их будет в изобилии местное продовольствие и достаточное снабжение.
Поэтому он посоветовал Антиоху захватить какую-либо часть Италии и,
двигаясь оттуда, воевать с римлянами, так чтобы их положение и внутри
страны, и вне ее стало более шатким. "Я имею опыт с Италией, - сказал он, -
и с десятью тысячами людей могу захватить в ней удобные места и послать в
Карфаген к друзьям с поручением поднять народ, уже давно недовольный и не
имеющий никакой верности римлянам; он тотчас же исполнится смелости и
надежд, если услышит, что я вновь опустошаю Италию". Антиох с удовольствием
выслушал его слова и, считая, что приобрести себе помощь для войны в лице
Карфагена дело большое, - и это действительно было так, - велел ему тотчас
же послать людей с поручением к своим друзьям.

8. Но писем Ганнибал не стал посылать (это он считал небезопасным, так как
римляне все выслеживали, а война еще не была открыто объявлена; да и в
Карфагене у него было много противников; самый политический строй не был
прочен и упорядочен, что и привело вскоре к гибели Карфагена); он решил
послать к своим друзьям тирийского купца Аристона, под предлогом торговых
дел, требуя, чтобы они тогда, когда сам он вторгнется в Италию, подняли
Карфаген для отомщения за перенесенные обиды. Аристон так это и сделал.
Враги Ганнибала, заметив пребывание Аристона в их городе, подняли шум,
говоря, что готовится переворот, и разыскивали Аристона по всему городу.
Тогда Аристон, чтобы клевета пала не исключительно на друзей Ганнибала,
тайно ночью представил совету письменный доклад о том, что Ганнибал
призывает всех членов совета в союзе с Антиохом помочь родине. Сделав это,
он отплыл. С наступлением дня у друзей Ганнибала вследствие такого умного
поступка пропал страх, так как можно было подумать, что Аристон был послан
ко всему совету старейшин; тем не менее город наполнился шумными толками,
так как к римлянам относились враждебно, но не думали, что можно что-либо
предпринять втайне от римлян.

9. Таковы были отношения с Карфагеном. Римские послы, другие, возглавляемые
Сципионом, победителем Карфагена, отправленные для подобного же испытания
образа мыслей Антиоха и для ознакомления с его приготовлениями, обнаружили,
что царь уже выступил в Писидию; они поэтому оставались в Эфесе и там часто
встречались и беседовали с Ганнибалом, так как с Карфагеном у них
продолжали существовать договорные отношения, а с Антиохом не было еще явно
враждебных. Они бранили Ганнибала за то, что он бежал из отечества, так как
римляне не нарушили своих договорных обещаний ни по отношению к нему, ни по
отношению к другим карфагенянам. Они так действовали, желая, чтобы Ганнибал
стал подозрительным для царя вследствие постоянного общения и встреч с
ними. Ганнибал, величайший стратег, не сообразил этого; царь же, узнав об
этом, стал относиться к нему подозрительно и с этого времени стал не так
искренно верить ему. А к тому же у него появилась к Ганнибалу и зависть,
как бы слава за все дела не досталась Ганнибалу.

10. Говорят, что во время этих бесед в гимнасии как-то разговорились между
собою Сципион и Ганнибал об искусстве вождя в присутствии очень многих.
Сципион спросил Ганнибала, кого считает он лучшим вождем. Ганнибал ответил:
"Александра Македонского". Сципион отнесся спокойно к этому заявлению,
означавшему, что Александр стоит выше его, и спросил, кого же он считает
вторым после Александра? Ганнибал тогда сказал: "Пирра, царя Эпира".
Очевидно, доблесть вождя он полагал в дерзании, а более дерзновенно
действовавших, чем эти цари, нельзя найти никого. Сципион, уже
почувствовавший обиду, однако еще раз спросил его, кому же он отдает третье
место? Конечно, он был вполне уверен, что получит это третье место. Но
Ганнибал ответил: "Себе; будучи еще юным, я завоевал Иберию и первый после
Геракла с войском перешел через Альпы, вторгшись в Италию, - такой смелости
из вас никто никогда не проявлял, - я завоевал четыреста городов и часто
приводил вас к необходимости бояться за ваш собственный город, причем из
Карфагена мне не посылали ни денег, ни войска". Когда Сципион увидал, что
он хочет продолжать самовосхваление он, засмеявшись, сказал ему: "На какое
же место ты бы, Ганнибал, поставил себя, если бы не был мной побежден?"
Говорят, что Ганнибал, тут уже заметив завистливую ревность, сказал: "Тогда
я поставил бы себя выше Александра". Так Ганнибал не отказался от своего
высокомерного тона, но незаметно польстил Сципиону, дав понять, что он
победил того, кто выше Александра.

11. Когда они расходились, Ганнибал стал приглашать Сципиона к себе в
гости, но Сципион ответил, что охотно бы зашел к нему, "если бы ты не был у
Антиоха, отношения которого с римлянами довольно подозрительны". Так они
достойно великих вождей свою вражду ограничили войной, но не так поступил
Фламинин. Когда впоследствии Антиох был побежден и Ганнибал бежал отсюда и
блуждал по Вифинии, Фламинин, отправленный к Прусию в качестве посла по
другому вопросу, не получив раньше от Ганнибала никакой обиды, не имея и от
римлян такого поручения, так как после покорения Карфагена он уже не мог
быть страшным для римлян, при посредстве Прусия добился того, чтобы
Ганнибал погиб от яда2. Есть предание, что некогда Ганнибал получил
предсказание, которое гласило так: "Земли ливийской пласт покроет тело
Ганнибала"; он поэтому думал, что умрет в Ливии; но в Вифинии есть река
Ливисса, и это место называется долиной Ливийской. Этот рассказ я передал
как памятник высокого духа Ганнибала и Сципиона и душевной низости
Фламинина.

12. Тем временем Антиох вернулся из Писидии в Эфес и, дав аудиенцию римским
послам, заявил, что предоставит автономию родосцам, византийцам и жителям
Кизика, а также и другим эллинам в Азии, если у него будет союзный договор
с римлянами, но Эолии и Ионии этой автономии он не даст, так как издревле
они привыкли быть подданными даже варварских царей в Азии. Римские послы не
пришли с ним ни к какому соглашению (ведь они прибыли не по делу о
соглашении, но для зондирования его настроения), и с этим они вернулись в
Рим. К Антиоху же прибыли послы этолийцев, во главе которых стоял Тоас; они
объявили Антиоха полномочным военачальником этолийцев и приглашали
переплыть в Грецию, как на готовое дело. Они не позволяли ему ждать войска,
возвращавшегося из Центральной Азии, но, превознося силы этолийцев,
заявляя, что и лакедемоняне, а кроме лакедемонян также Филипп Македонский,
полный гнева на римлян, будут их союзниками, они торопили его с переходом.
Антиох очень легкомысленно воспылал решимостью, и даже полученное им
известие о смерти сына в Сирии не приостановило его стремительности. Только
с десятью тысячами, которые он тогда имел при себе, он переправился в
Эвбею. Самолично он занял остров, сдавшийся ему под влиянием страха; а его
полководец Микитион3, напав на римлян около Делия (это было место,
посвященное Аполлону), часть из них убил, а других взял в плен.

13. Царь атаманов, Аминандр, вступил в союз с Антиохом по следующему
поводу. Был некий македонянин Александр, воспитанный и живший в Мегалополе
и удостоенный там права правления; он стал рассказывать сказки о своем
родстве с Александром, сыном Филиппа, и, чтобы внушить доверие к своим
россказням, он назвал своих сыновей Филиппом и Александром, а дочь -
Апамою, которую он сосватал за Аминандра. Ее брат Филипп повез ее для
брака, и, когда увидал, что Аминандр - человек слабый и неопытный в делах,
он остался там, в качестве родственника, взяв управление в свои руки.
Этого-то Филиппа Антиох привлек на свою сторону обещанием, что он даст ему
власть над Македонией, как над страной его предков, и благодаря этому он
получил атаманов в качестве союзников, а кроме них и фивян, сам прибыв в
Фивы и выступив перед народом с речью.
     В столь важной войне Антиох весьма легкомысленно полагался на силы
фивян, на Аминандра и на этолийцев; относительно Фессалии он только
размышлял, нужно ли сейчас двинуться на нее с войском или же после зимы.
Ганнибалу, который при совещании об этом сидел молча, Антиох велел первому4
высказать свое мнение.

14. Тогда Ганнибал сказал: "Покорить фессалийцев дело нетрудное, хочешь ли
ты пойти на них теперь или после зимы. Этот народ устал от великих
страданий и легко перейдет теперь на твою сторону, затем опять на сторону
римлян, если события примут новое направление. Мы пришли сюда без
собственных сил, поверив этолийцам, которые нас сюда завлекали, что и
лакедемоняне и Филипп будут нашими союзниками; но из них, как я слышу,
лакедемоняне даже готовы воевать против нас в союзе с ахейцами, и Филиппа я
не вижу рядом с тобою; а ведь в этой войне он может дать перевес той
стороне, на которую он станет. Мое мнение остается прежним, - возможно
скорее вызвать войско из Азии, а не надеяться на Аминандра и этолийцев; и
когда войско прибудет, - опустошать Италию, для того чтобы, отвлеченные
домашними бедствиями, римляне менее всего могли бы причинять тебе
неприятности и, боясь за свое положение, они не могли бы никуда двинуться.
Твой образ действий теперь должен быть вовсе не тот, о котором я говорил
раньше, но с половиной кораблей надо опустошать побережье Италии, а другая
половина должна находиться в засаде, в удобном месте, выжидая подходящего
момента; ты же сам со всем пешим войском, занимая передовые позиции в
Греции, недалеко от Италии, должен заставлять думать, что собираешься
совершить вторжение, и если как-нибудь будешь в состоянии, то и
вторгнуться. Филиппа надо постараться всяким способом привлечь на свою
сторону, так как в этой войне он имеет наибольшее значение для той и другой
стороны. Если же он не послушается тебя, пошли против него своего сына
Селевка через Фракию, чтобы и он, облекаемый домашними бедами, ни в чем не
мог быть полезен твоим врагам". Вот что сказал Ганнибал, это было
наилучшее, но вследствие зависти к его славе и его таланту все другие, и не
меньше других сам царь, отвергли все его предложения, чтобы не показалось,
что Ганнибал превосходит их всех талантом вождя, и чтобы слава будущих
побед не была приписана ему. Только одно предложение его было принято, и
Поликсенид был послан в Азию за войском.

15. Когда римляне узнали о вторжении Антиоха в Грецию, об избиении и
пленении римлян при Делии, они решили начать войну. Таким образом, война
между Антиохом и римлянами, давно уже намечавшаяся и той, и другой
стороной, тогда впервые проявилась как факт. Так как Антиох был властителем
всей Внутренней Азии, многих народов и, за небольшим исключением, всей
приморской области, так как он уже стоял твердой ногой в Греции, имел славу
страшного завоевателя и достаточное снаряжение, так как он совершил в
войнах против других народов много блестящих подвигов, откуда и пошло его
прозвище "Великий", то римляне опасались, что война для них будет
длительной и тяжелой. Под большим подозрением был у них Филипп Македонский,
недавно побежденный ими, и карфагеняне: они боялись, будут ли они,
карфагеняне, сохранять верность договору с ними, так как ведь Ганнибал был
у Антиоха. И относительно других подчиненных им народов у них было
подозрение, как бы с их стороны, в надежде на Антиоха, не произошло
какое-либо восстание. Поэтому они к ним всем послали войска для мирного за
ними наблюдения и с войсками послали предводителей, которых они сами
называют "шестисекирными" (преторами). Дело в том, что консулы имеют свиту
с 12 топорами и 12 связками, как некогда цари; а эти предводители имеют
половину достоинства и потому половину знаков почета. Как это бывает при
большом страхе, римляне беспокоились и за Италию, будет ли она им верна и
постоянна в войне с Антиохом. Они поэтому послали большое пешее войско в
Тарент наблюдать за возможным вторжением, а флот должен был плавать вдоль
побережья. Таков был страх в первое время перед Антиохом. Когда ими было
приведено в порядок все, что касается их собственной страны, они уже против
самого Антиоха набрали двадцать тысяч своих граждан, вдвое больше из числа
союзников, чтобы с наступлением весны все это перекинуть через Ионийское
море. Вся зима прошла у них в этих приготовлениях.

16. Антиох же направился против фессалийцев и, придя в Киноскефалы, где
римлянами было нанесено поражение македонянам, он похоронил со всей
пышностью останки тех, которые там пали, еще оставшиеся непогребенными, ища
популярности среди македонян и вызывая среди них недовольство против
Филиппа за то, что он не похоронил павших в бою за него. Когда услыхал об
этом Филипп, который еще колебался и все присматривался, на чью сторону ему
стать, он тотчас выбрал быть на стороне римлян и, пригласив их
военачальника Бебия, командовавшего поблизости какой-то частью войска,
прибыть к нему в какое-то укрепление, вновь дал римлянам торжественные
уверения, что без обмана будет их союзником против Антиоха. Бебий стал
хвалить его за такое решение и, осмелев, тотчас же послал через Македонию в
Фессалию Аппия Клавдия с двумя тысячами пехотинцев. Аппий, увидев с
Темпейского перевала Антиоха, осаждавшего Лариссу, зажег много огней,
скрывая малочисленность своего войска. Антиох же, испугавшись в
предположении, что явились вместе Бабий и Филипп, снял осаду, выставляя
предлогом зиму, и вернулся в Халкиду; там он влюбился в очень красивую
девушку, и, хотя ему было свыше 50 лет и он вел столь ответственную войну,
он стал справлять свадьбу и устраивать празднества, а свои войска в течение
всей зимы он держал в праздности, позволяя вести роскошный образ жизни. С
наступлением весны, вторгнувшись в Акарнанию, он заметил распущенность
войска, ставшего но всех отношениях бесполезным для военных действий; и
тогда пожалел он и о своей свадьбе и о празднествах. Все же, подчинив себе
часть Акарнании, он собирался захватить все остальное; но, как только он
услыхал, что римляне переправляются через Ионийское море, он вновь вернулся
в Халкиду.

17. Римляне со всей поспешностью с бывшими у них готовыми двумя тысячами
всадников, с двадцатью тысячами пехоты и несколькими слонами, под
начальством Ацилия Мания Глабриона, переправились из Брундизия в Аполлонию,
оттуда они двинулись в Фессалию и освободили города от осады, а где были
гарнизоны атаманов, эти гарнизоны они изгнали. Они захватили в плен Филиппа
из Мегалополиса, все еще надеявшегося получить власть над Македонией. Они
взяли в плен также до трех тысяч из воинов Антиоха. Пока Маний совершал эти
операции, Филипп, вторгшись в область атаманов, всю ее подчинил себе;
Аминандр бежал в Амбракию. Когда все это стало известно Антиоху, он,
пораженный быстротой событий, испугался, как бывает при неожиданной и
быстрой перемене, и понял он тогда всю правильность советов Ганнибала. Он
стал одного за другим отправлять вестников в Азию к Поликсениду, торопя его
с переправой войск, а сам отовсюду стал собирать все те силы, которые у
него были. Когда у него собралось собственных войск десять тысяч пехоты и
пятьсот всадников и, сверх этого, некоторое количество союзников, он занял
Фермопилы, чтобы противопоставить наступлению врагов труднопроходимую
местность и дождаться войска из Азии. Фермопилы представляют собой узкий и
длинный проход; их окружает с одной стороны море, с острыми подводными
камнями при полном отсутствии гаваней, с другой - непроходимое и бездонное
болото. Здесь поднимаются две отвесные горные вершины, и одну из них
называют Тейхиунтом, а другую - Каллидромом. Это место имеет горячие
источники и от этого оно и получило свое название Фермопил - "Ворота
горячих источников".

18. И вот там Антиох возвел двойную стену, а на стену поставил машины. На
вершины гор он послал этолийцев, чтобы никто незаметно не мог обойти его по
так называемой "непроходимой тропе" (Атрапон); это тот путь, по которому
Ксеркс напал на Леонида с его спартанцами, так как тогда горы оставались
неохраняемыми. Этолийцы поставили на каждую из этих вершин по тысяче
человек, с остальным войском они по собственному усмотрению стали лагерем
около города Гераклеи. Когда Маний увидал приготовления врагов, он дал
приказ начать битву утром. Двум военным трибунам, Марку Катону и Люцию
Валерию, он велел ночью, взяв сколько каждый хочет отборных воинов, обойти
горы и постараться согнать с вершин этолийцев. Люций был отбит от
Тейхиунта, так как тут этолийцы держались хорошо; Катон же, обойдя
Каллидром, застал врагов еще спавшими, напав на них в конце ночной стражи.
У него завязался здесь сильный бой, но он пробился на вершину, хотя враги
сильно защищали крутизны. Тем временем и Маний, разделив войско на
растянутые отряды, повел его против Антиоха, выстроившего свое войско
длинным фронтом; только так он мог пройти по теснинам. По приказу царя
легковооруженные и пелтасты должны были сражаться перед фалангой, а фалангу
он поставил перед лагерем, на ее правом5 крыле, у подножья горы - стрелков
и пращников, на левой - слонов, а густые ряды воинов, которые всегда
ставятся вместе с ними, - вдоль морской линии.

19. Когда сражение перешло в рукопашный бой, то вначале легковооруженные,
со всех сторон налетая на врагов, причиняли много неприятности Манию. Когда
же с большим трудом принимая их налеты, отступая и затем опять наступая, он
обратил их в бегство, то фаланга, построенная по македонскому образцу,
расступилась, приняла их к себе и, сойдясь, прикрыла их и, сохраняя строй,
выставила густые ряды копий. Со времени Александра и Филиппа македоняне
особенно этим пугали своих врагов, не осмеливавшихся приблизиться к
выдвинутым против них многочисленным длинным копьям. Но внезапно увидали
этолийцев, бегущих с криком от Каллидрома и несущихся к лагерю Антиоха.
Вначале и та, и другая сторона была в неведении, что случилось, и, как
бывает при неведении, произошло замешательство. Когда же появился Катон,
преследующий их с большим криком, и оказался уже над лагерем Антиоха, то
войско царя испугалось: и много раньше слыхали они страшные рассказы о том,
как ведут бои римляне, и о себе они знали, что вследствие безделия и
роскошной жизни в продолжение всей зимы они испортились и стали неспособны
к энергичным действиям. Не видя ясно, сколько было с Катоном, но в страхе
считая, что их больше, чем на самом деле, и боясь за свой лагерь, они в
беспорядке бежали туда с тем, чтобы оттуда отражать врагов. Римляне,
преследуя их по пятам, вместе с ними ворвались в лагерь, и тут началось
второе беспорядочное бегство антиоховцев. Маний преследовал их до Скарфеи,
убивая и забирая в плен, а затем, вернувшись от Скарфеи, разграбил царский
лагерь, а этолийцев, которые во время отсутствия римлян набежали в их
укрепления, он прогнал одним своим появлением.

20. Во время сражения и преследования у римлян погибло около двухсот
человек, а у Антиоха, считая и взятых в плен, около десяти тысяч. Сам царь
при первом же бегстве своего войска с пятьюстами всадников без оглядки
бежал в Элатею, а из Элатеи в Халкиду, а затем в Эфес вместе со своей
молодой женой, Эвбеей - он ее так называл - на кораблях: да и они у него
уцелели не все: некоторые из них, перевозившие продовольствие, были
потоплены римским навархом, появившимся здесь из открытого моря. Когда
римляне в столице узнали об этой победе, оказавшейся для них столь быстрой
и легкой, они стали приносить жертвы, радуясь первому счастливому испытанию
над страшной славой Антиоха. Желая воздать благодарность Филиппу за его
помощь, они отпустили к нему его сына Деметрия, который еще оставался у них
в качестве заложника.

21. Таковы были дела в Риме. Тем временем Маний по их усиленной просьбе
освободил от страха наказания фокейцев и халкидян и всех других, которые
имели дело с Антиохом; Этолию же и он и Филипп стали опустошать и
завоевывать их города. Маний захватил тут в плен скрывавшегося в этих
местах Дамокрита, стратега этолийцев, который грозил Фламинину, что станет
лагерем на берегу Тибра. Затем Маний у Каллиполя пошел через гору, которую
называют Коракс, самую высокую из гор, непроходимую и крут