шая философия не может ни  дать,  ни  отнят  ь  веры,  то  самого
простого акта логической мысли  достаточно,  чтобы  признать,  что  человек,
желающий жить и приговоренный к смерти, не может, серьезно говоря, считаться
свободным, а в таком положении с мирской, или природной, точки  зрения,  без
сомнения, на ходится  всякий  человек  и  все  человечество.  Следовательно,
только в другом, надмирском  порядке,  представляемом  вселенскою  Церковью,
может вообще человек иметь положительную свободу. Не иначе как там  возможно
для него и положительное равенство.
   При естественной неодинаковости людей - столь же  неизбежной,  сколько  и
желательной: было бы очень  печально,  если  бы  все  люди  были  духовно  и
физически на одно лицо, тогда и самая  множественность  людей  не  имела  бы
смысла - прямое равенство между ними в их
   частности или отдельности вовсе невозможно; они могут быть равны не  сами
по себе, а только чрез одинаковое  свое  соотношение  с  чем-нибудь  другим,
общим и  высшим.  Таково  равенство  всех  перед  законом,  или  гражданская
равноправность. При всей своей важности
   в порядке мирского существования  эта  равноправность  по  природе  своей
остается только формальную и отрицательною. Закон утверждает известные общие
пределы человеческой деятельности, равно обязательные для всех и каждого, но
он не  входит  в  содержание  ничье  й  жизни,  никому  не  обеспечивает  ее
существенных  благ  и  равнодушно  оставляет  за   одним   его   беспомощное
ничтожество, а за другим избыток всяких преимуществ. Мирское общество  может
признать за каждым  человеком  безусловное  значение  в  смысле  отвлеченной
возмож ности, или принципиального права, но осуществление этой возможности и
этого права  дается  только  Церковью,  которая,  реально  вводя  каждого  в
богочеловеческую целость, каждому сообщает абсолютное содержание жизни и тем
уравнивает всех, как все конечные вели чины равны между собою по отношению к
бесконечности. Если в Христе, как говорит апостол,  живет  полнота  Божества
телесно, а в каждом верующем живет Христос207,  то  где  же  тут  место  для
неравенства? Приобщение абсолютному  содержанию  жизни  через  вселенскую  Ц
ерковь, положительным образом освобождая и уравнивая  всех,  делает  из  них
одно безусловно солидарное целое, или совершенное братство.
   Поскольку это братство, совершенное по существу, обусловлено, однако,  по
происхождению,  как  ставшее  и  становящееся  во   времени,   оно   требует
соответственной формы для богочеловеческой  связи  своей  с  прошедшим,  как
таковым, - требует религиозного преемства,
   или  духовного  отчества.  Это   требование   удовлетворяется   последним
определением церкви как апостольской.
   X
   Так как мы живем во времени, то и во времени должна сохраняться  и  через
него передаваться связь нашей зависимости  от  начала  божественного  в  его
историческом явлении, именно как такая связь, в силу которой духовная  жизнь
нашего настоящего начинается не от себя, а от  более  ранних,  или  старших,
носителей   богочеловеческой    благодати.    Единая,    святая,    соборная
(кафолическая) церковь есть необходимо церковь  апостольская.  Апостольство,
или посланничество, есть противуположность самозванства. Посланничество есть
   основание  деятельности  религиозное,  самозванство  -   антирелигиозное.
Именно в этом самом Христос указывает знак противуположности между  собою  и
человеком беззакония (антихристом): Я пришел во имя Отца, и не верите Мне, а
другой придет во имя свое, и повер  ите  ему.  -  В  христианстве  достигает
своего совершенного выражения первоначальная основа религии -  благочестивое
признание своей зависимости от родоначальника. "Отец  послал  меня",  "творю
волю пославшего меня"208. Единородный Сын есть посланный по  преимуще  ству,
апостол Божий по существу, и к нему,  собственно,  относится  глубочайший  и
вечный смысл определения церкви как  апостольской  (от  которого  зависит  и
другой, ближайший смысл -  исторический).  "Как  послал  Меня  Отец,  так  Я
посылаю вас"209, - рожденные от Х риста словом и духом  апостолы  посылаются
им для духовного рождения новых поколений, чтобы непрерывно передавалась  во
времени вечная связь Отца и Сына, посылающего и посылаемого.
   Сыновнее отношение есть первообраз благочестия, и единородный Сын Божий -
сын по преимуществу - есть само благочестие,  индивидуально  воплощенное,  и
церковь  как  собирательная  организация  благочестия  должна   им   всецело
определяться  и  в  общественном  строе  св   оем,   и   в   учении,   и   в
священнодействиях. Христос как воплощенное благочестие есть путь, и  истина,
и жизнь своей церкви.
   Путь благочестия для всего сущего (разумеется, кроме единого  Первоначала
и Первопредмета всякого благочестия) состоит в том, чтобы идти не от себя  и
не от низшего, а от высшего,  старшего,  предпоставленного;  это  есть  путь
иерархический, путь священного пр еемства и предания. В силу этого, какие бы
внешние формы ни принимал порядок церковного управления под влиянием условий
исторических,  собственно  церковная  религиозная  форма  -  преемство  чрез
рукоположение - идет всегда в порядке  иерархическом  -  сверху  вни  з:  не
только миряне не могут рукополагать духовных отцов, но и  в  самом  духовном
чине необходим порядок  степеней,  так  что  только  высшая  -  святители  -
представляет деятельное начало, передавая освящение двум другим.
   Тем же благочестием - хотя с  другой  стороны  или  в  другом  отношении,
теоретическом - обусловлена истина церкви. Истина церкви, передающая нам  ум
Христов, не есть ни научная, ни философская,  ни  даже  богословская  -  она
заключает в себе только догматы благоч естия. В этом факте содержится ключ к
пониманию христианской  догматики  и  тех  соборов,  которые  занимались  ее
формулированием. В области вероучения интерес благочестия состоит, очевидно,
в том, чтобы в представлениях  о  божестве  ничем  не  умалялась  полнота  р
елигиозного отношения к нему, изначала данная в Христе  как  Сыне  Божием  и
сыне человеческом.  Все  "ереси",  от  которых  ограждалась  церковь  своими
догматическими  определениями,  так  или  иначе  отрицали  эту   религиозную
полноту, или всецелость и  всесторонность  н  ашего  усыновления  Богу  чрез
совершенного  Богочеловека.  Одни  Христа   признавали   полубогом,   другие
получеловеком; то вместо единого  богочеловека  принимали  какую-то  двойную
личность, то ограничивали богочеловеческое  сочетание  одною  умопостигаемою
стороною, п ризнавая  божество  не  подлежащим  ощутительному  выражению,  и
т.д.176
   Законный путь иерархического порядка, так же как  и  истина  веры,  имеет
свое исполнение и оправдание в жизни церкви. Человеческая жизнь должна  быть
внутренно собрана, объединена и освящена действием Божиим и превращена таким
образом в жизнь богочеловеческу ю. И сущность дела,  и  принцип  благочестия
требуют при этом, чтобы процесс  перерождения  начинался  сверху,  от  Бога,
чтобы его  основание  было  действием  благодати,  а  не  естественной  воли
человеческой, отдельно взятой, -  требуется,  чтобы  процесс  был  богочелов
еческим, а не человекобожеским. В этом  значение  таинств  как  собственного
основания  новой  жизни.  Нравственный   смысл   (со   стороны   религиозной
нравственности, или благочестия), принадлежащий  таинствам  вообще,  состоит
именно в том, что здесь человек принимает свое должное положение безусловной
зависимости от  совершенно  действительного,  но  вместе  с  тем  совершенно
таинственного, чувственно не познаваемого добра, которое ему  дается,  а  не
создается им. Перед таинством человеческая воля вполне отказывается  от  все
го своего, остается в совершенной потенциальности, или чистоте, и  через  то
становится  способною,  как  чистая  форма,  к  принятию  сверхчеловеческого
содержания. Чрез таинства та единая и святая сущность, которая есть  Церковь
сама  в  себе  (Ding  an  sich,  или  ну  менон   церкви,   по   философской
терминологии), реально соединяет с  собою  или  вбирает  в  себя  внутреннее
существо человека и делает его жизнь богочеловеческою.
   Эта   сверхъестественная    для    прочих    царств    природы    (кончая
рационально-человеческим), но  совершенно  естественная  для  царства  Божия
жизнь  имеет  свой  правильный  круг   развития,   главные   моменты   коего
обозначаются церковью в семи по преимуществу так называемых
   таинствах. Эта жизнь зарождается (в крещении), получает начало правильной
организации,  роста  и  укрепления  (в   миропомазании),   излечивается   от
привходящих повреждений (в покаянии), питается для вечности (в  евхаристии),
восполняет или интегрирует единичное
   существо  человека  (в  браке),  создает  духовное  отчество  как  основу
истинного  порядка  общественного  (в  священстве,  или  рукоположении)   и,
наконец,  освящает  болеющую  и  умирающую  телесность  для  полной  целости
будущего воскресения (в соборовании, или елеосвяще нии)177.
   XI
   Реально-таинственные залоги высшей жизни, или Царства Божия, получаемые в
таинствах церкви, не зависят в начале и существе своем от воли человека. Тем
не менее эта высшая жизнь, как богочеловеческая, не  может  довольствоваться
одним страдательным нашим уч астием,  ее  процесс  требует  сознательного  и
вольного содействия души человеческой высшему Духу. Хотя положительные  силы
для этого содействия идут  с  самого  первого  начала  от  благодати  Божией
(невнимание к этой истине порождает пагубные ошибки полупелагианс  тва),  но
они усвояются волею человеческою, формально различающеюся от воли Божией,  и
проявляются в образе ее собственного действия (забвение этой второй  истины,
столь  же  важной,  как  и   первая,   выразилось   в   христологии   ересью
монофелитскою, а в нравоучении - квиэтизмом).
   Собственно  человеческие  действия  или  поступки,  сообразные  благодати
Божией (и ее предваряющим действием вызванные),  очевидно,  должны  выражать
нормальное отношение лица к Богу, к людям и к  своей  материальной  природе,
соответствуя трем общим основам  нравст  венности:  благочестию,  жалости  и
стыду. Первое сосредоточенное деятельное выражение религиозного чувства, или
благочестия, его дело по преимуществу, есть молитва; такое же  дело  жалости
есть милостыня, а дело стыда - воздержание, или пост178. Этими тремя
   делами обусловливается со стороны человека начало и развитие в нем  новой
благодатной жизни, как это с удивительною ясностью и простотою изображено  в
священном повествовании о благочестивом  центурионе  Корнелии,  который  был
"творяй милостыни многи людям и
   моляйся Богу всегда", и далее как он  сам  рассказывает:  "От  четвертого
часа дня даже до сего часа бех постяся, и в девятый час моляся в дому  моем,
и се муж ста предо мною во одежде светле и рече:  Корнилие,  услышана  бысть
молитва твоя и милостыня твоя помя нушася  пред  Богом"  (следует  повеление
пригласить Симона, называемого Петром, обладающего словами спасения)  (Деян.
ап. Х). Если скрытое, предваряющее действие благодати Божией, не отвергнутое
Корнелием, побуждало его к делам человеческого добра и поддержи вало  его  в
этих делах - в молитве, милостыне и посте, то сами эти дела, как здесь прямо
указывается,  вызвали  новые  явные  действия   благодати   Божией,   причем
замечательно, что  как  явление  небесного  ангела  было  лишь  чрезвычайным
средством для соблюдения уста новленного пути благочестия - для  приглашения
земного посланника Божия, земного посредника  высшей  истины  и  жизни,  так
точно последовавшее за проповедью Петра в доме Корнелия необычное и обильное
излияние даров св. Духа на новооглашенных  не  сделало  излишн  им  для  них
обычный, так сказать, органический  способ  реально-таинственного  начинания
благодатной жизни - чрез крещение (там же, конец главы).
   Еще более знаменательно в этом типичном повествовании то, чего в нем нет.
Ни ангел Божий, ни апостол Петр, вестник мира Христова, ни голос самого Духа
Святого, внезапно  открывшегося  в  новообращенных,  не  сказали  центуриону
италийской когорты того, что по
   новейшим представлениям о христианстве было самым важным  и  настоятельно
необходимым для этого  римского  воина,  -  они  не  сказали  ему,  что  он,
становясь христианином, должен прежде  всего  отбросить  оружие,  непременно
отказаться от военной службы:  об  этом,  бу  дто  бы  непременном,  условии
христианства - ни слова, ни намека во всем рассказе, хотя дело идет именно о
представителе войска.  Отречение  от  военной  службы  совсем  не  входит  в
новозаветное понятие о том, что требуется от мирского воина, чтобы стать ему
пол ноправным гражданином Царства Божия.  Кроме  тех  условий,  которые  уже
исполнялись центурионом Корнелием, - именно кроме молитвы, милостыни,  поста
- ему нужно еще  "призвать  Симона,  нарицаемого  Петром...  он  речет  тебе
глаголы, в них же спасешься ты  и  весь  до  м  твой".  И  пришедшему  Петру
Корнелий говорит: "Ныне все мы пред Богом предстоим слышать все,  повеленное
тебе от Бога"210. Но в этом всем, что Бог велит апостолу  сообщить  римскому
воину для его спасения, нет ничего о военной службе: "Отверз же Петр уста  и
сказал: поистине разумею, что не на  лица  зрит  Бог,  но  во  всяком  языке
боящийся  его  и  делающий  правду  приятен  Ему.  Он  послал  слово   сынам
Израилевым, благовествуя мир чрез Иисуса Христа, сей есть всем  Господь.  Вы
знаете происшедшее по всей Иудее, начиная
   от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном, как помазал Бог Духом
святым и силою Иисуса из Назарета, и Он прошел, благовествуя и исцеляя  всех
насилованных от диавола, ибо Бог был  с  Ним.  И  мы  свидетели  всего,  что
сотворил Он в стране Иудейской и в Иерусалиме, - Его же и убили, повесив  на
древе. Сего Бог воскресил в третий день и дал Ему  явлену  быть  -  не  всем
людям, но нам, свидетелям преднареченным от Бога, которые с Ним ели  и  пили
по воскресении Его от мертвых. И повелел нам проповедывать людям
   и засвидетельствовать, что Он есть  нареченный  от  Бога  судия  живым  и
мертвым. О Нем все пророки свидетельствуют,  что  оставление  грехов  примет
именем Его всякий верующий в Него. - И когда еще говорил Петр  глаголы  сии,
напал Дух святый на всех, слышащих сло во"211.
   Мы остановились на истории центуриона Корнелия не для  того,  собственно,
чтобы возвращаться к особому вопросу о  военной  службе179,  а  потому,  что
находим здесь яркое указание для решения общего вопроса об отношении  церкви
к государству, Христианства к Импе рии, Царства Божия  к  царству  мирскому,
или, что то же, вопроса о христианском государстве. Если центурион Корнелий,
ставши вполне христианином, остался воином и, однако, не мог разделиться  на
два чуждых друг другу и не связанных между собою лица,  то  ясно  ,  что  он
сделался христианским воином. Собрание таких  воинов  образует  христианское
войско. Но войско  есть  и  крайнее  выражение,  и  первая  реальная  основа
государственности, следовательно, если может быть  христианское  войско,  то
тем самым и тем более может
   быть христианское государство. Решение вопроса историческим христианством
именно в этом смысле есть  факт  несомненный.  Рассуждению  подлежит  только
вопрос о внутренних основаниях этого факта.
   XII
   Когда центурион Корнелий  был  язычником,  то  чувство  жалости,  которое
заставляло его "раздавать многие милостыни"212, оно же,  конечно,  побуждало
его защищать слабых  от  всяких  обид  и  принуждать  буйных  насильников  к
повиновению законам. Хотя он знал, что зак он,  как  и  всякая  человеческая
полезность, есть добро лишь  относительное  и  подлежащее  злоупотреблениям;
хотя он  слышал,  макет  быть,  о  возмутительном  злоупотреблении  законной
власти, которое допустил прокуратор  Понций,  под  влиянием  завистливого  и
злобного
   иерусалимского жречества осудивший на казнь  добродетельного  раввина  из
Назарета, но, как человек справедливый, Корнелий знал, что abusus non tollit
usum213, и от исключительных случаев  не  делал  вывода  к  общему  правилу.
Настоящий римлянин (судя по имени), он с благородною  гордостью  сознавал  и
свою долю в общем призвании мировладычного города:
   ...Народами править державно,
   Кротким защитою быть, оружьем смиряя надменных214.
   И это не было для него отвлеченным убеждением: в  Палестине,  где  стояла
его  когорта,  только  римское  оружие   приостановило,   хотя   на   время,
ожесточенные междоусобия, династические и партийные, сопровождавшиеся дикими
избиениями, а кругом по соседству идумейс кие и арабские  кланы  только  под
покровом той  же  римской  власти  стали  понемногу  выходить  из  состояния
непрерывных войн и грубого варварства.
   Итак, Корнелий не отступал от истины, когда уважал свое служение и считал
государство и его главный орган  -  войско  силою,  необходимою  для  общего
блага. Должен ли он был изменить это свое суждение, ставши  христианином?  В
нем  открылась  новая,  высшая,  чисто  духовная  жизнь,   но   разве   этим
упразднилось зло  вне  его?  Ведь  та  жалость,  которою  оправдывалось  его
воинское служение, - ведь она относилась именно  к  страдающим  от  внешнего
зла, которое осталось как было. Или, может быть, открывшаяся  в  нем  высшая
жизнь,
   не упраздняя внешнего зла, должна была упразднить в нем внутреннее  добро
- ту самую жалость, или милосердие, которое "помянулось перед Богом"215 (см.
выше), и заменить его равнодушием к чужим страданиям? Но  такое  равнодушие,
или бездушие, есть отличитель ное свойство  камня  -  низшей,  а  не  высшей
степени бытия. Или, не отказываясь от сострадания, христианин вместе с новою
жизнью получает и особую силу побеждать всякое внешнее зло, не противясь ему
принуждением,  -  побеждать  его  одним   непосредственным   нравст   венным
действием, или чудом благодати? Предположение замечательно  неосновательное,
возможное только при полном непонимании как существа  благодати,  так  и  ее
нравственных условий. Мы знаем, что сам Христос встречался на земле с  такою
людскою средою, где ег о благодать не могла творить чудес "по  неверию  их";
мы знаем, что в самой лучшей среде - в среде  своих  апостолов  -  он  нашел
"сына погибели"216, мы знаем, наконец, что из  двух  разбойников  на  кресте
покаялся только один, неизвестно, поддался ли бы он божес твенной  силе  при
других обстоятельствах, но вполне известно, что его товарищ оказался для нее
недоступным и при таких обстоятельствах.
   Те, которые утверждают, что всякий злодей  может  быть  разом  обращен  к
добру и удержан от преступления одним непосредственным действием внутренней,
благодатной силы, вовсе не вникают в то, о чем говорят.  Если  дело  идет  о
внутренней, чисто духовной силе доб ра, то ведь она тем и отличается в  этом
своем качестве,  что  действует  не  как  механический  двигатель,  фатально
производящий внешние, фактические перемены, а действует только под  условием
ее внутреннего усвоения тем другим, на кого она действует,  следовате  льно,
результат  действия  никогда  не   предопределяется   здесь   доброю   волей
действующего, а зависит окончательно  от  свойства  реакций  другой  стороны
(истина, которую пример Иуды Искариота должен, казалось бы, сделать ясною  и
для слепого).
   Благодатная сила Христа действовала на людей, грешных по немощи плоти,  а
не по твердости злой воли, на людей, не  успокоившихся  в  своих  грехах,  а
болевших ими и чувствовавших нужду во враче;  об  этих  больных,  готовых  к
исцелению, и сказал Христос, что они
   войдут в Царствие Божие прежде самодовольных праведников,  которые  из-за
этого и враждовали против него, укоряя за снисходительное общение с мытарями
и блудницами. Но и враги не могли найти повода  упрекать  его  в  потворстве
кровожадным убийцам, нечестивым
   святотатцам, бесстыдным растлителям и  всяким  преступникам