природы,   от   этой   видимой
действительности, необходимо признать в Нем свою особенную  вечную  природу,
свой особенный вечный мир. В  противном  случае  наша  идея  Божества  будет
скуднее, отвлеченнее, нежели наше представление видимого мира.
   Отрицательный ход в религиозном сознании всегда был  таков,  что  сначала
Божество очищалось, так сказать,  от  всякого  действительного  определения,
сводилось к чистому абстракту, а затем уже от  этого  отвлеченного  Божества
легко  отделывалось   религиозное   сознание   и   переходило   в   сознание
безрелигиозное - в атеизм.
   Если  не  признавать  в  Божестве   всю   полноту   действительности,   а
следовательно, необходимо  и  множественности,  то  неизбежно  положительное
значение переходит к множественности и действительности этого мира. Тогда за
Божеством  остается  только  отрицательное  значение,  и   оно   мало-помалу
отвергается, потому  что  если  нет  другой  действительности,  безусловной,
другой множественности, другой полноты бытия, то эта  наша  действительность
есть единственная, и тогда у Божества не  остается  никакого  положительного
содержания: оно или сливается с этим миром, с этой природой - этот мир,  эта
природа  признаются  прямым  непосредственным   содержанием   Божества,   мы
переходим в натуралистический пантеизм, где эта конечная природа есть все, а
Бог только пустое слово - или же, и это более последовательно, Божество, как
пустой  абстракт,  просто  отвергается,  и  сознание   является   откровенно
атеистическим.
   Итак, Богу  как  цельному  существу  принадлежит  вместе  с  единством  и
множественность,- множественность субстанциальных идей,  то  есть  потенций,
или сил, с определенным особенным содержанием.
   Эти силы,  как  обладающие  каждая  особенным  определенным  содержанием,
различным образом относящимся к  содержанию  других,  необходимо  составляют
различные  второстепенные  целые,  или  сферы.  Все  они   составляют   один
божественный мир, но этот  мир  необходимо  различается  на  множественность
сфер.
   Если божественное целое состоит из существенных элементов, из живых сил с
определенным индивидуальным содержанием, то эти существа должны представлять
{141}основные  черты,  необходимо  принадлежащие   всякому   индивидуальному
бытию,- некоторые черты общего всем живым силам психического характера.
   Если каждая из них осуществляет определенное содержание, или идею, и если
к определенному содержанию, или идее, сила, осуществляющая их, может, как мы
видели, относиться трояким образом, то есть иметь это содержание как предмет
воли, заключать его в себе как желанное, затем представлять его и,  наконец,
чувствовать его, если оно может относиться к нему субстанциально, идеально и
реально,  или  чувственно,  то  легко  видеть,  что   чувственные   элементы
божественного целого должны различаться между собою смотря по тому, какое из
этих отношений  есть  преобладающее:  преобладает  ли  воля  -  нравственное
начало, или же начало теоретическое - представление, или же, наконец, начало
чувственное, или эстетическое.
   Таким образом, мы имеем три  разряда  живых  сил,  образующие  три  сферы
божественного мира.
   Первого рода индивидуальные силы,  в  которых  преобладает  начало  воли,
можно назвать чистыми духами;
   второго рода силы можно назвать умами; третьего рода - душами.
   Итак, божественный мир состоит из трех главных сфер: сферы чистых  духов,
сферы умов и сферы душ. Все эти сферы находятся в тесной и неразрывной связи
между собою, представляют полное внутреннее единство или солидарность  между
собою,  так  как  каждая  из  них  восполняет  другую,  необходима   другой,
утверждается другою. Каждая отдельная  сила  и  каждая  сфера  ставит  своим
объектом, своею целью все другие, они  составляют  содержание  ее  жизни,  и
точно так же эта отдельная сила и эта отдельная сфера  есть  цель  и  объект
всех других, так как она обладает своим  особенным  качеством,  которого  им
недостает, и таким  образом  одна  неразрывная  связь  любви  соединяет  все
бесчисленные элементы, составляющие божественный мир.
   Действительность этого мира, который по необходимости  бесконечно  богаче
нашего видимого мира, действительность этого божественного  мира,  очевидно,
может быть доступна вполне только для того, кто к этому  миру  действительно
принадлежит. Но так как и наш природный мир находится  необходимо  в  тесной
связи с этим божественным миром (какова эта связь, мы увидим  впоследствии),
так как между ними нет  и  не  может  быть  непроходимой  {142}пропасти,  то
отдельные лучи и отблески божественного  мира  должны  проникать  и  в  нашу
действительность и  составлять  все  идеальное  содержание,  всю  красоту  и
истину, которую мы в ней находим.  И  человек,  как  принадлежащий  к  обоим
мирам,  актом  умственного  созерцания  может   и   должен   касаться   мира
божественного и, находясь еще в мире борьбы и смутной  тревоги,  вступать  в
общение с ясными образами из царства славы и вечной красоты.  В  особенности
же  это  положительное,  хотя  и  неполное  познание  или  проникновение   в
действительность божественного  мира  свойственно  поэтическому  творчеству.
Всякий истинный поэт  должен  необходимо  проникать  "в  отчизну  пламени  и
слова", чтобы оттуда брать первообразы своих созданий  и  вместе  с  тем  то
внутреннее  просветление,  которое  называется  вдохновением  и  посредством
которого мы и в нашей природной  действительности  можем  находить  звуки  и
краски для воплощения идеальных типов, как один из поэтов говорит:
   И просветлел мой темный взор,
   И стал мне виден мир незримый,
   И слышит ухо с этих пор,
   Что для других неуловимо.
   И с горней выси я сошел,
   Проникнут весь ее лучами,
   И на волнующийся дол
   Взираю новыми очами.
   И слышу я, как разговор
   Везде немолчный раздается,
   Как сердце каменное гор
   С любовью в темных недрах бьется;
   С любовью в тверди голубой
   Клубятся медленные тучи,
   И под древесною корой
   С любовью в листья сок живой
   Стру„й подъемлется певучей.
   И вещим сердцем понял я,
   Что все, рожденное от Слова,
   Лучи любви кругом лия,
   К нему вернуться жаждет снова,
   И жизни каждая струя,
   Любви покорная закону,
   Стремится силой бытия
   Неудержимо к Божью лону.
   И всюду звук, и всюду свет,
   И всем мирам одно начало,
   И ничего в природе нет,
   Что бы любовью не дышало[9].
   {143}

   ЧТЕНИЕ ВОСЬМОЕ
   Вечный, или божественный, мир, о котором я говорил в прошлом  чтении,  не
есть  загадка  для  разума.  Этот  мир  как  идеальная   полнота   всего   и
осуществление добра, истины и красоты представляется разуму как то, что само
по себе должно быть как нормальное. Этот мир как безусловная норма логически
необходим для разума, и если разум сам по себе не может удостоверить  нас  в
фактическом существовании этого мира, то это только потому, что разум вообще
по существу своему не  есть  орган  для  познавания  какой  бы  то  ни  было
фактической действительности. Всякая фактическая действительность, очевидно,
познается  только  действительным   опытом;   идеальная   же   необходимость
божественного мира и Христа как безусловно универсального и вместе с  тем  и
тем самым безусловно индивидуального центра этого мира, обладающего всей его
полнотою,  эта  идеальная  необходимость  ясна  для  умозрительного  разума,
могущего лишь в этой вечной сфере найти то безусловное мерило, по  отношению
или  по  сравнению  с  которым  он  признает  данный  природный  мир,   нашу
действительность как нечто условное, ненормальное и преходящее.
   Итак, не вечный божественный мир, а, напротив, наша  природа,  фактически
нам данный действительный мир составляет загадку для разума; объяснение этой
фактически несомненной, но для разума темной действительности составляет его
задачу.
   Эта задача, очевидно, сводится к выведению условного из  безусловного,  к
выведению того, что само по себе не должно быть, из безусловно  должного,  к
выведению случайной реальности из абсолютной идеи, природного  мира  явлений
из мира божественной сущности.
   Это  выведение  было  бы  задачей  неисполнимой,  если  б   между   двумя
противоположными терминами, из коих один должен быть выведен из другого,  то
есть из своего противоположного, не  существовало  бы  нечто  связующее  их,
одинаково принадлежащее тому и другому, той и другой сфере и потому служащее
переходом между ними. Это связующее звено  между  божественным  и  природным
миром есть человек.
   Человек совмещает в  себе  всевозможные  противоположности,  которые  все
сводятся к одной великой противоположности  между  безусловным  и  условным,
между  абсолютною  и  вечною  сущностью  и  преходящим  явлением,   {144}или
видимостью. Человек есть вместе и божество, и ничтожество.
   Останавливаться  на  утверждении  этой  несомненной  противоположности  в
человеке нет надобности, потому что она составляет издавна  общую  тему  как
поэтов, так и психологов и моралистов.
   Наша задача есть не описание человека, а указание его  значения  в  общей
связи истинно-сущего.
   Я говорил в прошлом чтении о том,  что  необходимо  различать  в  целости
божественного существа  двоякое  единство:  действующее,  или  производящее,
единство божественного творчества Слова (Логоса), и единство  произведенное,
осуществленное,  подобно  тому  как  в  каком-нибудь  частном  организме  из
природного мира мы различаем  единство  деятельное,  начало  производящее  и
поддерживающее его  органическую  целость,-  начало,  составляющее  живую  и
деятельную душу этого организма,- и, затем, единство того,  что  этой  душою
произведено или осуществлено,- единство органического тела.
   Если в  божественном  существе  -  в  Христе  первое,  или  производящее,
единство есть собственно Божество - Бог как действующая сила, или  Логос,  и
если, таким образом, в этом первом единстве мы имеем Христа как  собственное
божественное существо, то второе, произведенное единство, которому  мы  дали
мистическое  имя  Софии,  есть  начало  человечества,  есть  идеальный   или
нормальный человек. И Христос,  в  этом  единстве  причастный  человеческому
началу, есть человек, или, по выражению Священного писания, второй Адам[1].
   Итак, София есть идеальное, совершенное человечество, вечно заключающееся
в цельном божественном существе, или Христе. Раз несомненно,  что  Бог,  для
того чтоб существовать действительно и реально, должен проявлять Себя,  свое
существование, то есть действовать в  другом,  то  этим  самым  утверждается
необходимость существования этого другого, и так как, говоря о Боге,  мы  не
можем иметь  в  виду  форму  времени,  так  как  все  высказываемое  о  Боге
предполагает вечность, то и существование  этого  другого,  по  отношению  к
которому Бог проявляется, должно быть признано необходимо вечным. Это другое
не есть безусловно другое для Бога (что немыслимо), а есть  его  собственное
выражение или проявление, в отношении которого Бог и называется Словом.
   Но  это  раскрытие,   или   внутреннее   откровение,   Божества,   {145}а
следовательно, и  различие  Бога  как  Логоса  от  Бога  как  первоначальной
субстанции, или  Отца,  это  откровение  и  это  различие  уже  предполагают
необходимо то, в чем Божество открывается или в чем оно действует  и  что  в
первом (в Отце) существует субстанциально,  или  в  скрытой  форме,  а  чрез
второго (то есть чрез Логос) обнаруживается.
   Следовательно, для того, чтобы Бог вечно  существовал  как  Логос  и  как
действующий  Бог,  должно   предположить   вечное   существование   реальных
элементов,  воспринимающих  божественное   действие,   должно   предположить
существование мира как подлежащего божественному  действию,  как  дающего  в
себе место божественному единству. Собственное  же,  то  есть  произведенное
единство этого мира,- центр мира и вместе с тем окружность Божества  и  есть
человечество. Всякая действительность  предполагает  действие,  действие  же
предполагает реальный  предмет  действия  -  субъекта,  воспринимающего  это
действие; следовательно, и действительность  Бога,  основанная  на  действии
Божием, предполагает субъекта, воспринимающего  это  действие,  предполагает
человека, и притом вечно, так как действие Божие есть вечное.  Против  этого
нельзя возражать, что вечный предмет действия для Бога уже есть в Логосе;
   ибо  Логос  есть  тот  же  Бог,  только  проявляющийся,   проявление   же
предполагает то другое,  для  которого  или  по  отношению  к  которому  Бог
проявляется, то есть предполагает человека.
   Очевидно, что,  говоря  о  вечности  человека  или  человечества,  мы  не
разумеем природного человека или человека  как  явление  -  это  было  бы  и
внутренним противоречием и, кроме того, противоречило бы научному опыту.
   Наука, именно  геология,  показывает,  что  наш  природный,  или  земной,
человек появился на земле в определенный момент времени  как  заключительное
звено органического развития на земном шаре.  Но  человек  как  эмпирическое
явление предполагает человека как умопостигаемое существо, и о нем-то  мы  и
говорим. Но, с другой стороны, говоря о существенном и вечном  человеке,  мы
не разумеем под этим ни родовое понятие "человек", ни человечество  как  имя
собирательное.  Разумеется,  для  тех,  кто   принимает   данную   природную
действительность  за  нечто  безусловное  и  единственно   положительное   и
реальное,-  для  тех,  разумеется,  все,  что  не   {146}есть   эта   данная
действительность, может быть только общим понятием  или  отвлечением.  Когда
они  говорят  о  действительном  человеке,  то  разумеют  того  или  другого
индивидуального  человека,  существующего  в  определенном  пространстве   и
времени как физический вещественный организм. Вне этого человек для них есть
только абстракт и человечество -  только  собирательное  имя.  Такова  точка
зрения эмпирического реализма; мы не будем против нее спорить,  а  попробуем
только привести ее  с  полною  логическою  последовательностью:  этим  лучше
всего, как мы увидим, обнаружится ее несостоятельность. Признавая  подлинное
бытие  только  за  единичным   реальным   фактом,   мы,   будучи   логически
последовательны, не можем признать настоящим, действительным существом  даже
отдельного индивидуального человека:
   и он с этой точки зрения должен быть  признан  за  абстракцию  только.  В
самом деле, возьмем определенную человеческую особь: что находим  мы  в  ней
как в реальности? Прежде всего это есть физический организм;
   но  всякий  физический  организм  есть  агрегат  множества   органических
элементов - есть группа в  пространстве.  Наше  тело  состоит  из  множества
органов и тканей, которые все сводятся к различным  образом  видоизмененному
соединению мельчайших органических элементов, так называемых клеточек,  и  с
эмпирической точки зрения нет никакого основания принимать это соединение за
реальную,  а  не  за  собирательную  только  единицу.  Единство  физического
организма, то есть всей этой множественности элементов, является в опыте как
только связь, как отношение, а не как реальная единица.
   Если, таким образом, мы находим в  опыте  организм  только  как  собрание
множества элементарных существ, то отдельный физический человек не  может  с
этой точки зрения называться реальным неделимым, или  особью  в  собственном
смысле; мы с таким же основанием можем признать за реальную  единицу  каждый
отдельный орган, и с гораздо большим  основанием  -  отдельный  органический
элемент - клеточку. Но и на этом нельзя остановиться, ибо  и  клеточка  есть
бытие  сложное:  со  стороны  эмпирической  реальности   это   есть   только
физико-химическое соединение вещественных частиц, то  есть  в  конце  концов
соединение  множества  однородных  атомов.  Но  атом  как  вещественная   и,
следовательно, протяженная единица  (а  только  в  этом  смысле  могут  быть
допущены  атомы  со  стороны  эмпирического  {147}реализма)  не  может  быть
безусловно  неделимым:  вещество  как  такое  делимо  до  бесконечности,  и,
следовательно, атом есть только условный термин  деления,  и  ничего  более.
Таким образом, не только отдельный человек  как  органическая  особь,  но  и
последние элементы, его составляющие, не представляют собою никакой реальной
единицы, и вообще отыскать таковую во внешней реальности является совершенно
невозможным.
   Но, может быть, реальное единство человеческой особи, не находимое в  его
физическом бытии, во внешнем явлении, находится в его психическом бытии -  в
явлении внутреннем? Но и здесь что мы имеем с эмпирической точки зрения?
   С этой точки зрения мы находим в душевной жизни человека смену  отдельных
состояний - ряд мыслей, желаний и чувств. Правда,  этот  ряд  соединяется  в
самосознании тем, что все эти состояния относятся к одному я;
   но самое это отнесение различных состояний к одному психическому  фокусу,
который мы называем я, есть, с эмпирической точки  зрения,  только  одно  из
психических явлений наряду с другими. Самосознание есть только один из актов
психической жизни,- наше сознаваемое  я  есть  произведенный,  обусловленный
длинным рядом процессов результат, а не реальное существо. Я, как только акт
самосознания, лишено само по себе всякого содержания,  есть  только  светлая
точка в смутном потоке психических состояний.
   Как в физическом организме, вследствие постоянной смены материи, не может
быть реального тождества этого организма в  два  различные  момента  времени
(как известно, данное человеческое тело, существовавшее  месяц  тому  назад,
материально было совершенно другое, чем  то  его  тело,  которое  существует
теперь: в этом последнем нет, может быть,  ни  одной  материальной  частицы,
бывшей в первом),- подобным же образом и в психической  жизни  человека  как
явления каждый акт есть нечто новое: каждая мысль, каждое чувство есть новое
явление, связанное со всем  остальным  его  психическим  содержанием  только
законами ассоциации. С этой точки зрения мы не находим безусловного единства
- реальной единицы - ни во внешнем физическом, ни во внутреннем  психическом
организме человека.
   Человек, то есть эта отдельная особь, является здесь,  с  одной  стороны,
как собрание бесчисленного  множества  элементов,  постоянно  меняющих  свой
материальный  {148}состав  и  сохраняющих  только  формальное,   отвлеченное
единство, с другой стороны, как ряд психических состояний, следующих одни за
другими согласно внешней,  случайной  ассоциации  и  связанных  между  собою
только   формальным,   бессодержательным   и   притом   непостоянным   актом
рефлектирующего самосознания, выражающемся в нашем я, причем самое это  я  в
каждом отдельном акте самосознания есть уже другое (когда я мысленно  говорю
я в данный момент и когда я потом говорю то же в следующие моменты  времени,
то это суть  раздельные  акты  или  состояния,  не  представляющие  никакого
реального единства). Если, таким образом, в качестве явления  индивидуальный
человек представляет, с физической стороны, только  пространственную  группу
элементов, а с психической - временный ряд отдельных состояний или  событий,
то, следовательно,  с  этой  точки  зрения  не  только  человек  вообще  или
человечество, но даже и отдельная человеческая особь есть только абстракция,
а не реальная единица; вообще, с той точки зрения,  как  уже  было  указано,
никакой реальной единицы найти нельзя, ибо  как,  с  одной  стороны,  всякий
вещественный  элемент,  входящий  в  состав  организма,  может,  находясь  в
пространстве, делиться до бесконечности, с  другой  стороны,  точно  так  же
всякое психическое событие, находящееся в определенном времени,  может  быть
делимо до бесконечности на бесконечно малые моменты  времени.  Окончательной
единицы  нет  ни  в  том,  ни  в  другом  случае:  все  принимаемые  единицы
оказываютс