Но  потом  появились  эти
женщины... Розмари, Флора... И  стало  ясно,  что  за  стариком  установлена
слежка. Дальше больше, раздался этот телефонный звонок...
   - Звонок?
   - Я тогда подумал, что это ваша работа. Кто-то  настаивал  на  встрече  с
ним... Невразумительно намекнул на что-то там... видимо, не подозревая,  что
телефонные разговоры старика подслушиваются... Это и решило судьбу Горанова.
   - Они бы не  стали  его  устранять,  если  бы  вы  не  сообщили  им,  что
существуют досье, что все записано черным по белому, - вставляю я только для
того, чтоб поддержать разговор. - Ни один дурак не станет заносить  руку  на
живую картотеку, пока не выудит из нее все, что может пригодиться.
   - Думайте, что хотите, - отвечает Пенев.
   - И что же это за бумаги, унесенные из сейфа?
   - Третий раздел.
   - А второй?
   - Я же вам сказал: насчет второго обращайтесь к самому Горанову.
   То, что отсутствует именно  второй  раздел,  содержащий  подлинные  имена
агентов, с одной стороны, плохо, но с другой - хорошо. К„ниг и его люди пока
не располагают подлинными именами. Сведения, содержащиеся в третьем разделе,
достаточно важны, однако  не  могут  иметь  практической  пользы,  поскольку
отсутствуют имена соответствующих исполнителей.
   С   этой   в   какой-то   степени   утешительной    мыслью    я    достаю
фотокамеру-зажигалку и начинаю снимать листки с машинописным текстом. Снимаю
дважды, на две различные пленки.  Одна  завтра  утром  отправится  в  тайник
"вольво". А другая... другая тоже может пригодиться.
   - Вы идете по улице, и вдруг вам на голову падает цветочный  горшок.  Что
это, случайность или судьба? -  спрашивает  Бенато,  глядя  на  меня  сквозь
толстые очки круглыми младенческими глазами.
   - Да, - отвечаю я без промедления.
   - Что "да"? - снова спрашивает  он  уже  с  ноткой  недовольства.  -  Вы,
дорогой мой, просто не слушаете меня.
   - Признаюсь, я маленько отвлекся, - тихо говорю я, отмахиваясь  от  своих
мыслей.
   - При этой вашей рассеянности немудрено и обед пропустить, - все  так  же
недовольно отмечает мой компаньон и смотрит на часы. - Не  кажется  ли  вам,
что ваша дама заставляет нас слишком долго ждать?
   - Мне кажется, что нам уже пора делать заказ, -  предлагаю  я,  поскольку
разговор этот происходит в уютном уголке "Золотого ключа"  и  поскольку  как
раз в этот момент у входа появляется импозантная фигура Флоры и словно  туча
закрывает собой белый свет.
   Я встаю  и  исполняю  неизбежный  церемониал  представления,  после  чего
усаживаю  даму  между  собой  и  Бенато.  На  Бенато  Флора  явно  произвела
впечатление, правда, исключительно своим ростом. Он, как мне кажется,  давно
уже вступил в тот возраст, когда на женщин смотрят только как  на  возможных
собеседников.
   После короткого совещания с Феличе, который всегда готов  предложить  все
самое дорогое,  мы  заказываем  аперитив  и  обсуждаем  меню.  Затем  Бенато
возвращается к прежней теме, только теперь  он  направляет  свои  испуганные
детские глаза не на меня, а на Флору:
   - Дорогая госпожа, представьте себе, что вы идете  по  улице  и  на  вашу
очаровательную головку откуда-то падает цветочный горшок. Как  вы  считаете,
случайность это или судьба?
   - Цветочный горшок, - коротко отвечает немка.
   - Ну конечно, но все же какая-то сила привела его в движение.
   - Земное притяжение, - уточняет дама.
   - А вот мысль о фатуме вам не приходила?
   - Видите ли, господин, если вам на голову  свалится  цветочный  горшок  и
если вы при этом уцелеете, лучше всего подумать не о фатуме, а о том, как бы
вызвать по телефону "скорую помощь". Ну, а если не уцелеете... Что ж, в этом
случае вы можете быть уверены: проблема фатума вас больше никогда  не  будет
беспокоить.
   Справившись таким образом с трудным  философским  вопросом,  Флора  берет
только что налитый бокал "дюбоне" - Феличе ни секунды не заставил себя ждать
- и отпивает большой глоток. Полагаю, что вопреки проискам зловредной судьбы
Бенато сделал бы то же самое, если бы не  ухитрился  опрокинуть  свое  вино.
Правда,  пострадал  костюм  не   дамы,   а   его   собственный.   Вездесущий
соотечественник Бенато подоспел как  раз  вовремя,  чтобы  прикрыть  залитую
скатерть двумя салфетками и подать  новую  порцию  "дюбоне".  Опасаясь,  что
случившееся может повториться, я и  Флора  следим  за  развитием  событий  с
известным напряжением, да и сам Бенато, как видно, не свободен  от  подобных
опасений, потому что предпочитает одним духом опорожнить свой бокал.
   Пока мой партнер в ожидании салата из крабов обсуждает  с  нами  одну  из
своих любимейших тем, а  именно  непрекращающиеся  зверские  убийства,  что,
конечно же, дело рук  мафии,  немка  слегка  наклоняется  ко  мне  и  шепчет
безучастным тоном:
   - Сегодня утром убит этот, как его, Пенеф.
   - Как?
   - Так же, как Гораноф: ножом в спину.
   - Но вы, как я вижу, не слушаете меня? - бормочет с легким укором Бенато.
- А я говорю о том, что в наше время преступность приобретает  действительно
угрожающие масштабы...
   Наконец на столе появляются крабы, а затем и  телятина  по-итальянски,  с
зеленью и овощами, кофе и по наперстку коньяку, чтоб лучше усваивалась пища.
Таким образом, если не принимать во внимание несколько  разбитых  бокалов  и
опрокинутые приборы, обед проходил вполне нормально не только для Бенато, но
даже для  Флоры,  которая,  несмотря  на  преждевременную  гибель  знакомого
соседа, явно не утратила аппетита.
   - Давайте выпьем еще по чашечке кофе, - предлагаю я  в  надежде  услышать
то, что и слышу:
   - Прекрасная идея, но лично мне пора. Не хотелось бы расставаться с такой
приятной компанией, но у меня неотложная встреча.
   Бенато не только расстаться с нами трудно, он уже говорит с  трудом,  так
его разбирает послеобеденная сонливость, и встреча  с  собственной  постелью
для него и в самом деле неотложна.
   Мне остается только смириться  с  этим,  и,  заказав  еще  один  кофе,  я
обращаюсь к Флоре;
   - Когда это обнаружилось?
   - В одиннадцатом часу.  Возвращается  домой  Виолета,  идет  на  кухню  и
натыкается в прихожей на труп. В спине торчит нож. Его убили,  вероятно,  за
несколько минут до ее прихода. Когда Виолета ушла из дому, чтобы съездить на
Остринг, в кондитерскую, был десятый час.
   - Между десятью и одиннадцатью - исправно действуют, - заключаю я.
   - Пускай над этим ломает голову полиция,  мой  мальчик.  Для  нас  важнее
другое - кто следующий?
   - Уместный вопрос. Я рад, что ты над этим призадумалась.
   - Чему тут радоваться?
   - Скорее поймешь, что тебе полезно сотрудничать со мной.
   - Если ты не станешь водить меня за нос, - вставляет Флора.
   - Об этом можешь не беспокоиться. Лучше подумай о другом: у тебя  опасные
соперники, дорогая.
   - Я это и без тебя знаю. Надеюсь, они не только мои соперники, но и твои.
   - Меня не интересуют...
   Фраза  остается  незаконченной,  потому  что   моя   собеседница   знаком
предупреждает  меня  о  приближении  кельнера.  А  когда  Феличе  удаляется,
разговор принимает иное направление:
   - Ну как, встреча состоится?
   - Я затем и пришла, чтобы тебя  осчастливить.  Ее  ирония  не  предвещает
ничего хорошего.
   - Где и когда?
   - Ровно в шесть. Внизу, у лифта.
   - У какого лифта? Что у кафедрального собора? - невинно спрашиваю я.
   - Да. У лифта Эмпайр Стейтс билдинг не так удобно.
   До шести еще далеко. И так как  Флоре  захотелось  остаться  в  центре  и
сделать кое-какие покупки на главной улице, я еду к  Острингу  с  намерением
узнать подробности убийства от своей сожительницы - милая Розмари всегда все
знает.
   Оказывается, ее нет дома. После памятной ночи, которую я провел у  Флоры,
в наших отношениях с квартиранткой стал  ощущаться  легкий  холодок.  Совсем
легкий и едва заметный, но все же холодок.
   - У меня создалось впечатление, что вы слишком  усердно,  я  бы  сказала,
чересчур самоотверженно кинулись в атаку  на  эту  немку,  -  заметила  было
Розмари, когда я пришел домой на следующее утро.
   - Если мне память не изменяет, вы сами поставили передо  мной  задачу,  -
попытался я оправдываться.
   - Да, но не в этом, не в сексуальном смысле, как вы это поняли.
   - В сексуальном смысле... Стоит ли преувеличивать...
   - Вы не подумайте, я не ревную, просто я боюсь за вас, - сказала Розмари,
- отклонения от нормального вкуса начинаются с пустяков -  скажем,  человека
потянет на вульгарную бабищу или что-нибудь в этом роде. А  потом  незаметно
дело доходит и до грубых извращений.
   - Стоит ли преувеличивать? - примирительно повторяю  я.  -  Все  делается
только ради вас.
   - Ну и какой же результат? Я имею в виду не то, что вас так  занимает,  а
то, что интересует меня.
   - Если вы полагаете, что такую крепость, как Флора, можно взять  за  одну
ночь...
   - И сколько же вам понадобится, чтобы полностью овладеть этой  цитаделью?
Тысяча и одна ночь? Или чуть больше?
   - Ваша ирония  становится  безвкусной,  милая.  Отрицать  не  стану,  это
доставляет мне некоторое удовольствие. Но возможно, вы все-таки ревнуете.
   - И не надейтесь. Мне абсолютно безразлично. И  если  мне  было  немножко
обидно, то только потому, что за всю ночь вы не вспомнили обо мне и  о  том,
что меня заботит.
   - Не знаю, как вас убедить, но я ни о чем другом и не думал.
   - Только фактами, милый. Одними только фактами, и ничем иным.
   - Факты пока что таковы: Флора действительно интересуется  брильянтами  и
находится здесь именно из-за них.
   - Об этом нетрудно догадаться.
   - И за Флорой, точно так же, как и за вами, стоит другой.
   - Я подозревала.
   - И этот другой - немецкий торговец Макс Бруннер.
   - Чем же он торгует?
   - Не брильянтами. Но,  как  вам  известно,  брильянтами  интересуются  не
только ювелиры. Иначе ювелирам было бы некому их сбывать.
   - Как вы вовремя мне это сказали. А какие у нее отношения с Пенефом?
   - Вы можете быть вполне спокойны. Она обозвала его кретином.
   - Это еще ни о чем не говорит. Кретины для того и существуют, чтобы  быть
орудием в руках умных.
   - Убежден, что на него она уже не рассчитывает. Не знаю,  почему  именно,
но не рассчитывает.
   - А как она относится ко мне?
   - Просто боготворит вас.
   Мы продолжали разговор в том же духе еще какое-то время. Однако, чтобы не
показаться совсем неблагодарной, Розмари все же признала, что  мои  сведения
небесполезны, и выразила  надежду,  что  в  ближайшее  время  я  выясню  еще
кое-какие детали  и  окончательно  овладею  этой  крепостью  -  конечно,  не
карабкаясь на ее стены в буквальном смысле слова,  В  общем,  все  кончилось
довольно мирно,  однако  в  наших  отношениях  стал  чувствоваться  какой-то
холодок. Едва ощутимый холодок - чтобы мы не закипели в пылу страстей.
   Поднявшись в  спальню,  я  окидываю  взглядом  соседнюю  виллу.  Полиция,
наверно, уже закончила свою работу. После двух убийств подряд в одном и  том
же месте люди приобретают  определенные  трудовые  навыки.  и  все  делается
быстрее. В саду ни души, и холл с незашторенными окнами пустынный  и  немой.
Немой - и все же говорит мне кое-что: значит, Розмари не  пошла  успокаивать
то немощное существо. А может, уже раньше исполнила свою задачу.
   Мне больше нечего делать в этой  пустой  вилле,  разве  что  ждать,  пока
кто-нибудь пожалует и по мою душу. Я выхожу и иду по аллее в  сторону  леса,
просто чтобы немного  размяться  и  попробовать  взглянуть  на  ситуацию  со
стороны. Лес, этот тихий и прохладный колонный  зал,  неторопливо  заключает
меня в  свои  объятья;  за  его  колоннадами,  там,  вдали,  просматривается
изумрудно-зеленое  поле,  за  ним  -  голубая  цепь  гор,  а  еще  дальше  -
заснеженные громады альпийских вершин, над которыми синеет небо.
   Я сворачиваю на тропинку, чтобы посидеть на первой попавшейся скамье,  но
скамья, оказывается, занята. На одном ее краю сидит пригорюнившись худенькая
девушка в темном ученическом  платье  с  белым  воротничком.  На  коленях  у
девушки  лежит  плюшевый  медвежонок.  Заметив  мое   приближение,   девушка
вздрагивает, но я спешу ее успокоить:
   - Не бойтесь... Я ваш сосед, хозяин Розмари.
   - Мне кажется, я вас уже видела, - кивает девушка,  которой,  как  я  уже
имел случай заметить, наверняка под тридцать.
   - Вы мне позволите присесть на минутку?
   - Почему нет? Скамейка не моя.
   - Мне бы не хотелось вам досаждать...
   - Что вы! Не станете же вы говорить об этом ужасном убийстве...
   - Не беспокойтесь, - заверяю я ее, хотя мне не терпится заговорить с  нею
именно об убийстве.
   - Тут все норовят меня успокаивать и все толкуют о  вещах,  которые  меня
расстраивают еще больше, будто мало мне того, что эта  страшная  картина  до
сих пор у меня перед глазами - труп... и эта кровь... Даже  когда  я  закрою
глаза...
   - Не стоит закрывать глаза. - советую я ей- - Если вы  хотите  отделаться
от какого-то кошмара, вы должны не закрывать глаза, а открывать их как можно
шире, смотреть на окружающие вас предметы: на красивые деревья, на  луг,  на
горы и небо... вслушиваться в говор простых вещей...
   - Мне кажется, что простые вещи  я  в  состоянии  понять,  -  соглашается
Виолета,  прижимая  к  себе  медвежонка,  словно  тот  готов  заплакать.   -
Единственное, чего я не понимаю, так это людей... И может  быть,  поэтому  я
всегда их боюсь, даже если они любезны и дружелюбны...
   - Люди бывают разные, - внушаю я ей. - И дружелюбие -  это  еще  не  все.
Важно знать, что за этим дружелюбием кроется: сочувствие или расчет.
   - В сущности, что всем этим людям от меня нужно? - неожиданно  спрашивает
молодая женщина, словно мои банальные поучения задели скрытую рану. - И ваша
квартирантка, и та рослая немка, которая сегодня утром угощала меня  чаем  с
тортом в кафе... я господин К„ниг. Вы слышали о таком?..
   - Знакомое имя... - отвечаю неуверенно.
   - Оно знакомо всему свету, потому что здесь каждый пятый -  К„ниг,  но  я
имею в виду того господина, который вчера пришел ко мне и спросил, не продам
ли я виллу, он, дескать, интересуется вполне серьезно, абсолютно серьезно, и
не склонен верить, что я не собираюсь ее продавать,  раз  у  меня  есть  где
жить, я у него спрашиваю, о чем он толкует, а он все свое -  ведь  я  где-то
жила до сих пор, видя такое нахальство, я даю ему понять, что его  вовсе  не
касается, где я жила,  уперся  как  бык,  конечно,  не  касается,  просто  я
подумал, что вы продадите если не виллу, то хотя бы свое то, другое  жилище,
настаивает, чтобы я рассказала, где оно находится, открывается  ли  из  него
вид на озеро, я спрашиваю, о каком озере идет речь, а он говорит, мне  лучше
знать, и  в  конце  концов,  хоть  это  и  грубо  получилось,  мне  пришлось
захлопнуть дверь у него перед носом...
   Она  рассказывает  эту  маленькую  повесть,  которой  вполне  подошло  бы
название "Незваный гость", как бы скороговоркой,  слегка  задыхаясь,  словно
ощутив потребность излить накопившуюся горечь, и я отлично ее понимаю  -  не
очень приятно, оказавшись в  отчем  доме,  почувствовать,  что  ты  попал  в
гадючник.
   - А как вы все это объясняете? - осмеливаюсь я спросить.
   - Никак, абсолютно никак. Вы же слышали: мне легче понять язык вещей  или
животных, чем людей.
   Она снова укладывает медвежонка у себя  на  коленях,  словно  ему  пришло
время спать, и продолжает:
   - Может, это и лучше, когда не понимаешь. Потому что, если, я  стану  все
понимать, боюсь, мне будет еще страшнее. Например, я тут подумала:  а  вдруг
эта  немка  нарочно  заманила  меня  в  кафе  на  время,  пока  убьют  этого
несчастного человека? Наверно, я начинаю фантазировать:  ведь  стоит  только
вцепиться в какую-то мысль, и ты уже не в состоянии остановиться,  в  голову
лезут страшные вещи...
   - Вокруг вас действительно что-то происходит, -  признаю  я.  -  Если  не
страшные вещи, то по меньшей мере странные...
   - Да, но почему? - спрашивает девушка страдальческим голосом. - Что я  им
сделала? Что им от меня нужно?
   - От вас, вероятно, ничего. Но может, вилла чем-нибудь их привлекает.  Вы
хорошо осмотрели помещение, где жил ваш отец?
   - Не могу же я все переворачивать вверх дном, когда не  прошло  и  десяти
дней после похорон. Как подумаю, что его похоронили без меня...  Вы,  может,
не поверите, но о его смерти я узнала совсем случайно,  из  какой-то  старой
газеты... Я живу как отшельница, так что...
   - Ах, моя дорогая!.. О Пьер!.. - раздаются  восклицания  позади  меня,  и
нетрудно догадаться, кто пришел.
   - Здравствуйте, Розмари, - киваю я, вставая со  скамейки.  -  Это  я  вас
разыскивал, но теперь мне пора ехать. Вечером увидимся.
   - Приходите как-нибудь на  чашку  чая,  вместе  с  барышней,  конечно,  -
предлагает Виолета с усталой улыбкой. - Мне будет очень приятно.
   И она несколько задерживает на мне взгляд, как бы давая понять, что она и
в самом деле рассчитывает на свидание и что разговор наш не закончен.
   Розмари сразу усаживается на скамейку, явно довольная тем, что я  уступил
ей место, и тем, что избавил их от своего присутствия. А я, спускаясь  вниз,
испытываю  противоположные  чувства,  потому  что  Виолета  -  при  этом  ее
простосердечии  и  желании  излить  душу  -  готовая  жертва  в  руках  моей
прекрасной дамы. Будем надеяться, что дама кое-чем поделится со  мной,  хотя
при том холодке, который с недавних пор  установился  между  нами,  особенно
рассчитывать на это не приходится.
   Сейчас без  четверти  шесть.  Находясь  в  нижней  части  города,  я  иду
несколько преждевременно к площадке перед  лифтом.  Преждевременно,  хотя  и
преднамеренно, потому что в подобных обстоятельствах нелишне проверить, пока
не поздно, не пожаловал ли кто-либо третий в  качестве  незваного  участника
встречи.
   Оказывается, пожаловал. И не один. Я убеждаюсь в этом  лишь  после  того,
как мои шаги звонко прозвучали в галерее. Видимо, за мной следили сначала  в
машине, а теперь, для пущей интимности, сопровождают пешком. Один шагает под
аркадами метрах в  десяти  позади  меня,  и  шаги  его  раздаются  в  полной
дисгармонии с  моими,  что  меня,  естественно,  раздражает.  Хоть  бы  ритм
сохранял. Другой тащится по обочине дороги, параллельно галерее, бесшумный и
грозный.
   Впрочем, насколько я сумел  оценить  их  беглым  взглядом,  оба  довольно
устрашающего вида: рослые, широкоплечие - словом, кавалеры под стать дорогой
Флоре. На какой-то миг меня обжигает коварная  мысль,  что,  может  быть,  я
обязан таким вниманием именно Флоре. Обидная мысль. Но, как говорит Виолета,
стоит  только  вцепиться  в  какую-то  мысль,  и  ты  уже  не  в   состоянии
остановиться, в голову лезут страшные вещи...
   Случайное совпадение?  Подобный  вопрос  может  прийти  в  голову  только
новичку. Нос у меня достаточно натренирован, чтобы  учуять  прилипалу  не  с
десяти метров, а со значительно большего расстояния. Да и опыт  подсказывает
мне, что, кто бы их ни подослал, этих молодчиков, о встрече  с  Флорой  надо
забыть и как можно скорей ускользнуть в верхнюю часть города.
   Как можно скорее  -  это  значит  воспользоваться  лифтом.  Конечно,  при
условии, если мне удастся вовремя юркнуть в кабину и захлопнуть дверь  перед
носом у этих молодчиков. Оставаться в лифте с  такими  спутниками  не  очень
рекомендуется.
   Продолжаю двигаться к месту встречи, хотя и без всякой мысли  о  встрече.
Те, что позади, видимо, разгадали мое намерение,  потому  что  жмут  на  всю
железку и уже  заметно  сократили  расстояние.  Пора  и  мне  отказаться  от
лицемерной походки праздного зеваки и жать на газ. Нечему удивляться, что  в
несколько  мгновений  наше  движение  становится   похожим   на   состязание
скороходов.
   Теперь уже сомневаться не приходится: прилипалы не  склонны  ограничиться
простой слежкой. Быстро взвешиваю обстановку. Первая кассета с негативами  в
тайнике "вольво". Вторая покоится в кр