестидюймовыми  орудиями.  Бросалось   в   глаза   особое
устройство боевой рубки: прорези ее, в противоположность нашим, были узки  и
лучше обеспечивали безопасность  находившихся  в  ней  людей  и  сохранность
приборов. Каждая орудийная  башня,  каждый  каземат  имели  свой  дальномер.
Орудийные амбразуры так хорошо  были  защищены,  что  внутрь  башни  не  мог
проникнуть даже маленький осколок.
   Вместе с товарищами я три дня  прожил  на  броненосце  "Асахи".  Конечно,
многое из того, что я наблюдал, было бы для  меня  непонятным,  если  бы  не
помогли некоторые японские  матросы,  говорившие  по-русски.  В  особенности
сдружился с нами один из них - комендор-наводчик. До военной службы он много
лет жил в русских городах, работал в прачечных. Назовем его условно Ятсуда.
   У нас на "Орле" команда делилась на две вахты, вахта - на два отделения.
   Каждое такое отделение представляло собою роту, возглавляемую обязательно
строевым офицером. Наша рота составлялась из матросов разных специальностей.
Поэтому у нас ротный командир не знал в лицо многих  из  своих  подчиненных,
если они не принадлежали к числу строевых. Обязанности его сводились лишь  к
выдаче им жалованья. Не так обстояло дело на японском  корабле.  Там  каждая
часть команды определенной специальности образует собою роту и во  главе  ее
стоит соответствующий специалист из офицеров:
   инженер-механик, штурман,  минный  офицер,  артиллерийский  офицер,  даже
врач.
   Такое подразделение команды дает возможность ротному командиру следить не
только  за  вверенной  ему  материальной  частью,  но   и   за   исполнением
подчиненными своих обязанностей. Он должен знать личные качества каждого  из
них, давать им оценку и продвигать по службе наиболее прилежных, развитых  и
способных матросов.
   Как-то вечером мне удалось еще кое-что узнать о японском флоте.  Командир
"Асахи", капитан 1-го ранга Номото, только что обошел судовые  отделения.  С
заходом солнца потушили на корабле все внешние огни. И  хотя  японцам  никто
теперь не угрожал, все их орудия были наготове: у каждого  из  них  дежурила
прислуга. В 7 часов 30 минут раздали  койки.  Матросы,  не  занятые  вахтой,
стали свободны и могли заниматься своими личными делами.
   На  баке,  вокруг  кадки  с  тлеющим  фитилем,  от  которого  можно  было
прикуривать, расположились японские и русские матросы. Здесь же находился  и
я вместе с боцманом Воеводиным и кочегаром Баклановым. Пахло морем. На  лице
ощущалось легкое дыхание ветра. На горизонте, угасая, пенился закат.
   Золотисто   отсвечивало   море.   Против   меня   сидел   на    корточках
комендор-наводчик  Ятсуда  и,  покуривая  маленькую  медную  трубку  "чези",
вмещавшую в себе табаку лишь на две-три затяжки, загадочно прикрыл ресницами
свои черные восточные глаза. Разговорились с ним о военной службе. Он крайне
был удивлен, когда узнал от нас,  что  русские  моряки  обычно  находятся  в
плавании не больше четырех месяцев, а остальное время года живут на  берегу,
в казармах.
   - Нет, у нас не так, - заговорил Ятсуда. - Мы постоянно живем на кораблях
и плаваем почти круглый год. Мы проходим большую практику.
   Боцман Воеводин спросил:
   - А кого берут у вас во флот?
   Оказалось, что на японских кораблях лишь половина команды отбывает службу
по воинской повинности, находясь во флоте четыре года и в запасе восемь лет.
Остальные были добровольцами. Срок действительной службы для них  установлен
восемь лет и четыре года в запасе. Охотнее всего идут во флот те, которые  и
до военной службы находились либо в  каботажном  плавании,  либо  на  рыбных
промыслах. Из добровольцев вырабатываются лучшие специалисты.
   В  японском  флоте  лучших  наводчиков  всячески  стараются  оставить  на
сверхсрочной службе, привлекая  их  приличным  жалованьем:  от  них  главным
образом зависит успех артиллерийского боя. Не менее разумно поступали японцы
и в другом: самых  выдающихся  комендоров  они  собрали  со  всего  флота  и
распределили их по кораблям главных сил. Поэтому  броненосцы  и  броненосные
крейсеры противника лучше стреляют, чем его подсобные суда. Д у нас даже  на
новейших кораблях 2-й эскадры, которые должны были иметь решающее значение в
бою, орудия обслуживались новобранцами и запасными.
   Русское морское командование не догадалось заменить их наиболее  опытными
комендорами Черноморского флота, который тогда далеко оставался в стороне от
театра  военных  действий.  Ведь  одно  только  это  мероприятие  могло   бы
значительно ослабить успех противника.
   Но от Ятсуда же узнали мы и другое, что нас особенно поразило. В японскую
армию и во флот не так уж все охотно рвутся, как это казалось со стороны.
   Некоторые потомки самураев пускаются на всевозможные  хитрости,  лишь  бы
уклониться от военной службы. Страх  перед  войной  заставляет  их  калечить
себя. Конечно, за такие поступки, если они вскрываются, закон строго  карает
виновных. Но все-таки симулянты не переводятся. Иногда солдаты  прибегают  к
анекдотическим средствам, чтобы искусственно заболеть  и  одурачить  военных
врачей. Существует, например, поверье, что для  этого  будто  бы  достаточно
съесть хвост ехидны, сваренный в ее крови.
   - Вы, как хороший наводчик, вероятно, останетесь на сверхсрочной  службе,
- сказал я, обращаясь к Ятсуда.
   - Не останусь. Надоело служить. Я опять хочу поехать в Россию.
   - Зачем?
   - Я изобрел новый способ крахмалить воротнички. Секрет. Мне будут платить
хорошие деньги.
   Я смотрел на него и думал: может быть, от  его  удачного  выстрела  погиб
какой-нибудь наш корабль  с  сотнями  людей.  А  теперь  передо  мною  сидел
маленький человек, выкуривал сбою "чези" и снова ее набивал табаком, - сидел
с невинной улыбкой на плоском лице. Темные  глаза  задумчиво  устремились  в
меркнущую даль. Он жил своей мечтой, не имевшей никакого отношения к войне.
   Поздним утром 17 мая командир "Асахи", капитан 1-го ранга Номото,  вызвал
к себе в каюту боцмана Воеводина. В каюте он был встречен словами:
   - Здравствуйте, боцман.
   Воеводин,  услышав  русскую  речь,  удивленно  посмотрел  на   командира,
спокойно сидевшего за письменным столом, и не сразу ответил:
   - Здравия желаю, ваше высокоблагородие.
   - Ну, как вы чувствует  себя  у  нас  на  корабле?  -  спросил  командир,
подбирая русские слова.
   - Хорошо.
   - Пищей довольны?
   - Так точно, ваше высокоблагородие. Одно только  плохо  -  ложек  нет.  А
палочками мы не привыкли действовать. Приходится кушать рис горстью.
   Номото не сводя с боцмана щупающего взгляда, сдержанно заулыбался.
   - Ничего не поделаешь. Мы не знали, что русские попадут к нам в плен.  На
берегу дадим вам ложки.
   Боцман почувствовал себя уязвленным. Номото начал осведомляться  у  него,
сколько человек было на "Орле" убито, сколько ранено.  Полагая,  что  сейчас
последуют расспросы о более секретных делах, Воеводин насторожился.  Но  тот
ограничился только этим и сам сообщил:
   - Сегодня вашего командира Юнга похоронили в море.
   - Он был смертельно ранен, ваше высокоблагородие.
   - Хороший был командир?
   - Отличный. Команда очень любила его.
   Номото, опустив глаза, на минуту задумался, словно  что-то  вспоминая,  и
тихо промолвил:
   - Да, я знал Юнга. Хороший был человек. Очень жаль, что он погиб.
   - Осмелюсь доложить вам, ваше высокоблагородие, что если бы наш  командир
Юнг не был  смертельно  ранен,  то  вам  все  равно  не  удалось  бы  с  ним
встретиться.
   - Почему?
   - Судя по его характеру, он не сдался бы вам в плен. Он  утопил  бы  свой
броненосец и сам погиб бы вместе с ним. Решительный был человек.
   Наступило неловкое молчание.
   Пожилое лицо Номото сразу стало строгим. Косясь, он жестко  посмотрел  на
боцмана, словно кот, у которого хотят отнять пойманную  им  жертву,  и  сухо
приказал:
   - Идите.
   - Есть.
   Воеводин свой разговор с Номото сейчас же передал мне. И мы Долго  ломали
голову над тем, откуда японский командир  знает  Юнга.  Я  слышал  от  своих
офицеров, что он был женат на японке и даже имел от нее сына. Не на этой  ли
почве наш командир познакомился  с  Номото?  +7  Когда  показались  японские
берега, к нам подошел наводчик Ятсуда и, улыбаясь, ошарашил нас новостью:
   - Ваш адмирал Рожественский попал в плен. Штаб его тоже в плену.
   Мы впились в японца глазами:
   - Как, при каких обстоятельствах?
   Но Ятсуда вместо ответа сказал:
   - Теперь скоро кончится война.
   Он не стал с нами больше разговаривать  и,  сославшись  на  то,  что  ему
некогда, убежал в нижнее помещение корабля.
   Эта новость  моментально  облетела  русских  матросов,  но  никто  ей  не
поверил.
   Возбужденно загалдели:
   - Брешет азиат!
   - Что Рожественский был дураком - мы все знаем. Но чтобы  такой  свирепый
человек в плен сдался - никогда не поверю этому.
   - Да если бы ему пришлось тонуть, так все равно он  угрожал  бы  адмиралу
Того кулаком.
   - Не командующий,  а  угар.  Рожественского  японцы  могли  взять  только
мертвым.
   В полдень, перед тем как пойти в военный  порт  Майдзуру,  нас,  пленных,
согнали в носовые кубрики, и вскоре мы услышали грохот отданного якоря.
   Перед нами открывались страницы новой жизни. Но  все  это,  как  и  сдача
кораблей, случилось только потому, что адмирал Небогатов подчинился  приказу
командующего эскадрой и пошел по курсу норд-ост 23ё +8.

   ПРИМЕЧАНИЯ +1 Это был миноносец "Безупречный", потом пропавший без вести.
Он оказался единственным из всех кораблей 2-й  эскадры,  о  судьбе  которого
русским морякам, участникам Цусимского боя, ничего не было известно.
   Командир крейсера "Олег", при котором "Безупречный" находился по  боевому
расписанию,  сообщил  о  нем  только  то,  что  он  в  начале  боя   получил
повреждение. Что с ним было дальше - об этом русские узнали впоследствии  из
японских источников. В "Описании военных действий на море в 37 - 38 гг.
   Мейдзи" на стр. 154 указывается, что на рассвете 15 мая крейсер  "Читосе"
и миноносец "Ариаке" настигли  шедший  во  Владивосток  неизвестный  русский
миноносец и открыли по нем огонь. Когда подбитый в  бою  миноносец,  потеряв
управление, начал тонуть, японские корабли ушли от него  в  сторону  острова
Дажелет, не желая подбирать с воды геройских защитников русского корабля.
   Расстрелянный, но не сдавшийся в плен миноносец оказался "Безупречным".
   +2. Интересна дальнейшая судьба  В.Ф.  Бабушкина.  Спустя  несколько  лет
после русско-японской войны он окончательно выздоровел от своих тяжелых ран.
К нему вернулась прежняя физическая сила. Он стал профессиональным борцом. В
качестве борца он выступал не только на русской, но и на заграничной  арене.
В  1924   году   ему   захотелось   поехать   в   свою   деревню   Заструги,
Вятско-Полянского района.  Там,  в  собственном  доме,  он  был  убит  своим
подручным из револьвера.  Этого  подручного  будто  бы  подкупили  соперники
Бабушкина. Родственник Василия Федоровича, некий Н. Бабушкин, сообщает о нем
такие детали: "В.Ф. Бабушкин весил 10  пудов  27  фунтов.  Громадный  собою,
ходил очень быстро, даже успевал за бегущей лошадью".
   +3. Такой сдачей в плен японцам четырех броненосцев был  очень  разгневан
царь.  Экипажи  этих  судов  еще  не  вернулись   из   плена,   а   он   без
предварительного дознания лишил их воинского звания.  Впрочем,  в  отношении
нижних чинов постановление это было потом отменено.
   В ноябре 1906 года бывший контр-адмирал Небогатов и бывшие  его  офицеры,
за исключением тяжело раненных, предстали в качестве обвиняемых перед особым
присутствием военно-морского суда Кронштадтского  порта.  Эта  громкое  дело
разбиралось в Петербурге, в Крюковских казармах. На  суде,  вопреки  желанию
правительства, выяснились все ужасающие недочеты российского  императорского
флота. Больше всех занимался разоблачением флота  сам  Небогатов  и  за  это
жестоко поплатился. Он был приговорен и смертной казни,  но  по  ходатайству
суда ее заменили  ему  заточением  в  крепости  на  десять  лет.  Такому  же
наказанию подверглись и командиры  броненосцев  "Николай  I",  "Апраксин"  и
"Сенявин". Старшие офицеры этих судов, а также и  флаг-капитан  Кросс,  были
приговорены на несколько месяцев к заключению в крепости.
   Остальные офицеры были оправданы.
   Что же касается броненосца "Орел", то суд признал,  что  он  находился  в
таких бедственных условиях, когда сдача в плен разрешается военно-морским  .
уставом, а  посему  вынес  постановление:  считать  временно  командовавшего
судном Шведе и прочих офицеров в сдаче не виновными.
   Адмирал Небогатов из крепости был освобожден досрочно, дожил до революции
и умер в Москве в 1922 году.
   +4 В 1906 году царь наградил барона Ферзена за храбрость золотым оружием.
   +5 Эта маленькая книжечка имеется в моем цусимском архиве.
   +6 Когда я писал вторую книгу "Цусима", бывший младший штурман "Орла" Л.
   В. Ларионов передал в мое распоряжение толстую, переписанную  на  машинке
книгу: "Процесс адмирала Небогатова". Этот материал фигурировал на суде, как
не подлежащий оглашению. В нем напечатаны первоначальные показания  адмирала
Небогатова, офицеров и матросов. Здесь же имеется и мое показание (т. IV. л.
33, свидетель 124,  крестьянин  Новиков),  о  котором  я  совершенно  забыл.
Упомянув  мимоходом  о  сдаче  корабля,  я  главным  образом  обрушился   на
Бурнашева, забравшего себе судовую кассу. Я заявил:  "Относительно  ревизора
должен сказать, что это прямо жулик. Он  обвешивал  команду  на  сахаре,  на
мясе...".
   Дальше идет длинный перечень его уголовных  преступлений,  с  ссылкой  на
свидетелей и на  официальные  документы.  В  заключение  добавил:  "Говорят,
Бурнашев спрятал себе в карман пакет командира с тысячью  пятьюстами  фунтов
стерлингов, предназначенных для сестры г-на Юнга. Видели  это  Кожевников  и
Семенов".
   Что у командира были деньги, - это видно из его писем, посылаемых с  пути
родной сестре, вдове, Софии Викторовне Востросаблиной. Он мечтал после войны
выйти в отставку, поэтому берег каждую копейку. Да и сам  Бурнашев  в  своем
показании признался, что он взял командирских денег четыреста рублей. В 1933
году я запросил Софию Викторовну, получила ли она что-нибудь от брата  через
ревизора. Она письмом мне ответила, что Бурнашев доставил ей шкатулку,  а  в
ней были ордена, несколько мельхиоровых ложечек и старые карманные часы,  но
денег - ни копейки.
   Лейтенант Бурнашев в своем показании (т.  II,  л.  336,  подсудимый  19),
желая подорвать к моим словам доверие, написал:
   "Младший баталер Новиков за несколько дней до ухода "Орла" был назначен с
"Минина" с самой плохой аттестацией; и  с  уведомлением,  что  он,  Новиков,
находится под жандармским наблюдением. Новикова хорошо  знает  капитан  2-го
ранга Шведе и все  офицеры  броненосца.  Он  агитировал  против  офицеров  и
окончательно открыл себя, когда у него было конфисковано письмо  в  рефакцию
"Русь", в отдел фонда народного образования. Баталер  Новиков  с  первых  же
дней был мною отстранен от обязанности, так как с вахты было  замечено,  что
при выдаче вина он давал больше положенного".
   В показании Бурнашева сказано все верно, за исключением последней  фразы.
Я был отстранен от обязанности, но не с  первых  дней  моего  пребывания  на
"Орле", а во время стоянки у Мадагаскара, и не на все время, а лишь на  одну
неделю, - отстранен за то, что при обыске у меня нашли  дневники  и  записи,
рисующие наш поход в неприглядном виде. Об этом подробнее рассказано мною  в
первой книге "Цусимы".
   +7 Все письма нашего командира, которые он посылал с  пути  своей  родной
сестре, Софии Викторовне Востросаблиной, дышали безнадежностью. Он не  верил
в успех похода 2-й эскадры. Но в одном из них, датированном  5  января  1905
года, он написал в шутливом тоне: "Наш бывший морской  агент  Иван  Иванович
Номото, которого ты видела у меня на "Славянке", теперь командует  крейсером
и сражается против нас.  Вот  было  бы  недурно  этого  шельмеца  забрать  в
плен..." Юнг ошибся: капитан 1-го ранга Номото командовал  не  крейсером,  а
броненосцем "Асахи". И нужно было так случиться, что Николай Викторович  сам
попал в плен, попал вместе со своим судном именно к Номото.
   +8 Если  бы  остатки  русской  эскадры  после  дневного  боя  14  мая  не
стремились прорваться на север,  то  значительно  уменьшилось  бы  торжество
противника.
   Об этом любопытные строки имеются в  книге  "Великое  сражение  Японского
моря", перевод В. Л. Семенова, изд. Вольфа, 1911 г., стр. 29 - 30:
   "План действия на 28-е (15-е)  был  приблизительно  тот  же,  что  и  для
предыдущего дня..." "Счастье благоприятствовало нашим разведчикам,  и  скоро
стали получаться известия, что там-то  одно  судно,  там-то  два,  а  там-то
несколько идут вместе,  так  что  военные  действия,  обещавшие  быть  такой
тяжелой работай, на  самом  деле  оказались  очень  легким  делом..."  "Наша
эскадра ожидала движения подходившего неприятеля, который как бы сам  шел  в
поставленные нами для него сети..."




   Цусима. Книга 2, часть 3



   Часть третья ГЛАВНАЯ ОПОРА ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА 1. ПРЕДСТАВИТЕЛЬНОЕ НИЧТОЖЕСТВО
   Миноносцы "Бедовый" и "Буйный" издали походили друг  на  друга,  как  два
близнеца,-оба черные, четырехтрубные, водоизмещением в триста пятьдесят тонн
каждый. В день сражения, 14 мая, судьба столкнула их вместе,  но  перепутала
их роли. А это привело к тому, что драма, разыгравшаяся  в  водах  Японского
моря переплелась под конец с фарсом.
   Командовал "Бедовым" капитан 2-го ранга Николай Васильевич  Баранов.  Ему
не хватало до пятидесяти лет лишь одного года, но благодаря своему цветущему
здоровью он выглядел гораздо моложе. Это был офицер гвардейского  экипажа  с
лихой  военной  выправкой.  Большая  атласная  борода,  раздвоенная   внизу,
вьющиеся,  откинутые  назад  волосы,  круглые  глаза,  пок