Говорите прозвания свои, - заскрипел пером секретарь.
 - Кувай...  Легат...  Остолоп...  Жулза...  - спокойно  назвались  они.
Капитан-исправник лишь рот открыл от удивления, а Ванька пояснил:
 - Зачем христианские имена писать, коль на такую службу пошли...
 На  вторую   неделю  ванькиной  службы  пришла  бумага  с  запросом  из
Московского  Сената:  интересовались,  как  обстоят  дела  с новым  сыщиком.
Кошкадавов вызвал Каина и показал ему бумагу.
 -  Спрашивают, какие  дела совершил, сколь воровских притонов  раскрыл,
кого от разбоя освободил... Чего писать?
 - А ты, Елисей Кузьмич, скажи, сколь воров надо  споймать, столько тебе
и будет,  -  позевывая, отозвался  Иван.  - Ежели человек  сто  приведу,  то
довольно с тебя?
 - Где  же ты  стольких-то сыщешь? Мы тут  всем участком за год сотню не
ловим, а ты... замахнулся.
 - Не твоя забота, исправник, готовь охрану, чтоб было кому сопровождать
да охранять в участке.
 - Прямо-таки сотню и насобираешь? Поди, словишь кого ни попадя на улице
и  в  участок  ко  мне притащишь?  Э-э-э...  так  дело  не  пойдет.  Ты  мне
взаправдешных воров давай!
 - Заправдешней не бывает, готовь охрану.
 Вечером того же дня Каину, кроме его  четверых подручных,  было придано
двенадцать драгун, и он, махнув  им, чтоб шли следом вразвалочку, направился
на  свою первую  облаву. Уже  через час  в  участок ввалились  пойманные  им
двадцать  человек воров во главе с их атаманом Яковом Зуевым, взятые рядом с
Московскими воротами в  доме  местного протопопа. Сам  батюшка  клялся, мол,
нанял  тех мужиков  перебирать старый  каретный  сарай, а что  те промышляют
воровством,  и  не  ведал.  Его  отпустили,  а воров  заперли  в  караульном
помещении.
 - Жди еще, -  подмигнул Иван  капитану-исправнику,  который уже начинал
жалеть, согласившись испытать Каина в сыскном деле.
 После второй облавы  пойманных  оказалось  пятнадцать человек, взятых в
Зарядье в доме оружейного мастера. Атаманом у них был известный Колька Пива,
за которым Кошкадавов гонялся безуспешно все лето. Колька  славился тем, что
подстерегал под утро на въезде в город мужиков с окрестных деревень и обирал
их до нитки.
 -  Вот  за  него  я  тебе,  Иван  Осипович,  -  заявил,  разулыбавшись,
Кошкадавов, - особливо  благодарен.  Уж  я тебе, аспид, зубы-то посчитаю,  -
ткнул  кулаком   в  морду  воровского   атамана.  Тот   обиженно  засопел  и
выразительно глянул на Каина, зловеще произнес:
 - Погоди ужо, Ванюшка, доберемся мы до тебя...
 - То бабка надвое сказала, - ощерил крепкие зубы Каин, - из Сибири тебе
дорожка дальней покажется, а к тому времени много воды утекет.
 Добро, что взяли за Колькой Пивом, пришлось вывозить на двух подводах.
 - Мне бы еще подкрепления надо, - обратился Иван к Кошкадавову.
 - Где же я тебе возьму подкрепление?  - почесал тот в затылке. - Да и к
чему тебе оно? Поди, на сегодня хватит пока?
 - Ванька Каин свое слово завсегда держит. Обещал сотню человек привести
за одну ночь  -  столько и  будет.  Ладно,  придется  караульных  с  заставы
поснимать для подмоги.
 Начало уже светать, когда  задремавший на лавке  Елисей Кузьмич услыхал
гул  голосов,  он  высунул  голову в окно  и  обомлел:  к участку  двигалась
огромная толпа человек  с полста, в разномастной солдатской одежде, а вокруг
них  шли  с  ружьями наперевес его  драгуны. Иван Каин  с обнаженной  шпагой
торжественно следовал впереди.
 -   Да   куда   мне   их  прикажешь  девать?  -  выскочил  на   крыльцо
капитан-исправник, сжав кулаки. - Кто они такие будут?
 - Солдаты беглые, -неспешно ответил Иван. - Ты уж сделай божию милость,
запиши  их за мной, а  потом  можешь хоть отпустить, хоть в реке утопить, то
меня не касается.
 - В каком месте таились они?  - поинтересовался Кошкадавов,  поняв, что
придется  всех пойманных переписывать, охранять, а еще и довольствие на  них
просить у начальства.  От этого  ему стало совсем тоскливо, и  он решил, что
при первом удобном случае постарается избавиться от столь настырного сыщика.
 - За Москвой-рекой, в Татарских  банях, накрыли  голубчиков,  - пояснил
Иван,  - пришлось лодки нанимать их везти, учти,  Елисей Кузьмич, из  своего
кармана лодочникам платил.
 -  Вины  какие  за  вами воровские имеются? - грозно спросил Кошкадавов
пойманных солдат, чтоб показать, кто здесь настоящий начальник.
 - Поспрошай  их, поспрошай,  - засмеялся Каин, - так они тебе и скажут.
Только  мне все одно  известно  доподлинно,  готовились они  в  Сыромятниках
ограбить  дом надсмотрщика Аврамия  Худякова.  Верно говорю?  -  но  солдаты
стояли понурившись и даже глаз от земли не поднимали.
 - Может,  угомонишься на сегодня, Иван Осипович? - с  надеждой в голосе
спросил капитан-исправник ретивого сыщика.
 - Кажись, еще чуть не хватает для ровного счета, - ответил он, - есть у
меня  на примете  еще одно  тайное местечко, айда,  ребята,  -  махнул рукой
драгунам, и те,  пошатываясь от усталости и бессонной ночи, поплелись следом
за ним.
 Часа  через  полтора  Каин привел еще шестнадцать человек, взятыми близ
порохового цейхгауза в  доме мещанина Дьякова, а  чуть  позже его подручные,
Остолоп   и  Кувай,  пригнали  упирающихся  беглых  бурлаков  с   фальшивыми
паспортами. Бурлаки ночевали преспокойненько на берегу Москвы-реки.
 После этого Каин неделю не появлялся  на службе, а когда Кошкадавов, не
вытерпев, послал за ним человека, тот вернулся под хмельком и, тараща глаза,
сообщил:
 - Гуляют Иван Осипович... Велели не беспокоить его без нужды.
 Кошкадавов  чертыхнулся, но  ссориться с Каином не захотел  и  больше в
подобных случаях за Иваном не посылал.  А тот стал появляться в участке лишь
раз в  месяц, сгонял опять огромное  число воров,  жуликов и разных  праздно
шатающихся людей и пропадал до другого раза.
 Как-то Елисей  Кузьмин ехал в пролетке  по улочке, выходящей к  Мытному
двору. Едва он миновал большущий дом, откуда неслись громкие крики и что-то,
похожее  на  пение,  как  наперерез ему  кинулся сильно  подвыпивший  мужик,
схватил лошадь под уздцы и заорал во всю глотку:
 -  Начальник!  Дорогой  ты  наш!  Добро  пожаловать  в  гости  к  Ивану
Осиповичу, давно тебя поджидаем...
 Следом за ним выскочил и сам  Ванька Каин, в одной рубахе и босиком. Он
подскочил к  пролетке и принялся тащить капитана-исправника за  руку  в дом.
Немного  посопротивлявшись,  Елисей Кузьмич решил,  больше  из  любопытства,
зайти к своему подчиненному, поглядеть, как  и чем  тот живет.  Он никак  не
ожидал,  что  его  встретит хмельная  компания  в двадцать-тридцать человек,
сидящих  за  столами, переходящих из комнаты в комнату с кружками в руках  и
громко горланящих песни, каждый на свой манер.
 -  Прошу  любить  и  жаловать  начальника  моего,  Елисея  Кузьмича,  -
представил его гостям Иван. -  Лизка,  тварь этакая,  быстро дорогому  гостю
лучшего  вина   полную  чару!  -  заорал  он.  Из-за   занавески  высунулась
всклокоченная  голова еще  молодой, чернявой  девицы и  тут  же  скрылась. -
Хозяйка моя, - махнул в ее сторону Иван, - шебутная девка.
 -  Не-е-е...   Мне   пить  сегодня  никак   нельзя,  -  короткое  время
сопротивлялся Елисей  Кузьмич,  когда  ему поднесли  серебряную  с чернением
чарку, но Каин чуть ли не насильно влил в него вино, усадил за стол.
 - Все служба да служба, -  дыша  сивушным перегаром  прямо ему в  лицо,
заговорил Иван, - кто нонче так живет?  Погляди на меня, Елисей Кузьмич. Кто
я был? Дворовый! А стал? Самым известным сыщиком на Москве. Меня  теперича и
в Твери, и во Владимире, да и в Нижнем знают. И еще знают, что спуска не дам
никому. Слышишь? Ежели попался, то все, шалишь, держи  ответ по  закону и не
царапайся. Ага? Кузьмич? Давай еще выпьем.
 - Уважь нас, ваше высокоблагородие, - потянулись к нему с разных концов
стола с чарками подозрительного вида  мужики, в которых Кошкадавов без труда
узнал многих из тех, кого Каин доставлял в участок.
 -  А ты  не  гляди,  не гляди, что  морды у них знакомые, - поймал  его
взгляд Каин, -  они откупились от тюрьмы, слово  дали мне во всем помогать и
обо всех воровских делах на Москве докладывать. Теперича друзья оне мои и во
всякий  неурочный  час могут  ко мне в дом  постучаться. Вот оно какое  дело
выходит.
 Капитан-исправник выпил один раз, потом другой, и  вдруг его взяло  зло
на этого хитрого и везучего совсем  молодого парня, который  в короткий срок
обзавелся и домом, и бесплатным харчем, доходы  у него -  прямо-таки  как  у
генерал-губернатора, судя по угощениям на столе, зато он сам ходит все еще в
капитан-исправниках, а  через пару  лет ему  стукнет пятьдесят годиков  и со
службы придется  уйти, хочет он того  или  нет.  А у  него дочь на  выданье,
пристраивать  надобно, сын  в недорослях  ходит, и тому местечко выхлопотать
надо. Все надо, надо, надо... Где же справедливость? Куда власти смотрят? Да
разве он сам не власть?
 Елисей Кузьмич и не  заметил, как начал говорить вслух,  высказывая все
обиды, всю многолетнюю горечь мигом притихшим каиновым собутыльникам:
 -  За  что  служу?  За  гроши!  Дом  путный  себе купить  не  могу,  на
полицейской коляске езжу, своей до  сей поры нет и не скоро будет. А сапоги?
Сапоги, гляньте,  какие! - с этими словами он задрал прямо на лавку  ногу, и
все увидели огромную дыру на подошве.
 - Эй, Кувай али кто там, - неожиданно крикнул Иван, - сымай свои сапоги
и его высокоблагородию мигом одеть.
 - А я сам как буду? - пробасил тот.
 - За тебя не боюсь, ты себе  мигом новые справишь, лучше прежних. Кувай
подчинился и с поклоном подал  Кошкадавову свои  почти новенькие  сапоги. Но
капитан-исправник словно и не заметил их, а продолжал изливать душу дальше:
 - А как со мной начальство разговаривает?! Как со скотом каким! И что с
того,  что не дворянин я? Что с того? Можно, если он полицмейстер, то  мне в
морду кулаком  шпынять? Я при должности  состою, и он  тем  самым не меня, а
должность мою обижает. Ежели  кого из высоких  господ обворуют или  пропадет
там что, то меня вызывают, и айда, ищи день и ночь, где хошь, их пропажу, не
ешь, не спи, а найди им безделушку, которую они на  балу по оплошности своей
обронили. Я им не пес какой, чтоб за безделушками, высунувши язык, бегать...
 - Елисей  Кузьмин,  да ты  нам только  скажи, и мы тебе  десяток  таких
безделушек притащим, - обняв начальника за плечи, втолковывал ему Иван.
 - Точно  говоришь? - из глаз Кошкадавова покатилась пьяная  слеза, и он
поцеловал  Ивана прямо в мокрые губы. - Люблю за такие слова. Только и ты со
мной веди себя по  чину. Я, как  ни  как, а  все ж таки капитан,  да  еще  и
исправник...
 - Не шиш с бугра, - рассмеялся кто-то, но Ванька Каин так зыркнул в его
сторону, что он чуть язык не проглотил.
 - А со мной надо держаться почтительно и во фрунт стоять. Все слышат? -
мутно  глянул  он  по  сторонам. -  А  то  ведь я могу и  в  Сибирь запросто
спровадить, где Макар телят не пас. Оч-чень предалеко...
 - Лизка,  - крикнул Иван, - проводи его высокоблагородие в спаленку  да
раздень его как надо, приголубь его, - шепнул он ей на  ухо. Лизка понимающе
улыбнулась ему, и Кошкадавова с трудом  вытащили  из-за стола, повели его  в
спальню,  где  он   оставался  до  утра.  Лизка  Кирпичникова  долгое  время
находилась  в спаленке,  и вся  компания заговорчески заулыбалась, когда она
вышла оттуда, небрежно покрывая голову ситцевым в горошек платочком.
 - Золото  у нас, а не начальник, - громко сказал Иван, - давайте за его
здоровье и выпьем, чтоб жил он долго и мы при нем исправно службу несли.
 Когда Елисей Кузьмич Кошкадавов проснулся утром,  повел вокруг опухшими
глазами, то первое, что он увидел -  это голую спину незнакомой черноволосой
девицы,  расчесывающейся  перед   большим,  в   серебряной  раме,  зеркалом.
Постепенно память вернулась к капитан-исправнику, и он тихо  застонал. Когда
он вышел весь скрюченный и согбенный,  то  честная компания,  казалось, и не
выходила из-за  стола. Ему  налили  опохмелиться,  потом  на  посошок,  и он
отправился домой, где в тот  же вечер повесился у  себя на  чердаке.  Ванька
Каин с дружками тихо-мирно проводили его на старое кладбище при Алексеевском
монастыре, выпили за упокой  души раба божьего Елисея и  стали ждать-гадать,
кого им поставят в начальники.
 Прошел  месяц.  В сыскную  контору Ванька почти не  ходил,  шатался  по
городу, захаживал в кабаки и  трактиры, ездил с Аксиньей в Сергиеву обитель.
Та  вдруг  стала  не  на  шутку  богомольна,  набожна,  и  когда  Иван  стал
подшучивать над  ней, мол, рано на тот свет  собираешься, погуляем еще  и на
этом, та сердито зыркнула на него и призналась:
 - Ребеночка жду...
 -  От кого  ребеночек?  Чей будет?  -  странно,  но Ивана не  на  шутку
взволновало известие о беременности Аксиньи, и он долго допытывался, от мужа
ли ребенок или...
 - А вот и не скажу, чей, - дразнила его Аксинья, грозя пальчиком, - так
и будешь жить и сомневаться: твой сынок или чужой.
 - Ты смотри у меня, - пригрозил было, но потом махнул рукой, решив, что
рано или поздно вызнает, чье дитяте.
 А потом две  ночи подряд  ему снился волк с длиннющим хвостом,  которым
тот тыкал  Ивану в  лицо, не  давал  дышать. Просыпался,  садился в постели,
зажигал свечу, звал Лизку, спрашивал,  не приходил ли кто...  Вроде все было
спокойно, но он знал, со слов покойной матери знал: такие сны зря не снятся.
И точно! На  третью ночь,  когда  волк опять начал его душить дурно пахнущим
хвостом, он услышал стук в нижнее оконце. Думал, снится,  не хотел вставать.
Но растолкала Лизка с испуганными глазами:
 - В Сыскной приказ тебя спрашивают, - проговорила едва слышно.
 - Чего  их нечистая по ночам носит! - ругнулся он. - Скажи, как посплю,
так и приду. Может, случилось чего?
 - Говорят, новый начальник назначен. Вас, Иван Осипович, требует к себе
немедленно.
 - Начальник требует! - услыхал Иван крик снизу.
 - Какой, к черту, начальник, помер наш Елисей Кузьмич...
 - Николай Иванович Редькин - начальник наш.
 -  Редькин?! Николай  Иванович?! - Иван чуть  с постели не упал. Быстро
соскочил, оделся, сполоснул лицо, нашел глазами икону, что недавно  принесла
к нему в  дом  Аксинья, перекрестился три раза  и  вышел  на  улицу,  словно
головой вниз с обрыва кинулся.
 -  Кого  я  вижу,  - запел  полковник  Редькин, вставая  из-за стола  и
указывая рукой  на табурет, стоящий в углу, - глазам своим не поверил, как в
списках  увидел: Иван, сын Осипов, по прозванию Каин. Думаю, ошибочка какая,
может быть, вот и послал нарочного позвать, выяснить чтоб...
 - Все верно, вот он  я, Каин и есть,  - угрюмо ответил Иван и замолчал,
ожидая, что дальше станет говорить полковник.
 -  Вижу,  вижу, что  сам Каин  явился, - ухватился  пальцами  за кончик
своего  длинного  носа Редькин,  -  как  же  ты сыщиком  служишь,  когда сам
наипервейший вор? Скажи мне на милость.
 - Чего  там ране было, то быльем поросло,  чист  я  теперь, нет за мной
никаких воровских дел. Зато  воров  и разбойников  за одну ночь более  сотни
человек привел в участок.
 -  А, как же... Слыхивали и об этом, - разулыбался полковник, -  знаем,
знаем  о подвигах ваших,  Иван,  Осипов сын.  Проверить бы надо, а то я, сам
знаешь, бумагам не особо доверяю, а вот на глаз бы тех воров поглядеть.  Где
они?
 - Откуда мне знать? Может, в Сибири давно,  а  может, и отпустили кого.
Ваше дело - проверять, а мое - ответ держать.
 - Уже  проверили,  - вытянул  вперед свой носище  Редькин, - липой  все
оказалось, как есть липой...
 -  Какая  липа? -  не понял сперва Каин, но потом до него дошло,  и  он
размяк, сник и надолго замолчал.
 - Я, само собой, в Сенат пошлю рапорт  обо всем, что тобой, Каин, ранее
совершено было по воровской стезе, а пока  ты мне покажи свою работу, сыщи к
завтрашнему дню фальшивомонетчиков, что свою деньгу чеканят и  пол-Москвы ею
наводнили. Все понял?
 -  Понять-то  понял,  да где  я их  найду  прямо сейчас,  -  попробовал
открутиться Иван, но полковник был непреклонен.
 - Не иначе,  как  к  завтрашнему  вечеру воров  тех  ко  мне в  кабинет
привести.  А  коль не выполнишь, пеняй на себя. Сообщу по  начальству,  мол,
Ванька Каин покрывает тайных чеканщиков монет и с ними в сговоре...
 - Как можно? - вскочил Иван и кинулся к столу.
 - С вашим братом только так и  нужно, - ответил Редькин, вынимая из-под
бумаг  пистолет  со взведенным курком  и  направляя  его прямехонько Ивану в
живот, - иди,  иди пока... И помни,  к завтрашнему вечеру не сыщешь - я тебя
сам сыщу, за тобой еще старый  должок числится, помнишь, поди? Не забыл  про
армян?
 На улице Иван вспомнил о сне и решил, что тот волк в точности похож  на
полковника Редькина, и отправился разыскивать своих подручных, что жили  там
же, в Зарядье, неподалеку от его дома. На стук высунулась испуганная  голова
старухи-хозяйки, которая прошамкала:
 -  Забрали  дружков твоих,  Ваня,  давеча забрали,  -  и  приготовилась
закрыть окно, но Иван не дал.
 - Кто забрал?
 - Знамо кто - полиция... Ужо  я вам говаривала: не доведет вас до добра
этакая жизня вольная, по моему и вышло.
 - Тьфу, на тебя, карга старая, - плюнул Каин, - накаркала!
 - А тебя ищут али как? К себе не  пущу, - и старуха с  силой  отбросила
его руку, затворила окно.
 Обескураженный,  Иван  пошел было к себе,  но  передумал  и  отправился
прямиком на  Мясницкую, к Аксинье. Та еще  не вставала, и  он  долго стучал,
опасаясь, как бы и ее  не оказалось дома. Наконец, она вышла, негостеприимно
окинула  его  взглядом, но,  увидев  осунувшееся  лицо  и  блуждающие глаза,
провела  по его неподатливому, вечно выбивающемуся из-под шапки  чубу мягкой
рукой, спросила с участием:
 - Случилось чего, Вань? Загнанный ты какой-то сегодня...
 - Будешь тут  загнанным, когда  гонятся,  -  зло ответил он,  - муж  на
службе?
 - А где ему быть? У него,  не то что у тебя, служба, каждодневно бывать
надо, высох весь, хворать начал.
 - Жалеешь? - они уже зашли в комнату, и Иван  схватил Аксинью за плечи,
притянул  к  себе,  но  она  вырвалась, оттолкнула его  и, заслонясь, словно
ожидая удара, сердито выговорила:
 - Или не  знаешь, что пост сейчас? А? Совсем осатанел, словно  нехристь
какой.
 -  Осатанеешь  с вами,  -  Иван  плюхнулся  на  лавку  и вытянул  ноги,
прислонясь к стене,  шапку кинул на кровать, но Аксинья тут же подобрала ее,
положила ему на колени.
 - Долго не засиживайся, на службу мне пора. Сегодня в Знаменской церкви
митрополит служить должен, успеть надобно.
 - Успеешь на свою службу. Посоветуй лучше, как быть мне...
 - Случилось чего?
 - А, поди, нет?! Дружков моих взяли всех. И Кувая и Легата. Чую других,
кто дружбу со мной водил, вместе с ними замели.
 -  Впервой, что ли? - дернула чуть плечиком  Аксинья. - Выручишь. Дашь,
кому надо и выпустят, велика печаль.
 -  Некому  давать! -  хряснул  кулаком по столу Иван.  - Давалка  не та
стала! Полковника Редькина надо мной поставили.
 - И что с того? Хрен редьки не слаще, все берут, и этот возьмет.
 -  Да  не знаешь  ты его. Зверь  он! Волк  лесной! Он меня  на  Макарии
накрыл,  едва ноги  унес. А сегодня в  участок вызвал и велел к  завтрашнему
вечеру доставить со  всей Москвы  фальшивомонетчиков к нему в кабинет. Где я
их возьму?
 - Сурьезное дело, -  Аксинья  присела на табурет перед ним, заглянула в
глаза,  -  бабы  говорили, слыхала, будто много фальшивых  денег появилось в
городе нонче. Поспрашивай своих людей, авось, кто и слышал чего.
 -  Не так просто все, - мотнул чубом Иван, -  время, время надо, а  где
оно, время-то?  Редькин сказал, коль  не приведу  поддельщиков  тех, то меня
заместо их  в  острог определит, точно сделает,  - Иван от  жалости к самому
себе  выразительно хмыкнул носом и глянул в глаза Аксиньи.  -  Как  быть-то,
Ксюша? Может, в бега податься? Уйду в леса, и не найдут до конца жизни.
 - Кому ты там нужен, в  лесах-то? - впервые улыбнулась Аксинья, и  лицо
ее ожило,  озарилось: заиграли голубизной глаза, блеснула капелька  слюны на
губах, встрепенулись крылья носа, вспорхнули длинные р