Иванъ Солоневичъ.
   Труды

   Россiя въ концлагерe
   НАРОДНАЯ МОНАРХИЯ
   Диктатура сволочи
   Диктатура импотентов. Социализм, его пророчества и их реализация



   Иванъ Солоневичъ.
   Россiя въ концлагерe

---------------------------------------------------------------
     *    Электронный   текстъ   книги   для   некоммерческаго    свободнаго
распространения подготовилъ С.  Виницкий. Февраль 2000. Сверка по оригиналу,
проверка   правописания,  {номера}  после   текстовъ   страницъ,   разрядка,
дореформенная орфография въ кодировке KOI8-C: дополнительныя буквы "Ять" (е,
е), "И съ точкой" (и, и)  (фита  не  использовалась).  Подробнее о кодировке
KOI8-C см. на сети по адресу:

"http://www.linuxstart.com/~winitzki/koi8-extended.html"

---------------------------------------------------------------

        РОССиЯ ВЪ КОНЦЛАГЕРе

      {1}
     III  издание.  Издательство "Голосъ  России",  София, 1938.  Обложка  и
рисунки Ю. Солоневича. {2}

--------
        НеСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХЪ ОБЪЯСНЕНиЙ

        ВОПРОСЪ ОБЪ ОЧЕВИДЦАХЪ

     Я отдаю  себе  совершенно  ясный  отчетъ  въ томъ,  насколько  трудна и
ответственна  всякая тема, касающаяся Советской России. Трудность  этой темы
осложняется  необычайной  противоречивостью  всякаго   рода  "свидетельскихъ
показаний" и еще большею  противоречивостью техъ  выводовъ, которые делаются
на основании этихъ показаний.
     Свидетелямъ, вышедшимъ изъ Советской  России,  читающая  публика вправе
несколько   не   доверять,  подозревая   ихъ   --   и  не   безъ  некотораго
психологическаго  основания -- въ чрезмерномъ сгущении  красокъ.  Свидетели,
наезжающие въ Россию извне, при  самомъ честномъ своемъ  желании, технически
не въ  состоянии видеть ничего  существеннаго, не  говоря  уже  о томъ,  что
подавляющее  большинство  изъ  нихъ  ищетъ  въ  советскихъ  наблюденияхъ  не
проверки,  а только  подтверждения своихъ прежнихъ  взглядовъ.  А  ищущий --
конечно, находитъ...
     Помимо  этого, значительная часть иностранныхъ наблюдателей пытается --
и  не безуспешно  -- найти положительныя стороны суроваго  коммунистическаго
опыта,  оплаченнаго  и  оплачиваемаго  не  за  ихъ  счетъ.  Цена  отдельныхъ
достижений власти -- а эти достижения, конечно, есть, -- ихъ не интересуетъ:
не они платятъ  эту цену. Для нихъ этотъ опытъ более  или менее  безплатенъ.
Вивисекция  производится  не  надъ  ихъ  живымъ  теломъ  --   почему  же  не
воспользоваться результатами ея?
     Полученный такимъ образомъ  "фактический материалъ" подвергается затемъ
дальнейшей обработке  въ зависимости отъ  насущныхъ  и уже  сформировавшихся
потребностей    отдельныхъ   политическихъ   группировокъ.    Въ    качестве
окончательнаго  продукта всего этого "производственнаго процесса" получаются
картины -- или обрывки картинъ, -- имеющия очень мало  общаго съ  "исходнымъ
продуктомъ"  -- съ советской  реальностью:  "должное"  получаетъ подавляющий
перевесъ надъ "сущимъ"...
     Фактъ  моего бегства изъ СССР въ некоторой степени предопределяетъ тонъ
и моихъ "свидетельскихъ показаний."  Но если читатель приметъ во внимание то
обстоятельство, что  и  въ концлагерь-то я попалъ именно за попытку  бегства
изъ СССР, то  этотъ  тонъ получаетъ  несколько  иное, не слишкомъ  банальное
объяснение:  не  лагерныя,  а  общероссийския   переживания   толкнули  меня
заграницу.
     Мы трое, т.е. я, мой братъ и сынъ, предпочли  совсемъ всерьезъ рискнуть
своей  жизнью, чемъ продолжать  свое  существование {3} въ  социалистической
стране. Мы  пошли на этотъ рискъ  безъ  всякаго  непосредственнаго  давления
извне. Я въ материальномъ отношении  былъ устроенъ  значительно лучше,  чемъ
подавляющее большинство квалифицированной русской интеллигенции,  и даже мой
братъ,  во  время  нашихъ  первыхъ  попытокъ бегства  еще  отбывавший  после
Соловковъ свою  "административную  ссылку", поддерживалъ  уровень  жизни, на
много  превышающий  уровень, скажемъ, русскаго рабочаго. Настоятельно  прошу
читателя   учитывать   относительность  этихъ   масштабовъ:   уровень  жизни
советскаго  инженера на  много  ниже  уровня  жизни финляндскаго рабочаго, а
русский рабочий вообще ведетъ существование полуголодное.
     Следовательно,  тонъ моихъ очерковъ  вовсе  не определяется  ощущениемъ
какой-то  особой,  личной,  обиды.  Революция  не  отняла  у  меня  никакихъ
капиталовъ -- ни движимыхъ, ни недвижимыхъ  -- по  той  простой причине, что
капиталовъ этихъ у меня не было. Я даже не могу питать никакихъ специальныхъ
и личныхъ  претензий  къ ГПУ: мы были посажены въ концентрационный лагерь не
за  здорово  живешь,  какъ  попадаетъ,   вероятно,  процентовъ  восемьдесятъ
лагерниковъ, а за весьма конкретное "преступление", и преступление, съ точки
зрения   советской   власти,   особо  предосудительное:   попытку   оставить
социалистический рай. Полгода спустя после нашего ареста былъ  изданъ законъ
(отъ 7  июня 1934  г.), карающий  побегъ заграницу  смертной  казнью. Даже и
советски-настроенный читатель  долженъ,  мне кажется, понять,  что не  очень
велики сладости этого рая, если выходы изъ него приходится охранять суровее,
чемъ выходы изъ любой тюрьмы...
     Диапазонъ моихъ переживаний въ Советской России определяется  темъ, что
я прожилъ въ ней 17 летъ и что за эти годы -- съ блокнотомъ и безъ блокнота,
съ фото-аппаратомъ и безъ фото-аппарата -- я исколесилъ  ее всю.  То,  что я
пережилъ  въ  течение  этихъ  советскихъ   летъ,  и  то,  что  я  видалъ  на
пространствахъ этихъ советскихъ территорий, -- определило для меня моральную
невозможность оставаться въ России. Мои  личныя переживания какъ потребителя
хлеба,  мяса и пиджаковъ, не играли въ  этомъ отношении  решительно  никакой
роли. Чемъ  именно  определялись эти переживания  -- будетъ видно  изъ моихъ
очерковъ: въ двухъ строчкахъ этого сказать нельзя.

        ДВе СИЛЫ

     Если  попытаться  предварительно и,  такъ  сказать, эскизно, определить
тотъ  процессъ,  который сейчасъ совершается  въ России,  то  можно  сказать
приблизительно следующее:
     Процессъ  идетъ  чрезвычайно противоречивый  и сложный. Властью созданъ
аппаратъ принуждения такой мощности,  какого  история  еще  не видала. Этому
принуждению  противостоитъ  сопротивление  почти  такой  же   мощности.  Две
чудовищныя силы  сцепились другъ съ другомъ въ обхватку,  въ безпримерную по
своей   напряженности   и   трагичности  борьбу.   Власть   задыхается   отъ
непосильности задачъ, страна задыхается отъ непосильности гнета.
     Власть ставитъ своей  целью  мировую революцию.  Въ виду {4}  того, что
надежды  на  близкое достижение этой  цели  рухнули, -- страна  должна  быть
превращена въ моральный, политический и военный плацдармъ, который сохранилъ
бы  до  удобнаго   момента  революционные  кадры,  революционный   опытъ   и
революционную армию.
     Люди  же,  составляющие  эту "страну",  становиться  на службу  мировой
революции  не хотятъ и не хотятъ  отдавать своего достояния и своихъ жизней.
Власть  сильнее "людей",  но  "людей"  больше. Водоразделъ  между  властью и
"людьми" проведенъ съ такой резкостью, съ какою это обычно бываетъ только въ
эпохи   иноземнаго   завоевания.   Борьба  принимаетъ  формы   средневековой
жестокости.
     Ни  на  Невскомъ,  ни на Кузнецкомъ  мосту  ни  этой  борьбы, ни  этихъ
жестокостей не видать. Здесь --  территория, уже прочно завоеванная властью.
Борьба идетъ на фабрикахъ и заводахъ,  въ степяхъ Украины и Средней Азии, въ
горахъ Кавказа, въ лесахъ Сибири и Севера. Она стала гораздо более жестокой,
чемъ она была даже въ  годы военнаго коммунизма, --  отсюда чудовищныя цифры
"лагернаго населения" и непрекращающееся голодное вымирание страны.
     Но на  завоеванныхъ  территорияхъ  столицъ,  крупнейшихъ  промышленныхъ
центровъ,  железнодорожныхъ  магистралей  достигнутъ  относительный  внешний
порядокъ: "врагъ"  или  вытесненъ,  или  уничтоженъ.  Терроръ  въ  городахъ,
резонирующий по всему  миру, сталъ ненуженъ и даже  вреденъ. Онъ перешелъ въ
низы, въ массы, отъ буржуазии и интеллигенции --  къ рабочимъ и крестьянамъ,
отъ кабинетовъ -- къ сохе и станку. И для посторонняго наблюдателя онъ сталъ
почти незаметенъ.

        КОНЦЕНТРАЦиОННЫЕ ЛАГЕРЯ

     Тема о концентрационныхъ  лагеряхъ  въ Советской России  уже достаточно
использована. Но она была использована преимущественно какъ тема "ужасовъ" и
какъ тема личныхъ переживаний людей, попавшихъ въ концлагерь более или менее
безвинно. Меня концлагерь интересуетъ  не какъ территория "ужасовъ", не какъ
место  страданий и  гибели миллионныхъ массъ, въ  томъ числе и  не какъ фонъ
моихъ   личныхъ   переживаний  --  каковы   бы  они  ни  были.   Я  не  пишу
сентиментальнаго романа и не собираюсь вызвать  въ читателе чувства симпатии
или сожаления. Дело не въ сожалении, а въ понимании.
     И вотъ именно здесь, въ концентрационномъ  лагере, легче и проще  всего
понять основное содержание и основныя "правила" той борьбы,  которая ведется
на пространстве всей социалистической республики.
     Я хочу предупредить читателя: ничемъ существеннымъ лагерь отъ "воли" не
отличается. Въ лагере, если и хуже, чемъ на воле, то очень ужъ не на  много,
-- конечно, для основныхъ массъ лагерниковъ -- для рабочихъ и крестьянъ. Все
то, что  происходитъ въ лагере,  происходитъ и на  воле --  и  наоборотъ. Но
только -- въ лагере все это нагляднее, проще, четче.  Нетъ той рекламы, нетъ
техъ "идеологическихъ надстроекъ", подставной и показной {5} общественности,
белыхъ перчатокъ и оглядки на иностраннаго наблюдателя, какия существуютъ на
воле.  Въ  лагере  основы   советской   власти   представлены  съ  четкостью
алгебраической формулы.
     История  моего лагернаго  бытия  и  побега, если не доказываетъ, то, во
всякомъ  случае,  показываетъ,  что  эту  формулу   я  понималъ   правильно.
Подставивъ  въ нее,  вместо отвлеченныхъ алгебраическихъ величинъ, живыхъ  и
конкретныхъ  носителей  советской  власти  въ  лагере,  живыя  и  конкретныя
взаимоотношения  власти  и населения,  -- я  получилъ  нужное  мне  решение,
обезпечившее въ исключительно трудныхъ объективныхъ  условияхъ успехъ нашего
очень сложнаго технически побега.
     Возможно,  что  некоторыя страницы  моихъ  очерковъ покажутся  читателю
циничными... Конечно, я очень далекъ отъ мысли изображать изъ себя невиннаго
агнца: въ  той жестокой ежедневной борьбе за  жизнь,  которая идетъ  по всей
России, такихъ агнцевъ  вообще не осталось:  они  вымерли.  Но  я  прошу  не
забывать, что  дело шло -- совершенно реально  --  о  жизни и смерти,  и  не
только моей.
     Въ  той общей борьбе не на  жизнь, а на смерть, о которой  я только что
говорилъ,  нельзя представлять себе  дела такъ,  что вотъ съ  одной  стороны
безпощадные  палачи,  а  съ другой -- только  безответныя жертвы.  Нельзя же
думать,  что  за  годы этой  борьбы  у  страны  не  выработалось  миллионовъ
способовъ и открытаго сопротивления, и  "применения къ местности", и всякаго
рода  изворотовъ, не  всегда  одобряемыхъ евангельской моралью. И  не  нужно
представлять себе страдание непременно въ ореоле святости... Я буду рисовать
советскую жизнь въ меру моихъ способностей -- такою, какой я ее виделъ. Если
некоторыя страницы этой жизни читателю не понравятся -- это не моя вина...

        ИМПЕРиЯ ГУЛАГ'А

     Эпоха коллективизации довела  количество лагерей и  лагернаго населения
до неслыханныхъ раньше цифръ. Именно въ связи съ этимъ лагерь пересталъ быть
местомъ    заключения   и    истребления   несколькихъ   десятковъ    тысячъ
контръ-революционеровъ, какимъ  были Соловки, и  превратился  въ  гигантское
предприятие по эксплоатации  даровой  рабочей  силы, находящейся въ  ведении
Главнаго Управления Лагерями ГПУ --  ГУЛАГ'а. Границы между лагеремъ и волей
стираются  все  больше и  больше. Въ  лагере  идетъ  процессъ относительнаго
раскрепощения лагерниковъ, на воле идетъ  процессъ абсолютнаго  закрепощения
массъ. Лагерь  вовсе не  является  изнанкой,  некоимъ Unterwelt'омъ  воли, а
просто  отдельнымъ и даже не  очень своеобразнымъ  кускомъ советской  жизни.
Если  мы представимъ себе  лагерь  несколько менее  голодный, лучше одетый и
менее  интенсивно разстреливаемый, чемъ  сейчасъ,  то это и  будетъ  кускомъ
будущей  России, при условии ея дальнейшей "мирной  эволюции".  Я беру слово
"мирная"  въ  кавычки, ибо  этотъ  худой  миръ  намного  хуже  основательной
войны...  А  сегодняшняя Россия  пока  очень  немногимъ  лучше  сегодняшняго
концлагеря. {6}
     Лагерь,  въ  который  мы попали  -- Беломорско-Балтийский Комбинатъ  --
сокращенно ББК, -- это целое королевство съ территорией отъ Петрозаводска до
Мурманска,  съ  собственными  лесоразработками,  каменоломнями,   фабриками,
заводами,  железнодорожными  ветками   и  даже  съ  собственными  верфями  и
пароходствомъ. Въ немъ девять "отделений":  мурманское,  туломское, кемское,
сорокское, сегежское, сосновецкое, водораздельное, повенецкое и  медгорское.
Въ каждомъ такомъ  отделении -- отъ пяти до двадцати семи лагерныхъ пунктовъ
("лагпункты") съ населениемъ отъ  пятисотъ человекъ до двадцати пяти тысячъ.
Большинство  лагпунктовъ имеютъ  еще  свои "командировки"  --  всякаго  рода
мелкия предприятия, разбросанныя на территории лагпункта.
     На ст. Медвежья Гора ("Медгора") находится управление  лагеремъ --  оно
же  и  фактическое правительство такъ называемой  "Карельской республики" --
лагерь  поглотилъ  республику,  захватилъ  ея территорию и -- по  известному
приказу   Сталина  объ   организации   Балтийско-Беломорскаго  Комбината  --
узурпировалъ  все хозяйственныя и  административныя  функции  правительства.
Этому  правительству  осталось  только  "представительство",  побегушки   по
приказамъ изъ Медгоры, да роль декорации национальной автономии Карелии.
     Въ  июне  месяце  1934  года  "лагерное население"  ББК  исчислялось въ
286.000 человекъ, хотя лагерь  находился уже въ состоянии некотораго  упадка
-- работы по сооружению  Беломорско-Балтийскаго канала были уже закончены, и
огромное  число  заключенныхъ -- я  не  знаю  точно,  какое  именно  -- было
отправлено на БАМ (Байкало-Амурская  магистраль).  Въ  начале марта того  же
года мне пришлось  работать въ  плановомъ отделе  Свирьскаго  лагеря --  это
одинъ изъ сравнительно мелкихъ лагерей; въ немъ было 78000 "населения".
     Некоторое  время я работалъ и  въ учетно-распределительной части  (УРЧ)
ББК и въ этой работе сталкивался со  всякаго рода перебросками изъ лагеря въ
лагерь.  Это  дало  мне   возможность  съ  очень  грубой  приблизительностью
определить число  заключенныхъ  всехъ лагерей  СССР.  Я  при  этомъ подсчете
исходилъ, съ одной  стороны --  изъ  точно мне  известныхъ цифръ  "лагернаго
населения"  Свирьлага  и  ББК,   а   съ  другой   --  изъ,   такъ   сказать,
"относительныхъ величинъ" остальныхъ более или менее известныхъ мне лагерей.
Некоторые изъ нихъ --  больше  ББК (БАМ,  Сиблагъ, Дмитлагъ); большинство --
меньше. Есть совсемъ  ужъ  неопределенное  количество мелкихъ и  мельчайшихъ
лагерей -- въ  отдельныхъ совхозахъ, даже въ  городахъ. Такъ,  напримеръ, въ
Москве и Петербурге  стройки домовъ ГПУ  и стадионовъ "Динамо" производились
силами  местныхъ лагерниковъ. Есть десятка  два лагерей  средней величины --
такъ,  между  ББК  и  Свирьлагомъ...  Я не  думаю,  чтобы общее число  всехъ
заключенныхъ  въ  этихъ  лагеряхъ  было  меньше  пяти  миллионовъ  человекъ.
Вероятно,  -- несколько больше. Но, конечно, ни о какой точности подсчета не
можетъ быть и речи. Больше того, я знаю  системы низового подсчета въ самомъ
лагере  и  поэтому  сильно сомневаюсь,  чтобы  само  {7} ГПУ  знало о  числе
лагерниковъ съ точностью хотя бы до сотенъ тысячъ.
     Здесь идетъ речь о лагерникахъ въ  строгомъ смысле этого  слова. Помимо
нихъ,  существуютъ  всякие  другие  --  более  или  менее  заключенные  слои
населения.  Такъ,  напримеръ,  въ  ББК  въ  периодъ  моего  пребывания  тамъ
находилось  28.000  семействъ  такъ называемыхъ  "спецпереселенцевъ"  -- это
крестьяне  Воронежской губернии,  высланные  въ  Карелию  целыми  селами  на
поселение и подъ  надзоръ ББК. Они  находились въ гораздо худшемъ положении,
чемъ  лагерники, ибо  они  были съ  семьями,  и пайка  имъ не давали.  Далее
следуетъ категория административно ссыльныхъ, высылаемыхъ въ индивидуальномъ
порядке:  это вариантъ довоенной  ссылки, только безъ всякаго обезпечения со
стороны государства  --  живи,  чемъ  хочешь.  Дальше  --  "вольно-ссыльные"
крестьяне, высылаемые обычно целыми селами на всякаго рода "неудобоусвояемыя
земли", но не находящияся подъ непосредственнымъ ведениемъ ГПУ.
     О  количестве  всехъ  этихъ  категорий,  не  говоря  уже  о  количестве
заключенныхъ  въ тюрьмахъ,  я  не  имею никакого,  даже  и приблизительнаго,
представления. Надо иметь въ виду, что все эти заключенные и полузаключенные
люди -- все это цветъ нации, въ особенности, крестьяне. Думаю, что не меньше
одной десятой части  взрослаго  мужского населения  страны находится или  въ
лагеряхъ, или где-то около нихъ...
     Это,  конечно, не  европейские масштабы... Системы  советскихъ  ссылокъ
какъ-то напоминаютъ новгородский  "выводъ"  при  Грозномъ,  а еще больше  --
ассирийские методы и масштабы.
     "Ассирийцы,  -- пишетъ  Каутский,1  --  додумались  до системы, которая
обещала ихъ завоеваниямъ  большую прочность: тамъ,  где они наталкивались на
упорное  сопротивление   или  повторныя  возстания,  они  парализовали  силы
побежденнаго народа такимъ путемъ, что отнимали у него голову, т.е. отнимали
у него господствующие классы...  самые знатные, образованные и  боеспособные
элементы... и отсылали ихъ въ отдаленную местность, где  они, оторванные отъ
своей подпочвы, были совершенно безсильны. Оставшиеся на родине  крестьяне и
мелкие ремесленники представляли плохо связанную массу, неспособную  оказать
какое-нибудь сопротивление завоевателямъ"...

     1 К.  Каутский. Античный миръ, христианство и иудейство. Стр. 205. Изд.
1909 г.

     Советская  власть  повсюду  "наталкивалась  на упорное  сопротивление и
повторныя возстания" и  имеетъ все  основания  опасаться, въ случае внешнихъ
осложнений, такого подъема "сопротивления и возстаний", какого еще не видала
даже  и многострадальная русская  земля.  Отсюда -- и  ассирийские методы, и
ассирийские масштабы. Все более или менее хозяйственно устойчивое, способное
мало-мальски самостоятельно мыслить и  действовать, -- короче,  все  то, что
оказываетъ   хоть  малейшее   сопротивление   всеобщему  нивеллированию,  --
подвергается "выводу", искоренению, изгнанию. {8}

        ПЕРСПЕКТИВЫ

     Какъ видите -- эти цифры очень  далеки  и отъ "мирной эволюции",  и отъ
"ликвидации  террора"... Боюсь, что во всякаго  рода  эволюционныхъ теорияхъ
русская  эмиграция слишкомъ  увлеклась  тенденцией  "видеть  чаемое какъ  бы
сущимъ". Въ России объ этихъ теорияхъ не слышно абсолютно ничего, и для насъ
-- всехъ  троихъ -- эти теории  эмиграции явились  полнейшей неожиданностью:
какъ  снегъ на голову... Конечно, нынешний маневръ власти -- "защита родины"
--  обсуждается и въ России, но за всю  мою  весьма многостороннюю советскую
практику я не слыхалъ ни одного случая, чтобы этотъ маневръ обсуждался, такъ
сказать, всерьезъ -- какъ его обсуждаютъ здесь, заграницей...
     При НЭП'е власть использовала  инстинктъ собственности и, использовавъ,
послала въ Соловки и на разстрелъ десятки  и сотни  тысячъ своихъ временныхъ
нэповскихъ   "помощниковъ".    Первая   пятилетка   использовала   инстинктъ
строительства и привела  страну къ голоду,  еще небывалому даже  въ  истории
социалистическаго  рая.  Сейчасъ власть  пытается  использовать национальный
инстинктъ  для того,  чтобы въ моментъ  военныхъ  испытаний  обезпечить