его внимательно  выслушали,  но по лицу офицера, что сидел  в
отдельном кабинете, куда провели Ивана, трудно было понять, верит ли он  ему
или сейчас  кликнет палача  с плетью.  Наконец, когда  Иван пояснил, что  он
купец из  Москвы, приехал сюда с обозом пеньки, все распродал, товарищи  его
уехали, а он остался по своим делам, и вот... обокрали, и как быть теперь не
знает. Наконец, офицер спросил его недоверчиво:
 - Имя и прозвание как твое?
 - Иван Сидоров, - без запинки ответил Ванька, не моргнув глазом.
 -  Ладно, дадим  тебе  старый кафтан, и велю воров поискать.  Да только
тут, на ярмарке, такое творится... вряд ли порты твои сыщем когда.
 - Мне бы пачпорт, - почтительно наклонившись, попросил Иван.
 - Дадим и паспорт, - поморщился офицер. - Скажи моему подьячему, что  в
соседней комнате сидит, чтоб выписал с твоих слов, что положено.
 - Премного  благодарны,  -  склонился  Иван  в  поклоне  и вышмыгнул  в
приемную, и  едва  поднял  глаза, как увидел того самого  солдата,  что день
назад вел его в нужник, откуда он благополучно сбежал.


10.
 ... Да, и в тот раз  судьба дала ему возможность уйти,  вывернуться, не
попасть  в очередной  раз в кутузку, а потом под  суд:  караульный солдат не
обратил  на него никакого внимания.  Может,  не  признал в  драной рубахе, а
может, занят был чем иным, потому как лишь скользнув равнодушным взглядом по
нему, вышел вон. Подьячий  с  ивановых слов выписал паспорт,  тиснул печать.
Без  лишних  слов  поставил свою закорючку и  ленивый полковник. И  все!  Он
свободен! Через  каких-то полчаса он был на старой квартире, где спрятал под
порогом свою долю от армянской добычи, быстрехонько купил себе новый кафтан,
сапоги, кушак и шапку и с рваной рубахой  в руках направился было к торговой
бане,  намереваясь  забрать одежду,  да  вовремя остановился -  за несколько
саженей от нее, увидев  на крыльце  трех  драгун с  ружьями.  Кто его знает,
мыться ли они пришли или  по иной надобности. А потому круто повернул, сунув
на ходу  рваную рубаху какому-то нищему, и через четверть часа уже  стоял на
главном  выезде  с  ярмарки,  и  вскоре  был  посажен  на воз  владимирскими
мужиками, навеселе возвращающимися домой. Так, пересаживаясь с  воза на воз,
с телеги на телегу, он к концу третьей недели добрался обратно в Москву, и с
новым паспортом на имя Ивана Сидорова снял чистенькую комнатку у  солдатской
вдовы, что пускала к себе постояльцев и за небольшую плату готовила им обед.
 Более месяца  Иван почти  не выходил  из опрятной  комнатки, сказавшись
больным,  мол,  простудился  в  дороге.  Солдатке   было  не  до  него:  она
подрабатывала  тем, что вязала  на продажу  кружева,  бралась  шить  соседям
нехитрую  одежку  да  каждый  вечер  отправлялась к  подружкам  "на беседу",
исправно сообщая об этом Ивану.
 Вот за тот месяц, о многом передумав, он и решил, что надо как-то иначе
входить в  жизнь, что-то менять, переделывать. Для  начала он решил жениться
или  завести хозяйку, которую если и  не полюбит, то хотя бы будет питать  к
ней  какие-то  чувства, привязанность.  Он  несколько  раз  прохаживался  по
улицам,  пытаясь  заговорить  то  с одной, то  с другой девкой,  но все они,
стрельнув в его сторону глазами, спешили мимо, не обронив ни словечка. И вот
как-то  возле  церкви  Параскевы  Пятницы  он  увидел молодушку,  идущую  от
торговой  площади в  сопровождении кухарки  или  работницы.  Была  та  девка
среднего роста и  с  необыкновенно рыжими косами и  такими  же веснушками на
щеках,  с синими, как полуденное небо, глазищами.  Ванька прикинулся,  будто
заблудился, приезжий, и почтительно спросил девушку и ее спутницу:
 - Подскажите,  хорошие  мои, как мне дом купца Семухина найти? -  Он не
знал, есть ли такой  купец во всей  Москве, да  и вряд  ли, если был, жил на
этой самой улочке, а потому очень удивился, когда девушка ответила:
 - Идите за нами вслед, он через два дома от нас проживает... - и хотела
еще  что-то  добавить,  но спутница ее  с суровым  прищуром серых глаз резко
сказала:
 - Сколь раз тебе, Зинаида, велено не заговаривать с  незнакомыми людями
на улице.
 - Так он ведь, тетя Полина, спросил, как пройти... Заблудился, поди.
 -  Именно. Блудят  тут  всякие, - строго одернула тетка  девушку, и они
быстро  пошли  прочь.  Но  Иван,  ободренный  ответом, быстро  нагнал  их  и
предложил.
 - Давайте, бабоньки,  подсоблю  малость, - потянулся к тяжелой корзине,
которую несла  в  правой руке строгая Полина. Но  та столь злобно  сверкнула
глазами в его сторону, что он даже шаг замедлил.
 - Иди, иди, парень, своей дорогой, не на таковских наскочил.
 - Ой, какие  мы строгие, - засмеялся Иван и в несколько прыжков обогнал
женщин, и подмигнул девушке, - страшен я, что ли? Я к вам со всем почтением,
а вы покусать готовы, не по-христиански как-то.
 -  Тетенька не велит мне со  всякими разговаривать, - смущенно отвечала
девушка, но от  Ивана  не укрылось, как  она  оглядела  его и быстро  отвела
глаза.
 - А я не всякий. Может, я твой суженый и есть. Что скажешь, красавица?
 - Много  вас тут шляется  суженых-ряженых, - фыркнула тетка,  но что-то
изменилось в ее голосе,  и Иван  решил усилить натиск, прикидывая, хватит ли
ему времени разговорить девушку, пока они идут до их дома.
 - Знаете, зачем я к купцу Семухину иду? А вот и не знаете. Хочу дом его
сторговать да для себя купить, - самозабвенно врал он.
 - Это у Павла Владимировича дом-то купить?! - ахнула девушка. - Да  он,
вроде как, не собирался продавать его...
 - Хорошую цену  дам, то и  слова не скажет поперек, мигом съедет. Вот и
стану тогда вашим соседушкой, будем в гости хаживать, чаи распивать.
 - Не  позвали  еще молодца на  чай, а он уж торопится, - ответила тетка
Полина, но уже не так враждебно, как прежде.
 -  Вы не позовете,  так я  вас  всех  на  новоселье  созову,  славно  и
погуляем, песни попоем. Я и сам слагать песни могу, - похвастался Иван.
 - Сам? Песни? - не поверила Зинаида. - Врешь, поди.
 -  Да чтоб мне  на этом самом месте насквозь провалиться и белого света
вовек  не  увидать, -  перекрестился Иван и открыл было рот,  приготовившись
затянуть, да только тетка Полина кышкнула на него:
 - Ты и в самом деле собрался, что ли, песни орать посредь улицы? Совсем
ополоумел?!  Стыда никакого  не стало,  - и еще быстрее потащила девушку  за
собой, а та успела лишь махнуть рукой и указать:
 -  Вон  дом Павла Владимировича  Семухина, -  и  они быстро  юркнули  в
калитку больших тесовых крашеных охрой ворот, оставив Ивана одного.
 Он для  интереса прошел до дома, на который ему указала девушка, и чуть
не  ахнул.  В  глубине  двора виднелся огромнейший  домина  на  два  жилья с
гульбищем  над нижними  окнами, отделанными точеными  балясинами.  Под самый
верх уходил конек  крытой железом крыши,  завершавшейся кованым  шпилем,  на
котором была посажена металлическая фигурка  лошади, поджавшей под брюхо все
четыре  ноги  и  несущейся  вскачь. У  Ивана  ажно  дыхание  перехватило  от
увиденного, до того дом был  хорош! Он уважительно поцокал  языком и почесал
затылок под шапкой.
 -  Чего вылупился?  - раздался вдруг грубый окрик.  Иван  увидел  прямо
перед собой здоровенного бородатого мужика с дубиной  в руках. Видно, то был
сторож  или дворник купца  Семухина, и  ему  не  понравилось, что незнакомый
человек остановился прямо напротив их дома.
 - А чего,  теперь за погляд  деньги берут,  дядя? -  огрызнулся,  было,
Иван, но мужик грозно взмахнул дубиной и зашипел сквозь зубы:
 - А ну, проваливай, пока цел!
 -  Легче, дядя, легче, а  то  ведь  и зашибить  можешь  ненароком, - на
всякий случай Иван отскочил в сторону, - ты не с похмела случаем?
 - Тебе-то чего? - смягчился мужик. - Есть малость.
 - Так мы сейчас поправим это дело. Сбегать в трактир?
 - Ну, коль не  шутишь,  то давай. Только у  меня грошей нисколечко нет,
вчерась с Митрием просадили... - замялся мужик.
 - А тебя самого как кличут?
 - Иван  Дорохин, - ответил тот охотно, с надеждой глядя на неожиданного
спасителя.
 - О,  как!  И меня  Иваном, - широко  улыбнулся Каин. -  Где  у вас тут
ближайший трактир?
 - По энтой улочке пойдешь и на углу увидишь Петра Лыкова трактир.
 -  Жди, я скоро, -  подмигнул ему Иван и скорым шагом направился,  куда
указал ему новый знакомец.
 Он быстро нашел трактир,  купил штоф  пшеничного вина  и пошел обратно.
Мужик  стоял  на том  самом  месте, где  он его и оставил, опираясь  на свою
дубину.
 - Айда в садик, - предложил он, - там зазор в заборе есть.
 Они  забрались в хозяйский сад, сели прямо под деревьями Иван Смирнов,
который  оказался  дворником,  как и  предполагал  Иван,  принес  с  поварни
глиняную кружку, пук лука и краюху хлеба грубого помола, в ладошке он держал
щепоть соли.
 -  Годится? -  спросил  он, отирая капли пота с загорелого морщинистого
лба.
 - Подойдет, - согласился Иван и налил почти полную кружку дворнику.
 Тот втянул  в  себя  воздух, поморщился  и  в два присеста вылил в себя
прозрачное, как слеза, вино.
 - Э-э-х! - выдохнул он и отщипнул  большими потрескавшимися пальцами от
краюхи. - Наливай себе, а то долго тут сидеть не выйдет, хватятся.
 -  Ага,  - согласился  Иван, но  пить  не  хотелось,  а потому  спросил
дворника, - знаешь, чего я подле вашего дома делал?
 -  Обворовать,   верно,  хотел.  Сейчас  много  таких  шастает,   -  не
задумываясь, ответил тот.
 -  Тебя  обворуешь, -  притворно захихикал  Иван, - как же... Как  дашь
дубьем своим меж глаз, и с копыт долой.
 - То я могу, - широко заулыбался его тезка. - Запросто.
 - А я  с девкой познакомился, с соседкой вашей, - начал объяснять Иван,
- а  тетка с  ней шла, такая  злющая... Никак  не  дает поговорить. Вот  я и
сказал, что дом твоего хозяина купить собираюсь...
 - Наш,  что ли? - захохотал, не сдерживаясь, дворник.  Хмель  размягчил
морщины на  его,  словно  топором  сработанном,  лице,  и речь  стала  более
связной, не столь отрывочной. - Денег  не хватит,  да и хозяин пока съезжать
не собрался.
 - Ну, я то для разговору придумал, - отмахнулся Иван, - а ты случаем не
знаешь,  что за  девка  через  два дома от  вас живет?  Рыжая такая Зинаидой
зовут.
 - Зинка Зевакина,  что ли?  Федора дочка. Как не  знать, хорошая девка.
Отец  у  нее в солдатах  ходит,  но  полк  ихний на Москве стоит. Годков уже
двадцать,  коль не боле, службу тянет.  А ты жены его  не  видел, Пелагеи, -
ударился  в откровения дворник,  уже сам наливая  себе  вино  в кружку  и не
предлагая  Ивану, -  она у него  из  мордвинок, в  девках, ох, красива была,
шибко заглядывался я на нее. И Зинка в мать пошла, как есть...
 - Жива мать-то? - как бы между прочим спросил Иван.
 - А чего  ей сделатся?  -  хохотнул  дворник,  облизывая красным языком
губища. - Живехонька. Только со двора редко выходить стала, давно не вижу. А
Федор, он  дома  редко бывает,  в  полку  строгость большая,  а то  пошлют в
Петербург али в Кострому... - он быстро терял нить разговора, и  Ивану стало
скучно впустую болтать с ним, и он спросил:
 - К ним во двор с вашего двора попасть можно?
 -  На  кой тебе? - мигом насторожился тот.  - Обокрасть хочешь? Убью! И
красть у них больно нечего, не то что у моего хозяина...
 - Ой, дядя, заладил одно и то же, - сплюнул на землю Иван, - стал бы  с
тобой о том  речь вести, коль обокрасть их захотел. Ты первый меня и выдашь.
С девкой хочу пошептаться.
 -  О чем?  - мотнул  головой  уже изрядно захмелевший дворник.  - О чем
шептаться? Говори, я слушаю...
 -  Не с тобой  же мне  шептаться,  - засмеялся Иван,  -  с  Зинкой хочу
парочкой слов перекинуться.
 - Оно можно и через наш двор. Приноси завтра еще штоф и покажу лаз. Как
стемнеет, так и приходи, тихонечко в воротину брякнешь, а я услышу, запущу.
 - По рукам, - встал с земли Иван и хлопнул по плечу дворника, не рискуя
протягивать ему свою пятерню, которая бы наполовину утонула в лапище того.
 - Больше пить не стану, до вечера оставлю, - чуть пошатываясь, встал на
ноги дворник, - а ты не забудь про штоф, слышишь?
 - Слышу, слышу, - отозвался Иван, пролезая через дыру в заборе.
 На другой вечер он  купил опять вина и положил в карман небольшие дутые
сережки  с бирюзовыми камешками, что были припасены  у  него с давних пор, и
отправился  к  дому купца Семухина. Калитка  быстро открылась на его стук, и
дворник схватил его за руку, втянул во двор.
 - Принес? - нетерпеливо спросил, обдав крепким запахом перегара.
 - Держи, - Иван протянул ему штоф, - куда идти? Показывай...
 -  Счас,  счас, -  что-то забулькало, и Иван догадался, что дворник, не
сдержавшись, приложился и хлебнул прямо  из горлышка. - Фу-у-у, - облегченно
выдохнул он и потянул Ивана за собой, - осторожней, пригнись.
 Они  прошли  меж   огородных  грядок,  выделяющихся  в  темноте  густой
полутенью, мимо  небольшого прудка и уперлись  в  невысокий плетень, которым
соседи обычно отделяют один участок от другого, и  он служит больше условной
загородкой,  чем  настоящим  препятствием   для   желающего  преодолеть  его
человека.
 - Сможешь перемахнуть? - негромко  спросил дворник. - А там иди межой и
еще через пару таких плетней перемахнешь, и точнехонько в огород к Зевакиным
угодишь. А там уж твое дело. Я тебя знать не знаю и видеть не видел. Только,
чур, уговор, ежели чего не так выйдет, то на меня не вздумай валить. Понял?
 - Как не понять? -  Иван, не  прощаясь,  легко перескочил через низкий,
наклонившийся  к земле плетень и  осторожно,  нащупывая ногами дорогу, пошел
вдоль по меже, тянувшейся рядом с огородными посадками.
 Когда  он  столь  же легко перескочил еще  через два плетня и угодил  в
густые  заросли крапивы, которую хозяева считали  своим долгом оставлять  на
случай  непрошеных  гостей, подобных ему,  вдруг подумал,  что забыл узнать,
есть ли во  дворе  у Зевакиных собака. Если только пес поднимет лай, а  хуже
того накинется  на  незваного  гостя, то  весь его план полетит в тартарары.
Осторожно  ступая,  Иван  пробрался  во двор Зевакиных и огляделся,  пытаясь
различить, есть ли кто перед ним. Но все было тихо, и он миновал вдоль стены
большой сарай, подобрался к самому дому. Там, судя по всему, все давно спали
и  по бедности своей не держали  ни  сторожа,  ни дворника. Потрогав створки
окон, Иван убедился,  что они крепко  заперты, тогда, чуть подумав, вернулся
обратно, к сараю, и  стал ощупывать двери, пытаясь найти незакрытую. Но  все
три  двери,  через  которые  можно  было  попасть   в  разные  хозяйственные
отделения, были  заперты на засовы.  При желании  Ивану не  стоило  большого
труда открыть замки, но именно сейчас взлом не входил в его планы, и тут  он
увидел  приставленную к  сараю  лестницу,  верхний конец  которой упирался в
чердачное окно, и  быстро взобрался по ней, легко отжал закрытую на вертушку
тонкую дверцу и очутился  на  сеновале, где  пахло сдобным ароматом  свежего
сена, и, уже не раздумывая, повалился на него, закопался поглубже и блаженно
улыбнулся, впервые за долгие месяцы своей вольной жизни,  ощутив себя  почти
счастливым и по-настоящему свободным.
 Утром  он  проснулся  от того,  что со двора до него доносились  чьи-то
голоса.  Выбрался из сена и  прильнул  к небольшой щелке,  увидел стоящего у
дверей   жилого  дома  высокого  мужчину,  в  зеленом   солдатском  кафтане.
Догадался, что это и есть  отец Зинаиды, Федор Зевакин. Тот  что-то объяснял
заспанной тетке, в которой Иван признал Полину, столь нелюбезно говорившую с
ним  в прошлый  раз. Наконец, Зевакин отдал  последние  указания  и вышел со
двора.  Полина  чуть постояла,  зевнула и вошла обратно  в дом. Спать больше
Ивану  не  хотелось,  и он стал наблюдать, что  будет происходить внизу, сам
оставаясь при том не замеченным.
 Вскоре он выяснил,  что в доме Зевакиных живут,  судя по  всему,  всего
пятеро  человек:  сам  Федор, его  жена, которая  лишь раз вышла к  колодцу,
Полина, плешивый старик, возможно, их родственник, усевшийся на бревнышко  у
ворот и мирно задремавший  на  утреннем солнышке,  и,  наконец, Зинаида, что
несколько раз проскакивала через двор, что-то напевая при этом.
 У Ивана не было определенного плана действия, и  он больше, как обычно,
надеялся  на случай, на свою  находчивость и везение.  Так оно и  вышло.  Он
дождался, когда девушка  направилась  к сараю,  где  он скрывался, заскрипел
замок, и она зашла внутрь, где, судя по кудахтанью, содержались куры.
 Иван еще раньше  обратил  внимание,  что с сеновала вел  вниз небольшой
лаз, и он тотчас пробрался к нему и наклонился, свеся в него голову. Зинаида
сидела на корточках и собирала в подол снесенные за ночь наседками яйца.
 -  Ку-ка-ре-ку,  -  негромко  пропел  он и увидел,  как  глаза  девушки
расширились,  она глянула по  сторонам и увидела  его свесившуюся с сеновала
голову.
 - Ой! - вскочила она на ноги, яйца выкатились из подола, упали  на пол,
несколько штук разбилось, и яркий желток окрасил нежно-белую скорлупу.
 - Тихо! - приложил он палец к губам. - Не узнала?
 - Узнала... - столь же тихо ответила она.
 - Тогда лезь ко мне, - махнул он рукой и широко улыбнулся.
 - Зачем? - прошептала Зинаида, и ее щеки пунцово вспыхнули.
 - Потом скажу, - показал он крепкие белые зубы и скрылся в проеме.
 Зинаида осторожно поднялась  наверх и смотрела на него с испугом широко
распахнутыми голубыми глазами.
 - Ты вор, да?
 -  Какой я вор, - усмехнулся Иван. - Стал  бы тебя  звать. Глянь лучше,
чего покажу, - и он извлек из кармана золотые сережки с бирюзой.
 -  Мне? - несмело спросила Зинаида и покраснела  еще больше, но покорно
приняла их, спрятала за пазуху.
 - Зин, где ты? - позвала ее со двора Полина.
 - Приходи  вечером,  -  шепнул  он ей  вслед, когда она торопливо стала
спускаться по  ступеням вниз, - ждать буду. Она  лишь окинула его взглядом и
ничего не ответила.
 Он пролежал голодным на  сеновале весь день,  а как  начало смеркаться,
она пришла и  принесла с собой узелок с  едой и кувшинчик холодного кваса. В
первую же ночь он предложил ей сбежать с ним, жить вместе. Она отказала. Так
он  жил на  сеновале три дня. А на  четвертую ночь Зинаида  пришла с большим
узлом, в который были увязаны ее платья, и покорно сказала:
 - Веди...
 Он привел ее к себе, во вдовий дом, хозяйке ничего объяснять не стал, а
дал на утро рубль серебра. Так они прожили вместе более месяца.
 ... Ванька  до  сих  пор  не  знал,  кто навел зинкиного  отца,  Федора
Зевакина, на их квартиру.  Нагрянули ранним утром  сам  Федор,  да с ним еще
четверо  здоровенных солдат  из старослужащих, при  ружьях и палашах, слегка
под хмельком и злые, как  черти. Зевакин первым врезал Ивану кулаком в глаз,
а  потом  добавляли  все  по  очереди. Били  старательно  и  больно. От  тех
воспоминаний  у  него  до  сих пор  ныли бока, и  холодок пробирал.  Зинаида
забилась в угол и только тихо взвизгивала, с ужасом таращась на обезумевшего
отца,  а  тот  лишь  бросал  в  ее  сторону  полные  ненависти  взгляды   да
приговаривал:
 - Опозорила, стерва! Дома поговорим, я те покажу, как от отца с матерью
бегать.
 Выручила Ивана хозяйка, престарелая вдова, явившаяся  на шум с клюкой в
руках.  Она без  раздумий кинулась  на  выручку  постояльцу,  норовя заехать
тяжелой клюкой  тем по голове. Солдат не  столько испугало,  как  рассмешило
вмешательство седоволосой старухи, похожей на смерть с косой, и они, неловко
уклоняясь от  ее  ударов,  наконец оставили  Ивана лежать на  полу,  утирать
кровавую пену  изо рта.  Однако, когда он попробовал уползти из комнатки, не
дали, а быстрехонько скрутили ему руки ремнями, поставили на ноги и повели в
участок, захватив с собой поддельный паспорт на имя Ивана Сидорова.
 По  дороге он пытался заговорить с ними, обещал солидный  куш, если они
его отпустят, но те и слушать не хотели.
 - Скажите тогда, Христа ради, кто выдал меня, - взмолился он.
 - Дружки твои, - рассмеялся усатый крепыш  и саданул Ваньку кулаком под
ребро, - просили хорошенько попотчевать тебя от их имени.
 - А имя, имя скажи, - застонал Иван