хочешь,
никак не пойму? Чтоб я сам в Петербург те образцы повез?
 - Зачем,  то мое  дело  - свезти  их.  А от  вас  потребуется  письмо в
Берг-коллегию направить, чтоб дозволили мои пробы к испытанию принять.
 -  Ишь, куда  ты,  голубчик, взлететь  собрался,  -  желчно  усмехнулся
губернатор, - то мне не по чину будет,  моего письма там даже никто и читать
не станет. Ты еще императрице на прием напросись.
 - Надо будет,  и напрошусь, - ничуть не смущаясь, ответил Зубарев и, не
простившись, вышел, оставив губернатора своим ответом в полном недоумении.
 Но  выехать  пришлось  не  через  два  дня,  как  они думали  с  тестем
изначально, а сразу на следующую ночь,  поскольку  все, кому задолжал в свое
время Зубарев-старший, проведав,  что у сына его  появились вдруг неожиданно
деньги,  ринулись  к нему  на двор,  требуя немедленной  уплаты. Иван  успел
разыскать полковника Ольховского, вручил ему записку от губернатора, которую
тот  прочел  и  пообещал  направить  с  Иваном  на  Урал  двух солдат, когда
потребуется. Договорились, что Иван будет ждать их в Тюмени  в первую неделю
после  Пасхи, на постоялом дворе. И ночью, наняв знакомого ямщика из Бронной
слободы, Иван вместе с тестем и Антониной тайно выехали из города.
 Остаток  зимы  и  раннюю весну  он  жил в  Помигаловой,  не находя себе
применения. Пробовал  писать прошение в Берг-коллегию с просьбой о  помощи в
изысканиях, но, перечитав, рвал бумагу в клочки, не желая даже отправлять.
 Как только  обмяк снег,  появились  проталины на  бугорках  возле  изб,
прилетели черные грачи,  хозяйственно  осматривая крестьянские поля и опушки
леса,  Иван начал готовиться  к поездке.  Он  часто выходил  за  деревенскую
околицу,  всматривался  в  уходящую  за  перелесок дорогу,  которая  вела  к
почтовому  тракту, и чего-то ждал,  подолгу оставаясь  в полном одиночестве,
чем вызывал недоуменные взгляды местных крестьян.
 Наконец, пришло вербное воскресенье, и всю  страстную седмицу он провел
как на иголках, укладывая и вновь разбирая нехитрые  пожитки, которые обычно
брал с собой в дорогу, поминутно поглядывая в окно, заскакивал на кухню, где
стряпали Антонина с матерью, и, так  и не найдя, чем бы еще заняться, шел во
двор,  подходил к  сараю, нюхал влажный  весенний воздух и,  лишь представив
себе дорогу, поездку,  чуть успокаивался, а новый день начинался все тем  же
бесконечно долгим ожиданием.
 С  Антониной он  расстался довольно прохладно, да  и  все эти  совестно
проведенные  дни показались им годами,  и отъезд  Ивана должен  был принести
облегчение обоим. Больше всех  суетился Андрей Андреевич,  который  понимал,
что,  пойди у  зятя  дело удачно,  коль сумеет  открыть он  свои собственные
прииски и станет уже полностью независим от него,  и про спорную деревеньку,
что Зубарев-старшый переписал на него, Карамышева, уже и не вспомнит.
 - Ты  насчет деревеньки-то не сомневайся, -  намекнул  он  Ивану, - как
помру,  так  она  сразу  к  тебе  и  отойдет.  А  так,   за  мной,  надежнее
сохранится...
 -  Да  владейте вы ей, сколько влезет,  - глядя  себе под ноги, ответил
тот, - не нужна она мне, а случись вдруг что со мной, Антонине какая-никакая
помощь будет.
 -  Ты уж береги себя, Ваня,  - всхлипнула на прощанье жена, прислоняясь
виском к его щеке, - ждать буду.
 - Такое твое бабское дело - ждать, - ответил он, с тем и уехал.
 Солдаты,   обещанные  полковником   Ольховским,  прибыли  в  Тюмень  на
постоялый двор в конце пасхальной недели, разыскали Ивана и сообщили, что им
велено  находиться  в его полном распоряжении  сроком ровно  на один  месяц.
Одного из них звали  Георгием Федюниным, а второго Артамоном Сенцовым.  Были
они оба невысокого роста, из крестьян,  служили уже второй год и не скрывали
радости, что вместо скучной казарменной службы отправятся с  Иваном на Урал,
предвкушая полную свободу и вольную жизнь. В Тюмени Иван жил все это время у
своего крестного, Дмитрия Павловича Угрюмова, который за зиму  заметно сдал,
постарел, ходил,  прихрамывая,  все жаловался  на спину и уже лишний раз  не
рисковал садиться  на коня верхом. Он  без всякого интереса слушал  рассказы
Ивана да покачивал сивой головой, думая о чем-то своем.
 -  В добрый путь,  Ванюша, - напутствовал он крестника. - Только боюсь,
не дожить мне до той поры, когда ты хозяином приисков заделаешься...
 Иван   как  мог   успокаивал  его,   видя,   как   нелегко   крестному,
почувствовавшему приближение неумолимой старости,  дряхлеющему на  глазах  с
каждым  днем.   Уже  много  позже,  на  Урале,  Зубарев  случайно  узнал  от
встреченных им тюменских казаков, что крестный его разбился насмерть, упав с
лошади под яр, вскорости после отъезда Ивана.
 Покидал  Тюмень Иван Васильевич с тяжелым сердцем, словно предчувствуя,
что не  скоро  предстоит ему вернуться обратно, в родную Сибирь, и затянется
эта его отлучка не на год и не на два, а на гораздо больший срок.

6.
 Уральские  горы  встретили  их  буйным  цветением и  первыми  весенними
дождями.  Пробираясь  меж  каменных  валунов,  россыпей,  отрогов,  покрытых
растительностью, Иван думал  о том, как непохоже устроен мир: в Сибири, близ
Тобольска, и  камешка малого не найдешь,  одни болота  кругом,  а здесь чего
только  не увидишь, не  насмотришься.  Солдатам тоже было  в  новинку обилие
каменных  россыпей,  то  один,  то другой из  них соскакивали с коней,  чтоб
подобрать любопытный камешек. Но они, как и Иван, ничего не понимали в рудах
и с трудом  могли отличить простой булыжник от мраморного осколка. Да и  сам
Зубарев больше надеялся на удачу, на авось, а вдруг да повезет, как в первый
раз.
 Сейчас он пытался  отыскать те  места, где они брали с казаками образцы
год назад. Наконец они выехали к горе с  раздвоенной вершиной, возле которой
и должны были находиться  руды, привезенные им в Тобольск. Он даже наткнулся
на  старое  кострище, оставленное  ими,  и,  сориентировавшись по ближайшему
ручью, двуглавой горе и громадным соснам на противоположной горе, решил, что
вышел к нужному месту.
 - Тут будем лагерь ставить,  - указал он солдатам на старое кострище, -
это в прошлый раз наша остановка была, здесь и старые шахты искать надо.
 Солдаты, которые ради интереса принимали  участие в поисках, хотя у них
был  приказ  лишь охранять Зубарева, а  помогать ли ему в  чем  или нет,  то
начальство  им  не объяснило,  послушно  спешились,  блаженно  бухнулись  на
молодую траву и  сквозь прищуренные на солнце  глаза сонно стали  наблюдать,
как Иван крутит по сторонам головой, что-то высматривая.
 - Ой, матушка моя родная, хорошо-то как! -  воскликнул Георгий Федюнин,
широко раскинув руки.
 - Век бы так и лежал, - подхватил Артамон Сенцов.
 -   Лагерь  ставьте  да  еду  готовьте.  Пройдитесь  по  лесу,   может,
подстрелите кого, - подогнал их Иван, - хватит лежать, наотдыхаетесь еще...
 Солдаты неохотно поднялись, стали распрягать лошадей,  собирать хворост
для костра, а Георгий Федюнин вынул из чехла ружье, щелкнул курком, проверил
искру  и  пошел,  осторожно  ступая, в  ближайший  лес,  пообещав через  час
вернуться. Иван  же,  не  теряя  времени,  принялся исследовать окрестности,
достав  из дорожного  мешка специальный молоток на  длинной  рукояти, что на
прощание подарил  ему  Тимофей  Леврин,  объяснив,  что  таким  инструментом
пользуются все рудознатцы для откалывания кусков породы.
 За  месяц,  что  провел  с  Тимофеем,  он  много  чего узнал  для  себя
полезного. По крайней мере, сейчас  он уже не кидался к каждому  лежащему на
дороге валуну в надежде, что именно в нем и есть драгоценное серебро.
 Более  всего  запомнился ему совет Тимофея искать по возможности старые
колодцы, которые разрабатывали  когда-то в древности обитатели этих  земель,
которых серебро интересовало ничуть не меньше самого Ивана.
 Сейчас  он  вспоминал,  что год  назад  видел  какие-то  темнеющие  меж
деревьев  ходы на склонах  гор,  заросшие сосняком  и густой  травой, но  не
придал им никакого значения, приняв за звериные норы или отверстия, промытые
водой. Теперь же он решил в первую очередь найти те колодцы и поискать  руду
возле них.
 Прошло около часа,  а Георгий Федюнин все не возвращался. Иван отправил
на розыски второго солдата, Артамона,  а сам остался ждать, не объявится  ли
Георгий. Но прошел еще час, вернулся Артамон и, пожимая плечами, сообщил:
 - Прошел вблизи все, а Егорки нигде и нет, как сквозь землю провалился.
 - Странно это, - удивился Иван, - пошли вместе искать.  Тут, вроде как,
и потеряться особо негде.
 Они  отправились вдвоем, пытаясь по  измятой  траве определить, где шел
Федюнин, попеременно  кликали  его,  надеясь, что услышит, отзовется, даст о
себе знать. Но в  лесу было тихо, и лишь напуганная их криками сорока громко
стрекотала  в  соседнем  перелеске, оповещая  о  появлении людей  все  живое
вокруг.
 - Заблудиться он не мог, - рассуждал на ходу Сенцов, - сибиряк, чай, не
первый раз в лесу.
 - Может, медведь задрал, - предположил худшее Иван.
 - Вряд ли, - не  согласился Артамон, - я  его давно знаю, Егорку-то, он
вывернется, ловкий парень.
 - Мне старики сказывали,  коль медведь сзади наскочит, навалится  враз,
то и пикнуть не успеешь, как заломает.
 - Так ведь ружье у него, стрельнул бы... - неуверенно возразил Сенцов.
 Они сделали изрядный крюк, верст пять, но не нашли ни следов, ни самого
солдата  и  вернулись обратно в  лагерь.  Начало  уже темнеть, и  продолжать
поиски было бессмысленно.
 - А сбежать он не мог? - предположил Зубарев.
 -  Да куда тут бежать-то, - не согласился с ним Сенцов,  - только что к
медведю в берлогу.
 -  В берлогу, говоришь, - внезапная догадка  осенила Ивана,  -  а  ведь
могло и такое статься...
 С  наступлением темноты лес вокруг них  наполнился незнакомыми звуками,
шорохами, где-то неподалеку кричала ночная птица, ей ответил громким уханьем
сыч, а  где-то рядом  с костром, на старом пне, зажглись огоньки светлячков.
Вдруг  Сенцов, который  вызвался  дежурить  до утра, тронул  Ивана за руку и
шепотом спросил:
 - Может, послышалось мне или кричит кто?
 -  Егорка, думаешь?  -  стал вслушиваться Иван, и  ему тоже  послышался
слабый, словно придушенный, крик, доносившийся со стороны двуглавой горы.
 - А кому тут еще взяться?! - вскочил на ноги Артамон и громко закричал:
 - Егор! Георгий! Где ты?! -  через какое-то время слабое эхо отозвалось
им, протяжно  повторив "ы-ы-ы...", а потом послышался все  тот же сдавленный
крик, словно человек кричал из мешка или из-под земли.
 -  Может, лешак дурит? - округлил глаза Сенцов, - Дед мой рассказывал о
том, как по молодости неделю его леший по тайге водил, пока он совсем из сил
не  выбился,  в  болоте по  самые  уши  не увяз.  Ладно,  охотники  на  него
наткнулись...
 - С  нами  крестная  сила, - набожно перекрестился Иван, - всяко  может
статься... Только сейчас в лес соваться все одно бесполезно...
 Ночь они провели почти  без  сна, и им  все казалось, что рядом, совсем
вблизи,  ходит,  посапывая,  кто-то большой и грузный,  а  на  вершине  горы
мелькало  непонятное  свечение, и,  в  довершение  всего,  где-то  отдаленно
несколько раз громыхнул гром, и задрожала земля.
 Как только  совсем рассвело, они  отправились в том направлении, откуда
ночью слышались  крики.  Правда, сейчас,  сколько  они  ни  звали, никто  не
откликался, и утром уже не казался таким страшным и загадочным, как ночью.
 Пройдя до  основания горы, они углубились в молодой сосняк, который рос
лет  десять,  а  то  и  больше  на  месте  сгоревшего  леса.  Кругом  лежали
полусгнившие,  местами  обугленные,  огромные  стволы  деревьев,  причудливо
переплетясь,  а  прямо,  меж  них, поднимались  молодые,  с  острыми  иглами
сосенки,  набирая  силы, тянулись к  небу, словно  и  не  было никогда здесь
страшного пожара, погубившего все живое. Иван перелез  через один из стволов
и  крикнул.  Тут же  в ответ справа от  него донесся жалобный  крик,  идущий
откуда-то снизу, как будто из-под земли:
 - Братцы... Здесь я... В колодце...
 Иван кинулся на крик и  чуть не  провалился в старый с  размытыми водой
краями  колодец. Он  опустился на землю и  свесил голову вниз, увидел на дне
колодца,  глубиной  саженей в  пять,  стоявшего  на  ногах Георгия Федюнина,
опиравшегося на ружье.
 - Как же тебя угораздило колодец не заметить? - спросил его Зубарев.
 - И сам не знаю, козел проклятущий показался мне на опушке, я - за ним,
а он то за дерево,  то снова выскочит и на  меня  глазом зырк-зырк,  и снова
бежать. Потом уже, когда в колодец угодил, понял, нечистый то был. Он меня и
завел как раз сюда на погибель...
 - Живой! - крикнул подбежавший следом Артамон Сенцов. - Ну, слава Богу,
а то мы уж всякое передумали.
 - Живой-то живой, вот только нога не гнется, - ответил снизу Георгий.
 - Ладно, как  вытащим, разберемся,  что к чему. Тащи  сюда  веревку,  -
приказал Иван Сенцову.
 Когда  Федюнина извлекли наверх, осмотрели  распухшую ногу, которую он,
судя по всему, вывихнул во время неудачного падения,  то Иван  заволновался,
сможет ли Георгий идти сам.
 -  Да, вроде, ничего,  - сделал  тот несколько неуверенных  шагов, - на
мне, как на собаке, быстрехонько все заживает, не сумлевайтесь, - ему самому
было неловко за свою оплошность,  и  он  чуть  хорохорился,  показывая  всем
видом,  мол,  ничего, и не такое бывало. Потом, спохватившись, сунул руку  в
карман и вытащил оттуда  несколько зеленоватых камешков,  протянул  Ивану. -
Во, чего я в том колодце на дне нашел... Не это случаем ищешь?
 Зубарев  до поры скрывал  от солдат, зачем именно  отправились  они  на
Урал, да и те  не особо проявляли интерес, занятые новыми  впечатлениями. Не
зная, как повернется  дело  в  дальнейшем,  Иван  сообщил  им  лишь  то, что
отправился  он на поиски камней по  заданию губернатора,  а что за камни  им
требуются, о том  молчал. Сейчас, когда он  взял  в руки извлеченные  со дна
колодца  Георгием камни, он  скорее  внутренним чутьем понял, что это и есть
знаменитые   уральские  самоцветы,   названий  которых  он   не   знал,   не
интересовался  прежде,  но к  разыскиваемому  им  серебру  они явно никакого
отношения не имели.
 - Не то это, - покачал Зубарев головой, - не они нужны.
 - А я знаю, что  это за камни будут,  - протянул неожиданно руку Сенцов
и,  взяв их у Зубарева, глянул через полупрозрачный  камень на свет, счистил
налипшую глину. - Встречал я раньше такие на браслетах у татар... Вроде как,
изумруды зовутся.
 -  Похоже,  - согласился Иван, припоминая, что  видел такие браслеты  и
сам, да только не интересовался, что за камни на них.
 - Дорогие,  наверное,  -  предположил Сенцов,  -  как  делить будем? На
троих?  Сколько их  у  тебя,  Егор?  - очень по-деловому отнесся  к  находке
Сенцов, словно он здесь был старший.
 - Три и есть камешка, - промямлил что-то Федюнин, отводя глаза.
 - Нехорошо от товарищей скрывать, - назидательно выговорил ему Артамон,
- напрятал, верно, еще по карманам-то...
 - Дай-ка мне камни,  -  попросил  Зубарев, - никакой  дележки не будет.
Забудьте о  том.  Не на большой дороге.  Вы  тут  под  моим  началом,  и сам
губернатор распорядился мне на Урал ехать. А потому все, что найдете, должно
быть передано по назначению...
 -  Это по  какому еще  назначению? -  не пожелал признавать  главенство
Ивана Сенцов. - Ты нам глаза не  заливай... "по назначению"... Знаем  мы это
назначение, заграбастаешь все, и готово.
 - Молчать! - заорал вдруг Иван, и  сам не узнал своего голоса. -  Не на
посиделки заявились,  чтоб  языком трепать.  В  острог захотел? Я те устрою,
посидишь  на цепи  в  застенке. Все,  что  ни  сыщем,  в  казну  должно быть
доставлено.
 -  А  ты здесь при чем? -  и  не  думал уступать  Сенцов. - Не  стращай
острогом,  а то мы с ружьями, - щелкнул он курком,  - кинем вон тебя заместо
Егора в колодец и кукуй, пока Богу душу не отдашь.
 - Бунт?! - негромко спросил  Зубарев, сощуря глаза в нехорошей усмешке.
- Супротив губернаторской воли идти вздумал? Давай... давай, убей меня,  а я
тебя и с того света достану. Косточки мои все одно найдут и тебя, любезного,
потянут в Сыскной  приказ, да и  спросят, как  могло  выйти, что вы оба живы
остались,  а я в колодце лежу? Под пыткой  все и расскажешь быстрехонько. Ты
не думай, не на того напал, я еще в Тюмени кому надо сообщил, куда  ехать  и
где чуть чего  искать меня, коль в срок не вернусь. Так что  не выгорит твое
дело, Артамон.
 -  Да подавись ты  камнями своими, - швырнул  ему под  ноги злополучную
находку  Сенцов, - может,  и не  изумруды то  вовсе,  а  так,  пошутковал  я
малость.
 - Вот,  у меня  еще  есть,  - вытащил  со вздохом из кармана  пригоршню
зеленоватых камней Федюнин, - дома показать хотел.
 -  Сперва сам им покажись, а то в следующий раз в колодец полетишь, шею
сломаешь, тут тебя и схороним, - проворчал Иван, пряча находки.
 На дальнейшие  поиски Иван  решил  солдат не  брать,  чтоб  не вызывать
лишних осложнений, тем более нога у Федюнина распухла, передвигаться сам без
посторонней  помощи   он  не  мог,  а  Сенцова  Иван   поставил   заниматься
приготовлением  обеда.  Сам  же  он  с утра пораньше  отправлялся  пешком за
образцами руд,  и  вскоре  им было найдено  еще несколько  обветшалых старых
колодцев, где, судя по всему,  древние старатели искали то ли серебро, то ли
самоцветы.  Спускаться  в них  Иван  не  рисковал, но  некоторые,  не  особо
глубокие, обследовал  и в двух  нашел черные, будто  вымазанные  сажей куски
руды, очень похожие на те, что он привез из этих мест в прошлом году. Теперь
он, уже наученный горьким опытом, делал на  ближних деревьях затесы, вырубал
на  них  специальные  метки, а в тетрадку записывал, где  и в каком месте те
образцы брал. Вскоре  у  него набралось тех камней почти три мешка, и он уже
стал беспокоиться, как ему  вывезти  их  из леса,  чтоб добраться хотя бы до
проезжего тракта, где сможет нанять попутного возчика.
 Прошла неделя, как  они  разбили лагерь возле двуглавой  горы,  которую
Иван назвал про себя Верблюдом, до того она была похожа издали на двугорбого
верблюда,  -  такие  частенько  появлялись  на  тобольских  базарах.  Погода
благоприятствовала его поискам:  стояли тихие погожие деньки, и  только  все
прибывающие комары, не дающие спать по ночам, омрачали их пребывание. За все
это  время  никто  не  потревожил их,  поскольку  ближайшее  русское селение
находилось в двух днях пути,  а башкиры кочевали значительно южнее и  в этих
местах почти не появлялись.
 Но однажды,  объезжая верхом вокруг Верблюда  в  поисках  других старых
шахт,  Иван   увидел  на  открытом  безлесном  месте  нескольких  всадников,
неторопливо  едущих вдоль леса. Он остановился, хотел повернуть обратно,  но
его уже заметили, замахали руками. Он на всякий случай  проверил захваченный
с собой пистолет,  закрыл  его полой кафтана  и решил  рискнуть,  поехал  им
навстречу. Верховых оказалось  пять  человек,  и  еще издали,  по  цветистые
нарядам, лохматым шапкам, отороченным мехом лисицы, он определил, что это не
иначе, как башкиры.
 - Здорово, бачка, - закричал передний, гостеприимно и широко улыбаясь и
подняв в приветствии правую руку. - Урус? - спросил он.
 - Точно, русский, - улыбнулся в ответ Иван, видя, что башкиры настроены
дружелюбно и никакой враждебности по отношению к нему не проявляют.
 - Якши,  якши,  -  закивал тот  и,  обернувшись, на своем языке пояснил
что-то спутникам, - куда ехать будешь? Один?
 -  Нет, там еще  со мной люди, много люди...  -  Иван махнул в  сторону
лагеря. - Купец будешь? - поинтересовался башкир. - Имя как?
 - Иван, - ответил Зубарев.
 - О, русский всех Иван звать, якши.  Меня, -  башкирец показал рукой на
грудь, - Янгельды зовут. Понял, да?  - он довольно сносно говорил по-русски,
во всяком случае, понимал его Иван без труда.
 -  Да, да,  Янгельды.  Очень хорошо, - согласился Зубарев.  - Сами куда
едете?
 -  Конь  потеряли,  много  конь, угнал  кто-то, - лицо  Янгельды  мигом
посуровело, и  он  пот