м государственную власть, еще и теперь полную сил. Он удостоил отца
божественных почестей, которых удостаивают римляне и теперь еще, начиная с
него первого, каждого обладавшего этой властью после смерти, если он не был
тиран и не навлек на себя упреков, - это те самые римляне, которые раньше
не допускали, чтобы их при жизни называли царями.

149. Так скончался Гай Цезарь в день, который называется Мартовскими Идами,
приблизительно в середине месяца Анфестериона, в день, который ему, по
предсказанию прорицателя, не суждено было пережить. Цезарь, насмехаясь над
предсказанием, сказал рано утром, на заре: "Вот настали и Иды".
Прорицатель, нисколько не смутившись, ответил: "Да, но они еще не прошли".
Цезарь же даже после таких предсказаний, сделанных ему прорицателем с такой
уверенностью, пренебрег ими и другими предзнаменованиями, о которых я
говорил раньше, вышел и умер в возрасте 56 лет, счастливейший человек во
всех отношениях, гениальный, широкого размаха, справедливо сопоставляемый с
Александром. Оба были весьма честолюбивы, воинственны, быстры в проведении
своих решений, отважны в опасностях, не щадили своего здоровья и не столько
полагались на стратегию, сколько на решимость и счастье. Из них один
путешествовал по безводному долгому пути в знойное время к храму Аммона,
чудесным образом перешел через Памфилийский залив, причем море
расступилось, и божество сдерживало воды, пока он переправлялся, и посылало
дождь, когда он совершал свой путь. Он переехал через неизведанное море в
Индию, первый поднялся на штурмовую лестницу, один вспрыгнул на вражескую
стену, вынес тринадцать ранений. Всегда непобедимый, почти в два-три
сражения заканчивал он каждую войну, захватив много варварских земель
Европы и покорив эллинов, народ, не подчиняющийся власти, любящий свободу и
никому не подчинявшийся до него, кроме Филиппа, власть которого он над
собой признавал под почетным титулом гегемона во время войны, да и то
короткое время. Азию же, можно сказать, Александр всю подверг набегам, и,
чтобы образно охарактеризовать жизненный путь и власть Александра, можно
сказать, что он завладел всей землей, которую он видел, и умер, помышляя и
мечтая об остальной.

150. Перед Цезарем сдалось Ионийское море, сделавшееся проходимым и
спокойным посреди шторма. Он переплыл к британцам через западный океан,
который еще никто до того не исследовал, а когда кормчие наталкивались на
британские скалы, он велел им сломать корабли. С другой пучиной боролся он
ночью один на маленькой лодке и велел кормчему поднять паруса и уповать на
счастье Цезаря больше, чем на море. Против врагов он часто выступал вперед
один, когда все боялись; 30 раз он выступал против одних галлов и покорил
до 400 их племен, которые казались столь страшными для римлян, что в законе
о непривлечении к военной службе жрецов и стариков было оговорено: "за
исключением войны с галлами". Тогда и старики и жрецы выполняли военную
службу. Сражаясь под Александрией, Цезарь, будучи оставлен один на мосту и
находясь в затруднительном положении, сбросил тогу и спрыгнул в море;
разыскиваемый врагами, он плыл долгое время незамеченный глубоко под водой
и лишь изредка позволял себе должную передышку, пока не приблизился к
дружественному кораблю, поднял руки, дал себя узнать и таким образом
спасся. В гражданскую войну Цезарь был вовлечен или из страха, как он сам
говорил, или из жажды власти. Он столкнулся с лучшими современными ему
полководцами, со многими большими войсками, уже не варваров, а римлян,
которые были на высоте счастья и удачи. И Цезарь в одно-два сражения всех
побеждал, но у него войско не было непобедимым, как у Александра; галлы
нанесли римлянам сильное поражение, когда их постигло большое несчастье под
предводительством Котты и Титирия и когда в Испании их окружали Петрей и
Афраний, как если бы они были осаждены. В Диррахии и Африке солдаты Цезаря
в большом количестве бежали, в Испании они отступили в панике перед молодым
Помпеем. Сам же Цезарь был неустрашим и непобедим до конца всей войны и
мощь римлян, простиравшуюся уже над землей и морем от запада до реки
Евфрата, он силой и милостью покорил себе более прочно и крепко, чем Сулла,
и показал себя царем против их воли, хоть и не принял предложенного ему
титула. Убит был Цезарь в то время, когда он замышлял другие войны.

151. Случилось так, что войска Александра и Цезаря относились к ним с
одинаковой готовностью и благорасположением и в битвах походили на лютых
зверей; однако, часто они нарушали дисциплину и поднимали мятежи вследствие
тяжких походов. После смерти своих полководцев они их одинаковым образом
оплакивали, тосковали по ним и удостоили их божеских почестей. Телом оба, и
Александр и Цезарь, были хорошо сложены и прекрасны. Родом оба происходили
от Зевса, один как потомок Эака и Геракла, другой как потомок Анхиза и
Венеры. Будучи крайне честолюбивыми в борьбе с упорствующими противниками,
они быстро мирились и прощали пленных и после прощения проявляли себя как
благодетели, стремясь лишь к одной цели - одержать победу. На этом можно
кончить сопоставление Александра и Цезаря. Они пришли к власти, правда, не
при одинаковых предпосылках: один из них обладал уже царством, укрепленным
Филиппом, а другой вышел из частного, хотя и знатного и знаменитого рода,
но крайне бедного.

152. Оба презирали предзнаменования, предсказывавшие их судьбу, но
нисколько не гневались на прорицателей, предсказывавших их кончину; к тому
же и предзнаменования часто были сходными и указывали на одну и ту же
судьбу обоих. Жертвенные животные оказывались у каждого дважды без одной из
лопастей печени: в первый раз это означало для них неопределенную
опасность: для Александра в области оксидраков, когда он поднялся на стену
врагов во главе македонян и обломалась штурмовая лестница, а он остался
наверху; спрыгнув в порыве отваги в самый город на врагов, он был тяжело
ранен в грудь и шею тяжелой дубиной; Александр уже падал и едва-едва был
спасен македонянами, взломавшими ворота из страха за его жизнь. С Цезарем в
Испании было такое происшествие: войско в страхе не решалось выйти на битву
с молодым Помпеем, Цезарь же выбежал вперед в самый центр сражения между
обоими войсками; двести копий попало в его щит, пока и его не спасло
войско, подбежавшее, гонимое и стыдом и страхом. Так первые безлопастные
жертвенные животные предрекали смертельную опасность, а вторые - самую
смерть. Аполлодор боялся Александра и Гефестиона; прорицатель Пифагор во
время жертвоприношения успокоил его и сказал, что их скоро не будет. Когда
вскоре же после этого умер Гефестион, Аполлодор опасался, как бы не
случилось покушения на царя, и он рассказал ему о прорицаниях. Александр
улыбнулся и спросил Пифагора о значении прорицаний. Пифагор заявил, что они
имеют в виду смерть, Александр опять улыбнулся, но все же похвалил
Аполлодора за преданность, а прорицателя за смелость.

153. Когда Цезарь входил в последний раз в сенат, как я немного раньше об
этом уже упомянул, случились те же предзнаменования. Шутя он заметил, что
то же самое случилось с ним в Испании. Прорицатель сказал, что он и тогда
был в опасности, но что теперешнее предзнаменование более определенно
предвещает смерть. Цезарь несколько уступил под влиянием столь
определенного указания и совершил жертвоприношение вторично: тут он
рассердился, так как жертва долго не давала результата, пошел в сенат и там
был убит. То же самое случилось и с Александром. Когда он, возвращаясь из
Индии в Вавилон со своим войском, подходил уже вплотную к городу, халдеи
советовали ему в тот день воздержаться от въезда в город. Александр на этот
совет ответил стихом: "Тот - лучший пророк, кто хорошо предвещает"23.
Халдеи вторично увещевали его не входить в город с войском лицом на запад,
но обойти город и занять его лицом к востоку. Говорят, Александр уступил и
принялся было обходить город, но, раздосадованный встретившимися в пути
озером и болотом, он пренебрег и вторым предсказанием и вошел в город лицом
к западу. Войдя в город и плывя вниз по Евфрату к реке Паллакотта,
принимающей воды Евфрата, выносящей их в болота и озера и лишающей
ассирийскую землю возможности орошения, Александр замыслил эту реку
перегородить. Выехав для этого, он подтрунивал над халдеями, говоря, что он
невредим, вошел в Вавилон и выезжает из него. Тем не менее ему было суждено
немедленно по возвращении умереть в этом городе. Таким же образом
подтрунивал и Цезарь над прорицателем. Когда тот предсказал ему день
смерти, т. е. что он не переживет Иды марта, Цезарь, подсмеиваясь над
прорицателем, сказал при наступлении этого дня, что Иды уже настали и все
же умер в этот день. Таким образом случилось, что и предзнаменования,
касавшиеся их судьбы, Александр и Цезарь высмеяли одинаково, как они
одинаковым образом и не гневались на прорицателей, толковавших эти
предзнаменования. И все же оба стали жертвами предзнаменований.

154. Оба они стремились в одинаковой мере и к познанию добродетели как
отечественной, так и греческой и чужой. Александр расспрашивал об Индии
брахманов, которые из индусов считаются знатоками небесной мудрости и
философии, все равно как маги у персов. Мудрость египтян выведывал Цезарь,
когда он, прибыв в Египет, посадил на царство Клеопатру. Поэтому римляне и
сумели ввести ряд улучшений в гражданскую жизнь. Так как календарный год у
них был неравномерен и иногда в него вставлялись добавочные месяцы - у
римлян календарь ведется по луне, - то Цезарь изменил его сообразно (пути)
Солнца, как это делали египтяне. С Цезарем случилось, что из участников
покушения на него никто не спасся бегством, и все они были наказаны сыном
его, также точно как Александром были наказаны убийцы Филиппа. Каким
образом их постигла кара, покажут следующие книги.

                  Аппиан. Гражданские войны. Книга третья.

КНИГА III

1. Итак, Гай Цезарь, который, достигши верховной власти, большую пользу
принес римлянам, был убит врагами и погребен народом. Каким образом самых
видных из числа убийц его постигла кара - а наказаны они были все, -
покажут эта и следующая книги, охватывающие и все другие гражданские войны,
веденные римлянами.

2. Сенат обвинял Антония за его надгробную речь, произнесенную им в честь
Цезаря. Больше всего этой речью был возбужден народ, причем до такой
степени, что забыл о недавно постановленной амнистии и хотел поджечь дома
убийц. Антоний таким мероприятием заставил народ сменить гнев на милость.
Был некий Амаций, с фальшивым прозвищем Марий. Он прикидывался внуком Мария
и из-за этого пользовался расположением народа. Состоя благодаря этому
мнимому происхождению в родстве с Цезарем, Амаций выражал слишком
непомерную скорбь по поводу его смерти: он соорудил алтарь на месте
сожжения Цезаря, держал при себе отряд смельчаков и всегда наводил страх на
убийц. Из последних одни бежали из города, а кто из них получил еще от
самого Цезаря в управление провинцию, направился туда. Децим Брут - в
граничащую с Италией Галлию, Требоний - в ионийскую часть Азии, Тиллий
Кимвр - в Вифинию, Кассий и Марк Брут, в судьбе которых сенат был наиболее
заинтересован, были Цезарем выделены для управления провинциями в
предстоящем году: Кассий - в Сирию, Брут - в Македонию. Состоя городскими
преторами, они поневоле должны были остаться в Риме. Путем соответствующих
постановлений они проявляли заботы о колонистах. Помимо всего другого, они
разрешали им продавать свои наделы, хотя закон запрещал такую продажу до
истечения двадцати лет.

3. Рассказывают, что Амаций задумал устроить засаду против них при первой
же с ними встрече. Опираясь на эти слухи, Антоний как консул арестовал и
без судебного разбирательства вполне бесстрашно убил Амация. Сенат, смотря
на такое дело как на крупное нарушение закона, однако с удовольствием
извлекал из него то, что ему было полезно: сенаторы думали, что без этого
смелого шага не удастся добиться устойчивого положения в деле Брута и
Кассия. Приверженцы Амация и кроме них кое-кто из народа тосковали по нему
и негодовали на случившееся, тем более, что Антоний совершил этот поступок,
опираясь на симпатии к нему народа. Они не желали, чтобы далее относились к
ним с презрением. Заняв форум, они с криками поносили Антония и требовали
от магистратов, чтобы они вместо Амация посвятили алтарь и первые принесли
на нем жертву Цезарю. Теснимые солдатами, которых подослал Антоний на
форум, они еще больше возмущались, кричали и показывали те места, где
некогда стояли статуи Цезаря, впоследствии убранные. Когда им кто-то обещал
показать мастерскую, где эти статуи подвергались переделке, они сразу же
последовали за ним, и, увидев мастерскую, подожгли ее, пока Антоний не
подослал еще солдат. Одни, отбиваясь, были убиты, другие были схвачены и
повешены, если это были рабы, и если свободные - были сброшены со скалы.

4. Сумятица улеглась. Однако Антоний навлек на себя невыразимую ненависть
народа вместо прежней несказанной к нему симпатии; сенат был этому рад, так
как иначе он не мог бы избавиться от опасений, которые ему внушало дело
Брута. Когда Антоний внес предложение вызвать из Испании Секста Помпея,
сына оплакиваемого и тогда еще Помпея Великого, где с ним все еще воевали
полководцы Цезаря, выдать ему в возмещение конфискованного имущества отца
из государственных средств 50 миллионов аттических драхм, сделать его
командующим флотом, каковым был и его отец, и предоставить ему право
пользоваться кораблями, где бы они ни находились, смотря по требованию
момента; сенат, удивленный всем этим, охотно принял это предложение и
восхвалял Антония в течение всего этого дня. Дело в том, что, по мнению
сенаторов, никто не был более демократичным, нежели Помпей Великий, и
поэтому они никого не оплакивали больше, чем его. Кассий и Брут, оба из
партии Помпея Великого, наиболее видные тогда деятели, полагали, что они в
этом случае достигнут полной безопасности для себя и осуществления того, к
чему они стремились. Кроме того, они полагали установить демократию, если
восторжествует их партия. И Цицерон постоянно хвалил за это Антония. Сенат
понял, что народ против Антония из-за сената и разрешил ему иметь личную
охрану, вербуя ее из находившихся в городе ветеранов.

5. Подстроил ли Антоний все это нарочно, чтобы добиться такой охраны, или
он воспользовался удачным стечением обстоятельств, во всяком случае,
набирая охрану, он все время увеличивал ее, пока не довел до 6.000. Набирал
же он не из бывших легионеров, которых, по его мнению, в случае надобности
можно было получить и другим путем, но исключительно из центурионов,
имевших привычку к командованию и обладавших военным опытом, да к тому же
знакомых ему по походу под начальством Цезаря. Поставив над ними
начальников отрядов из их же среды для поддержания подобающей дисциплины,
он окружил их почетом и делал их участниками своих официальных решений. У
сената количество и подбор ветеранов вызвали подозрение, и он предложил
Антонию уменьшить до необходимого минимума охрану, вызывавшую недовольство.
Антоний обещал это сделать, когда уляжется мятежное настроение народа.
Имелось решение, что все, совершенное Цезарем, сохраняет силу, а все, что
Цезарем было постановлено, подлежит выполнению; протоколы этих
постановлений были у Антония; ему во всем повиновался и секретарь Цезаря,
Фаберий, так как Цезарь, отправляясь в поход, обычно прошения по всем
вопросам передавал Антонию. Поэтому Антоний многое прибавил к этим
документам от себя в угоду ряду лиц, делал подарки городам, династам и
только что упомянутой охране. На все это распространял Антоний оставленные
Цезарем инструкции, получатели же были за это ему благодарны. Таким же
способом Антоний многих ввел в сенат, да и в других отношениях он стремился
угождать сенату, лишь бы охрана его больше не вызывала недовольства.

6. Так поступал Антоний. Когда ни со стороны народа, ни со стороны
вернувшихся с похода не последовало и признака примирения, Брут и Кассий не
имели уверенности, что козни, которые строил Амаций, не могли готовиться и
другими лицами; к тому же они не без опасения относились к непостоянству
Антония, который теперь имел в своем распоряжении уже и войско. И
демократия, как они видели, не укреплялась на деле, в чем они тоже
усматривали дело рук Антония. Они больше всех доверяли Дециму, имевшему под
руками три легиона. Тайком они послали к Требонию в Азию и к Тиллию в
Вифинию поручение собрать незаметно деньги и позаботиться о войске. Сами
они поспешили взяться за управление провинциями, которые им дал Цезарь.
Время года им этого не позволило сделать, и они полагали неудобным для себя
не закончить срок претуры и тем навлечь на себя обвинение в стремлении к
власти над провинциями. Все же они под давлением обстоятельств предпочли
оставшееся до переезда в провинции время провести в качестве частных лиц,
нежели выполнять функции претора в городе. Ведь им приходилось постоянно
быть в страхе, да и благодарности за то, что они сделали в интересах
государства, они не получали. Видя это их положение, сенат, знавший их
намерения, поручил им снабжение города хлебом из любой страны, откуда
представлялось возможным, пока не наступит для них время заняться
управлением провинций. Это сенат делал, чтобы Брут и Кассий не оказались в
изгнании. Таковы были и заботы сената о них и уважение к ним, да к тому же
ради них оказывалась помощь и другим убийцам.

7. Когда приверженцы Брута покинули город, Антоний, обладавший уже
единоличной властью, высматривал для себя и провинцию и войско. Больше
всего стремился он в Сирию; он не мог, однако, не знать, какое подозрение
он на себя навлекает, подозрение, которое увеличится, лишь только он для
себя что-нибудь потребует. Сенат тайно толкал на конкуренцию с ним другого
консула, Долабеллу, который всегда был противником Антония. Зная его
молодость и честолюбие, Антоний уговорил Долабеллу выпросить Сирию себе
вместо Кассия, а также и собранное против парфян войско, но просить это не
у сената, чего и нельзя было делать, а у народа, по закону. Обрадованный
этим Долабелла немедленно внес законопроект, а когда сенат обвинил его в
нарушении постановления Цезаря, он ответил, что Цезарь никому не поручал
войны против парфян, что Кассий, удостоенный провинции Сирии, сам еще
раньше кое в чем изменял постановления Цезаря, когда он разрешил продавать
наделы еще до истечения двадцати лет, установленных законом. Сам он считает
себя обиженным, что не удостоили Сирии его, Долабеллу, а предпочли ему
Кассия. Тогда они подговорили одного из трибунов, по имени Аспрена, чтобы
он во время выборов солгал о предзнаменованиях; они рассчитывали и на
помощь со стороны Антония, который был консулом и авгуром. Да к тому же он
считался врагом Долабеллы. Когда во время выборов Аспрена сообщил, что
предзнаменования неблагоприятны, хотя обычай требовал, чтобы не он, а
другие лица наблюдали за этим, Антоний рассердился на Аспрену за его ложь и
велел трибам продолжить голосование за Долабеллу.

8. Таким образом Долабелла сделался правителем Сирии, полководцем в войне
против парфян и начальником войск, набранных для этой войны еще Цезарем и
отправившихся раньше него в Македонию. Тогда впервые поняли, что Антоний
заодно с Долабеллой. Когда все это произошло в народном собрании, Антоний
просил у сената Македонию, хорошо понимая, что ему не посмеют отказать в
Македонии, раз Сирия отдана Долабелле, тем более что Македония оказывалась
лишенной войска. Сенат дал Антонию Македонию неохотно, удивляясь при этом,
почему Антоний находившееся там войско уступил Долабелле. Все же сенаторы
были скорее довольны, что войско было у Долабеллы, а не у Антония.
Пользуясь этим случаем, они со своей стороны попросили у Антония другие
провинции для Кассия и его приверженцев. Им даны были Кирена и Крит. Другие
полагают, что обе эти провинции достались Кассию, Вифиния же - Бруту.

9. Таковы были события в Риме. Октавий, в