латонизм согласен с  буддизмом,-  то
это бытие, эта действительность может признаваться неистинной только потому,
что есть другая действительность,  которой  принадлежит  характер  истины  и
существенности". Данная действительность неистинна или неподлинна только  по
отношению к другой истинной и подлинной действительности, {083}или,  другими
словами, эта природная действительность имеет свою  истину,  свою  подлинную
сущность в другом, и это другое есть  идея;  и  притом,  так  как  истинная,
подлинная действительность не может быть беднее, не может заключать  в  себе
меньше, чем заключает в  себе  призрачная  действительность,  то  необходимо
предположить, что всему, что находится в этой последней  (то  есть  видимой,
или призрачной,  действительности),  соответствует  нечто  в  истинной,  или
подлинной, действительности,  другими  словами  -  что  всякое  бытие  этого
природного мира имеет свою идею или свою  истинную  подлинную  сущность.  И,
таким  образом,  эта  истинная  действительность,  эта  подлинная   сущность
определяется не как идея просто, а как идеальное  все,  или  как  мир  идей,
царство идей.
   Для уяснения того, что есть идея, может служить  указание  на  внутренний
характер человеческой личности.
   Каждая  человеческая  личность  есть  прежде  всего  природное   явление,
подчиненное  внешним  условиям  я  определяемое  ими  в  своих  действиях  и
восприятиях. Поскольку проявления этой личности определяются этими  внешними
условиями,  поскольку  они  подчинены  законам  внешней   или   механической
причинности, постольку свойства этих действий или проявлений этой  личности,
свойства, составляющие  то,  что  называется  эмпирическим  характером  этой
личности, суть только природные условные свойства.
   Но вместе  с  этим  каждая  человеческая  личность  имеет  в  себе  нечто
совершенно  особенное,  совершенно   неопределимое   внешним   образом,   не
поддающееся никакой  формуле  и  несмотря  на  это  налагающее  определенный
индивидуальный отпечаток на все действия и на все восприятия этой  личности.
Эта особенность есть не только нечто неопределимое, но вместе  с  тем  нечто
неизменное: она  совершенно  не  зависит  от  внешнего  направления  воли  и
действия этого лица, она останется неизменной во всех обстоятельствах  и  во
всех условиях, в которые может быть поставлена эта личность.  Во  всех  этих
обстоятельствах и условиях личность проявит эту неопределимую  и  неуловимую
особенность, этот свой индивидуальный характер, наложит  свой  отпечаток  на
всякое свое действие и на всякое свое восприятие.
   Таким образом, этот внутренний индивидуальный характер личности  является
чем-то безусловным, и он-то  {084}составляет  собственную  сущность,  особое
личное содержание  или  особенную  личную  идею  данного  существа,  которою
определяется существенное значение его во всем, роль, которую  он  играет  и
вечно будет играть во всемирной драме.
   Качественное различие основных существ необходимо выражается  в  различии
их отношений: если бы все основные существа  были  безусловно  тождественны,
тогда они и относились бы друг к другу безусловно одинаким образом; если  же
они нетождественны, если каждое из них представляет свой особенный  характер
или идею, то каждое из них должно и  относиться  ко  всем  другим  особенным
образом, должно занимать во всем свое особенное определенное место, и это-то
отношение каждого существа ко всему есть его объективная идея,  составляющая
полное  проявление  или  осуществление  внутренней  его   особенности,   или
субъективной идеи.
   Но как возможно  вообще  отношение  между  основными  существами  при  их
качественном различии и отдельности?  Очевидно,  оно  возможно  лишь  тогда,
когда, различаясь между собою непосредственно, они в то  же  время  сходятся
или уравниваются  между  собою  в  чем-нибудь  для  них  общем,  причем  для
существенного отношения между идеями необходимо, чтобы это общее  само  было
существенным, то есть было бы особенною идеей или основным существом.  Таким
образом, существенное отношение между идеями  подобно  формально-логическому
отношению между различными понятиями - и  здесь  и  там  является  отношение
большей или меньшей  общности  или  широты.  Если  идеи  нескольких  существ
относятся к идее одного существа так, как видовые понятия к родовому, то это
последнее  существо  покрывает  собою  эти  другие,  содержит  их  в   себе:
различаясь между собою, они равны по отношению к нему, оно является их общим
центром, одинаково восполняющим своею идеею все  эти  другие  существа.  Так
является сложный организм существ; несколько таких организмов  находят  свой
центр в другом существе с еще более общею или широкою идеей,  являясь  таким
образом частями или органами нового организма высшего  порядка,  отвечающего
или покрывающего собою  все  низшие,  к  нему  относящиеся.  Так  постепенно
восходя, мы доходим до самой общей и широкой идеи, которая должна  внутренно
покрывать собою  все  остальные.  Это  есть  идея  безусловного  блага  или,
точнее,- безусловной благости или любви.
   {085}В сущности, всякая идея есть благо - для своего носителя,- его благо
и его любовь. Всякое существо  есть  то,  что  оно  любит.  Но  если  всякая
особенная идея  есть  некоторое  особенное  благо  и  особенная  любовь,  то
всеобщая  универсальная  или  абсолютная  идея  есть  безусловное  благо   и
безусловная любовь, то есть такая, которая одинаково содержит  в  себе  все,
отвечает  всему.  Безусловная  любовь  есть  именно  то  идеальное  все,  та
всецелость, которая составляет собственное содержание божественного  начала.
Ибо полнота идей не может быть мыслима как механическая их  совокупность,  а
именно как их внутреннее единство, которое есть любовь.
   ЧТЕНИЕ ПЯТОЕ
   Учение об идеях, правильно развитое, указывает нам  объективную  сущность
божественного начала  или  то,  что  составляет  собственную  метафизическую
область его бытия, независимую от природного мира явлений, хотя и  связанную
с ним. Мы узнали, как должно мыслить те коренные основы и последние элементы
всякого бытия, которые, с одной стороны, относятся к видимому  миру  явлений
как его субстанциальные начала или производящие причины, а с другой стороны,
образуют собою собственное содержание или внутреннюю  полноту  божественного
начала. Мы прошли для этого три мысленные ступени, и достигнутый нами ответ,
говоря школьным языком, представляет три момента: 1) для  того,  чтобы  быть
основами реальности, искомые сущности должны  представлять  собою  неделимые
или неразложимые единицы, реальные центры бытия - атомы*. 2) Для того, чтобы
производить  действительное  многообразие  бытия,  эти  центральные  единицы
должны  действовать  и  воспринимать  действие,  то   есть   находиться   во
взаимодействии между собою, и, следовательно, они должны  быть  действующими
или живыми {086}силами - монадами. 3) Наконец, для  того,  чтобы  составлять
существенное все, или быть содержанием безусловного  начала,  эти  единичные
силы должны представлять собою известное содержание, или быть  определенными
идеями.
   ===================
   * Здесь мы имеем пока в виду только их отношение между  собою  и  к  тому
внешнему феноменальному бытию, для которого они суть  основы  и  центры.  По
отношению же к абсолютному существу они не могут иметь  значения  безусловно
реальных центров: для него они являются проницаемыми, поскольку они  сами  в
нем  коренятся.  Поэтому,  говоря  о  неделимых  единицах,  или  атомах,  мы
употребляем только относительное определение.
   ===================
   Различные метафизические системы останавливались преимущественно на одном
из этих трех моментов, упуская из виду  остальные,  хотя  логически  они  не
только не исключают, а, напротив, требуют  друг  друга,  и,  таким  образом,
полная истина в  ответ  на  основной  метафизический  вопрос  заключается  в
синтезе этих трех понятий: атома, живой силы  (монады)  и  идеи  -  синтезе,
который может быть выражен  простым  и  общеупотребительным  словом,  именно
словом существо.
   В самом деле, понятие существа внутренно соединяет в себе  три  сказанные
понятия, так как существо, чтобы быть таковым, должно, во-первых, составлять
отдельную единицу, особенный центр бытия, ибо в противном случае  оно  будет
не самостоятельным существом, а  только  принадлежностью  другого  существа;
во-вторых, существо должно  обладать  деятельною  силой,  быть  способным  к
действию и видоизменению, ибо мертвая  и  косная  масса  не  есть  существо;
в-третьих,  наконец,  существо   должно   иметь   качественно   определенное
содержание, или выражать определенную идею, ибо в противном  случае  оно  не
будет настоящим, то есть особенным,  этим,  а  не  другим  существом;  иными
словами, существо как такое необходимо есть вместе  и  атом,  и  живая  сила
(монада), и идея.
   Необходимо признать множественность основных существ  и  безусловное  все
мыслить как  их  совокупность;  ибо  без  такой  множественности  невозможно
действие  -так  как  всякое  действие  есть  отношение  одного  к  другому,-
следовательно, невозможна действительность как система действий u реальность
как результат их. И если в таком случае мир превращается в  чистый  призрак,
то, с другой стороны, этим  отнимается  и  у  бытия  Божия  его  необходимое
условие,  ибо   лишенный   предмета   действия   Бог   сам   теряет   всякую
действительность, становится чистою возможностию, или чистым ничто. Но  если
отрицание множественности существ приводит зараз к отрицанию и Бога, и мира,
то к  такому  же  точно  результату  приводит  и  противоположное  признание
безусловной множественности, то есть допущение многих безусловно  самобытных
существ. В самом деле, в качестве безусловно {087}самостоятельных,  то  есть
имеющих все от самих себя, эти существа лишены  были  бы  всякой  внутренней
необходимой связи  между  собою,  не  было  бы  никакого  основания  для  их
взаимнодействия,   и,   следовательно,   вся    происходящая    из    такого
взаимнодействия действительность и реальность была бы невозможна.  С  другой
стороны, при полной самобытности многих существ они были бы независимы и  от
единого безусловного начала, были бы совершенно чужды ему; оно не имело бы в
них своего собственного внутреннего содержания и  оставалось  бы  при  своем
мертвом единстве как безразличное, пустое  бытие:  будучи  ограничено  отвне
самостоятельными  существами,  оно  не  могло  бы   быть   безусловным   или
абсолютным,- более того, имея вне себя всю полноту существ,  оно  тем  самым
превращалось бы в чистое ничто.
   Если, таким образом,  и  признание  безусловного  единства,  и  признание
безусловной  множественности  существ  приводят  одинаково  к  отрицательным
результатам и отнимают  возможность  всякого  разумного  мировоззрения,  то,
очевидно,  истина  лежит  в  соединении  того  и  другого  или  в  допущении
относительного  единства   и   относительной   множественности.   Утверждать
невозможность такого соединения есть  очевидное  petitio  principii[1]:  оно
действительно невозможно, если  уже  признать  заранее  эти  противуположные
термины истинными в их исключительности, то есть отдельно один  от  другого.
Если признавать, что единое  может  быть  как  такое  только  само  в  себе,
исключая всякую множественность, то от этого единого, конечно, нет  никакого
перехода  к  множественности;  точно  так   же,   если   признавать   чистую
множественность саму по себе вне всякого внутреннего единства, то, очевидно,
от такой множественности нет моста к единому. Но ведь  именно  признание  за
исходную точку исключительного единства и исключительной  множественности  и
есть произвольная мысль, разумом не оправдываемая, и невозможность прийти  с
этой  точки  зрения  к  какому-нибудь  удовлетворительному  результату   уже
указывает на ее несостоятельность. Напротив,  так  как  мы  можем  логически
начинать только с безусловного, безусловное же по самому понятию  своему  не
может быть  чем-нибудь  исключительным,  то  есть  ограниченным,  не  может,
следовательно, быть только единым или только  многим,  то  и  следует  прямо
признать в согласии как с логикой, так равно и с внешним {088}и с внутренним
опытом,  что  нет  и  не  может  быть  ни  чистого   единства,   ни   чистой
множественности, что все, что есть, есть необходимо и единое,  и  многое.  С
этой точки  зрения  многие  существа  не  имеют  подлинного  бытия  в  своей
отдельности  или  в  безусловном  обособлении,  но  каждое  из   них   может
существовать в себе и для себя, лишь поскольку оно вместе с тем находится во
взаимодействии и взаимнопроникновении с другими,  как  неразрывные  элементы
одного целого,  так  как  и  собственное  качество,  или  характер,  каждого
существа в своей объективности состоит именно в определенном отношении этого
существа ко всему и, следовательно, в  определенном  взаимодействии  его  со
всем. Но это, очевидно, возможно лишь в том случае, если эти существа  имеют
между собою существенную общность, то есть если они коренятся в одной  общей
субстанции, которая составляет существенную среду их взаимодействия, обнимая
их все собою и не заключаясь ни в одном из них в отдельности.
   Таким образом, множественность существ не есть множественность безусловно
отдельных  единиц,  а  лишь  множественность  элементов  одной  органической
системы, обусловленной существенным единством их общего начала (как и  жизнь
известных нам природных организмов обусловлена единством органической  души,
их образующей). Такой  органический  характер  основных  существ,  с  другой
стороны, зависит от того, что эти существа суть идеи. В самом деле, если  бы
основные существа были только реальными единицами или же только действующими
силами и, следовательно, относились друг  к  другу  чисто  внешним  образом,
каждое было только в себе и вне других,- в таком случае и единство  их  было
бы  лишь  внешним,  механическим,  причем  самая  возможность  даже   такого
единства, самая возможность какого бы то ни было взаимодействия подлежала бы
вопросу. Если же, как мы это должны были признать, основные существа не суть
только единицы, обладающие силами, или единицы сил,  а  еще  и  определенные
идеи, и, следовательно, связь их состоит не только  в  их  внешнем  действии
друг на друга как реальных сил, а  прежде  всего  определяется  их  реальным
содержанием, дающим каждому особенное значение и необходимое место во  всем,
то отсюда прямо вытекает внутренняя связь всех существ, в  силу  которой  их
система является как организм идей.
   {089}Как уже было замечено в прошлом чтении,  общий  характер  идеального
космоса  представляет  некоторое  соответствие  с   взаимоотношением   наших
рассудочных понятий - именно в том, что частные существа или идеи обнимаются
другими, более общими, как видовые понятия обнимаются понятием родовым.
   Но, с  другой  стороны,  между  взаимоотношением  в  области  рассудочных
понятий и таковым же в области существенных идей есть  коренное  различие  и
даже противуположность. Как известно из  формальной  логики,  объем  понятия
находится в обратном отношении  к  его  содержанию:  чем  шире  какое-нибудь
понятие, тем больше его объем, то есть  чем  большее  число  других  частных
понятий под него подходит, тем  менее  у  него  признаков,  тем  оно  беднее
содержанием, общее,  неопределеннее  (так,  например,  "человек"  как  общее
понятие, обнимающее собою все человеческие  существа  и,  следовательно,  по
объему гораздо более широкое, нежели, например, понятие  "монах",  настолько
же беднее этого последнего содержанием, так как в понятии о человеке  вообще
заключаются только те признаки, которые  общи  всем  людям  без  исключения,
тогда как в понятии "монах", кроме того, заключается  еще  множество  других
признаков,  составляющих  особенность  монашеского  звания,  так   что   это
последнее понятие, более узкое, чем понятие "человек", вместе с  тем  богаче
его внутренним содержанием, то есть богаче положительными признаками).
   Такое  отношение  зависит,  очевидно,  от  самого   происхождения   общих
рассудочных понятий. Будучи получаемы чисто отрицательным путем  отвлечения,
они не могут иметь  вследствие  этого  никакой  самостоятельности,  никакого
собственного содержания, а суть лишь общие схемы тех конкретных  данных,  от
которых они  отвлечены.  Отвлечение  же  именно  состоит  в  устранении  или
отрицании тех особенных признаков, которыми  определяются  частные  понятия,
входящие в объем понятия общего. (Так,  в  приведенном  примере  отвлеченное
понятие "человек" составляется именно чрез устранение или отрицание всех тех
частных отличительных признаков, которые  могут  заключаться  в  понятиях  о
различного рода людях.)
   Совершенно напротив  -  между  идеями  как  положительными  определениями
особенных существ: отношение объема к содержанию необходимо есть прямое,  то
есть чем шире объем идеи, тем богаче она содержанием.
   {090}Если общее родовое понятие как  простое  отвлечение,  как  пассивное
следствие рассудочной деятельности может  только  отрицательно  определяться
своими видовыми понятиями, исключая из себя их  положительные  признаки,  то
идея как самостоятельная сущность должна находиться, напротив, в  деятельном
взаимоотношении  с  теми  частными  идеями,  которые  ею   покрываются   или
составляют ее объем, то есть она должна  определяться  ими  положительно.  В
самом деле, так как и общая идея сама по себе есть уже  нечто  или  выражает
самостоятельное существо, то, находясь  в  известных  отношениях  с  другими
частными идеями или существами, воспринимая их действие и воздействуя на них
сообразно  своему  собственному  характеру,   она,   очевидно,   тем   самым
осуществляет  на  них  этот  свой  собственный  характер,   развивает   свое
собственное содержание  с  различных  сторон  и  в  различных  направлениях,
реализует себя в различных  отношениях;  и,  следовательно,  чем  с  большим
числом частных идей она стоит в непосредственном отношении  или  чем  больше
идей  составляют  ее  объем,  тем  многообразнее  и  определеннее  она  себя
осуществляет, тем более полным и богатым является ее собственное содержание.
Таким   образом,    вследствие    положительного    характера,    необходимо
принадлежащего взаимодействию идеальных существ, частные идеи,  составляющие
объем идеи общей, вместе с  тем  составляют  и  ее  содержание  или,  точнее
говоря,-  содержание  этой  более  широкой  идеи  в  ее  осуществлении   или
объективности прямо или положительно определяется теми более узкими  идеями,
которые входят в объем ее, и, следовательно,  чем  шире  объем,  тем  богаче
содержание.
   Поэтому известное изречение  Спинозы  "omnis  determinatio  est  negatio"
(всякое  определение  есть  отрицание)  никак   не   может   применяться   к
действительным существам, обладающим положительным содержанием, или  идеей*;
ибо здесь определение, то есть действие на это существо других, встречает  в
нем уже некоторую собственную положительную  силу,  которая  этим  действием
вызывается к проявлению или обнаружению своего содержания. Как  живая  сила,
существо не может относиться {091}чисто страдательно к действию других:  оно
само действует на них и, восполняясь ими, само их восполняет; следовательно,
определение другими есть для него вместе с тем и самоопределение;  результат
одинаково зависит как от внешних сил, на него действующих,  так  и  от  него
самого, и все отношение имеет, таким образом, характер  положительный.  Так,
например, всякое человеческое лицо,  имеющее  свой  собственный  характер  и
представляющее некоторую особенную идею, вступая во взаимодействие с другими
или  определяясь  другими  и  определяя  их,  тем  самым  обнаруживает  свой
собственный характер и  реализует  свою  собственную  идею,  без  чего  этот
характер  и