них денщиков  поручика,  которые  неизвестно  где
укрывались  от  дождя  и,  похоже, вообще неотлучно находились при  лошадях.
Быстро оседлали коней  и направились в сторону брода, стараясь передвигаться
как можно  осторожней. Чуть  отойдя  от лагеря,  сели верхом и переправились
через реку.
 Проехав около  часа  почти в сплошной темноте и умудрившись  не отстать
друг от друга, не потеряться в безлюдной степи, остановились.
 -- Больше половины проехали,- сообщил Никанор Семуха,- скоро и на речку
должны наткнуться, а там вдоль нее совсем чуть-чуть останется.
 - Спросите у киргизца, туда ли мы едем,- посоветовал поручик.
 Иван с грехом  пополам стал расспрашивать Садыка. Тот отвечал, что едут
правильно, и скоро будет нужный  им  улус.  Садык помогал  себе  объясняться
руками, изображая ими очертания юрт, и складывал ладони вместе, поднося их к
щеке: показывал, как там крепко спят.
 Наконец,  наткнулись   на  русло  другой  небольшой  речки  и  медленно
двинулись вдоль него. Садык ехал  впереди, время от времени втягивая в  себя
свежий  ночной  воздух.  Ночь  отступила,  вокруг  них  начало  все  сереть,
обозначились кусты подле речки, легко можно было различить коней, всадников,
бескрайнюю степь вдали. Прошел, наверное, еще час, и  Садык натянул поводья,
остановил своего конька, поднял вверх правую руку.
 - То  он аул  чует,- пояснил  Никанор Семуха,- у них нос не хуже, чем у
иного зверя, работает, за версту жилье узнать может.
 -  Надо  прямо  сейчас  решить, как  мы будем  действовать,-  предложил
Кураев,- боюсь, незаметно подобраться нам вряд ли удастся.
 -  Пальнем  пару  раз из  ружей, и  косоглазые  мигом в штаны наложат,-
беспечно высказался Тихон Злыга.
 --  Как  сказать,-  не  согласился  поручик,-  хотелось бы,  чтобы  все
обошлось без лишней стрельбы и крови.
 Зубарев  слушал,  не  вступая в  разговор.  Он  уже  почти  жалел,  что
согласился на безрассудную ночную вылазку. Их всего шестеро, если не считать
Садыка. Ружья лишь у него и поручика, денщики вооружены  пистолетами. К тому
же, они не стали брать лошадей для пленников, а значит, придется подсаживать
тех к себе, что еще  более усложняет задачу. Он ждал, что предложит поручик,
но тот не спешил взять на  себя выполнение столь опасного дела.  Тогда Иван,
поняв, что решать нужно самому, негромко спросил:
 - У кого есть с собой веревка, саженей на пять?
 --  Вон у Садыка аркан у седла привешен,- указал Никанор Семуха рукой в
сторону проводника,- а  зачем тебе веревка понадобилась? Косоглазых, что ли,
вязать?
 - Натянем  ее  поперек  тропы  меж кустов, да так, чтоб  не видно было.
Когда они за нами погонятся, то непременно налетят.
 - Хорошее предложение,- поддержал его Кураев.
 -- Нужно найти, где у них  кони  пасутся, и отогнать в  степь, чтоб они
подольше копошились. Можете вы со своими людьми этим заняться? - поглядел он
на Кураева.
 - Конечно,- кивнул поручик,- я тоже об этом подумал.
 - И  вот еще что... Коль  нам удастся освободить Федора и его людей, то
разделимся надвое. Я, Никанор и Тихон с  пленными тихонько спустимся к речке
и спрячемся  в кустах, а вам, поручик, предстоит увести киргизцев  за собой.
Согласны?
 - Да вы прямо стратег, Юлий Цезарь,- засмеялся негромко тот,- могу дать
рекомендацию для службы в моем полку.
 - Спасибо,- смутился Иван,- надо еще отсюда выбраться.
 -  Не сомневайтесь, выберемся.  Ну, коль все решено, тогда  с  Богом. -
Кураев снял с плеча ружье и дал знак молчаливым денщикам следовать за ним.
 Иван Васильевич направился  к Садыку,  который  не принимал  участия  в
общем разговоре,  а  чутко прислушивался  к ночным шорохам, поминутно крутил
головой и кидал  беспокойные взгляды в  сторону  совещающихся. Иван  знаками
стал объяснять ему, как  надо  натянуть веревку на тропе меж кустов, а потом
показал, что они с пленными должны  будут спрятаться  у речки, обмануть тех,
кто кинется  их преследовать.  Садык, кажется,  все  понял  и несколько  раз
согласно  кивнул,  соскочил  с  коня и отцепил аркан,  стал  привязывать его
поперек тропы. Зубарев с Никанором Семухой и Тихоном Злыгой двинулись дальше
одни.
 Буквально  через несколько  шагов из предрассветного  тумана  выступили
темнеющие  неподалеку  кибитки,   и  они  услышали  пофыркивание   пасущихся
поблизости лошадей.  Более всего Иван  боялся,  что в ауле  окажутся собаки,
которые перебудят хозяев, а тогда уже  им  придется  прорываться с  боем. На
всякий случай он подвинул под руку длинный кинжал и  подсыпал порох на полку
мушкета. Но собаки не залаяли, может  приняв  их  за  своих, и они крадучись
подобрались к крайней кибитке.
 -  Вон в той  кибитке купцы,  сам видел,- горячо  зашептал в ухо  Ивану
ехавший рядом Никанор Семуха.
 Осторожно ступая, сгибаясь  до земли, двинулись к центральной войлочной
кибитке, подобрались вплотную,  прислушались  - изнутри несся громкий храп и
чье-то сонное бормотанье. Иван оглянулся и  дал знак Никанору и Тихону ждать
его здесь, а сам откинул полог и шагнул  внутрь. Через  отверстие в крыше на
пол,  устланный  толстой кошмой,  падал рассеянный свет, и он сразу различил
спящего  чуть в  стороне  Федора Корнильева,  а подле него еще двух  русских
мужиков. Более  никого в кибитке не  было. Чуть приглядевшись, Иван различил
на ногах  у всех  троих железные цепи,  заканчивающиеся  толстыми  кольцами,
обхватывающими лодыжки пленников. Он присел на корточки и легонько тронул за
плечо Федора. Тот раскрыл глаза и спросонья не сразу понял, кто перед ним, и
удивленно протянул:
 - Иван... Ты как здесь? Чего делаешь?!
 - За тобой пришел. Пошли, кони ждут.
 -- А они как?- спросил Корнильев.- Жалко мужиков бросать, чучмеки с них
с живых шкуру снимут.
 - Буди и их, вместе пойдем.
 В  это  время  снаружи  кибитки  послышался  конский  топот  и  тонкий,
пронзительный свист. Федор все понял и начал  расталкивать мужиков,  которые
тут же вскочили, удивленно уставившись на Зубарева.
 - Пошли,  пошли,-  поторопил их  Корнильев. И  первым выбрался  наружу.
Никанор  и  Тихон  подхватили пленных под  руки,  потащили  к  коням,  стали
помогать взобраться в седло.
 -- Так мне же не сесть верхом,- оттолкнул Корнильев руку Ивана, который
торопливо подталкивал его сзади.- Али сам не видишь?- и он указал на цепи на
ногах.
 - Вот незадача! Как же быть?
 Двое других пленников также беспомощно смотрели в их  сторону, не зная,
что делать.
 - Ложитесь брюхом на седло,- не раздумывая,  крикнул Иван.- А как уйдем
подальше, то что-нибудь придумаем.
 Чертыхаясь, Федор Корнильев  подтянулся вверх на руках и лег животом на
седло, свесив голову вниз Иван вскочил  на круп  коня, дернул  поводья.  За
ними тронулись и Никанор с  Тихоном, у  которых также висели  поперек  седел
двое других мужиков.
 - А караван ваш где? Пограбили?- спросил Иван.
 - Да черт  с  ними,  с  товарами!  Лишь бы  поскорее выбраться отсюда,-
отвечал тот снизу, доставая руками почти до самой земли.
 И тут сзади них послышались громкие  крики,  и  Иван, повернув  голову,
увидел, как из  кибиток выскакивали босые,  без халатов  киргизцы и орали во
всю глотку, указывая руками в их сторону.
 - Началось! Теперь держись,- крикнул он и подхлестнул коня, переходя на
галоп.
 Садык  ждал их  там,  где они его оставили.  Он указал рукой на пологий
спуск, ведущий в заросли кустов возле речки, и они направили коней туда.
 -- Глаза  мне все ветками выколешь,- жалобно простонал Федор,- чего  по
степи не поехали? Здесь мигом споймают...
 - Помолчи, Феденька, помолчи, потом все объясню. Так надо.
 Доехали до небольшого овражка, где растительность была погуще, и решили
остановиться, переждать погоню, дать отдышаться  пленным.  Когда Федор встал
на ноги,  лицо  его было  налито кровью,  как  гребень у  боевого петуха. Он
тяжело дышал и тут же сел на траву. Не лучше выглядели и остальные пленники,
но в глазах у всех светилась радость, что наконец оказались на свободе.
 - А мы вчерась  еще заметили, что  хозяева наши  чего-то шушукались меж
собой, кормить нас получше стали,- сообщил Корнильев, чуть отдышавшись.
 - А раньше все один сухой заплесневелый сыр давали...
 - Хлеба у них и не допросишься,- заговорили в голос мужики.
 -  Тихо  вы, а то услышат,- одернул их Иван, прислушиваясь. Более всего
он опасался,  как бы Садык не переметнулся на сторону к своим и не выдал  их
убежище.
 -  Скачут,-  сделал  знак Никанор  Семуха,-  сколь их там  было,  ваших
охранников?- спросил шепотом у пленных.
 -  По-разному,-  так же шепотом  отвечал  один из них, самый молодой, с
льняными  волосами и светлыми насмешливыми глазами,-  когда пятеро весь день
подле нас были, а когда двое оставались.
 -  А вчера еще с десяток подъехало,-  сообщил Федор  Корнильев,- верно,
про вас узнали. Так чего братовья выкуп за меня не могли собрать, что вы нас
ночным делом умыкнули?- вспомнил вдруг он.
 - При  мне выкуп,- не глядя  на  него, отвечал Иван,- мужики решили меж
собой поделить, коль дело выгорит.
 --  Ну,  удальцы,- тихо  проговорил  Корнильев,- а  ну,  как поймают да
поубивают нас всех?
 Вдруг со  стороны тропы, откуда они только что  спустились, послышались
громкие удары о землю, крики, ржание лошадей.
 - Сработало!- радостно вскрикнул Иван Зубарев.- Получилось!
 - Что получилось?- посмотрел в его сторону Корнильев.
 - Веревку на тропе натянули, чтоб  с коней их посбивать,- пояснил  он.-
Может, обратно повернут...
 - Вряд ли,- прищурился Никанор Семуха,- коней споймают и дале поскачут.
 И точно, вслед за этим они услышали гортанные выкрики, чмоканье губами,
как это делают, когда подзывают коней,  а  потом и топот копыт  известил их,
что  погоня  продолжилась.  Наконец,  конский  топот смолк, и  в наступившей
тишине стал  явственно  слышен плеск рыбешек  в речке, назойливый  комариный
писк, щебетание птиц в кустах.
 - Куда  дальше  двинемся?  Они скоро  обратно вернутся, начнут  нас  по
следам искать,  когда поймут, что  обмишурились,-  спросил Ивана сидевший на
земле Федор Корнильев.
 - Не вернутся,- ответил тот,- наши  люди их подальше заманят, помотают,
сколь нужно.  Давайте выбираться, нас  там  подле переправы казаки,  видать,
потеряли.
 - Много казаков?
 - Да нет, десяток человек, урядник с ними.
 Выбрались осторожно наверх  и увидели рядом  с  тропой  сильно  помятую
траву,  видно,  именно  здесь киргизцы  и повылетали  из седел, но натянутой
веревки уже  не нашли, и лишь  обрезанные острым  ножом  концы ее болтались,
привязанные  к  толстым ветвям.  Исчез  куда-то и  Садык.  Кураев  со своими
людьми,  как и условились,  увел  преследователей  далеко  в степь,  и, пока
киргизцы не обнаружат свою промашку, ехать можно беспрепятственно. Поскольку
не  было никакой  возможности снять с  пленных цепи, то решили усадить их  в
седло боком,  как ездят дамы из  приличных  семейств. Так и сделали,  пустив
коней неспешным шагом.  Иван подумал, что, выскочи сейчас на них киргизцы, о
сопротивлении  нечего  и  думать,  но  все же  держал мушкет  наготове,  как
последнюю надежду на спасение.
 К  счастье, преследователи или потеряли их из вида, или  Кураев  и  его
денщики умело кружили по степи, запутывая следы. В любом случае Иван Зубарев
со  спутниками  беспрепятственно доехали  почти  до  лагеря,  увидели  вдали
долгожданный брод через речку и казачьи палатки на той стороне. Подхлестнули
коней,  желая быстрее добраться до  своих, и тут услышали позади себя свист,
крики  и,  обернувшись,  увидели, что  более  десятка  всадников  скачут  по
направлению к ним.
 - Держись, Федор,- крикнул Иван,- уходить  надо! Догонят!- и  изо  всей
силы хлестнул  коня, ударил  пятками в  бока.  Но тот, изрядно уставший  под
двумя седоками, лишь дернул головой и продолжал плестись шагом.
 --  Деньги, что на выкуп  за меня собрали, с собой? -  Федор повернул к
нему возбужденное лицо.
 -- С собой, - ответил Иван, поминутно оглядываясь.
 -- Так брось их на землю, может, отстанут.
 -- Фиг им, а не деньги, - отказался Иван.
 -- Не уйти нам, - горячо выдохнул Корнильев, - догонят.
 -- Шалишь! Не дамся! Уходи,  Федор,  один!  - крикнул он  и спрыгнул на
землю, вскинул старый мушкет.
 А киргизцы, дико визжа, размахивая длинными плетями,  скакали уже прямо
на него, норовя стоптать, опрокинуть, смять. Иван прицелился в  переднего  и
нажал  на курок. Грянувший выстрел оглушил  его, сильная  отдача  саданула в
плечо,  и он  чуть не  выпустил  мушкет из рук.  А  когда  дым  от  выстрела
рассеялся,  то увидел,  как в  двадцати  шагах от  него  перевернулась через
голову  лошадь и  вместе  с  всадником  тяжело  шмякнулась наземь. Скакавшие
следом  за  ним  киргизцы  не  ожидали  такого  поворота  событий  и  начали
разворачивать коней,  грозя  в  сторону Ивана  кулаками. Иван глянул  назад,
увидел, что  товарищи его уже почти достигли брода через речку, и облегченно
вздохнул, как-то успокоился, повернулся лицом к  киргизцам. Те, увидев,  что
он остался совсем один,  и помощи ему ждать  неоткуда, осмелели,  залопотали
что-то меж собой, а затем один из них отцепил от седла аркан и направил коня
к Ивану.
 "Вот и все, - подумал он, -  даже мушкет перезарядить  не успею. Сейчас
схватят,  скрутят,  утащат к  себе. Господи,  помоги, не  оставь меня,  раба
твоего Ивана,  защити  и  помилуй..."  - зашептал, пятясь  назад.  Но  вдруг
киргизцы закрутили  головами,  о чем-то  громко  закричали.  Скакавший в его
сторону степняк остановился, крутнулся  вместе с конем на месте  и  поскакал
обратно. Еще  не веря в свое  спасение, Иван  повернул голову влево и увидел
несущегося откуда-то сбоку поручика Кураева, а за ним, пригнувшись к конским
гривам, держа в вытянутых руках поблескивающие на солнце тяжелые пистолеты с
гранеными  стволами, решительно  скакали его денщики, направляясь  прямо  на
крутящихся  на  месте  киргизцев.  Те  заволновались,  заголосили  и  дружно
повернули обратно  в степь. Иван  ощутил легкую дрожь в  руках и, опершись о
мушкет, медленно опустился  на землю, не в силах сделать хоть шаг. "Спасибо,
Господи",- прошептал он и перекрестился.
 - Поздно крестишься,- закричал  весело Кураев, подлетая к нему,- раньше
надо было. А теперь чего, драпанули косоглазые. Но ты  молодец, какого бугая
свалил,- перешел он неожиданно на "ты", указывая в сторону лежащего на земле
киргиза в дорогом шелковом халате.
 На негнущихся ногах Иван заставил себя подойти к убитому. Выпущенная им
пуля попала  коню  в  голову,  вышла возле уха и на  излете ударила всадника
точно в сердце.
 - Да ты, однако, стрелок,- восхищение похлопал его по плечу поручик.
 Но Иван  почти не слышал его слов. В голове стоял лишь какой-то неясный
гул.  Он плохо  помнил,  как  они  переправились  на  другой  берег, где  их
встретили возбужденные казаки, Федор  Корнильев  кинулся обнимать его, но он
отстранился и, ничего не слыша и не различая вокруг, устало заполз в палатку
и прикрыл глаза.

21.
 Тобольский  губернатор  Алексей  Михайлович  Сухарев,  сидя   в   своем
кабинете, ворчливо  выговаривал Михаилу Яковлевичу  Корнильеву, сидевшему  в
кресле напротив него:
 - Вконец расшалился твой родственничек, Зубарев Иван. То на него офицер
из столицы  прошлой зимой жаловался, а тут из степи,  от  киргизцев, цельное
посольство заявилось. Говорят,  мол, самой царице бумагу послать  хотят, что
Иван  этот  ихнего  знатного  человека из ружья застрелил!  Какого лешего  в
степь-то его  занесло? Мало  ему тут  бедокурить, он еще  инородцев  к бунту
подтолкнет.  Этого только мне и  не хватает...  - губернатор  налил  себе  в
кружку  кваса из стеклянного  графина, торопливо выпил, отер  губы кружевным
платком  и сосредоточенно всмотрелся  в купца. Но тот  молчал и поглядывал в
открытое окно, за котором слышался  стук топоров, голоса мужиков, визг пилы.
-  Так чего скажешь,  Яковлевич? Он тебе как-никак сродственником доводится.
Чего молчишь? Куда этот  негодяй делся?  Полицмейстер весь  город вверх дном
перевернул, а сыскать его не могут. Вот я и решил тебя порасспросить, может,
ты подскажешь...
 - А чего говорить? - вскинул тот сросшиеся на  переносье брови. - Видел
я Ивана на той неделе, поговорили с ним малость, да каждый  по своим делам и
разошлись.  Может, на рыбалку отправился, а может, и по иным делам. Я ему не
хозяин...
 - На какую рыбалку! - стукнул  кулакам об стол Сухарев. -  Сказывал мне
полицмейстер, будто свадьбу  он играть  хотел, а  как узнал, что киргизцы по
его душу в город  нагрянули, то его  и след простыл, и невесту побоку. Утек,
сукин сын!
 -  Вернется, поди,  -  не отрывая глаз  от  раскрытого  окна,  спокойно
отвечал  губернатору  Михаил  Корнильев,   словно   беседовал   с  надоевшим
подрядчиком.
 - Знаю я вашу породу, - продолжал выкрикивать слова Сухарев, -  что вы,
Корнильевы,  нос  кверху  дерете, что те же Зубаревы,  один  корень.  Совсем
никакого  почтения  властям нет,  пораспоясались! Найду и на  вас управу!  -
Губернатора более всего  выводило  из себя,  как держался перед  ним  купец.
Хотелось подскочить, схватить его за шиворот, шваркнуть мордой об  пол, чтоб
ползал, валялся в ногах, просил прощения. Но не первый уже  раз  сталкивался
он  с семейством братьев  Корнильевых, которых побаивались  и уважали  все в
городе, начиная от полицмейстера, что первым тянул  руку к шляпе при встрече
с каждым из них, и кончая последним водовозом, готовым в Москву пешком пойти
по первому их слову. Губернатор не понимал, откуда у них, Корнильевых, такая
власть и влияние на горожан. Ну, богаты, крепко живут, торгуют и с Китаем, и
с  Бухарой  и на Москву,  на Волгу  обозы  шлют.  Но  таких  купцов в Сибири
хватает... Однако, эти брали  чем-то другим, не  только деньгами, а какой-то
природной  силой и  уверенностью в  себе, несокрушимостью, что ли.  Сухареву
говорили,  будто  бы отец их, Яков Корнильев,  еще  при  губернаторе  Матвее
Петровиче Гагарине в первых людях ходил, чуть ли не правой рукой  у того был
по  торговому  делу.  Гагарина царь  Петр сковырнул,  а  эти остались, корни
пустили, весь город в руках держат. Да что город, по всей губернии  их слово
закон - вряд ли кто посмеет ослушаться. Чтут, уважают...
 - Найдется,  найдется Иван, - словно успокаивая губернатора,  заговорил
Михаил Яковлевич.  -  Нашли,  ваше высокоблагородие,  о чем  беспокоиться, о
киргизцах...
 И  даже то,  как он  произнес "ваше высокоблагородие",  было обидно для
Сухарева: не  было  в  обращении  подобострастия  или  истинного  уважения и
положенного для купца почтения.
 - Ты почему со мной  так говоришь? - неожиданно для самого себя вспылил
губернатор, вскочил с кресла, схватился за висевший на шнурке колокольчик. -
Ты где находишься?!
 - Да я у себя дома, в Тобольске живу, - не дал договорить ему Корнильев
и  тоже  встал,  -  а вот  иным  завтра,  может быть,  и  в  дорогу  дальнюю
собираться.
 - Это ты мне?! Государыни слуге?! Сгною!!! - зашипел Сухарев и пошел на
купца,  выставя вперед кулаки, но вдруг  осел, схватился за грудь  и едва не
упал, ухватившись за стол. - Воды, - прошептал уже еле слышно.
 Корнильев кинулся к графину,  плеснул воды  в  кружку и  поднес  ко рту
тяжело  дышавшего  губернатора.  Тот  сделал  несколько глотков  и  потухшим
взглядом посмотрел на купца.
 - Ну, вот и  ладно, - как маленькому выговаривал  Корнильев. - Не ровен
час,  и  помереть  можно,  - Михаил Яковлевич подвел  губернатора к  креслу,
усадил, вернулся обратно к окну. -  Поговорю я с киргизцами теми, - негромко
сказал  он, - никуда они писать  не станут,  знаю я этих  косоглазых. Больше
пужают.
 - А вдруг  да напишут,  - еле разжимая  губы, спросил Сухарев,  - тогда
как? Государыня с меня первого спросит.
 - Да неужто  не знаете,  как они пошуметь любят? А про  свою вину никак
забыли?  Кто моего брата  Федора с  людьми и  обозом захватил? Как раз они и
есть. Иван выручать брата в степь ездил,  а они на него  поскакали,  могли и
жизни лишить, вот  он и стрельнул. И правильно сделал. Любой бы на его месте
так же поступил. Кому охота голову класть, да