приходилось служить под начальством римских врагов. Задевало солдат всего
более и то, что они из-за Сертория, как оказывалось, нарушили верность
своей родине, а между тем сам же Серторий обвинял их в неверности. Они
считали оскорбительным для себя и то, что оставшиеся при Серторий
подвергались осуждению из-за попадавшихся среди них перебежчиков. Между тем
и кельт-иберы, придравшись к этому, надругались над римлянами как над
лицами, потерявшими доверие. При всем этом римляне все-таки не уходили
окончательно, нуждаясь в Сертории: не было в то время человека более
воинственного, более удачливого, чем он. Поэтому-то и кельт-иберы называли
Сертория за быстроту его действий вторым Ганнибалом, которого они считали
из всех бывших у них полководцев самым смелым и самым хитрым. Таково было
настроение в войске Сертория. Тем временем войско Метелла делало набеги на
многие города, находившиеся во власти Сертория, и мужское население их
приводило в подчиненные Метеллу места. Когда Помпей осаждал Палланцию и
подвел к деревянным стенам ее колодки, прибывший Серторий освободил город
от осады, но Помпей успел все-таки поджечь стены, после чего возвратился к
Метеллу. Серторий восстановил упавшие стены и, напав около местечка Калачур
на римский лагерь, убил 3 000 человек. Вот это происходило в Испании в этом
году.

113. В следующем году50 римские полководцы, набравшись еще больше смелости
и презрения к врагам, стали нападать на города, находившиеся во власти
Сертория, многие из них привлекли на свою сторону и стали подступать к
другим городам, ободренные успехом своих предприятий. Однако до большой
битвы дело нигде не дошло, но снова..., до тех пор, пока в следующем году51
они снова не стали продолжать военные действия со все более и более
возраставшим презрением к врагу. Серторий же, по божьему попущению, ни с
того ни с сего перестал заниматься делами, обставил себя роскошью, проводил
время в обществе женщин, в пирах и попойках. Поэтому он терпел
неоднократные поражения. Разного рода подозрения сделали Сертория
чрезвычайно раздражительным и жестоким в применении карательных мер.
Серторий стал подозревать всех, так что и Перпенна, пришедший к нему по
своей воле с большим войском после междоусобной распри Эмилия, стал
опасаться за себя и вместе с 10 другими лицами составил заговор против
Сертория. После того как некоторые из заговорщиков были изобличены и одни
из них понесли наказания, другие успели скрыться, Перпенна, неожиданно
оставшийся неизобличенным, еще более стал торопиться с исполнением своего
замысла. Так как Серторий нигде не отпускал от себя телохранителей, то
Перпенна пригласил его на угощение, напоил допьяна его и окружавшую его
стражу и всех их перебил во время пира.

114. Войско тотчас же с большим шумом и гневом восстало против Перпенны -
ненависть к Серторию немедленно перешла в преданность к нему. У всех
утихает гнев к мертвым, коль скоро причинявший огорчение сошел с пути, и
все начинают жалеть его и вспоминать о его доблестях. Ко всему этому войско
Перпенны стало обдумывать и свое настоящее положение. Конечно, оно
относилось к Перпенне с презрением, как к обыкновенному человеку, одна
только храбрость Сертория, думало войско, могла бы спасти его. Поэтому-то
было настроено враждебно к Перпенне также и туземное ополчение, в
особенности лузитанцы, услугами которых всего более пользовался Серторий.
Когда было вскрыто завещание Сертория, где Перпенна назначен был его
наследником, всеобщий гнев и ненависть к Перпенне усилились еще больше за
то, что он совершил такую гнусность не только в отношении своего начальника
и полководца, но и в отношении своего друга и благодетеля. Дело дошло бы до
кулачной расправы, если бы Перпенна не обошел солдат, одних склонив на свою
сторону подарками, других обещаниями, третьим пригрозив, а кое с кем и
расправившись, чтобы дать острастку другим. При этом Перпенна объезжал
туземные племена, созывая собрания, освобождал узников, закованных
Серторием в кандалы, возвращал иберам данных ими заложников. Прельщенные
всем этим, они стали повиноваться Перпенне как полководцу - это звание он
носил после смерти Сертория. Тем не менее враждебное настроение к Перпенне
все-таки проявлялось. Дело в том, что он тотчас же, осмелев, начал
проявлять большую жестокость в применении карательных мер; так, он приказал
убить трех знатных лиц, бежавших к нему из Рима, а также своего племянника.

115. Между тем Метелл направился в другие места Испании. Он полагал, что
справиться с Перпенной будет нетрудно и одному Помпею. В течение нескольких
дней у Помпея с Перпенной происходили небольшие пробные стычки, причем они
не приводили в действие все свои войска, но на десятый день дело
разразилось большим сражением: одним ударом решили они все покончить:
Помпей потому, что он относился с презрением к полководческому таланту
Перпенны, последний потому, что он не очень-то полагался на свое войско.
Поэтому-то Перпенна и вступил в бой почти со всем своим войском. Скоро
Помпей одержал верх над Перпенной, не бывшим выдающимся полководцем, не
располагавшим преданным войском. При начавшемся общем бегстве Перпенна
укрылся в густо растущий кустарник, боясь своих солдат больше, чем
вражеских. Несколько всадников захватили Перпенну и повлекли его к Помпею.
Они поносили его как убийцу Сертория, а Перпенна вопил, что он много
расскажет Помпею о междоусобной распре в Риме. Не знаю, правду ли он тут
говорил или с той целью, чтобы его привели к Помпею живым. Помпей, однако,
послал своих людей вперед и приказал им убить Перпенну, прежде чем он к
нему явится. Он боялся, как бы Перпенна вдруг не открыл ему чего-нибудь
неожиданного, что могло бы дать толчок к другим бедствиям в Риме.
Оказалось, что в данном случае Помпей поступил очень благоразумно, и это
послужило упрочению его доброй славы. Таким образом, со смертью Сертория
окончилась война в Испании. По-видимому, она не окончилась бы так скоро и
так легко, если бы Серторий оставался в живых.

116. В это самое время52 в Италии среди гладиаторов, которые обучались в
Капуе для театральных представлений, был фракиец Спартак. Он раньше воевал
с римлянами, попал в плен и был продан в гладиаторы. Спартак уговорил около
семидесяти своих товарищей пойти на риск ради свободы, указывая им, что это
лучше, чем рисковать своей жизнью в театре. Напав на стражу, они вырвались
на свободу и бежали из города. Вооружившись дубинами и кинжалами,
отобранными у случайных путников, гладиаторы удалились на гору Везувий.
Отсюда, приняв в состав шайки многих беглых рабов и кое-кого из сельских
свободных рабочих, Спартак начал делать набеги на ближайшие окрестности.
Помощниками у него были гладиаторы Эномай и Крикс. Так как Спартак делился
добычей поровну со всеми, то скоро у него собралось множество народа.
Сначала против него был послан Вариний Глабр, а затем Публий Валерий. Но
так как у них было войско, состоявшее не из граждан, а из всяких случайных
людей, набранных наспех и мимоходом, - римляне еще считали это не настоящей
войной, а простым разбойничьим набегом, - то римские полководцы при встрече
с рабами потерпели поражение. У Вариния даже коня отнял сам Спартак. До
такой опасности дошел римский полководец, что чуть не попался в плен к
гладиаторам. После этого к Спартаку сбежалось еще больше народа, и войско
его достигло уже 70 000. Мятежники ковали оружие и собирали припасы.

11753. Римляне выслали против них консулов с двумя легионами. Одним из них
около горы Гаргана был разбит Крикс, командовавший 30-тысячным отрядом. Сам
Крикс и две трети его войска пали в битве. Спартак же быстро двигался через
Апеннинские горы к Альпам, а оттуда - к кельтам. Один из консулов опередил
его и закрыл путь к отступлению, а другой догонял сзади. Тогда Спартак,
напав на них поодиночке, разбил обоих. Консулы отступили в полном
беспорядке, а Спартак, принеся в жертву павшему Криксу 300 пленных римлян,
со 120 000 пехоты поспешно двинулся на Рим. Он приказал сжечь весь лишний
обоз, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтобы идти налегке.
Перебежчиков, во множестве приходивших к нему, Спартак не принимал. В
Пицене консулы снова попытались оказать ему противодействие. Здесь
произошло второе большое сражение и снова римляне были разбиты. Но Спартак
переменил решение идти на Рим. Он считал себя еще не равносильным римлянам,
так как войско его далеко не все было в достаточной боевой готовности: ни
один италийский город не примкнул к мятежникам; это были рабы, перебежчики
и всякий сброд. Спартак занял горы вокруг Фурий и самый город. Он запретил
купцам, торговавшим с его людьми, вывозить золотые и серебряные вещи, а
своим - принимать их. Мятежники покупали только железо и медь за дорогую
цену и тех, которые приносили им эти металлы, не обижали. Приобретая так
нужный материал, мятежники хорошо вооружились и часто выходили на грабеж.
Сразившись снова с римлянами, они победили их и, нагруженные добычей,
вернулись к себе.

118. Третий уже год длилась эта страшная война54, над которой вначале
смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами. Когда в Риме
были назначены выборы других командующих, страх удерживал всех, и никто не
выставлял своей кандидатуры, пока Луциний Красс, выдающийся среди римлян
своим происхождением и богатством, не принял на себя командования. С шестью
легионами он двинулся против Спартака. Прибыв на место, Красс присоединил к
своей армии и два консульских легиона. Среди солдат этих последних, как
потерпевших неоднократные поражения, он велел немедленно кинуть жребий и
казнил десятую часть. Другие полагают, что дело было не так, но что после
того, как все легионы были соединены вместе, армия потерпела поражение, и
тогда Красс по жребию казнил каждого десятого легионера, нисколько не
испугавшись числа казненных, которых оказалось около 4 000. Но как бы там
ни было, Красс оказался для своих солдат страшнее побеждавших их врагов.
Очень скоро ему удалось одержать победу над 10 000 спартаковцев, где-то
стоявших лагерем отдельно от своих. Уничтожив две трети их, Красс смело
двинулся против самого Спартака. Разбив и его, он чрезвычайно удачно
преследовал мятежников, бежавших к лагерю с целью переправиться в Сицилию.
Настигнув их, Красс запер войско Спартака, отрезал его рвом, валами и
палисадом.

119. Когда Спартак был принужден попытаться пробить себе дорогу в Самниум,
Красс на заре уничтожил около 6 000 человек неприятелей, а вечером еще
приблизительно столько же, в то время как из римского войска было только
трое убитых и семь раненых. Такова была перемена, происшедшая в армии
Красса благодаря введенной им дисциплине. Эта перемена вселила в нее
уверенность в победе. Спартак же, поджидая всадников, кое-откуда прибывших
к нему, больше уже не шел в бой со всем своим войском, но часто беспокоил
осаждавших мелкими стычками; он постоянно неожиданно нападал на них,
набрасывал пучки хвороста в ров, зажигал их и таким путем делал осаду
чрезвычайно трудной. Он приказал повесить пленного римлянина в
промежуточной полосе между обоими войсками, показывая тем самым, что
ожидает его войско в случае поражения. В Риме, узнав об осаде и считая
позором, если война с гладиаторами затянется, выбрали вторым
главнокомандующим Помпея, только что вернувшегося тогда из Испании.
Теперь-то римляне убедились, что восстание Спартака - дело тягостное и
серьезное.

120. Узнав об этих выборах, Красс, опасаясь, что слава победы может
достаться Помпею, старался всячески ускорить дело и стал нападать на
Спартака. Последний, также желая предупредить прибытие Помпея, предложил
Крассу вступить в переговоры. Когда тот с презрением отверг это
предложение, Спартак решил пойти на риск, и так как у него уже было
достаточно всадников, бросился со всем войском через окопы и бежал по
направлению к Брундизию. Красс бросился за ним. Но когда Спартак узнал, что
в Брундизии находится и Лукулл, возвратившийся после победы над Митридатом,
он понял, что все погибло, и пошел на Красса со всей своей армией.
Произошла грандиозная битва, чрезвычайно ожесточенная вследствие отчаяния,
охватившего такое большое количество людей. Спартак был ранен в бедро
дротиком: опустившись на колено и выставив вперед щит, он отбивался от
нападавших, пока не пал вместе с большим числом окружавших его. Остальное
войско, находясь в полном беспорядке, было изрублено. Говорят, что число
убитых и установить было нельзя. Римлян пало около 1 000 человек. Тело
Спартака не было найдено. Большое число спартаковцев еще укрылось в горах,
куда они бежали после битвы. Красе двинулся на них. Разделившись на четыре
части, они отбивались, пока не погибли все, за исключением б 000, которые
были схвачены и повешены вдоль дороги из Капуи в Рим.

121. Красс, покончивший гладиаторскую войну в шесть месяцев, немедленно же
стал после этого соперником Помпея по славе. Он не распустил своего войска,
потому что этого не сделал и Помпей. Свою кандидатуру на консульство
выставили они оба: Красс ввиду того, что он, согласно закону Суллы, был
претором, Помпей же не был ни претором, ни квестором и имел в это время 34
года. Зато он обещал народным трибунам снова вернуть многие прежние
прерогативы их власти. Когда Помпей и Красс были избраны консулами, они не
распустили своих армий, но держали их поблизости от Рима; каждый выставлял
такой предлог: Помпей говорил, что он ожидает возвращения Метелла, чтобы
справить испанский триумф, Красс же указывал на то, что предварительно
должен распустить свое войско Помпей. Народ, видя, что начинается новая
распря, боясь двух армий, расположенных около Рима, просил консулов в
заседании, происходившем на форуме, покончить дело миром. Сначала Помпей и
Красс отказались. После того как некоторые предсказатели стали предвещать
наступление многих ужасов в том случае, если консулы не примирятся, народ
снова с плачем и унижением просил их примириться, ссылаясь на бедствия,
бывшие при Сулле и Марии. Тогда Красс первый сошел со своего кресла,
направился к Помпею и протянул ему руку в знак примирения. Помпей встал в
свою очередь и подбежал к Крассу. Когда они подали друг другу руки,
посыпались на них всякого рода благопожелания, и народ оставил собрание
лишь после того, как оба консула объявили, что они распускают свои армии.
Так-то спокойно разрешилась размолвка между консулами, которая,
по-видимому, могла повести к большой междоусобной распре.

Эта часть "Гражданских войн" пала на год, отстоявший от убийства Тиберия
Гракха приблизительно на 60 лет.

                  Аппиан. Гражданские войны. Книга вторая.

КНИГА II

Ю. Цезарь
Гн. Помпей

1. После самодержавия Суллы и того, что затем совершили в Испании Серторий
и Перпенна, возникла у римлян другая гражданская война. Гай Цезарь и Помпей
Великий сражались друг с другом, и Цезарь уничтожил Помпея, а Цезаря убили
в сенате заговорщики за то, что он держался монархических приемов
правления. Как все это произошло и как погибли Помпей и Гай, рассказывается
во второй книге "Гражданских войн". Помпей, только что очистив море от шаек
пиратов1, дерзость которых дошла тогда всюду до крайней степени, и
низвергнув царя Понта Митридата, занимался устройством его царства и других
провинций, которые он присоединил на Востоке. Цезарь был тогда еще молод.
Прекрасный оратор и искусный политик, не останавливающийся ни перед чем,
питающий большие надежды на будущее, не по средствам щедрый тогда, когда
вопрос касался его честолюбия, он еще в бытность эдилом и претором завяз по
уши в долгах. Зато Цезарь был чрезвычайно популярен, так как народ всегда
хвалит щедрых людей.

2. В то время Гай Катилина, известный своей громкой репутацией и знатным
происхождением, отличался крайним легкомыслием. Говорили, что он когда-то
убил своего сына из-за любви к Аврелии Орестилле, которая не соглашалась
выйти замуж за человека, имевшего ребенка. Катилина был другом и ревностным
сторонником Суллы, но теперь, вследствие мотовства, быстро катился к
нищете, хотя пока еще и оставался в фаворе у разных влиятельных мужчин и
женщин. Этот-то Катилина стал домогаться консульства, чтобы таким путем
захватить тираническую власть. Хотя он очень надеялся быть избранным,
однако его кандидатура потерпела неудачу из-за подозрительности по
отношению к нему2. Вместо него консулом был избран выдающийся оратор
Цицерон, который отличался необычайным даром речи. Катилина, желая
оскорбить лиц, избравших Цицерона, издевался над ним и, намекая на
незнатность его происхождения, называл его "новым", как именуют людей,
добившихся известности собственными заслугами, а не заслугами предков. А
так как Цицерон не был природным римлянином, то Катилина называл его
"инквилином", как зовут людей, снимающих квартиру в чужих домах. Сам
Катилина с того времени совершенно отошел от государственной деятельности,
так как, по его мнению, она не ведет быстро и верно к единодержавию, но
полна раздоров и интриг. Получая большие суммы от многих женщин, которые
надеялись во время восстания отделаться от своих мужей, Катилина вошел в
соглашение с некоторыми из сенаторов и так называемых всадников, собирал
простонародье, чужеземцев и рабов. Главарями всего этого народа были
тогдашние преторы Корнелий Лентул и Цетег. По Италии Катилина рассылал
своих людей к тем из сулланцев, которые растратили все те барыши, что они
получили в результате насилий, бывших при Сулле, и теперь стремились к
таким же насилиям. В этрусские Фезулы Катилина послал Гая Манлия, в Пицен в
Апулию - других людей, которые тайком собирали для него войско.

3. Обо всем этом - о чем тогда еще ничего не знали - донесла Цицерону одна
знатная женщина, по имени Фульвия. Влюбленный в нее Квинт Курий, изгнанный
из сената за его многие неблаговидные поступки и удостоенный поэтому чести
войти в союз с Катилиной, с большим легкомыслием рассказывал своей
возлюбленной о заговоре и хвастался, что скоро он приобретет большую силу.
Ходили уже слухи и о том, что творилось в Италии. Поэтому Цицерон расставил
в различных пунктах города караулы и разослал во все подозрительные места
многих лиц из числа знати наблюдать за всем происходящим. Катилина, хотя
никто еще не осмеливался его арестовать, так как ничего не было точно
известно, тем не менее был в страхе. Считая, что чем дальше он будет тянуть
время, тем больше явится против него подозрений, он решил действовать
быстро. Поэтому Катилина послал предварительно деньги в Фезулы и поручил
заговорщикам убить Цицерона и поджечь Рим одновременно во многих пунктах в
одну и ту же ночь, а сам отправился к Гаю Манлию. Он намеревался, собрав
войско, напасть на город во время пожара. Со свойственным ему легкомыслием,
имея перед собой фасции - как если бы он был проконсулом - Катилина
отправился к Манлию набирать войско. Лентул же и остальные заговорщики
составили следующий план. Как только они узнают, что Катилина находится в
Фезулах, сам Лентул и Цетег на заре будут караулить у дверей Цицерона со
спрятанными под одеждой кинжалами. Они надеялись, что им будет позволено
войти в дом благодаря их служебному положению. Разговаривая и прохаживаясь,
они протянут время и убьют Цицерона, отвлекши его от других посетителей. А
народный трибун Луций Бестия тотчас созовет через глашатая народное
собрание и обвинит Цицерона в том, что он трус, всегда затевает раздоры и
будоражит город, когда нет никакой опасности. Сразу после речи Бестии,
когда стемнеет, другие заговорщики в двенадцати местах подожгут город и
станут грабить и убивать именитых людей.

4. Так было решено Лентулом, Цетегом, Статилием и Кассием, главарями
заговора, и они только ждали удобного момента. В это время прибыли в Рим
послы аллоброгов с жалобой на своих правителей... Этих послов склонили
вступить в заговор Лентула с тем, чтобы поднять против римлян Галлию.
Лентул послал вместе с ними к Катилине кротонца Волтурция с неподписанным
письмом. Но аллоброги находились в нерешительности