-Горим, батюшка, горим! - орал он во всю глотку, громко кашляя от дыма,
стелившегося по комнате.
 В  спальню вбежали какие-то  люди с ведрами в  руках,  начали  обливать
потолок и  стены водой.  Все громко кричали, толкались, спешили,  не обращая
внимания  на  хозяев.  Жена  Карамышева плакала на  пороге, зажав под мышкой
икону  и узелок со  своими пожитками.  Андрей Андреевич впопыхах  оделся как
попало,  дым  уже  вовсю  ел глаза,  но огонь не добрался еще до спальни,  с
трудом нашел кованый  сундучок, где держал все ценные  бумаги и, поддерживая
под руку жену, выбрался на улицу.
 Горел находящийся рядом с домом дровяник, а  от него пламя перекинулось
на крышу  дома,  проникло на чердак и сейчас  лизало  почерневшие от времени
стропильные  балки,  вбирало,  втягивало в  себя ненужный чердачный  хлам  и
рвалось  вниз  к жилым комнатам.  Андрей  Андреевич  повел головой и  увидел
сидящих  на  своих  крышах  татар.  Они  молчали. Никто не  спешил помочь. А
русские  мужики, собравшиеся на пожар, лишь чесали в  затылках, понимая  всю
бесполезность борьбы  с огнем.  Лишь несколько человек  кинулись выбрасывать
карамышевское нажитое годами имущество через окна и двери.
 - Подожгли  ведь, гады, отомстили за церкву, - недовольно высказывались
в толпе. Но  до самой церкви  огонь не добрался,  затих на  доме, оставив от
него черный обугленный остов.

25.
 Когда Иван Зубарев далеко за полночь, через несколько дней после своего
скоропалительного отъезда в  Тюмень, вернулся усталый и разгоряченный домой,
то  к  немалому своему удивлению  застал там своих  тещу и  тестя,  вышедших
навстречу к нему в длинных ночных рубахах.
 - Случилось чего? - понял он сразу.
 - Да, татары, а  может, еще кто,  дом у них  спалили, - пояснил Василий
Павлович, а Карамышевы лишь дружно шмыгнули носами и жалобно всхлипнули.
 -  Вишь,  зятек, беда  какая  накатила, - проговорил почти плача Андрей
Андреевич,  шагнул к  нему, припал седой головой  на грудь зятя, - не знаем,
как и жить дальше станем.
 - Вы бы шли спать, а мы тут с сынком потолкуем, может, и вырешим что, -
мягко предложил  им Василий Павлович, - есть у меня задумка одна, как вашему
горю подмогнуть.
 - Пусть Господь отблагодарит вас за доброту, - поклонился в пояс свояку
Карамышев и увлек за собой  утирающую платочком слезы жену, осторожно ступая
повел ее в малый закуток, выделенный им под жилье.
 - И ты иди спать, - приказал Иван робко  стоящей на  пороге Антонине, и
когда остались вдвоем с отцом, то спросил его, - чего такого удумал? Поди, в
Помигалову их сплавить желаешь?
 - Догадался уже?  -  улыбнулся  Василий  Павлович. - Смышлен, ничего не
скажешь.
 - Чего ж тут  не  понять,  - Иван устало опустился  на лавку, налил сам
себе в  кружку молока из глиняной кринки, выпил, утер аккуратно рот,  - не к
случаю родственники к нам в дом пожаловали. Лишние рты, да и вообще... лучше
подале их определить. Так?
 - Тише ты! - замахал руками отец. - Услышат!
 -А то у них башки на плечах нет. Угораздило же в этакую катавасию.
 -  Владыка  их  под монастырь  подвел,  -  начал было  пояснять Василий
Павлович, но скосил глаза на вошедшую жену и мигом прикусил язык.
 -  Чего  тут о  владыке  тайно  говорите,  -  сурово  спросила  Варвара
Григорьевна, - постыдились бы...
 - А  чего мне  стыдиться?  -  мотнул головой Зубарев-старший. -  Или не
согласна со мной, что спалили свойников наших из-за церкви? Ну, скажи...
 - И говорить нечего, -  сердито глянула на мужа Варвара Григорьевна,  -
не нашего то ума дело о промысле Божием судить. Скажи-ка лучше, как в Тюмень
сгонял, - повернулась она к сыну, - много ли выездил?
 Иван почувствовал скрытую насмешку в словах матери, но не подал вида, а
сдержанно ответил:
 -  Крестный  все,  как  есть, порассказал  мне, где руды  серебряные  и
золотые искать, записал с его слов куда ехать, кого спрашивать.
 - Ну-ну, слухай  его бредни  поболе, - убирая  со  стола, подзадоривала
сына Варвара  Григорьевна,  - он в  молодости бо-о-льшим брехуном  был, а  к
старости, поди, в конец забрехался. Чего ж обратно вернулся? Чего на прииски
те не  поехал  сразу? Неужто о жене молодой душа болит? Вы ведь, что ты, что
отец твой, одна порода: только и рыскаете по свету, а дома пущай за вас бабы
отдуваются.
 - Не убежит жена, - заступился  отец за Ивана,  - теперича ей и  бежать
больно некуда.
 - С чем приехал? - не унималась  мать. - Вижу по тебе, что недолго дома
пробудешь, опять куда намыливаешься...
 - Денег надо с собой взять да до снега на прииски успеть.
 - Каких таких  денег? - уставился  на Ивана отец.  - Откуль им взяться,
деньгам-то? Нет у меня свободных денег.
 - Может, товаров каких  дадите? - с надеждой в голосе осторожно спросил
Иван. - Без денег мне никак нельзя...
 - Товары все в Ирбит отправляю на днях. Надо бы заранее там место
 занять, с ценами  определиться, присмотреться  ко  всему.  Нет  у  меня
товаров нынче, сынок. Может, к весне чем разживусь.
 Варвара Григорьевна пошла было из горницы, но, услышав последние  слова
мужа, остановилась.
 -  Сам что ли собрался в Ирбит гнать? - и, получив утвердительный ответ
от Василия  Павловича, понизила  голос, кивнула  на комнатку, куда удалились
Карамышевы, - А их на меня оставляешь?
 - Вот мы и хотим с Иваном решить это дело, а ты  встряла тут. Иди,  иди
на кухню, мы уж как-нибудь сами управимся, без бабьих подсказок.
 - Именно, "как-нибудь", - проворчала напоследок Варвара  Григорьевна и,
что-то выговаривая себе под нос, скрылась за занавеской.
 - Скажи мне теперь, Иван, даешь ли согласие  определить  тестя своего с
тещей в деревеньку? Твои  ведь родичи,  не  мои, - негромко  спросил Василий
Петрович сына, перейдя почти на шепот.
 - Общие они  теперь родичи -  и  твои и мои, -  в тон ему столь же тихо
ответил Иван. - Да мне-то что... Пущай живут. А они сами согласны? Спрашивал
их?
 - А что им остается? Здесь,  в нахребетниках оставаться? Поди, сами все
видят и понимают. Нынче каждый лишний роток расхода требует.
 - Значит, не дадите денег, - думая о чем-то своем,  проговорил Иван,  -
ладно, попробую у братьев подзанять. И Михаил, и Федор в должниках у меня.
 - Айда-ка  лучше  спать  ложиться,  а то  время  позднее,  - позевывая,
предложил Зубарев-старший, крестясь на образа.
 На  другой день,  как  только рассвело, Иван  Васильевич  отправился  к
старшему Корнильеву  и долго  о чем-то с ним  беседовал, потом  заглянул и к
Федору. Во время обеда отец поинтересовался:
 - Дали денег братовья?
 - У них тоже  нет, -  сосредоточенно жуя,  ответил  Иван. - Но людей со
мной отпустить обещались.
 - Поди, опять Никанора да Тихона?
 - Их, - кивнул Иван. - А откуда знаете?
 - Как  не знать,  - хохотнул Василий Павлович, - со мной, когда тебя не
было  в  городе,  советовались, куда бы их определить. Разбаловались вконец,
слухать хозяев перестали. Варнаки, одно слово.
 - Мне и такие  сгодятся, -  не поднимая  головы от  тарелки,  отозвался
Иван.
 -  Гляди, гляди...  А  мы  тут  с  Андреем  Андреевичем  перетолковали.
Согласны они  на жилье в  деревеньку отправиться. Так  говорю? -  повернулся
всем корпусом Василий Павлович к свояку.
 - Истинно так, - торопливо согласился тот, - на старости лет можно и  в
деревеньке пожить, от  муллы Измаила подале. А то  мне уж передали, будто он
грозился, что не даст  житья в городе. Собрался в столицу ехать, императрице
на меня и владыку жалиться, мол, не по закону церкву срубили на их земле.
 - Пущай едет, - засмеялся Зубарев-старший, - ждут его там.
 ... В  дорогу  со  двора  Зубаревых  собрался  большой обоз. В переднем
рыдване  ехали  Карамышевы  со  всеми  пожитками,  к ним  же  сел и  Василий
Павлович. Затем следовал Иван в легкой рессорной коляске с кожаным верхом, а
на  козлах  сидели  Никанор  Семуха  и  Тихон  Злыга,  которые  с   радостью
согласились на поездку, устав выслушивать понукания со стороны хозяина, тоже
с превеликим  удовольствием  поспешившего отделаться от них. К коляске  были
привязаны  две сменные  лошади,  а  в  задке  ее упакованы  верховые  седла,
припасенные  на всякий случай. И замыкали обоз  шесть телег  с товарами, что
Василий Павлович отправлял  на  ярмарку.  До  Тюмени  добрались  за  двое  с
небольшим суток, и тут встал вопрос,  кто поедет в деревню Помигалову вместе
с  Карамышевыми, поскольку одни  те  ехать наотрез отказывались.  Да  и сами
Зубаревы  пока  в глаза  не  видели  вновь  приобретенную деревеньку.  После
недолгих  переговоров  решили,  что  в  Помигалову  поедет  все  же  Василий
Павлович, а Иван  дождется  его  в Тюмени, у  своего  крестного,  полковника
Угрюмова. Как  только  рыдван с Карамышевыми и Зубаревым-старшим  скрылся из
вида, то Тихон Злыга как бы невзначай спросил Ивана Васильевича:
 - И сколь нам тут сидеть придется?
 - Дня четыре, а то и всю неделю. Как там у отца дело пойдет.
 - За неделю мы, поди, уже на месте были бы, - хмыкнул Злыга.
 - Не резон нам его дожидаться, - поддержал его и Никанор Семуха.
 - Чего ж вы предлагаете, - спросил их Иван, хотя и сам давно догадался,
на что они его подговаривают. - Обоз без присмотра никак нельзя оставлять.
 -  А  мы  его с собой  возьмем, - сверкнул глазами Тихон. -  По  пути и
продадим товары, а бате денежки вернешь. Он тебе только спасибо скажет.
 Иван долго не отвечал,  пытаясь представить,  как поступит  отец, когда
узнает, что  он захватил обоз с собой  к башкирам. Может,  следом кинется, а
может, и рукой  махнет. Решил  посоветоваться с крестным, и если тот возьмет
на себя переговоры с  отцом, который уважал полковника,  всегда соглашался с
ним, то можно было и рискнуть.
 Угрюмова  разыскали  на  воеводском  дворе, где  он  беседовал с  двумя
пожилыми, как и  он, казаками. Выслушав крестника, тот повернулся к сидевшим
на бревнышке казакам, хохотнул:
 -  Э-э-э,  чего деется, станишники! Сын  с отцом общего языка не нашли.
Ты, Ванька, весь в  зубаревскую породу пошел, батька твой в молодости  точно
такой  был,  все  под  себя  гнул,  никого  не  слухал.  Молодец!  Правильно
делаешь...
 - Чего же тут правильного? - ворчливо обронил один из казаков, - пороть
их надо, коль супротив отца идут.
 -  Точно, точно, - согласно  закивал головой  второй,  с большой  сивой
бородой, - моя бы воля...
 - Ладно тебе,  Потап, - прервал его Угрюмов, - себя молодым не помнишь.
Чего хотел, то и творил.
 - Ну, было дело, - согласился тот, - зато теперича...
 -  То-то  и  оно,  что  с годами  поумнел  малость.  Да не  о вас речь,
станишники. Знаете,  куда он собрался,  Ванька-то Зубарев? Помните,  нет ли,
как  меня губернатор Гагарин к башкирцам  отправлял золотишко промышлять?  Я
тогда два лета подряд  с отрядом по степям рыскал,  лихорадку еще подхватил,
до сих пор себя знать дает.
 - Чего-то припоминаю, - наморщил лоб ближний к нему казак. - Теперь вот
этого молодчика  подбиваешь? Коль  ты,  Дмитрий,  не сыскал, то он и подавно
ничего не найдет.
 - Кто его  знает...  Оно  как повезет. Вот что,  Иван, забирай  обоз  с
собой, с Василием, отцом  твоим, договорюсь как-нибудь, разъясню  ему все. С
обозом тебе, глядишь,  полегче  будет,  меньше  спрашивать станут,  чего  да
почему. Купец,  и все тут.  Дорогу  я тебе обсказал.  Найдешь родичей Чагыра
того,  али иного кого, повыспрашивай  их, подарков не пожалей, и выведут они
тебя  на прииски те... Удачи тебе. А насчет  казаков извини, но  отпустить с
тобой  в  дорогу  нынче  никого   не  могу,  на  заставах  все,  лето  нынче
неспокойное, сам знаешь. Пойдемте  ко  мне в  дом, переночуете, а с утра и в
дорогу  двинетесь. Сейчас велю баньку стопить, попаритесь, - встал  с бревен
полковник и, простясь с казаками, повел Ивана к себе.
 ...То была  последняя  ночь,  которую Иван  и его спутники провели  под
крышей дома. Сперва  они ехали по  левому берегу Тобола, старательно избегая
селений  и  казачьих разъездов.  Потом,  при  впадении  в  Тобол  речушки со
странным названием Уй,  двинулись вдоль ее русла, как то было  обозначено на
плане,  вычерченном  полковником  Угрюмовым.  Не доезжая Троицкой  крепости,
резко  повернули на запад  и  через пару дней выбрались к отрогам  Уральских
гор,  где их вскоре окружили вооруженные башкиры и отвели в дальнее кочевье,
принялись расспрашивать,  куда и зачем они едут. Ивану  Васильевичу пришлось
раздать на подарки едва  ли  не  половину  отцовских  товаров, чтоб  убедить
башкирских старшин,  что они действительно мирные купцы, которые ищут дорогу
на Оренбург.  Их отпустили,  дали проводника, от  которого с большим  трудом
едва удалось отделаться.  По  дороге им  часто попадались россыпи камней, от
которых они наспех откалывали куски породы, засовывали их в тюки с товарами,
собираясь позже, по возвращении, найти рудознатца в Тюмени или Тобольске и с
его помощью узнать,  что это за  камни. Более  всего  их привлекали камни  с
яркими желтоватыми  блестками, которые они  принимали за золотые вкрапления.
Так,  двигаясь в северном направлении вдоль  горных отрогов, загружая телеги
добытой ими  породой,  они выбрались к предместьям Екатеринбурга, голодные и
ободранные в клочья. К тому же сбежали двое из шестерых возчиков, и пришлось
бросить две телеги, но зато появилась возможность подменять обозных лошадей.
Стоял  конец сентября, и с каждым днем холодало,  спать  возле костров стало
совсем невмоготу. Посовещавшись с Тихоном и Никанором, которые к  концу пути
совсем приуныли, Иван решил двинуть к Ирбиту, прикинув, что купцы должны уже
начать  съезжаться  на  ярмарку.  Более  всего  Ивана беспокоила  встреча на
таможне, где его арестовали год назад. А о том, что он скажет отцу, старался
не думать.
 В Ирбите  напросились  на постой к  жившему на окраине мужику,  который
пускал к себе  приезжих купцов, имел  большую конюшню  и  сдавал полдома под
ночлег.  Все собранные ими камни  перегрузили на  отдельную подводу,  крепко
увязали  и  укутали  рогожей.  Немного отдохнув,  Иван, захватив с собой  на
всякий случай Никанора и Тихона, отправился на таможню,  чтоб найди  кого из
земляков, узнать, не подъехал ли случаем отец.
 После  недолгих  поисков нашли  приказчика Михаила  Корнильева, который
первым узнал Ивана и его спутников. Иван припомнил,  что того зовут Максимом
Заевым. Обнялись, похлопали друг друга по плечам.
 - Никак опять в какую переделку угодил? - спросил, отстранясь, Заев.
 -  Плутнули  малость, -  опустил глаза в землю Зубарев. - Отца моего не
встречал?
 -  Чего  ему  тут делать,  когда он  тебя  ждет  в Тобольске. Всем  уже
раструбил, как ты у него из Тюмени обоз с товарами увел, - захохотал Максим,
больно ткнув Ивана в грудь кулаком. - Нашел свое золото?
 - И про то известно? - вздохнул Зубарев.
 - Как не знать. Поди, в одном городе живем...
 Решили  пойти  в ближайший  трактир,  отметить встречу. И  хоть у Ивана
остались в кармане последние гроши, которые могли понадобиться на дорогу, на
оплату  за  постой  у  ирбитского  мужика,  но уж больно велико было желание
пропустить  чарку,  другую,  посидеть  после  стольких  дней  странствий  со
знакомым человеком, что он, не раздумывая, согласился.
 Придя в трактир, огляделись, выбрали свободный стол в углу и  подозвали
полового.   Тот   подлетел,  издалека  щуря  лицо   в  приветливой   улыбке,
поздоровался и спросил, чего пожелают.
 -  Заказывай ты,  -  предложил  Иван корнильевскому  приказчику,  а сам
принялся оглядывать  сидевших за  столами  посетителей  трактира.  То были в
большинстве  своем  купцы среднего достатка со  своими  подручными, возчики,
сидевшие на  самом  краешке лавки и всем  своим видом показывающие,  что они
заскочили  сюда ненадолго.  Но были  среди прочих и  мужики  угрюмого  вида,
заросшие бородой до глаз, остававшиеся в трактире часами.  В них безошибочно
можно было угадать лихих людей, явившихся  на ярмарку задолго до  ее начала,
чтоб вызнать, кто с чем прибыл, какой товар и сколько привезено, а  потом...
потом они встречали удачливых купцов на глухой таежной  дороге и безжалостно
обирали,  грабили.  У многих  были  поддельные, хорошей работы,  паспорта, и
полиция,  хоть и  догадывалась  об  их намерениях, но  до поры до времени не
могла им  что-то предъявить,  а издалека приглядывалась  к ним, старалась не
спускать глаз.
 Вдруг  Иван  почувствовал,  как  кто-то в упор разглядывает  его, повел
глазами влево и  остолбенел. Через  стол от  них, у самого окна, сидел  Яшка
Ерофеевич  собственной персоной, выставив черные испорченные цингой  зубы, в
упор  разглядывая Ивана.  Сидевший  рядом  Никанор Семуха  поинтересовался у
Зубарева:
 - Чудище, что ли, какое увидал?
 - Именно чудище, - чуть кивнул головой тот, - знакомца встретил.
 -  Это которого?  - Никанор всем  корпусом повернулся  и мигом  выделил
среди прочих именно Яшку. - Не он ли тебя под тюрьму подвел в том году?
 - Угадал, он и есть.
 - Этот  шибзик? - удивился  и Тихон Злыга, без  всякого зазрения  также
принявшийся разглядывать Яшку Ерофеича.
 А  тот сидел меж  двумя  купцами  и чего-то  втолковывал  им, время  от
времени  ковыряя указательным пальцем в носу. О чем  он говорил  с  купцами,
Иван догадывался. Объяснял, как лучше дать взятку таможенникам.
 Принесли  выпивку  и  закуски.  Иван  опрокинул  рюмочку, потянулся  за
квашеной капустой, но не донес ее до рта,  потому что услышал сзади занудный
голос Ерофеича:
 -- Старый знакомый... Опять к нам пожаловали?
 Иван с ненавистью уставился в его  мутные,  водянистые глаза,  и пальцы
сами собой  сжались в кулаки, он начал подниматься, но Никанор ухватил  его,
усадил на место, наклонился, зашептал в ухо:
 - Не пачкай рук  о  него, Иван Васильевич,  есть у меня мыслишка, как с
ним поквитаться, - и повернувшись к  Яшке,  масленым голосом  предложил, - а
ты, мил человек, садись с нами, коль знакомый будешь.
 - То можно, - согласился  Яшка и  опустился  на лавку, держась за стол.
Видно было, что выпил он уже немало, но пока еще держится на ногах и говорит
вполне связно. - С чем приехал? - обратился с наглецой  в голосе к Зубареву.
- Опять правду искать начнешь? Императрице писать будешь? Не поумнел за год?
 - Ты лучше выпей, мил  человек,  не знаю,  как  тебя звать-величать,  -
Никанор пододвинул к Яшке кружку с вином, - а потом и балякать станем.
 - С ним, - ткнул тот пальцем в сторону Зубарева, - выпью.
 - Давай, - согласился Иван и поднял свою кружку. Еще  приложившись раз,
другой, Яшка  быстро  захмелел  и  начал ронять на  стол  неровно  стриженую
голову. Подошли купцы, с которыми  он сидел раньше,  сообщили,  что  уходят,
препоручили уснувшего Яшку им.
 - Чего с  ним делать  станем? - спросил  Никанор,  когда несколько  раз
толкнул Яшку в бок, убедился, что тот крепко спит.
 - В куль, да в воду, - предложил Тихон Злыга.
 -  Эй, эй, не вздумайте  грех такой на душу брать,  - испугался  Максим
Заев,  -  я  этого  прощелыгу знаю, у него тут со  всем  начальством  полные
шуры-муры. Коль с ним чего случится, то нас сыщут и кнута не миновать.
 - Правда, чего с ним связываться, пойдемте отсюда,  - поддержал Максима
Зубарев.
 - Нет уж, - упрямо затряс головой Никанор, - есть у меня одна мыслишка,
подождите  чуть,  -  и  он направился  к  группе угрюмых  бородатых мужиков,
сидевших возле трактирных дверей. О чем он с ними толковал, никто не слышал,
но  через  несколько минут  те  поднялись  и  подошли  к  их столу вслед  за
Никанором, легко подхватили за руки спящего Яшку и потащили на выход.
 Когда дверь за ними закрылась и, похоже, никто даже не обратил внимания
на исчезновение Яшки, то Максим осторожно спросил Никанора:
 - Чего ты им сказал? То ж разбойные люди...
 - Сам вижу какие, - налил себе в кружку остатки вина Семуха, - потому и
подошел  к  ним.  А  повели  они  его  с  собой, чтоб тряхнуть  малость  как
проспится. Я им только шепнул, что этот мизгирь из таможни и с него изрядную
деньгу выкачать можно, то они про остальное и не спрашивали.
 - А не зря? - засомневался Иван Зубарев.
 - Зря  не зря, а денька три его  на ярмарке не будет. За это в