мал
сибиряка  с  неизменной  улыбкой, расспрашивал  о  Тобольске,  где  у  него,
оказывается, служил в губернской канцелярии  кто-то из знакомых. Иван обычно
усаживался  в углу лабораторной  комнаты,  откуда молча следил за действиями
академика, колдующего над столом с образцами.
 - Как вышел  на те  прииски?- интересовался он меж делом, поворачивая к
Зубареву большую, с мощным лбом голову.
 - Обыкновенно как... Крестный рассказал.
 - А он откуда про них узнал?
 - Его губернатор Гагарин на поиски серебряной руды отправлял.
 - Это какой же Гагарин?- наморщил лоб, что-то припоминая, Ломоносов.
 - Губернатором когда-то в Тобольске  у нас  служил,  а  потом прогневал
чем-то царя, и тот казнил его. Так мне крестный сказывал,- пояснил Иван.
 - Понял, о ком говоришь. Рассказывали  и мне про него. Говорили,  будто
бы посуда у него в Сибири вся золотая была, и он после Александра Меньшикова
вторым богачом по всей Руси слыл.
 - Может, и так,- согласился Зубарев.
 - Многие именитые люди  через вашу Сибирь поднялись, на ноги встали,  -
продолжая заниматься  своим  делом, рассуждал  вслух Михайла Васильевич, - и
нынешние правители,  - таинственно понизил  он голос,- свои виды на тот край
имеют.
 - А мне-то что до того? - беспечно спросил Иван.- Мое дело - сторона, я
птица не их полета.
 - Не скажи,  не скажи... Кое-кому может и  не понравиться, что ты один,
без  всяческой поддержки, без высокого покровительства вдруг  сам  свое дело
удумал завести. В нашем отечестве  таких, как  ты, не  любят, могут  и ножку
подставить. А когда спотыкнешься, то на ноги вставать, ох, как трудно будет.
 - Да вы  уже не первый, кто меня пужает, - признался  Иван, только пока
ничего, обходилось, жив,  как видите,  и  рудники  те все  одно сыщу. Порода
наша, зубаревская, вся упрямая. И я в сторону все одно не сверну.
 - Хвалю за упрямство, но мое  дело  упредить, а там  уже сам решай, как
быть тебе. Ну, на сегодня хватит,  пожалуй. Отправляйся домой, завтра  в это
же время приходи, продолжим.
 К концу недели, когда стояли самые трескучие морозы и жители российской
столицы  не рисковали лишний раз показывать нос на улицу, и лишь  изредка по
главным   проспектам  проносились   санки  с   покрытым  изморозью  рысаком,
оставляющим   в   стылом  воздухе   клубы  морозного  пара,   Иван  Зубарев,
полуокоченевший, постучал в двери лаборатории академика.
 - А... Купецкий сын пожаловал, - пробасил тот, напевая  себе что-то под
нос, - ко времени пришел, молодец. Могу обрадовать тебя: готов результат.
 - И как? - не вытерпел Иван, и глаза его лихорадочно заблестели.
 - Не скажу, чтоб все пробы оказались благоприятными для твоего дела, но
из одного образца, сейчас скажу, - полез в свои записи Михайла Васильевич, -
вот,  нашел, образец за нумером 29  особо выделить надо. Остальные  же пробы
показали: пуд руды от двух до пяти золотников серебра в себе содержит.
 - Не может быть! - вскричал Иван.- Неужели правда?!
 - С чего бы мне врать тебе,  сударь,- сухо  ответил Ломоносов, но глаза
его искрились лукавой усмешкой,  - вышел с того возраста, когда шутки шутить
в таком деле можно.
 - Значит, не зря по горам лазил?!- запрыгал  от радости Иван и кинулся,
было, целовать академика, но  тот брезгливо отстранил  его от себя.  - А мне
все говорили: "Нет серебра! Нет серебра!" Накося, выкуси! Нашел!!!
 - Погодил бы радоваться, то  еще не конец,-  остановил  его Ломоносов,-
неизвестно, что еще господин Шлаттер из Монетной  канцелярии покажет,  да  и
Берг-коллегия не докладывала о своих изысканиях.
 -  И  что  с  того?-  простодушно удивился Иван. - У вас-то  результаты
добрые, а это главное.
 - Ты, сударь  мой, и вправду совсем  дитяте.  Или не  понял, что я тебе
давеча толковал? Тут большая политика замешана, а значит, жди неприятностей.
 - Каких таких  неприятностей? Откуда  им взяться,  когда вами серебро в
руде моей найдено? Мало ли что они там понапишут.
 - Воистину, агнец Божий, - всплеснул руками Ломоносов, - таких, как ты,
за  веревочку  привязывают  и  по  миру  водят  напоказ добрым  людям,  чтоб
ума-разума набирались, во всякие всячины не верили.
 - А Леврин?-  вспомнил вдруг Иван, -  Он  ведь  тоже серебро выплавил в
Тобольске.
 - Какой еще Леврин?  -  кустистые брови  академика взметнулись вверх. -
Что за гусь такой лапчатый?
 - Почему гусь,- обиделся Зубарев,- он  мастер с Колыванских заводов, он
пробы делал с моей руды.
 - Так  что  с  того?  Думаешь,  какому-то там  мастеру наши  господа  с
Берг-коллегии поверят? Они и меня-то не больно  чтут, а про него и  говорить
нечего. Впрочем, чего  раньше времени загадки загадывать. Завтра отправлю  с
посыльным свои результаты по назначению, а уж потом пусть  там  разбираются,
какое им решение выносить. Свое дело я сделал, на сем смею откланяться.
 - Спасибо вам, - поклонился академику Зубарев, - вовек вашей доброты не
забуду. Сколько с меня за работу?
 -  Еще  чего, - фыркнул высокомерно Ломоносов, - за  опыты те из  казны
оплачено. Забудь про деньги.
 - Как из казны?- поразился Иван.
 - А так, положено  за  подобные опыты из государственной казны платить,
поскольку разработка всяческих рудников есть дело  государственное. Я тебе о
чем и толкую который день, а ты все уразуметь не можешь.
 - Да, сурьезное, видать,  дело,- озабоченно почесал в затылке Иван,- а,
где наша не пропадала, авось и остальные пробы серебро покажут.
 - То мне неизвестно, - усталым  голосом  отозвался Ломоносов, натягивая
шубу,- поздно уже, прощай, купеческий сын ...
 - До свиданьица,- низко поклонился ему Иван.
 Когда  на  следующий  день  спозаранку  он явился  в  Берг-коллегию, то
заспанный швейцар не пожелал и  разговаривать с ним, заслонив собой вход  во
внутреннее помещение.
 - Не велено пущать каждого в коллегию без особой на то бумаги,- выставя
вперед обе руки, теснил он Ивана к выходу,- жди снаружи, может, и пойдет кто
из знающих тебя людей, с ним и говори о деле...
 Не оставалось ничего другого, как выйти на крыльцо и там, пританцовывая
от холода, вглядываться в лица проходящих  мимо него служителей. Но никто из
них не  проявлял особого интереса  к порядком закоченевшему просителю, пока,
наконец, один почтенного вида господин сочувственно не поинтересовался:
 -  Ждешь  кого  или  так,  без  толку, околачиваешься?  Не  попрошайка,
случаем, а то развелось вас нынче, как собак нерезаных.
 -  Никак нет, ваше  высокоблагородие,-  поспешно  заверил его Иван,- по
делу пришел, а к кому обратиться, и не ведаю.
 -  Так  то  ж  Берг-коллегия?! Какое  у тебя, мужика неотесанного, дело
может быть в столь почтенном учреждении?
 - Михайла Васильевич Ломоносов велел непременно сюда идти.
 -  Кто,  ты сказал? Ломоносов? Это не академик, случаем?  Неужто  с ним
самим знаком?
 - Да как с вами,  ваше высокблагородь,  вчерась  только  расстались. Он
пробу из руды моей брал на серебро,-  и  Иван вкратце  поведал сердобольному
служителю всю свою историю.
 -  Слышал  я про  те  пробы  чего-то,  да  только,  о чем речь шла,  не
припомню,-  выслушав рассказ Зубарева, ответил ему  служитель,-  меня Петром
Карловичем зовут, инспектором тут служу,-  представился  он,- пошли за мной,
может, и  найдем  того, кто тебе нужен,- и он  беспрепятственно провел Ивана
мимо почтительно склонившегося швейцара.- Погодь здесь, а я схожу узнаю, что
к чему.
 Иван  остановился  в полутемном  коридоре возле  обитых  темным  сукном
дверей, и принялся  ждать.  Здесь,  в государственном учреждении, ему  вдруг
мигом  вспомнились  опасения  академика  о  кознях,  которые  могут  строить
чиновники,  да  и  Гаврила  Андреевич  Кураев  в  свое  время  не  советовал
заниматься рудным делом, отец  и братья отговаривали... В полумраке коридора
висела зловещая тишина, и  каждый хлопок  или  скрип  дверей  вызывал в душе
недобрые  предчувствия.  Подождав чуть, он  неожиданно решил  идти  обратно,
махнув на  все рукой, но  тут показался встреченный  им  давеча служитель и,
пряча глаза,  велел пройти за  ним  в  конец коридора, где пропустил в дверь
вперед себя и сам зашел следом
 -  Здравствуйте,  -  поздоровался  Иван,  стягивая  с  головы  шапку  и
оглядывая  просторную  комнату  с  большим  столом  возле  залитого  ранним,
утренним светом окна.
 -  Милости просим,-  отозвался  сидевший  за столом  солидный мужчина с
красными отвисшими  щеками и  бугристым угреватым носом,  - ты и будешь Иван
Зубарев?
 - А кому  же  еще  быть, как не мне?- в Иване проснулась вдруг какая-то
дерзость  и бесшабашность,  которая возникает  в  человеке,  которому нечего
терять.
 -  Значит,  ты  и  привез  руду  на  пробу,  о  чем  государыне  нашей,
императрице прошение подал?
 -  Верно,-  согласился  Иван,-  а в  чем дело?  Чего вы мне  тут допрос
чините? Особых вин за собой не вижу... Неча тут ...
 -  Погоди,  о винах в другом  месте с тобой беседовать станут, а ты мне
покамест ответь, где руды те брал?
 - А вы сами-то кто, собственно говоря, будете? - дерзко поинтересовался
Иван, не собираясь отчитываться перед не знакомым ему человеком.
 - Это ты  про  меня?-  удивился  говоривший с ним.  -  Может, вы,  Петр
Карлович,  меня   представите,  а  то  я  гляжу,  молодой  человек   изволит
сомневаться, что мы с ним по чину разговариваем.
 - Статский советник и кавалер многих  орденов, Франц Иосифович Шлезинг,
-  быстро сообщил Петр  Карлович и почтительно  поклонился, выявив тем самым
полное уважение советнику.
 - "Поразвелось вас тут, немецких чертей",- неприязненно  подумал  Иван,
но вслух заявил: - Хорошо, пусть  будет по-вашему. Только скажите  мне  ради
всего святого, чего так со мной разговариваете, словно с вором  каким? Я вам
руду привез? Привез. Прошение подал? Подал. Чего еще надобно?
 - Чем тебе наш разговор не нравится?- шмыгнул бугристым носом Шлезинг и
покосился  на  продолжающего  стоять сзади  Зубарева  служителя.  - Вы, Петр
Карлович, пригласили бы сюда  нашего бергпробирера, чтоб он  результаты проб
по рудам принес.
 - Слушаюсь,- прошелестел тот, и сзади Ивана негромко хлопнула дверь.
 - Садись, Иван Зубарев,- предложил  ему тем временем Шлезинг,- разговор
наш, похоже, долгим будет.
 -  С  чего  это  ему  долгим  быть?- встрепенулся  Иван,  понимая,  что
нехорошие предчувствия не обманули его.
 -  Скоро сам  узнаешь,- ответил статский советник, перебирая  на  столе
какие-то бумаги.
 Вновь негромко скрипнула дверь, и  мимо  Ивана легко прошмыгнул  щуплый
человечек  с лысой  макушкой,  в заштопанном,  и местами потертом  форменном
камзоле,  неся  под  мышкой  пачку  исписанных  бумажных  листов,  и,  низко
поклонившись, положил их на стол перед Шлезингом.
 - Разрешите идти?- вновь сверкнув лысиной, спросил он еле слышно.
 - Нет, понадобишься еще. Пригласи  ко мне  и  Петра Карловича,  коль он
привел просителя сего, пусть здесь поприсутствует.
 Лысый  бергпробирер  опять   поклонился  и  выскользнул  из   кабинета,
проскочив мимо Ивана как-то по-особому, бочком, не поднимая глаз.
 "Сбирается воронье немецкое,- удрученно подумал тот, опускаясь на лавку
возле  стены, на которой висел  портрет императрицы,- сейчас каркать начнут.
Эх, доля моя горькая..."
 - Ты что-то сказал? - оторвался от бумаг статский советник.
 - Нет, послышалось вам,  верно, - беззаботно ответил Зубарев и нарочито
громко  высморкался в замызганный платок, зевнул, повел  головой,  оглядывая
кабинет.  Впорхнул неслышно Петр Карлович, а с ним и лысый помощник, они оба
почтительно замерли  перед столом Шлезинга,  который начал о чем-то шепотком
пояснять им. Иван некоторое время смотрел на их спины,  соображая, не  лучше
ли будет потихоньку податься  из этого негостеприимного учреждения, а потом,
не выдержав, заявил громко:
 -  Хватит  шептаться, поди.  Меж честными людьми так не принято делать.
Коль чего сказать мне хотите, то говорите вслух.
 -  Хорошо,- кашлянул статский  советник, с прищуром  глянул на него,  -
тогда скажи нам, откуда руду взял, что нам для пробы предоставил?
 -  Как  это  откуда?  -  передразнил  его Зубарев, сделав презрительную
гримасу и скривив губы.- Разве в  прошении  о том  не указано? Из башкирских
земель, с Урала они мной привезены. Два раза туда ездил, искал...
 - Ясно, с Урала,- не дав ему возможности углубиться в подробности своих
поисков и  путешествий, констатировал Шлезинг. - А  кто тебе сказал, будто в
той  руде серебро должно быть? Почему ты решил  нас в заблуждение ввести, от
важных дел оторвать,  чтоб  мы все тут серебро искали в твоей пустой породе?
Ответь-ка!
 - Как в пустой породе? - аж подпрыгнул на лавке от услышанного Зубарев.
- Почему она вдруг пустая, когда, и в Тобольске серебро  выплавлено  было, и
академик Михайла Васильевич Ломоносов тоже пробы делал и мне сказывал...
 - Помолчи  про  академика, -  не  дал до конца договорить ему  Шлезинг,
пристукнув  ладошкой по  стопке бумаг,-  мы сейчас про твои воровские умыслы
знать хотим. Так кто тебя надоумил пустую породу в Берг-коллегию сдать?
 -  Пустую?! Сам ты пустой,  как я погляжу, - вскочил на ноги Иван, сжав
кулаки.
 -  Позвольте,  сударь,- вскочил в свою очередь  и Шлезинг,  - по какому
праву  такие слова  изволите говорить?!  - перешел он на  "вы",  обращаясь к
Ивану. - Вам такого права никто не давал!
 - А  тебе кто  его дал, право  честных людей оскорблять?! - кричал,  не
помня себя, Иван, размахивая от возбуждения руками в воздухе.
 - Успокойтесь, господа, прошу вас, - встал меж ними растерявшийся  Петр
Карлович,  - не  надо шуметь... -- В кабинет в самом деле начали заглядывать
любопытствующие, и Шлезинг чуть поостыл, поправил ворот рубахи, опустился на
место.
 -  Дело  нешуточное, милостивый государь,  -  проговорил он  уже ровным
голосом,  - по вашему ходатайству  к проверке привезенных вами образцов были
привлечены многие служители, а это немалые деньги. И что мы видим в конечном
итоге? Никаких, даже малейших, признаков серебра...
 -  Почему  тогда  у  Ломоносова  серебро  в пробах оказалось?  -  опять
соскочил с лавки  Иван, все еще  не  веря тому,  что он слышит.  - Он  нашел
серебро, а вы - нет. Как это понимать?
 - Как хотите, так и понимайте, - сухо ответил Шлезинг. - То уже не наше
дело, с академиком Ломоносовым разбираться.
 - В горном деле всяческие казусы бывают.  Вот, помнится, года три назад
из  Карелии  нам  руду  привезли, якобы  с наличием  золота. А проверили,  -
оказалось совсем иное,- высказал свое мнение Петр Карлович.
 - Да-с, - поддакнул лысый бергпробирер,- тут всякое быть может.
 -  Что  значит  всякое?  -  не желал мириться  с  услышанным Зубарев. -
Требую, чтоб сызнова опыты те проделали.  Не может  такого быть, чтоб в моей
руде серебра не оказалось вовсе.
 - Слышите, он требует, -  желчно усмехнулся Шлезинг.  - Да кто вы такой
будете, сударь, чтоб требовать?
 - Я матушке-императрице прошение подавал!
 - И  что  с того? Мы  ее  распоряжение  выполнили, произвели  пробы,  а
результаты самые плачевные -  серебром в вашей руде и не пахнет. Потому нами
теперь  решено  провести  следствие  по  делу  о преднамеренном  введении  в
заблуждение нашей коллегии. Посему попрошу отвечать  на вопросы  четко  и по
существу.
 -  Что  еще за следствие? - словно не понимая,  что ему говорят,  повел
головой по сторонам Зубарев. - В чем вина моя?
 - Это мы и желаем выяснить. Так кто направил вас в башкирские земли для
сбора пустой породы?  Вы слышите меня? - повторил вопрос  статский советник,
чуть прищелкивая сухими желтоватыми пальцами.
 - Не глухой, поди, слышу. Только отвечать не желаю.
 -  Тогда придется передать дело полицмейстеру,  поскольку вы  не хотите
откровенно рассказать  все. Вы этого  желаете? - осведомился  Шлезинг.-  Нам
недолго  передать  вас  в  руки  полиции.  Эй,  человек,  -  позвонил  он  в
колокольчик.
 -  Меня?!  В  полицию?!  За что?!  По какому  праву?! - вскричал Иван и
шагнул к столу, сжав кулаки.
 - Отвечайте на наши вопросы, а то...
 - А  то что?  Думаешь, напугаешь меня своими немецкими штучками? - Иван
перегнулся  через  стол  и  попытался ухватить  за  грудь  ненавистного  ему
советника, но тот отстранился  назад, вдавив туловище в спинку кресла. - На,
получай, гадина! - и с  этими  словами Иван ухватил бронзовую  чернильницу с
орлом на  крышке  и запустил ею  в  побледневшего  немца. Брызнули  чернила,
советник истошно  заорал, схватившись за лицо, на Зубарева набросились лысый
служитель  и растерявшийся  Петр Карлович, пытаясь оттащить его от стола. Но
Иван легко стряхнул их с себя и врезал кулаком в лицо бергпробиреру, который
вызывал  в   нем  мерзостное   отвращение  своими  вкрадчивыми   манерами  и
угодничеством.  Тот тихо  взвизгнул и  рухнул  во  весь  рост на  пол.  Петр
Карлович в ужасе смотрел на все  происходящее, широко открыв рот, и  мелкими
шажками  засеменил  к двери, в  коридор. В кабинет  тут же заскочили невесть
откуда взявшиеся два солдата с ружьями, видно, советник,  или  успел послать
за  ними заранее,  или вызвал кто  другой,  но  их появление  весьма удивило
Зубарева. Один  из солдат  без лишних  слов саданул его в грудь прикладом, а
когда он согнулся от боли пополам, добавил и по загривку.
 -  В участок его ведите!  В участок!  -  выл со  своего места Шлезинг.-
Пусть  ему там плетей всыплют, на дыбу подвесят. Я тебя в Сибирь, на каторгу
упеку!
 Разогнувшись,  Иван  поглядел на него и,  несмотря  на  боль,  чуть  не
прыснул  со  смеху:  лицо  советника   было  все   залито  чернилами,  кроме
несуразного  носа, из  которого сочилась обильно  кровь, которую он  пытался
унять, прикладывая ладонь. Лысый бергпробирер лежал, распластавшись, на полу
и слегка постанывал.
 -  Ага, долго теперича будете меня вспоминать,  - уже без  всякой злобы
проговорил  Иван,  -  ведите,  ребята,  Ивана  Зубарева,  куда  положено,  -
обратился к солдатам, - на вас обиды не держу, служба у вас собачья: на кого
велено, на того и  тявкай. Только я бы на вашем месте немцам этим в жизни бы
служить не смог.
 - Но-но, не балуй, - подтолкнул его усатый солдат, - айда вперед. Да не
вздумай  от нас  сбежать,  а  то уговаривать не  стану.  Стрельну  -  и пиши
пропало...
 Ивана привели в полицейский участок, где закрыли в караульном помещении
вместе с  какими-то бродягами и иными подозрительными оборванцами. На допрос
вызвали лишь на следующий день, подробно все записали  и перевели из участка
в центральный острог,  в темный полуподвал, где в тот же вечер кузнец прочно
заковал его в ножные кандалы.
 Лежа  на соломе, Иван соображал, как можно  выбраться отсюда, и  решил,
что  без посторонней помощи ему  это  будет не  под силу. Вспомнил о братьях
Корнильевых, что  не раз выручали, о поручике Кураеве, о графе Гендрикове, с
которым познакомился год назад  в Москве. Гаврила Андреевич должен был скоро
вернуться  из своей  поездки, но как известить его? Может, он найдет  способ
помочь ему?
 - В кости  играть с  нами станешь?  -  окликнул Зубарева угрюмого  вида
детина, заросший бородой до самых глаз.
 - На что играть станем? - откликнулся Иван.
 - Само собой, на интерес,- ответил, хмыкнув, тот. - У тебя деньги есть?
 - Откуда? - соврал Иван, хотя деньги у него были припрятаны, зашитые  в
подкладку кафтана. В участке его особо не обыскивали, а потому он надеялся с
помощью денег передать весточку на волю тому же  Кураеву, если выпадет такой
случай. - Нет денег.
 - Тогда из одежи что-нибудь ставь. Вон  шапка у  тебя,  кушак  есть,  -
предложил детина.
 -  Как тебя  звать?  -  поинтересовался  Иван, кидая перед собой  лисью
шапку, что мать справила ему всего лишь год назад.
 -  Вавила, - отозвался тот, ощупывая шапку.  - А тебя? Будь  по-твоему,
Ванюша, - сунул он руку за  пазуху, когда Зубарев назвал свое имя, -  ставлю
против твоей шапки  шмат сала, - и плюхнул на солому увесистый кусок сала. -
Согласен?
 - Как же  я без шапки буду, коль проиграю вдруг? - поцарапал в  затылке
Иван под дружный смех сидевших вокруг других арестантов.
 - Как раньше жил, так и дальше станешь, - отвечали ему.
 - А  может, с