как будто ничто не интересовало, ко всему он  относился  равнодушно.  Но  на
этот  раз  круглое  лицо  его  стал  багровым,  точно  ему  нанесли   личное
оскорбление. Враждебно взглянув на Лохматова, словно  и  тот  был  в  чем-то
виноват, он сквозь зубы процедил:
   - Пленных на  госпитальное  судно  сажают!  Придумала  же  голова  вашего
адмирала! И вот вам результаты.
   Капитан 2-го ранга Лохматов, высокий  и  поджарый  человек,  был  из  тех
командиров, которые прекрасно управляют кораблем без всякого шума и суеты.
   Большую часть своей жизни он провел в море, плавая на судах Добровольного
флота. Любое несчастье он переживал молча. И теперь на его продолговатом,  с
тонкими чертами лице, обрамленном раздвоенной рыжей бородой, в  его  больших
серых глазах, смягченных сеткой морщинок вокруг них, нельзя  было  усмотреть
ни тревоги, ни беспокойства. Не выпуская изо рта папиросы, он  махнул  рукой
и, высоко держа  голову,  ровной  походкой  направился  в  свою  каюту.  Это
означало, что дело бесповоротно проиграно и поправить его невозможно.
   - Скажите, Яков Яковлевич, неужели японцы такие бессовестные, что возьмут
наш "Орел"? - волнуясь, обратилась старшая сестра Сиверс к Мультановскому.
   Зная о близости этой сестры к  Рожественскому,  он  замедлил  с  ответом,
словно забыв слова, и, криво улыбаясь, выпалил:
   - Нет. Они, вероятно, хотят устроить для нас банкет. И  отпустят  на  все
четыре стороны. А вы можете потом поблагодарить своего адмирала +2.


   2. НЕОБХОДИМАЯ ГЛАВА
   В  состав   2-й   эскадры   входили   корабли,   которые   не   принимали
непосредственного участия в Цусимском бою. Но  они  совершили  длинный  путь
вместе с нами и затем выполняли особые задания.  Было  у  нас  четыре  таких
корабля: "Рион", "Днепр", "Терек" в "Кубань". Раньше они были  пассажирскими
пароходами, а в начале войны морское  ведомство  вооружило  их  для  несения
военной службы. Самый маленький из них представлял собою железную  громадину
в 9460 тонн водоизмещения, а наибольший - 12 500 тонн.
   На каждом поставили от четырнадцати до двадцати  двух  орудий,  пулеметы,
дальномеры,  прожекторы.  Снабдили  суда   пироксилиновыми   патронами   для
подрывных работ, оборудовали на них бомбовые  погреба  и  радиорубки.  Много
было всяких переделок, чтобы приспособить  пароходы  для  военных  целей.  А
когда все было готово, их включили в категорию  крейсеров  2-го  ранга.  Они
обладали хорошим ходом - в  девятнадцать  узлов.  И  еще  у  них  было  одно
достоинство - они могли брать большой запас топлива  и  более  двух  месяцев
находиться в плавании, не заходя ни в один порт. Но личный состав этих судов
не находился на должной высоте. Морское ведомство  не  дало  на  них  боевых
моряков: большинство офицеров было из Добровольного флота, а  команды  -  из
запасных матросов, не обученных и незнакомых с новейшими приборами.
   За несколько дней до Цусимского боя командиры этих кораблей  получили  от
командующего Рожественского  секретные  пакеты  с  инструкциями.  Каждое  из
четырех судов,  отделившись  от  эскадры,  направилось  своим  путем,  чтобы
действовать в указанном  районе,  и  они  уже  ни  разу  друг  с  другом  не
встречались.  Всем  им   было   предписано   ловить   военную   контрабанду,
направлявшуюся в Японию. Предполагалось, что, выполняя  такое  задание,  они
вместе с тем произведут внушительную военную демонстрацию в тыловых водах  у
берегов противника. Такая диверсия русских судов может  отвлечь  внимание  и
разъединить его главные морские силы, сосредоточенные  в  Корейском  проливе
для встречи  нашей  2-й  эскадры.  Высшее  командование  было  уверено,  что
крейсеры в этой войне с Японией сыграют очень важную роль.
   А что же в действительности они сделали?
   "Рион" крейсировал на водных путях Шанхай -  Квельпарт  -  Нагасаки.  Ему
сразу же повезло: 13 мая  в  восемь  часов  вечера  он  встретил  норвежский
пароход "Транзит". Об этом пароходе имелись сведения, что его  груз  состоит
из пороха и ружей, а фальшивые документы имеет на керосин в Гонконг.
   Освещенный прожектором и получивший предупредительный выстрел,  "Транзит"
остановился. Подошли к нему почти вплотную. Сначала  хотели  было  осмотреть
его, но потом командир, капитан 2-го ранга Троян, человек мирного  нрава,  с
благодушным лицом, раздумал и ограничился только тем, что спросил в рупор:
   - Откуда?
   - Из Артура. Пустой.
   - Хорошо. До свидания.
   "Транзит" был  отпущен,  а  командир,  выпячивая  штаб-офицерский  живот,
зашагал по мостику.
   На следующий день встретились еще с одним судном. Это был тоже норвежский
пароход, который шел из Америки в Таку с полным грузом леса. При осмотре его
документы оказались в порядке. Дружески распрощались и с этим судном.
   С рассветом 15 мая "Рион" взял направление к острову Росс и шел зигзагами
малым ходом. Погода была ясная. За целый день  не  видели  на  горизонте  ни
одного дымка. И только к вечеру задержали германский пароход "Тетартос".
   На нем оказался железнодорожный груз японского происхождения.  Этот  груз
сопровождали семь человек японцев-сдатчиков.  Не  было  никаких  сомнений  -
контрабанда.
   Призовая комиссия пришла к  заключению,  что  пароход  надо  утопить,  но
командир,   руководствуясь   какой-то   смутной   инструкцией   министерства
иностранных дел, долго с этим не соглашался. Офицерам  пришлось  горячо  его
убеждать. Наконец он распорядился посадить на пароход свой конвой и лечь  на
зюйд-вест 71ё, чтобы подальше отойти от берега  в  море.  Утром  застопорили
машины. С парохода свезли на крейсер японцев и  личный  судовой  достав.  На
"Тетартосе" открыли кингстоны, но он долго не тонул. Позднее сделали в  него
три выстрела с расстояния в пять кабельтовых. Все три снаряда попали в него,
но ни один из них не разорвался. Пароход продолжал держаться на воде и  лишь
в половине первого часа медленно пошел ко дну.
   Для его капитана надолго осталось в памяти место у  входа  в  Печелийский
залив.
   Поблуждав дня четыре в тумане,  "Рион"  в  тридцати  милях  от  Сидельных
островов  наткнулся  на  английский  пароход  "Силурнум".  Капитан  парохода
встретил русского офицера на палубе, поздоровался с ним и сразу же решил его
ошарашить:
   - Очень грустные и тяжелые новости имею для вас.
   От него узнали, что 2-я эскадра разбита. Это подтверждалось и шанхайскими
газетами, полученными от капитана. Очевидно, капитан  рассчитывал,  что  эти
сенсации отвлекут внимание русских от осмотра  его  парохода,  но  этого  не
случилось. На корабле русскими было  обнаружено  сто  тридцать  кип  хлопка,
адресованного в Кобе. Этот  контрабандный  груз  был  выброшен  за  борт,  а
пароход отпущен.
   Известия о гибели эскадры потрясли  весь  экипаж  "Риона".  О  дальнейшей
операции никто уже не думал. Перед людьми стоял  вопрос:  куда  идти,  чтобы
запастись углем на обратный путь в Россию? Пошли  в  Батавию,  где  людей  с
"Тетартоса" свезли на  берег  и  начали  погрузку  угля.  Здесь  с  крейсера
дезертировали тридцать шесть  матросов.  Голландцы  не  разрешили  стоять  в
гавани больше двадцати четырех часов. "Рион" снялся с якоря, и направился  к
Рас-Гафуну.
   Четырнадцать  дней  качались  на  волнах  Индийского  океана.   17   июня
показались берега  Африки.  Впереди  возвышался  обрывистый  мыс  Рас-Гафун.
Здесь, далеко от театра военных действий, в вахтенном журнале  "Риона"  была
занесена запись о случае, которым впоследствии гордился экипаж.
   Было одиннадцать часов утра 17 июня, когда с мостика  "Риона"  офицеры  с
недоумением разглядывали странную картину. Около берега, повернувшись к нему
лагом,  накренится  неподвижный  пароход.  Моряков  удивляло  неестественное
положение корабля, который был у самого берега и почти лежал на  борту,  как
будто его прибило туда волной. На нем развевались какие-то  флаги.  Командир
повернул крейсер прямо на него. За полуторы мили увидели на нем  французский
флаг и сигнал: "Терплю бедствие". Через борта парохода перекатывались волны.
Во время свежего муссона, дувшего в сторону берега, невозможно было в  таком
открытом месте стать на якорь. Командир крейсера, капитан 2-го ранга  Троян,
отлично это понимал, и только исключительные обстоятельства заставили его на
это решиться. Крутая  зыбь  подергивала  канат  якоря.  С  "Риона"  спустили
вельбот. Это тоже было рискованно. Как  потом  выяснилось,  все  французские
шлюпки, спущенные на воду для спасения пассажиров,  были  сразу  перевернуты
волнами. Все же прапорщик Нечаев пошел на вельботе к бедствующему кораблю  и
через час вернулся обратно. Поручение командира было им выполнено  блестяще:
на крейсер был доставлен помощник капитана французского парохода "Шадок". От
француза узнали, что их пароход сел на камни два дня тому назад. От  зыбучей
качки у него проломилось днище и наполнились трюмы водой. Снять его  с  мели
уже  нельзя.  Пассажиры,  переправленные  на  туземных   лодках   на   сушу,
расположились там лагерем в восьми милях  от  берега.  Вместе  с  пароходной
командой    их    было    шестьсот    восемнадцать    человек.    Обобранные
туземцами-сомалийцами, они остались без пищи и одежды. Среди них  находились
женщины, дети и больные. Туда с крейсера были посланы на шлюпках два офицера
и шестьдесят человек команды. Они захватили с собою  семь  пар  носилок.  На
следующий день в четыре часа утра лагерь снялся с места. Пассажиры и  экипаж
парохода с неимоверными усилиями добирались  по  песку  в  жару  до  берега.
Команда "Риона" помогала нести детей и больных  на  носилках.  Только  через
полсуток  переправа  людей  была  закончена.  Находясь  уже   на   крейсере,
пассажиры-французы восторженно  отзывались  о  благородном  подвиге  русских
моряков. Спасенные собрали для команды несколько сот  франков.  Но  командир
денег не взял и выразил от имени французов благодарность своей команде.
   "Рион", оставив Рас-Гафун, взял курс на Аден. На пути у него  вышел  весь
уголь, начали жечь в топках дерево. Он еле добрался до  порта.  В  Адене  он
сдал спасенных людей  на  два  иностранных  парохода  и  более  основательно
запасся топливом. Дальнейшее плавание крейсера проходило без приключений.
   16 июля "Рион" отдал якорь на кронштадтском рейде.
   "Днепр" должен был оперировать в Восточно-Китайском море. Отделившись  от
эскадры, он проводил свои транспорты до Шанхая. Тут  же  командир  крейсера,
капитан 2-го ранга Скальский, созвал военный  совет,  на  котором  тщательно
разработал план операции. Но на второй день, к удивлению офицеров,  командир
изменил этот план и взял курс на Филиппинские острова.
   По-видимому, ему хотелось быть подальше от Японии. Крейсер, не  заходя  в
порт, остановился прямо в море у северных островов Филиппинского архипелага.
Но  чем  же  заняться  здесь,  чтобы  провести  время?  Начали  скоблить   и
подкрашивать борты, словно "Днепр" готовился к торжественному параду. На это
ушло  два  дня.  А  дальше  уже  было  неудобно  стоять  на  одном  месте  с
застопоренными машинами и, ничего не предпринимая, покачиваться  на  морской
зыби.
   "Днепр" направился к Гонконгу. На четвертый день крейсерства, 15 мая,  на
этом пути попалось ему первое паровое судно. Удивительно было встретить  так
далеко в море от острова Седдельс речной английский пароход "Самсон".
   Он был осмотрен и отпущен.  На  следующий  день  у  "Днепра"  была  очень
счастливая  встреча.  Команда  его  уже  целый  месяц  плавала  не  куря,  а
остановленный им неконтрабандный  австрийский  пароход  "Нипон"  снабдил  их
табаком. В  тот  же  день  были  остановлены  еще  два  парохода,  -  вместо
контрабанды на них нашли старые газеты, но в них ничего нельзя  было  узнать
нового о судьбе русской эскадры. Что стало с ней? Этот вопрос мучил  русских
моряков и придавал им больше азарта в крейсерстве. Сигнальщики  и  вахтенные
день  и  ночь  следили  за  горизонтом,  в  надежде  перехватить,  если   не
контрабанду, то хоть новости об эскадре. "Днепр" одиноко бродил  среди  моря
два дня при чистом горизонте,  не  заметив  ничего  на  своем  пути.  Моряки
отчаивались неизвестностью о положении дел на войне, и с такими настроениями
проходило у них утро 19 мая. Вдруг в шесть часов утра корабль  оживился.  На
параллели острова  Калаян  сигнальщики  увидели  дымок  -  первый  дымок  за
шестьдесят часов хода. Все кругом  зашевелилось,  зашумело,  забегали  люди,
зазвенели телефоны. Скоро с мостика рассмотрели уже и рангоут, удалявшийся в
пролив между островами Люцон и Бабуян.
   - Полный вперед, - раздалась команда в машину.
   "Днепр" начал погоню. Через два часа он был уже близко к беглецу, который
шел под германским флагом. Простым глазом можно было прочесть надпись:
   "Принц Сигизмунд". Был сделан с "Днепра"  холостой  выстрел,  другой,  но
пароход остановился только после третьего выстрела. Члены судовой  комиссии,
прибывшие на него, сперва были  разочарованы,  не  найдя  контрабанды.  Этот
пароход  Северо-Германского  Ллойда  вез  груз  известного  поставщика   2-й
эскадры, частного русского морского интенданта Гинзбурга.
   Выходило, что охота за ним пропала даром. Но дороже военного приза  здесь
оказались для русских моряков свежие газеты. И  вот  с  "Сигизмунда"  начали
семафором   передавать   на   "Днепр"   новости   из   гонконгской    газеты
"Южно-Китайская утренняя почта" от 17 мая 1905 г.:
   "Четыре корабля с Небогатовым в плену. Одиннадцать потоплены в  Цусимском
бою. Победы никто не объявляет".
   Отпустив  пароход,  все  офицеры  собрались  во  главе  с  командиром   в
кают-компании. Прапорщик Людэ, знаток английского языка, вслух читал газету.
Оживленно обсуждались результаты боя, Сведения были еще туманны и неясны, но
всех опечалили потер" русского флота. Задумчивы  и  грустны  стали  поникшие
лица моряков. Среди молчания раздался взволнованный голос командира:
   -  Война  проиграна.  Участь  наша  решена,  господа!   Что   мы   теперь
представляем собою, одни в чужом море и без поддержки военного  флота?  Ведь
мы, господа, теперь корсары. Значит, эскадры не  существует  больше,  и  нам
пора кончать.
   Уходить надо обратно. В тот же день после обеда, когда в судовой  колокол
пробили восемь склянок, на горизонте  показался  пароход,  шедший  встречным
курсом.  По  распоряжению  вахтенного  начальника,   прапорщика   Куницкого,
рассыльный побежал доложить об этом командиру.
   - Ну что? - спросил Куницкий, когда рассыльный вернулся обратно.
   - Его высокоблагородие сидит у себя в каюте и ответил только: "Хорошо".
   - И больше ничего?
   - Больше ничего, ваше благородие.
   - Иди еще раз и спроси, надо ли задержать пароход?
   Второй раз вернулся рассыльный и с обидой в голосе заявил:
   - Его высокоблагородие выругался и сказал, чтобы я убирался к  черту  под
лохматый хвост.
   На мостик пришли старший  офицер  Кампанионов  и  лейтенант  Шварц.  Всех
возмущало поведение  командира.  Пароход  приблизился  и,  находясь  уже  на
траверзе крейсера, не поднял даже своего флага.  Тогда  старший  офицер  сам
отправился к командиру и, высказав свои  подозрения  относительно  парохода,
спросил:
   - Как же, Иван Грацианович, поступить с ним?
   Командир рассердился:
   - Мне надоели подобные вопросы. Вот вам мое решение:  до  Сайгона  мы  не
будем останавливать  ни  одного  судна.  Прошу  вас,  Леонид  Федорович,  не
беспокоить меня по этим делам.
   Старший офицер пожал плечами и ушел.
   Более решительно поступил лейтенант Шварц.  Он  спустился  в  музыкальный
салон, отделявшийся от командирской каюты дощатой переборкой, и нарочно стал
грубо кричать:
   - Это не командир, а враг своей родины. Такого человека немедленно  нужно
арестовать...
   Слова Шварца,  по-видимому,  сильно  повлияли  на  командира.  Бледный  и
встрепанный, с обезумевшими глазами, как бывает с человеком во время пожара,
он прибежал на мостик и приказал вернуть пароход. Но он развил большой ход и
был уже далеко. К счастью, тут же, когда "Днепр" шел  западнее  Перосельских
рифов курсом зюйд-вест 46ё, подвернулось другое коммерческое судно. Это было
в шестом часу дня на широте 22ё11' северной  и  долготе  115ё26'  восточной.
Заметив с мостика идущий на пересечку  курса  английский  пароход,  командир
точно переродился и властно отдал приказ:
   - Задержать этот пароход!
   Подняли сигнал "стоп", и пароход остановился. Желая загладить свою  вину,
командир вызвал вахтенного начальника лейтенанта Шварца, ставшего в открытую
оппозицию к его трусости, и мягким голосом сказал ему:
   - Виктор Александрович! Назначаю вас начальником  досмотровой  партии  на
пароход. Результаты осмотра сообщите мне по семафору.  Чтобы  не  затруднять
вас переговорами с англичанами, даю вам я помощники Рудольфа Людвиговича.
   Он плавал на английских судах и отлично сможет объясниться на  английском
языке. Действуйте.
   Досмотровая  партия  под  командой  лейтенанта  Шварца  и  его  помощника
прапорщика Людэ обследовала без вооруженного сопротивления пароход.  С  него
командир получил краткое донесение по семафору:
   "Англичанин "Сент Кильда". Пять тысяч шестьсот тонн контрабанды.
   Коносаменты из Гонконга в Иокогаму и Кобе".
   Вскоре с досмотровой партией на крейсер прибыл и капитан парохода В.
   Джонее с судовыми бумагами. На заседании  призовой  комиссии  выяснялось,
что действительно пароход  идет  в  Японию  и  полон  контрабандного  груза:
тридцать восемь тысяч мешков риса, девять тысяч сто семьдесят мешков  жмыха,
тысяча девятьсот восемьдесят девять тюков хлопка, тысяча шестьсот сорок одно
место сахара. Комиссия составила протокол, и ее мнение было такое:
   "Предать пароход уничтожению".
   Свой протокол члены призовой комиссии лично вручили командиру  Скальскому
на утверждение. Тот начал его читать, а офицеры молча переглядывались  между
собой, что означало их неуверенность в решимости командира.  Каждый  из  них
задавал себе беспокойный вопрос: будет ли командир тверд до конца,  или  он,
не выдержав своей роли, снова будет колебаться, как накануне.
   Кончив чтение, командир Скальский, как будто отвечая на  затаенные  мысли
стоявших перед ним офицеров, заговорил:
   - Лучше бы, конечно, пароход взять с собой. Но ведь у него  самый  полный
ход только восемь с половиной узлов. И угля нам негде  взять.  Значит,  плен
отпадает. А выбрасывать за борт такую уйму контрабанды  долгая  история.  Да
еще вблизи Гонконга. Как мне с ним быть? Одно из двух на выбор - топить  или
свободно пропустить?
   Кончив  свою  речь,  посеявшую  еще  больше  сомнений   среди   молчавших
подчиненных, командир Скальский наклонился над протоколом  и  начал  на  нем
что-то писать. Лица офицеров, насторожились и приняли серьезное выражение.
   Их вопросительные взгляды следили за пером, как бы стараясь  предугадать,
какую же резолюцию теперь  начертит  командир.  От  него  всего  можно  было
ожидать после того, как он на их глазах уже  несколько  пароходов  пропустил
без задержки. В тишине было слышно, как отчаянно скрипело командирское  перо
и как порывисто было дыхание молчаливых людей. Они, видимо, приготовились  к
более решительным протестам, если он и на этот раз  не  утвердит  протокола.
Вот он и сделал обычный росчерк под своей фамилией.
   Рука его с бумагами протянулась к  офицерам.  С  их  сосредоточенных  лиц
быстро сбежали тени  беспокойства,  как  облачка  с  ясного  неба.  Командир
исправился. С военной выправкой офицеры стояли,  вытянувшись  перед  ним,  и
внимательно слушали его приказания:
   - Топить здесь, разумеется, нельзя - глубина  под  нами  мала.  Поезжайте
вчетвером, господа, на пароход, и за ночь мы отведем его подальше в море.
   Там мы с ним покончим завтра... на рассвете.
   Командир перевел взгляд на вахтенного офицера  -  прапорщика  по  морской
части Шмельца:
   - Командовать "Сент Кильдой" будете  вы,  Виктор  Францевич!  Возьмите  с
собой десять человек команды, четырна