ряс в  воздухе тяжелой нагайкой. -  Шибко худо, нельзя
так... Не видел наш конь?
 -  Нет, -  покрутил  головой Иван, - мы здесь уже неделю, -  показал на
всякий случай на пальцах, - никого не видели.
 - Далеко встал? - спросил башкирец, и Иван понял: тот желает убедиться,
что у них нет украденных коней, которых те ищут.
 - Вон там, под горой с  двумя вершинами, - указал он скрывать ему было
нечего,  коль башкиры захотят найти их  лагерь, то они и  без  его  указаний
сделают это, поскольку хорошо знают те места.
 - Гости можно? - хитро улыбаясь, спросил Янгельды.
 - Поехали, - легко согласился Иван и, повернув коня, поехал первым.
 Георгий и  Артамон схватились  было  за  ружья,  когда увидели скачущих
прямо на них башкир, но, разглядев  Зубарева, чуть успокоились, хотя  оружие
не выпускали из  рук,  настороженно  поглядывая по сторонам. Один  из башкир
заметил мешки с образцами и что-то быстро-быстро затараторил, указывая рукой
на них Янгельды.
 - Камень ищешь, однако, - спросил он,  спешившись, - у нас много разный
камень  будет. - Подошел  к мешкам, присел на корточки, вытащил кусок руды и
зацокал языком:
 - О, вон чего ищешь, золото? Богатым стать хочешь?
 От Ивана не  укрылось, как переглянулись меж  собой Артамон с Георгием,
но  промолчали,  считая неловким  при  посторонних выспрашивать  Зубарева  о
золоте, но глаза их при том нехорошо заблестели.
 - Зачем золото, -  поспешил  успокоить и башкир и  солдат Иван, - разве
оно   тут  может  быть?  Просто  образцы  беру,  чтоб  губернатору  отвезти.
Понимаешь? Губернатору, - показал рукой, обозначая очень высокого человека.
 -  Знаю,  бачка,  знаю,  шибко  большой  человек,  -  согласно  закивал
Янгельды, - к нам  много  разный люди  едут, ищут все, землю  копают.  Зачем
копать, когда все на ней и так видно.
 - А  серебро  тут раньше  добывали? -  осторожно спросил  Иван и, чтобы
чем-то отвлечь солдат,  которые стояли рядом и не  пропускали ни слова из их
разговора, приказал им:
 -  А  ну, хватит  зенки пялить,  чтоб мигом костер  горел и чаем гостей
напоить,  -  солдаты нехотя пошли  выполнять его  распоряжение. Федюнин  уже
почти не прихрамывал, зажила нога, но Иван все равно предпочитал не брать их
с собой в  поездки,  и они оба томились от  безделья,  играли  в самодельные
кости,  спали целыми днями,  рассказывали  друг другу всякие истории  и, как
казалось Ивану, сговаривались против него, возможно, готовясь подстроить ему
какую-то каверзу.
 - Серебро, говоришь, -  переспросил Янгельды,  -  и  оно  есть. Старики
помнят, как мой  народ много серебра, по-нашему "кэмеш"  будет, раньше имел.
Посуда из  кэмеш была, подковы  для  ханских коней и то  из серебра  делали.
Правда, говорю...
 - А где его  брали? - поинтересовался Иван, уже  заранее радуясь  своей
удачной встрече с башкирами.
 - Э-э-э...  - сощурился Янгельды,  -  ты  хороший  человек,  я  хороший
человек, зачем ссориться станем?
 - Почему ссориться? - удивился Иван.
 - Ты придешь, я приду, бжик-бжик,  - указал башкирец на ружья, - делать
станем,  смерть  много будет, баба  выть станет, башкир,  бжик-бжик,  совсем
убивать будут. Не надо это знать, худо будет.
 - А ты можешь определить, есть  ли серебро в этой руде? - спросил Иван,
указывая на мешки с образцами.
 -  Моя  -  нет, -  покачал тот головой, - моя конь может сказать какой,
баба может сказать, какой, - засмеялся он, - серебро другой человек понимай,
только шибко старый.
 - Кто старый? Человек тот, что ли? Как зовут его?
 - Чагыр зовут, далеко живет, говорить с тобой не будет, урус Иван.
 - А ты покажи как, мне добраться до него, - попросил Зубарев, -  деньги
дам тебе. Сколько хочешь?
 -  Зачем  мне  деньги твоя,  - брезгливо наморщил губы  Янгельды, - моя
ружье  надо  пуф-пуф делать,  зверь  стрелять.  У тебя  хороший ружье,  дашь
Янгельды, провожу к Чагыру.
 - Там поглядим, - неопределенно  ответил Иван,  - сперва  дело, а потом
расчет.
 Но башкирец иначе понял его слова и тут же схватил оставленное одним из
солдат у костра ружье.
 Артамон Сенцов, которому оно принадлежало, увидев, как его оружие  взял
в руки незнакомый башкирец, кинул охапку хвороста, которую тащил к костру, и
с топором в руках бросился к тому, крича на ходу:
 - Поставь на место, а то... - но договорить, что будет с Янгельды, если
он не вернет ружье, не успел, поскольку один из  башкир, сидевший  в стороне
от всех, ловко подставил  ему ногу, и тот с размаха грохнулся на землю лицом
прямо в старое  костровище. Башкирцы при этом даже не шелохнулись, никто  из
них не засмеялся, а продолжали сидеть все так же спокойно, только лица у них
закаменели да желваки заходили на широких обветренных скулах, сузились и без
того неширокие глаза.
 - Прекрати, Сенцов, - гаркнул что есть мочи Зубарев, - не съест он твое
ружье, вернет...
 - Знаю  я ихнего брата, - проговорил обиженно тот, поднимаясь  и утирая
перемазанное в саже лицо, - все они воры...
 - Зачем  так  говоришь? - спросил Янгельды, который отлично понял смысл
сказанного. - Худо тебе  не делал, ружье взял поглядеть. Украл, да? Не будет
ружья - и Чагыра не будет, - поднялся он на ноги и отошел к своим.
 -  Давай  я  куплю у  тебя  ружье, - предложил Зубарев Артамону.  - Они
обещают за ружье показать, где нужный мне человек находится. Очень нужный...
 - Вот еще, - надул  пухлые губы Сенцов, -  не продается оно,  поскольку
казенное. С меня за него потом спросят.
 - А мое купите? - вмешался в разговор Федюнин, стоявший поблизости.
 - И с тебя спросят, не поздоровится, - предостерег его Артамон.
 - Потерял, скажу, - пояснил Георгий, - может, и выпорют, то не впервой.
А сколько за ружье-то дашь? - спросил он Ивана.
 - Рубль, - не задумываясь, предложил тот.
 - Десять, не хочешь? - выпалил возбужденно Федюнин.
 - Два, - продолжил торг Иван.
 - Хорошо, давай пять рублев - и по рукам.
 - Три  рубля, - в Иване словно проснулась  купеческая торговая жилка, и
он вел торг по всем правилам, сбивая цену до известного предела.
 - Хорошо, - поскоблил давно  не  бритый  подбородок  Федюнин, -  только
деньги сразу, счас...
 -  Договорились, - Иван полез за  пазуху, где  находилась большая часть
полученных им от Пименова денег, остальные он зашил в  чересседельную сумку,
притороченную  к седлу, - вот тебе три  рубля, - отсчитал он монеты, подал в
протянутую Георгием руку, а другой принял ружье, - вот тебе, дустым, от меня
подарок, - и положил к ногам Янгельды ружье.
 - Вай, вай, - зацокал тот языком, радуясь  подарку, и  удивляясь знанию
Зубаревым их языка, - откуда слово наше знаешь?
 -  Учился,  вот и знаю,  - усмехнулся  тот, - а ты откуда русский  язык
знаешь?
 -  Зачем  раньше не говорил? Моя у русских жил,  слышал, как говорят, -
поднял с  земли ружье  Янгельды, щелкнул курком, прицелился  в небо вслед за
пролетающей птицей. - Якши мылтык, спасибо тебе, однако...
 - Когда едем вашего человека искать? - не желал откладывать Зубарев.
 -  Зачем спешишь? Ты  хороший  человек  - Янгельды  хороший  человек, -
широко  улыбнулся  башкирец, - чай  пить  будем, говорить  будем,  а потом и
поедем. Чагыр ждет нас.
 - Как ждет? - удивился Зубарев. - Откуда он знает, что мы к нему должны
приехать?
 - Чагыр все на  свете знает, что делается. И на том свете, и на этом, -
торжественно пояснил Янгельды, - шибко уважаемый человек.
 Тем временем солдаты, поглядывая не  очень дружелюбно на гостей, подали
заваренный  чай,  сухие  лепешки, которые они  с грехом  пополам  умудрялись
выпекать в походных условиях на костре из захваченной  с собой муки, а также
мелко нарезанные пластики сала.
 - Вай, вай, зачем свинью башкиру даешь? - возмутился Янгельды и замахал
руками,  словно  отгонял  от  себя злых  духов.  Встрепенулись  и  остальные
башкиры, злобно засверкали глазами, посчитав себя оскорбленными.
 - Убери, - коротко приказал Зубарев, - будто не знаете,  что мусульмане
сало не едят.
 - То они едят, это не едят, - огрызнулся Сенцов, - может, им человечины
подать? - но сало забрал, отнес в сторону.
 -  Шибко плохой  человек, - указал пальцем  в его  сторону  Янгельды  и
сморщил смешно нос, будто бы нанюхался  чего-то неприятного, - зачем с таким
живешь? Давай мы его у тебя купим. Сколько за него хочешь? Пять шкур  лисицы
красной хочешь?
 - Чего? - не понял поначалу Зубарев. - Артамона вам продать? - башкирец
согласно закивал, показывая, что именно этого он и хочет.
 -  У  наших  людей  есть  урус,  - признался он,  -  дети  играют, юрта
помогают.  Мы  ему жену дадим, кормить  станем. Продай. Пять лисиц - хороший
цена.
 - Артамон,  -  крикнул  Иван в сторону Сенцова,  - слышь,  чего башкиры
просят?
 - Мало ли чего они еще там попросят, - недружелюбно откликнулся тот.
 Он,  видно, не расслышал,  с каким  предложением  Янгельды обратился  к
Зубареву.
 - Просят тебя продать... За пять красных лисиц... - пояснил Иван.
 - Меня?!  -  налился яростью  Артамон.  -  Меня  продать?! Да они  что,
курицыны дети, совсем с ума  посходили, что  ли?  А ты  мне кто будешь, чтоб
цену за  меня давать? Хозяин, что  ли, мне? Мы  вот сейчас  с Егором тебя им
продадим и дорого не запросим. Тогда как?
 -  Я над вами  старший,  - со  смехом отвечал  Зубарев, -  башкирам все
равно, хозяин я тебе или нет. Коль соглашусь, то мигом тебя скрутят и к себе
уведут.
 - Не дамся!!! - заорал Сенцов и схватил в одну руку топор, а в другую -
ружье. - Не подходи!!! Порешу всех! - При этом он и не заметил, как все  тот
же, сидевший чуть в стороне  от  остальных, башкир вытащил волосяной аркан и
ловко метнул его,  набросив  на Артамона,  рванул на себя, и тот в очередной
раз  покатился по  земле, выронив при  этом и ружье, и  топор.  -  А-а-а!  -
заверещал он, катаясь по земле. - Все расскажу в Тобольске! Все!
 - Скажи ему,  пусть  освободит, - сдержанно попросил Зубарев неподвижно
сидящего перед ним  Янгельды.  Ему и самому  не  понравилось,  что  башкирцы
применили силу к солдату,  но  главное, чтоб все закончилось  миром,  разные
осложнения ему были ни к чему.
 Янгельды  что-то коротко  произнес, и человек,  только что стреноживший
Сенцова, быстро снял с него  аркан и,  не произнеся ни  звука, вновь  сел на
свое прежнее место. Артамон вскочил на ноги и, уже не сдерживаясь, заорал во
все горло, выкрикивая при этом ругательства. На его счастье, башкиры явно не
поняли их смысла, а  то бы для него все могло  закончиться весьма  печально.
Георгий Федюнин попытался успокоить друга, но тот отбросил его руку, с силой
толкнул в грудь и бросился, не разбирая дороги, в лес.
 - Совсем дурной, - покрутил головой Янгельды, - продал бы  нам, хороший
бы стал.
 - Угощайтесь, - предложил  Зубарев, ему  совсем не хотелось  продолжать
разговор на эту тему.
 Попив чая, пожевав полусырые лепешки,  башкиры поблагодарили  Ивана,  и
кивнули стоявшему возле дерева Федюнину, и пошли к своим лошадям.
 -  Остаешься за главного,  -  сообщил  Иван  солдату, - вернусь, может,
завтра, а может, и позже. Как дела сложатся... - Георгий промолчал, переводя
взгляд  с Ивана на башкирцев, и  даже  не шелохнулся, не пожелал счастливого
пути. Зубарев понял, что он обиделся за товарища, и теперь меж ними  надолго
встанет  полоса  отчуждения. Но не это  сейчас  заботило  его, а  то, что он
сумеет узнать от загадочного, всезнающего Чагыра. С этим он и поскакал вслед
за башкирами, не оборачиваясь назад.
 В первый день  они проскакали около десяти верст с гаком и остановились
на ночлег возле неширокой, с чистой водой речушки.
 - Далеко ли еще ехать?  - поинтересовался Иван, тяжело сползая с коня и
разминая рукой задеревеневшую спину.
 - Завтра приедем, - успокоил  его Янгельды. И  действительно, на другой
день,  ближе  к  вечеру, вдали  показались  остроконечные  юрты  кочевников,
потянуло дымком, издали, завидев  их, бросились громко лающие  лохматые псы,
выглянула и  тут  же спряталась  женщина в  ярком зеленом платье  с красными
бусами на шее, радостно замахали руками черноголовые босоногие мальчишки.
 Янгельды  поздоровался  с женщиной,  которой  на  вид  было  не  больше
тридцати, но он почтительно называл ее "ана", что значит "мать".
 - Бильбига говорит, что уважаемый Чагыр сейчас отдыхает, и она передаст
ему о нашем  приезде, как только он проснется.  Может  быть, он  и  пожелает
поговорить с гостем.
 - К  губернатору  легче  попасть,  чем к  вашему  Чагыру,  -  проворчал
Зубарев, отдавая поводья коня мальчику-подростку, подскочившему к нему.
 - Зачем торопиться? - улыбнулся Янгельды. - Отдыхай, кумыс кушай. Иначе
нельзя, Чагыр нас сам позовет.
 Зубареву не оставалось  ничего другого, как улечься на старый, потертый
войлочный  ковер,  снять  сапоги  и  ждать. Он  видел,  как женщина, которую
Янгельды назвал  Бильбигой, несколько  раз заходила  в  юрту, стоящую чуть в
стороне от остальных и меньшую по размерам, заносила туда миски с похлебкой,
пиалу  с чаем. И он  решил, что таинственный старик находится  именно в этой
юрте.  Уже когда солнце  наполовину  скрылось  за горизонтом  и  все  вокруг
окрасилось в  нежно-розовый, с багровым  отливом цвет,  из  степи прискакали
трое всадников  и,  не обращая ни  малейшего  внимания на  Ивана,  торопливо
заговорили о  чем-то с  кинувшимся им навстречу Янгельды. Из отдельных  слов
Иван понял, что они  нашли угнанных два дня назад коней и даже поймали самих
конокрадов,  которых скоро  должны привезти сюда. Закончив рассказывать, они
развернули коней и умчались обратно в степь.
 - Чагыр правильно сказал,  где  наших коней  искать, - пояснил Янгельды
Ивану. - Даже сказал, что за люди угнали и какие из себя.
 -  Чего  же вы возле нашего лагеря  своих  коней  искали? - недоверчиво
поинтересовался Иван. - Сразу бы и ехали, куда надо.
 -  Про вас Чагыр тоже говорил,  - рассмеялся тот,  - зачем сюда пришли,
говорил,  что с ним хочешь встретиться, говорил. Он кого-то из твоих родичей
хорошо знает. Потому мы и поехали к тебе, сюда привезти.
 - Чудные дела, - все одно до конца не поверил Иван объяснению, - только
кого из моих родичей он знать может? Может, из Корнильевых кого...
 - Сам у него спросишь, - развел руками Янгельды. Уже по темноте к юртам
подскакали  шестеро всадников,  и  у двоих  из них поперек  седел  висели со
связанными  руками  пленники.  Иван  догадался, что  это  и  есть  те  самые
конокрады, о которых говорили ранее. Их небрежно сбросили на землю, и тут же
один из башкир подтолкнул  пленных поближе друг к другу,  поставил  вплотную
спинами  и связал  их за руки. Иван подошел поближе и рассмотрел внимательно
их  разбитые  в кровь лица с синими от  побоев кругами вокруг глаз. Один  из
них, похоже, был русский, а второй - из башкир.
 - Русский, что ли? - осторожно спросил пленного Зубарев.
 - Ага, - закашлялся тот, - крепко, гады, побили, гуторить трудно...
 - Откуда будешь?
 - Из яицких  казаков, - ответил  тот, морщась. - А ты чего тут делаешь?
Тоже пленный?
 - Я из Тобольска, руду искать приехал, - сообщил Иван.
 - Слышь,  братушка, забери меня от них, Христом Богом молю, забери. Век
за  тебя  Бога молить буду, выручи  из  неволи,  а то ведь  они  меня так не
отпустят. Может, и пригожусь в чем тебе, братушка...
 - Рудознатное дело разумеешь? - спросил Зубарев казака.
 - Не-ка, - ответил он, - в конях добре понимаю, а в рудах - ни черта.
 - Зовут тебя хоть как?
 - Степкой Братухиным кличут...
 Но к ним подошел пожилой грозного вида  башкирец с тяжелой  нагайкой  в
руках, зло глянул на  Зубарева и, подталкивая, повел пленных к дальней юрте.
Когда они скрылись там, Иван нетерпеливо спросил у Янгельды:
 - Зачем их к Чагыру повели?
 - Откуда тебе известно, где мудрый Чагыр есть? А? Ай, нехорошо...
 - А чего тут не понять? - удивился  Зубарев. - Баба ваша туда несколько
раз заходила, есть ему несла. Все и понятно.
 - Шибко умный, однако, - привычно зацокал языком Янгельды, беспокойство
исчезло с его лица, и он пояснил:
 - Судить воров будут у старейшины. Как он скажет, так и будет.
 -  Могут и к смерти присудить? - поразился Иван. - Не имеют права. Один
из них казак, подданный императрицы.
 - На своей земле мы сами судим, кого захотим.
 - А бывали случаи, чтоб к смерти кого приговаривали?
 -  Смерть?  Убить?  -  удивился  Янгельды.  -  Зачем  такое говоришь, -
покрутил он пальцами возле виска,  - пускай живет, рабом у нас будет, работа
делать, за конями смотреть. Родня есть - выкупит. А так зачем убивать? Шибко
нехорошо...
 Прошло около  четверти  часа,  а из  дальней  юрты  никто  не  выходил.
Наконец, откинулся полог, и показался сперва тот, грозного вида, башкирец, а
затем  и оба пленных. Они уже были освобождены от пут  и  шли, низко опустив
головы. Башкирец что-то резко  сказал им и замахнулся нагайкой, те испуганно
шарахнулись в темноту, замерли вдали от костра.
 - Не велит им к нам подходить. Нельзя теперь, раб стал.
 -  Понятно,  - вздохнул Зубарев,  не понимая,  зачем был так называемый
суд,  если Янгельды  и так  заранее  знал, чем  кончится  дело.  Но изменить
что-либо Иван  был не в силах, а  потому  предпочел  до поры  до  времени не
вмешиваться,  пока  не  переговорит с таинственным Чагыром. И в этот  момент
кто-то тронул его за плечо, и, повернувшись, он увидел мужественное лицо все
того же сумрачного башкирца, который на ломанном  русском языке заявил  ему,
указывая неразлучной нагайкой в сторону отдаленной юрты:
 - Иди... Чагыр ждет тебя.
 - Спасибо за  приглашение, - слегка кивнул  он  башкирцу и направился к
юрте, сопровождаемый настороженными взглядами сидящих у костра мужчин.
 Внутри юрты,  куда он вошел, свет давали  несколько  масляных бронзовых
светильников  с  длинными  ручками  в  виде  голов  драконов.  На  небольшом
возвышении в  дальнем  углу сидел седобородый старец в тюбетейке на голове и
черном  стеганом халате, подпоясанном  цветастым кушаком, возле  него стояли
две пиалы с напитком белого цвета.
 - Садись,  Иван, -  пригласил  жестом старик, указывая  на  место перед
собой.
 Ивана удивило, что тот знает его имя, но он догадался, что Янгельды мог
сообщить ему об этом. Он сел, неловко скрестив ноги, и внимательно посмотрел
в лицо старика. Больше  всего  поразили  его  глаза,  которые сосредоточенно
смотрели куда-то в одну  точку и, казалось, не видели его,  Ивана, хотя он и
сидел напротив. Лицо у старика, широкоскулое,  как  и у большинства  башкир,
все было испещрено  многочисленными  морщинами и  оспинками от  перенесенной
когда-то  болезни. Из ушей и из носа выбивались длинные седые  волоски,  под
стать столь  же  белой  бороде, острым клином  лежащей на впалой груди. Лишь
когда  старческая рука опустилась  вниз и  осторожно стала нащупывать пиалу,
чуть  подрагивая  при  этом, Иван догадался: перед ним  находился совершенно
слепой человек, -  но это  не  мешало оставаться  ему  старейшиной  и  самым
почитаемым среди  соплеменников.  Старик какое-то  время  молчал,  отхлебнув
несколько  раз свой напиток из  пиалы, молчал и  Зубарев, не решаясь  первым
начать разговор. Наконец, старик поставил пиалу на место и негромко спросил:
 - Чего,  Иван, не пьешь? Пей  кумыс, -  и  опять замолчал. Иван  поднял
пиалу, попробовал кислый на вкус кумыс, сделал несколько  небольших глотков,
и  у него тут  же  защипало  язык, запершило в  носу,  и он громко, протяжно
чихнул, расплескав напиток на колени.
 - Э-э-э...  совсем не умеешь кумыс пить,  - хихикнул старик,  - значит,
русский. Возьми подушку, а то устанешь сидеть, - и  безошибочно указал рукой
на кожаную подушку,  лежащую возле  Ивана. Тот подтянул подушку, подсунул ее
под  себя  и,  обретя  чуть  больше уверенности,  сделал из пиалы  несколько
глотков и лишь после этого отважился заговорить первым:
 - Мне  сказали, будто  бы вы знаете кого-то  из моих родственников. Это
так?
 - Кто сказал, наверное, не врал. Чагыр долго жил на свете, много видел,
много  знает, - он довольно неплохо изъяснялся по-русски, хотя делал при том
неправильные ударения,  переставлял  местами  слова. Иван  подумал,  что он,
наверное,  не один год