слугу проводить
засидевшегося гостя.

12
 Когда  Гавриле  Андреевичу  Кураеву посыльный доставил  пакет  от графа
Гендрикова, то он немало удивился. По службе он прямого подчинения  от графа
не  имел,  в  близких  отношениях с ним тоже не  состоял,  и  последний  раз
виделись они в Москве, когда он привез к нему этого злополучного сибиряка. И
тут,  даже не вскрыв еще конверт, Кураев  непроизвольно подумал о  Зубареве,
что  называется, кожей почувствовал,  что  именно  он  стоит  за неожиданным
сообщением от Гендрикова.
 Все  оказалось, как он и предполагал: Иван Симонович писал о  посещении
его Иваном Зубаревым, подчеркивая, что тот являлся к нему тайно.
 "Неужто, сукин сын, сбежал  из-под стражи?!"  - едва  не  с восхищением
подумал Гаврила Андреевич о Зубареве. Он до сих пор не мог  решить для себя,
настроен ли он к этому неуемному сибиряку с тайной симпатией, или, наоборот,
тот скорее вызывает неприязнь. Поведение и  все поступки купеческого сына не
укладывались  в  общепринятые  нормы  и правила,  которых придерживался  сам
Кураев.  В то же время его поражали поступки  Ивана, как тот  очертя  голову
решался  на рискованные шаги,  и, мало того, при очередной неудаче ничуть не
унывал, а скорее, наоборот, крепчал и сызнова брался за задуманное.
 Далее  граф спрашивал у Кураева совета, как ему поступить с просителем,
попавшим в очередной раз в затруднительное положение.
 "Ничего себе, затруднительное! Ему каторжные работы грозят, а это такое
сверхзатруднительное положение, что врагу не пожелаешь".
 Но  в  любом случае  графу следовало  дать  ответ, поскольку  посыльный
сообщил, что заглянет к нему завтра с утра. Кураев несколько раз прошелся по
комнате, прикидывая, что  бы написать  Гендрикову, дабы и  правила  приличия
соблюсти,  и  самому в то щекотливое дело  с тобольским купеческим  сыном не
встревать  окончательно.  Однако, несмотря на все старания, поручик так и не
смог  придумать, как ему лучше дать ответ, решил отложить данный  вопрос  до
ночи, тем более, что вечером он  должен был явиться к канцлеру  Бестужеву по
неотложному делу. Может, к тому времени что-то и прояснится.
 Канцлер  в  тот  вечер  оказался  крайне  сумрачным  и, как  показалось
Кураеву, весьма постаревшим.
 -  Подам  в  отставку, - раздраженно проговорил он, как  только Гаврила
Андреевич  устроился на обычном своем месте возле камина, - сил  моих больше
нет воевать с ними.  - Кураев почтительно промолчал, понимая, что лучше ни о
чем не спрашивать, а Алексей Петрович сам, коль сочтет нужным, выскажется по
поводу   своих  неудовольствий.  Так  и   вышло.   Чуть  помолчав,   канцлер
доверительно сообщил:
 - На днях письмо из Вены  получил,  в  котором намекается на  их союз с
Версальским двором. Каково?
 Кураев не знал, что на это ответить, и сделал сокрушенное лицо, скорбно
качнул головой, потом высказался неопределенно:
 - Знать, пора пришла...
 -  Это как понимать? - сверкнул в его сторону глазами Бестужев.  - Пора
пришла мне в отставку подавать?
 - Простите, но не это имел в виду.
 -  Э  -э  -э... Тебе, поручик еще служить да  служить, всякого повидать
придется. Не смотри на нас, стариков, мы свое отжили, иное время настает. Ты
вот что, в Москву готовься ехать на  этой неделе, о времени отдельно сообщу.
Государыня  на  богомолье  в Троицкую  лавру  собирается,  а  потому надобно
проследить, кто к ней по дороге пристанет.
 - Из наших? - уточнил поручик.
 - За нашими пусть  Шурка Шувалов глядит, а у меня известие имеется, что
кой-кто из иностранных дипломатов накоротке  с ней побеседовать желает.  Вот
за ними и проследи. Понял?
 - Чего ж не понять, не впервой.
 -  Вот и ладно. А ежели услышишь чего  там, в  Москве, то не забудь и о
том доложить. Можешь идти. Готовься к отъезду.
 -  Ваше  сиятельство,  -  уже направившись  к двери,  заговорил Гаврила
Андреевич,  - помните, докладывал вам про Зубарева Ивана,  что  из Тобольска
родом?
 - Помню. И что с  того? Надо полагать, уже на каторге кандалами звенит?
Чего вдруг о нем вспомнилось на ночь глядя?
 - От графа Ивана Симоновича Гендрикова послание получил...
 - Неужто и он тем каторжником интересуется?
 - Гостит он у него в имении. Бежал из-под стражи.
 - Не может быть?! - глаза Бестужева моментально засверкали неподдельным
интересом. -  Может, обознался граф? С чего тот колодник в  его имение вдруг
заявился?
 -  Того  знать  не  могу.  Но  Иван Зубарев,  на  мой  взгляд,  человек
непредсказуемый.
 -  Как-как? - переспросил Бестужев.- Непредсказуемый,  говоришь?  Верно
замечено,  есть  такая  порода людей. Непредсказуемая...  -  и  так,  и этак
покатал он во рту понравившееся словечко. Подошел вплотную к поручику и тихо
проговорил, почти прошептал:
 -  Пренепременно встреться с тем Зубаревым и постарайся, чтоб незаметно
выбрался он из Москвы. Найди ему попутчика из верных людей.
 -  Куда  же  направить  его?  Обратно в  Сибирь?  -  Кураев  несказанно
удивился, что канцлер вдруг проявил необычайный интерес к купеческому сыну и
хочет помочь тому скрыться от правосудия.
 - В  Сибирь он  всегда успеет,  -  хохотнул  неожиданно развеселившийся
Алексей Петрович, - присоветуй ему  в Польшу направиться, к старообрядцам  в
их  поселения.  А  там  пусть  сыщет  Мирона  Нескорова. Найдет,  найдет,  -
успокаивающе поднял вверх  ладонь канцлер,  увидев,  что  поручик собирается
что-то  спросить у него. - Не может  быть, чтоб  таковский человек, как этот
купецкий сын, да не нашел кого-то там. - И дальше что ему следует делать?
 - А вот того  тебе знать  не следует, любезный,  - ухватил  Кураева  за
локоть  канцлер. - Для тебя же лучше, - добавил, увидев, как тот нахмурился.
-  Наше  дело  такое,  что  одному  лучше много не знать.  Поровну меж всеми
делить, чтоб каждый кусочек из всего знал, а все вместе лишь тот, кто сверху
за всем тем наблюдает, - направил указательный палец себе в грудь.
 - Будет исполнено, ваше сиятельство,- поклонился Кураев.
 -  Надеюсь,  -  живо откликнулся  тот.-  И  не забудь, пусть непременно
найдет в раскольничьих поселениях Мирона Нескорова. И вот еще что, голубчик,
выбрось в огонь послание от графа. Сделаешь? - почти  просительно проговорил
Бестужев. Кураев молча кивнул и вышел.
 Когда  Гаврила  Андреевич,  встретившись  с  Зубаревым  в  имении графа
Гендрикова,  сообщил  ему, что  в  скором времени  Иван  отправится  в южные
порубежные города, где проживают уже долгое время старообрядцы, бежавшие еще
во времена правления Петра Алексеевича из России, у  Ивана чуть глаза на лоб
полезли.
 - Чего я там позабыл-то, в тех краях?- раскрыл он рот от изумления.
 - Так надо, - не стал  вдаваться в объяснения Кураев. - В  Сибири  тебя
уже ищут, а вот в Малороссии вряд ли станут.
 - Можно  и в  Москве  переждать  до поры, - попробовал предложить нечто
среднее Иван, но поручик и слушать не хотел.
 - Или едешь, куда сказано, или... отправляйся на  все четыре стороны, и
ко мне больше не обращайся. К тому же, - добавил  он таинственным шепотом, -
поручение тебе будет особое. Хочешь службу сослужить отечеству своему?
 - Ага, - согласно кивнул Иван.
 - Найдешь  в тех раскольничьих  поселениях Мирона Нескорова,  а он  уже
дальше направит тебя.



13

 ... В конце лета, на Успение, через Серпуховскую заставу по направлению
на город Тулу  проехала ничем не приметная повозка, запряженная парой добрых
коней.  Статный вид и  упитанность  породистых  рысаков -  единственное, что
отличало ту повозку от  прочих,  направляющихся  в  южные пределы необъятной
Российской  империи.  В  повозке находились сержант из города Глухова  Роман
Галактионович  Замахаев и Иван Васильевич Зубарев, одетый в солдатскую форму
и  вписанный под чужим  именем в  подорожную  сержанта. Кони и повозка  были
выделены  им  из  личной конюшни  графа Гендрикова,  на  чем настоял поручик
Кураев,  принимавший  непосредственное  участие  в  отъезде из Москвы  Ивана
Зубарева.
 - Куда еще дальше?  - всхлипнул Иван. -  И так чуть не край земли. - Он
плохо представлял, что находится дальше за теми землями: то ли армяне живут,
то  ли  немцы,  а  может, и  совсем не  известная ему  нация.  Но спорить  с
поручиком он долго  не  мог,  тот подавлял его своей жесткой и непререкаемой
волей,  да и  вообще не оставлял выбора.  Потому, поахав  и поохавши  вволю,
Иван-таки согласился, заметил, как облегченно вздохнул Гаврила Андреевич.
 - Главное не забудь. Мироном Нескоровым  он зовется, - напутствовал его
на поручик.
 -  Умирать  стану, а  не забуду, -  ответил  Иван и полез обниматься  с
Кураевым,  словно он был едва  ли  не  ближайшим  его родичем. Тот  не  стал
противиться и крепко хлопнул Ивана по спине, перекрестил на прощание.
 С  тем  и выехали. Своих денег у  Ивана осталось совсем чуть,  а  Роман
Замахаев, которому была выделена специальная сумма на  пропитание, не спешил
раскошеливаться, потому  обедали и  ужинали  лишь  когда  останавливались на
ночлег на одном из постоялых дворов, в изобилии встречающихся им по дороге.
 Сержант  Замахаев был  лет на десять постарше  Ивана, успел повоевать с
турками, служил в полку Ивана Симоновича Гендрикова, приглянулся графу своей
расторопностью и сноровистостью, а постепенно стал поверенным многих  тайных
поручений,  сопровождал того во  время многочисленных поездок,  и за доверие
платил  полной  преданностью. Был он родом из  старинного  городка  Глухова.
Начало его  род брал,  как  и  у многих  поселенцев тех мест, от запорожских
казаков, о чем свидетельствовали его густые, свисающие ниже подбородка, усы,
тронутые  ранней  сединой.  Скуластое  смуглое  лицо  Романа  с   неизменной
усмешечкой в  уголках губ  делало его добродушным, если не простаком, но это
могло обмануть лишь недальновидных, случайных людей. Роман во всем имел свой
собственный расчет и понимание происходящего. И когда граф Гендриков сообщил
ему о поездке в южные пределы империи, он первым делом обрадовался тому, что
удастся побывать дома, сообразил, что получит прогонные деньги, на чем можно
будет  сэкономить,  а  когда  увидел  графских коней,  сердце  его  учащенно
забилось,  едва он  прикинул  примерную им цену. Затем он придирчиво оглядел
попутчика, пытаясь понять, с чего это вдруг Иван Симонович принимает участие
в судьбе этого молодца, но  спросить самого графа отважился, решив  выяснить
это у Ивана по дороге. Однако тот оказался, или не так прост, как решил было
про себя Роман,  или в самом  деле не знал, зачем направляется в Малороссию,
но ничего определенного  от него  сержант так и не  услышал. Тот  все больше
рассказывал о Сибири,  о  родне,  а то  и вовсе молчал,  подремывая и  сонно
поглядывая вокруг. В  конце концов, Роман не выдержал: природное любопытство
взяло верх,  и  он принялся  осторожно  расспрашивать Зубарева  о  цели  его
поездки.
 - С Иваном Симоновичем давно знаком? - начал он издалека.
 - Да года два как будет.
 - Служил под его началом али как?- решил проверить  его  Замахаев, хотя
наверняка знал, что вряд ли Иван  когда-нибудь брал в руки  оружие: выправка
не та, да и не походил он на человека военного.
 - Нет, не  довелось, - чистосердечно признался Зубарев.  - Бог миловал.
На  шпагах  дрался  с одним  молодчиком,  а тот возьми да уколи  меня, -  он
небрежно махнул рукой, - а поручик Гаврила Андреевич и свез меня  к графу на
излечение. Замахаев недоверчиво  оглядел Ивана, не  совсем  представляя, как
этакий увалень может драться на шпагах, приходилось верить тому на слово.
 - Ну, а в Малороссию по какой надобности едешь?
 - По секретной, -  спокойно  пояснил Иван,  позевывая. - Мне  потом еще
дальше ехать требуется.
 - Врешь ты,  однако,  - смахнул с лица дорожную пыль сержант, -  таких,
как ты, не то что с поручением, а и в лавку за вином посылать не с руки.
 - Это почему вдруг? - слегка  обиженно спросил его Иван. - Ты не гляди,
что я на вид не шибко прыткий, а вот до  самой государыни  дойти сумел,  она
саморучно из рук моих прошение приняла.
 -  Брешешь, - не раздумывая, отвечал Замахаев,  - тебя до государыни  и
близко не подпустили бы. Там столько охраны, полиции...
 -  Не  хочешь, то  и  не верь, - отирая о подкладку кафтана розовобокое
яблоко  и принимаясь смачно,  с  хрустом  жевать,  небрежно  отвечал Иван. И
столько превосходства было в  его небрежном тоне, что сержанту не оставалось
ничего другого, как поверить.
 - И что она тебе сказала, государыня?
 - Дарю тебе прииски в уральских землях, сказала, - запуская подальше на
обочину дороги яблочную сердцевину, сообщил Иван.
 - И далеко ли они, прииски те?
 - Где им быть, как не в башкирских землях. Там и есть.
 - Далече отсюда будет.
 - Далече, - согласился Иван и принялся отирать новое яблоко, которых он
задешево накупил  целую корзину  в  одном  из сел,  где они  останавливались
ночевать в последнюю ночь.
 - Чего  же  ты  к  нам на Украину  едешь? Прииски твои  в другом  месте
находятся.
 - Человека одного сыскать надо.
 - Что за человек? Скажи, может, мне известен он.
 - А хоть бы  и известен, то что с того? Мне тайное поручение от...- тут
Ивана словно кто в бок кольнул, и он вспомнил суровые глаза поручика Кураева
и его напутствие:  "Скажешь кому куда  и зачем едешь - убью без  разговоров.
Хоть  на  том свете сыщу, от меня не укроешься..." Он  замолчал, и,  сколько
Замахаев не пытал  его, стойко держался, не сказав  больше ни  слова  о цели
своей поездки на Украину.
 -  Ну, и бис с тобой, молчи себе, сколько пожелаешь, - обиделся сержант
и перестал донимать Ивана. Так без особых приключений, потихоньку-помаленьку
они  добрались  до  Глухова,  где  проживала  семья  Замахаевых,  несказанно
обрадовавшаяся приезду Романа. Иван прожил у них в доме несколько дней, рано
утром отправляясь в город и возвращаясь лишь к позднему вечеру. Он без труда
узнал,  что  раскольничьи поселения находятся  в  нескольких  днях  пути  от
Глухова, близ городка Стародуба,  и решил незамедлительно  туда направиться.
Когда он заикнулся, что графские  кони  ему нужны для дальнейшей поездки, то
Замахаев едва речи не лишился.
 -  И думать  забудь, - кричал он Ивану  в лицо, - они  редкой породы, и
граф велел мне их обратно к нему в Москву доставить.
 - А как же я? - растерялся Иван.- Мне он тоже сказал, что могу их взять
на любой срок.
 - Не дам коней, - стоял на своем Замахаев, уперев руки в бока, - а коль
добром не поймешь, то мигом заявлю куда следует о тебе.
 Ивану не осталось ничего другого, как отправиться на базар и там купить
у  пьяного  хохла  заезженную  кобылку с  выпирающими  из-под кожи ребрами и
старенькую  телегу  в  придачу.  Не  простившись с  сержантом, он выехал  из
Глухова  ранним утром в сторону  Стародуба,  постоянно спрашивая у встречных
дорогу и старательно объезжая редкие заставы, стоящие у въезда в городки.
 К  концу  второй недели  он  наконец-то  наткнулся  на крепкое  сельцо,
стоявшее у края дубравы,  и, как только въехал  в него, то увидел идущего  с
пилой на плече мужика, с бородой едва не до пояса.
 - Бог в  помощь, - попробовал заговорить  он с ним, но  тот лишь сурово
глянул  на  него и  продолжал молча  идти дальше. -  Где  старосту  найти? -
спросил  Иван, смекнув,  что тот не  станет разговаривать с ним  по  причине
отсутствия у  него бороды, которую люди  старой веры  никогда, не то что  не
брили, но  и  ножницами  не касались, считая это грехом великим. Вспомнились
рассказы отца о притеснениях старообрядцев со стороны властей, из-за чего те
и бежали в глухие, безлюдные места, скрывались там от нововведений, а многие
в Сибири  шли добровольно в огонь, лишь  бы не принять новую,  никонианскую,
как   они  называли,  "собачью"  веру.   В  ответ  на  вопрос  Ивана   мужик
неопределенно махнул рукой, указывая на соседнюю улочку. Переезжая от дома к
дому, настойчиво  выспрашивая у молчаливых селян, где ему найти старосту, он
все же был направлен к крепкому, стоящему чуть особняком от остальных, дому,
где навстречу к  нему вышел пожилой мужик, почти  старик, с седой окладистой
бородой, в сермяжном кафтане.
 - Зачем тебе староста нужен? - недружелюбно спросил он.
 - Разговор есть, - пояснил Иван, - Мирона Нескорова ищу.
 - А сам откуда будешь?
 - Из Сибири, - сообщил он, и увидел, как вытянулось лицо у старосты.
 - Заходи в дом, - велел тот, кышкнув на ребят, что выскочили  вслед  за
ним на крыльцо.
 Привязав  кобылку  у изгороди, Иван  поднялся  по ступеням  на  высокое
крыльцо  и потянул дверь на себя. На него пахнуло воском и ладаном - как это
обычно бывает в церквях. В переднем углу висела огромная икона Богородицы, и
возле  нее теплилось несколько свечей в медном подсвечнике. Он перекрестился
на икону и встретился  с внимательным  взглядом старосты.  Вдоль  стен чисто
прибранной  комнатки стояли лавки, на  полу лежали домотканые половички,  по
окнам  висели цветные занавески.  Но комнатка  не казалась жилой, верно, тут
староста  принимал приходящих  к нему по разным делам посетителей,  а  жилые
комнаты находились рядом, на другой половине дома.
 - Рассказывай,  зачем тебе Мирон Нескоров понадобился, -  не  предложив
ему сесть, задал вопрос староста.
 - Дело у меня к нему, - сдержанно ответил Иван.
 - Сказывай, какое дело, а то разговора не будет.
 -  Поручение  секретное,  -  не  желал  до  конца открываться Иван,  но
староста, хмуря лохматые брови, твердо заявил:
 - Рассказывай все как есть, без утайки, или... -  сделал жест в сторону
двери, - не держу, отправляйся, откуда пришел.
 Иван покрутился и так и сяк, повздыхал  для вида, делая грустное  лицо,
но староста сосредоточенно молчал, и тогда Иван  брякнул  первое, что пришло
на ум:
 - Земляки мои просили  узнать,  нельзя ли сюда переселиться, а  человек
один из здешних мест и  сказал: мол, Мирона найдете, он поможет определиться
с переездом.
 - Много семей переехать желает? - чуть смягчившись, спросил староста.
 - Две деревни, - не особо задумываясь о последствиях, врал Иван.- Там у
нас такое творится, что и не расскажешь сразу.
 - Слыхали о  том,  -  набожно  перекрестился староста  на  икону  двумя
перстами, - совсем от Бога  отошли люди,  о дне  Страшного суда не думают, а
всем воздастся за грехи их. Ты вот сам, почему обычаев древних не соблюдаешь
и, как пророками библейскими завещано, волос на лице не сохраняешь?
 - Никак нам  нельзя, отец, а  то со света сживут, потому и брею. Ездить
часто приходится и в Петербург, и в Москву, а там полиция кругом...
 - Да  уж... - горестно вздохнул староста,  -  совсем житья  не стало от
безбожников тех.  Так  и быть,  укажу тебе  дорогу к  Мирону. Правильно тебе
земляки подсказали, он вам и нужен. А пока располагайся в моем доме, отдохни
с дороги.
 В следующих старообрядческих слободах, через которые пришлось проезжать
Зубареву, подобных  пристрастных допросов уже не было. Он  решил,  что между
селениями, судя  по всему,  налажена бесперебойная связь, с помощью  которой
жители  извещали  друг друга  о появлении незнакомых людей, предупреждали об
опасности.  Зато везде  его  расспрашивали о  притеснениях, чинимых  властью
людям старой праведной веры, интересовались, не  придет ли на смену нынешней
императрице кто-то из тех, кто отменит новые порядки, вернет прежние, бывшие
до ненавистного  им патриарха  Никона. Более всего  говорили  об  императоре
Иоанне    Антоновиче,    который   слыл   среди   старообрядцев    человеком
богобоязненным,  держащимся старины,  и, если  бы не его  враги,  упрятавшие
законного  наследника в узилище, то все бы сейчас  было  не  так,  им бы  не
приходилось скрываться вдали от  родных мест. Многие из  семей, живших  ныне
под  Стародубом  и  Веткой, перебрались сюда из-под  Рязани, Калуги, Пскова.
Там, на родине, у всех остались не только дома, но и  много родственников, с
которыми они почти не имели связи.
 Наконец, Ивану  сообщили, что  завтра он встретится с тем самым Мироном
Нескоровым, ради  которого он и проделал столь нелегкий путь. Тот уже знал о
появлении Зубарева в этих краях и обещал ждать его в