ъ паръ.
     Все это я, впрочемъ, увиделъ  только после того,  какъ снялъ и  протеръ
запотевшия очки. Увиделъ  и человека,  который натужнымъ {269}  басомъ звалъ
насъ   въ  кабинку   --  это  оказался  рабочий,   давеча  снабдивший   насъ
старорежимной пилой. Рабочий тщательно приперъ за нами двери.
     -- Никуда такое дело не годится. По такой погоде -- пусть сами  пилятъ,
сволочи.  Этакъ -- былъ носъ, хвать -- и  нету... Что вамъ -- казенныя дрова
дороже  своего  носа?  Къ  чортовой  матери. Посидите, обогрейтесь,  снимите
бушлаты, у насъ тутъ тепло.
     Мы сняли бушлаты. На  столе появился  чаекъ  --  конечно, по  советски:
просто кипятокъ, безъ сахару и безо всякой заварки... Надъ нарами высунулась
чья-то взлохмаченная голова.
     -- Что, Ванъ Палычъ, пильщиковъ нашихъ приволокъ?
     -- Приволокъ.
     --  Давно бы  надо. Погодка  стоитъ,  можно сказать, партейная.  Ну,  и
сволочь же погода, прости Господи. Чаекъ, говоришь, есть. Сейчасъ слезу.
     Съ наръ  слезъ человекъ летъ тридцати, невысокаго роста смуглый крепышъ
съ  неунывающими,   разбитными  глазами   --  чемъ-то   онъ  мне  напоминалъ
Гендельмана.
     -- Ну, какъ вы у насъ въ гостяхъ -- позвольте ужъ представиться по всей
форме:  Петръ  Мироновичъ Середа,  потомственный  почетный  пролетарий. Былъ
техникомъ, потомъ думалъ быть  инженеромъ,  а  сижу вотъ  здесь. Статья  58,
пунктъ 7,7  срокъ  -- десять, пять  отсиделъ. А  это, --  Середа  кивнулъ на
нашего смешливаго рабочаго съ пилой, -- это, какъ говорится, просто Ленчикъ.
Ванъ  Палычъ  Ленчикъ. Изъ неунывающаго  трудящаго классу. Пунктъ пятьдесятъ
девять --  три.8 А сроку всего пять.  Повезло  нашему Ленчику. Людей резалъ,
можно сказать, почемъ зря -- а летъ-то всего пять...
     Ленчикъ запихнулъ въ печку полено -- вероятно, нашей же пилки -- вытеръ
руку объ штаны.
     --  Значитъ, давайте знакомиться по всей  форме.  Только фамилия моя не
Ленчикъ -- Миронычъ  -- онъ мастеръ  врать,  -- а Ленчицкий. Но для простоты
обращения -- я и за Ленчика хожу... Хлеба хотите?
     Хлебъ у насъ былъ свой. Мы отказались и представились "по всей форме".
     --  Это мы знаемъ,  --  сказалъ  Середа,  -- Мухинъ  объ васъ  уже  все
доложилъ. Да вотъ онъ, кажется, и топаетъ.
     За  дверью  раздался ожесточенный  топотъ ногъ, обивающихъ  снегъ, и въ
кабинку  вошли двое: Мухинъ и какой-то молодой парнишка летъ двадцати  двухъ
--  двадцати трехъ.  Поздоровались.  Парнишка пожалъ  намъ  руки и  хмыкнулъ
что-то невразумительное.

     7 Вредительство.

     8 Бандитизмъ.

     -- А ты, Пиголица, ежели съ людьми знакомишься, такъ скажи, какъ тебя и
по батюшке и по матушке  величать... Когда это мы тебя, дите  ты  колхозное,
настоящему  обращению {270}  выучимъ.  Былъ  бы я  на  месте  папашки твоего
званаго -- такъ поролъ бы я тебя на каждомъ общемъ собрании.
     Мухинъ устало сложилъ свои инструменты.
     -- Брось ты, Ленчикъ, зубоскалить.
     -- Да, Господи-же,  здесь однимъ зубоскальствомъ и прожить можно. Ежели
бы мы  съ  Середой  не  зубоскалили бы  и день и ночь  -- такъ  ты  бы давно
повесился. Мы  тебя,  братокъ, однимъ зубоскальствомъ  отъ петли спасаемъ...
Нету у людей благодарности. Ну, давайте что ли съ горя чай пить.
     Уселись за столъ. Пиголица  мрачно и  молчаливо  нацедилъ  себе  кружку
кипятку, потомъ, какъ бы  спохватившись,  передалъ эту  кружку  мне. Ленчикъ
лукаво подмигнулъ  мне:  обучается, дескать,  парень "настоящему обращению".
Середа  полезъ на  свои нары и извлекъ оттуда небольшую булку белаго  хлеба,
порезалъ ее на части и  молча разложилъ передъ  каждымъ изъ присутствующихъ.
Белаго  хлеба  мы  не видали  съ  момента  нашего  водворения  въ  ГПУ.  Юра
посмотрелъ на него не безъ вожделения въ сердце своемъ и сказалъ:
     -- У насъ, товарищи, свой хлебъ есть, спасибо, не стоитъ...
     Середа посмотрелъ на него съ деланной внушительностью.
     -- А  вы, молодой человекъ, не кочевряжтесь, берите примеръ со старшихъ
--  те отказываться не  будутъ. Это  хлебъ трудовой.  Чинилъ  проводку и отъ
пролетарской барыни на чаекъ, такъ сказать, получилъ.
     Монтеры  и вообще всякий мастеровой народъ ухитрялись  даже  здесь,  въ
лагере, заниматься  кое-какой "частной практикой". Кто занимался проводкой и
починкой электрическаго  освещения у  вольнонаемныхъ --  т.е. въ чекистскихъ
квартирахъ, кто изъ ворованныхъ казенныхъ  материаловъ мастерилъ ножи, серпы
или  даже  косы для  вольнаго  населения,  кто чинилъ замки,  кто  занимался
"внутреннимъ товарооборотомъ"  по такой  примерно  схеме:  монтеры снабжаютъ
кабинку мукомоловъ спертымъ съ электростанции керосиномъ,  мукомолы снабдятъ
монтеровъ  спертой  съ мельницы мукой -- все довольны.  И  все  --  сыты. Не
жирно, но сыты.  Такъ  что, напримеръ, Мухинъ высушивалъ на печке почти весь
свой пайковый хлебъ и слалъ его, черезъ подставныхъ, конечно, лицъ, на волю,
въ  Питеръ,  своимъ  ребятишкамъ.  Вся  эта  рабочая  публика жила дружно  и
спаянно, въ "активъ"  не лезла, доносами не занималась, выкручивалась,  какъ
могла, и выкручивала кого могла.
     Ленчикъ  взялъ  свой  ламотокъ  белаго  хлеба  и счелъ  своимъ  долгомъ
поддержать Середу:
     --  Какъ сказано въ писании: даютъ --  бери, а бьютъ --  беги. Середа у
насъ парень умственный. Онъ жратву изъ  такого места выкопаетъ, где десятеро
другихъ съ голоду бы подохли... Говорилъ я вамъ -- ребята у насъ --  гвозди,
при старомъ режиме сделаны, не  то что какая-нибудь советская фабрикация, --
Ленчикъ похлопалъ  по плечу  Пиголицу,  -- не то, что вотъ -- выдвиженецъ-то
этотъ...
     Пиголица сумрачно отвелъ плечо: {271}
     -- Бросилъ бы  трепаться, Ленчикъ.  Что  это ты все про  старый  режимъ
врешь. Мало тебя, что ли, по морде били.
     -- Насчетъ морды -- не приходилось, братокъ,  не приходилось.  Конечно,
люди  мы  простые. По  пьяному  делу  -- не  безъ  того, чтобы и потасовочку
завести... Былъ грехъ, былъ грехъ... Такъ я, братокъ, на свои  деньги  пилъ,
на  заработанныя... Да  и  денегъ  у меня, братокъ,  довольно  было, чтобы и
выпить,  и закусить,  и  машину  завести,  что-бъ  играла  вальсъ "Дунайския
волны"...  А ежели  перегрузочка  случалась,  это  значитъ:  "извозчикъ,  на
Петербургскую двугривенный?" За двугривенный две версты бариномъ едешь. Вотъ
какъ оно, братокъ.
     --  И все ты врешь,  -- сказалъ  Пиголица,  -- ужъ  вралъ  бы въ  своей
компании -- чортъ съ тобой.
     -- Для насъ, братокъ, всякъ хороший человекъ -- своя компания.
     --  Нашъ  Пиголица, --  вставилъ  свое  разъяснение Середа,  --  парень
хороший. Что онъ несколько  волкомъ глядитъ -- это  оттого, что въ мозгахъ у
него  малость  промфинплана  не  хватаетъ. И  чего  ты  треплешься,  чучело?
Говорятъ  люди, которые  почище  твоего видали.  Сиди и слушай. Про  хорошую
жизнь и въ лагере вспомнить приятно.
     -- А вотъ я послушаю, -- раздраженно сказалъ Пиголица. -- Все вы старое
хвалите, какъ сговорились, а вотъ я свежаго человека спрошу.
     -- Ну, ну... Спроси, спроси.
     Пиголица испытующе уставился въ меня.
     -- Вы, товарищъ, старый режимъ, вероятно, помните?
     -- Помню.
     -- Значитъ, и закусочку, и выпивку покупать приходилось?
     -- Не безъ того.
     -- Вотъ  старички эти меня разыгрывали  -- ну, они сговорившись.  Вотъ,
скажемъ,  если Ленчикъ далъ бы мне въ старое время рубль  и сказалъ:  пойди,
купи... -- дальнейшее Пиголица сталъ отсчитывать по пальцамъ: --  полбутылки
водки, фунтъ колбасы, белую булку, селедку, два огурца... да, что еще... да,
еще папиросъ коробку -- такъ сколько съ рубля будетъ сдачи?
     Вопросъ  Пиголицы засталъ  меня несколько врасплохъ. Чортъ  его знаетъ,
сколько все это стоило...  Кроме того,  въ Советской  России  не  очень  ужъ
удобно  вспоминать старое время, въ особенности не въ терминахъ оффициальной
анафемы. Я слегка  замялся.  Мухинъ посмотрелъ  на  меня со  своей невеселой
улыбкой.
     -- Ничего,  не  бойтесь, у  парня  въ  голове -- путаница,  а такъ, онъ
парень ничего, въ стукачахъ не работаетъ... Я самъ напомню, полбутылки...
     -- А  ты  не подсказывай, довольно  уже разыгрывали.  Ну,  такъ сколько
будетъ сдачи?
     Я  сталъ  отсчитывать  --  тоже   по  пальцамъ:  полбутылки,  примерно,
четвертакъ, колбаса -- вероятно, тоже (Мухинъ подтверждающе кивнулъ головой,
и Пиголица безпокойно оглянулся на него), {272} булка  -- пятакъ, селедка --
копейки  три,  огурцы  --  тоже  вроде  пятака,  папиросы...   Да,  такъ  съ
двугривенный сдачи будетъ.
     --  Никакихъ сдачей, -- восторженно заоралъ  Ленчикъ,  --  кутить, такъ
кутить. Гони, Пиголица, еще пару  пива и  четыре  копейки  сдачи. А?  Видалъ
миндалъ?
     Пиголица растерянно и подозрительно осмотрелъ всю компанию.
     -- Что? -- спросилъ Мухинъ, -- опять скажешь: сговорившись?
     Видъ у Пиголицы былъ мрачный, но отнюдь не убежденный.
     --  Все  это --  ни черта подобнаго.  Если  бы  такия  цены  были --  и
революции никакой не было бы. Ясно.
     -- Вотъ такие-то умники, вроде тебя, революцию и устраивали.
     -- А ты не устраивалъ?
     -- Я?
     -- Ну да, ты.
     -- Такихъ  умниковъ и  безъ  меня  хватало,  --  не  слишкомъ  искренно
ответилъ Середа.
     --  Тебе, Пиголица, -- вмешался Ленчикъ, --  чтобы  прорывъ въ  мозгахъ
заткнуть, нужно по старымъ ценамъ не иначе какъ рублей  тысячу пропить. Охъ,
и  балда, прости Господи...  Толкуешь тутъ  ему,  толкуешь...  Заладилъ  про
буржуевъ, а того, что подъ носомъ, -- такъ ему не видать...
     -- А тебе буржуи нравятся?
     -- А ты видалъ буржуя?
     -- Не видалъ, а знаю.
     -- Сукинъ ты сынъ, Пигалица, вотъ что я тебе  скажу. Что ты, орясина, о
буржуе знаешь? Сиделъ у тебя буржуй и торговалъ картошкой. Шелъ ты  къ этому
буржую  и покупалъ на три  копейки картофеля -- и горюшка  тебе было мало. А
какъ остался безъ буржуя -- на заготовки картофеля ездилъ?
     -- Не ездилъ.
     -- Ну, такъ на хлебозаготовки ездилъ, все одно, одинъ чортъ. ездилъ?
     -- ездилъ.
     --  Очень хорошо... Очень  замечательно. Значитъ, будемъ говорить такъ:
заместо  того,  чтобы пойти къ  буржую  и купить у  него на три копейки пять
фунтовъ картофеля, -- Ленчикъ поднялъ указующий перстъ,  -- на  три  копейки
пять фунтовъ -- безо всякаго тамъ бюрократизма, очередей, -- ехалъ, значитъ,
нашъ  уважаемый и дорогой пролетарский  товарищъ  Пиголица у мужика картошку
грабить.  Такъ.  Ограбилъ.   Привезъ.  Потомъ  говорятъ  нашему  дорогому  и
уважаемому товарищу  Пиголице:  не  будете  ли  вы  такъ  любезны въ порядке
комсомольской или тамъ профсоюзной дисциплины идти на станцию и насыпать эту
самую картошку въ мешки -- субботникъ, значитъ. На субботники ходилъ?
     -- А ты не ходилъ?
     -- И я ходилъ. Такъ я этимъ не хвастаюсь. {273}
     -- И я не хвастаюсь.
     --  Вотъ  это -- очень замечательно, хвастаться тутъ, братишечка, вовсе
ужъ нечемъ: гнали -- ходилъ. Попробовалъ бы не пойти... Такъ  вотъ, значитъ,
ограбивши картошку, ходилъ нашъ Пиголица и картошку грузилъ; конечно, не все
Пиголицы ходили и грузили, кое-кто и  кишки свои  у мужика  оставилъ. Потомъ
ссыпалъ Пиголица картошку изъ мешковъ въ подвалы, потомъ перебиралъ Пиголица
гнилую картошку  отъ  здоровой, потомъ  мотался  нашъ  Пиголица  по  разнымъ
бригадамъ и кавалериямъ -- то кооперативъ ревизовалъ, то  чистку устраивалъ,
то  карточки проверялъ и чортъ его знаетъ что...  И  за всю эту за волыночку
получилъ Пиголица  карточку, а по карточке -- пять килъ картошки  въ месяцъ,
только кила-то эти, извините ужъ, не по три  копеечки, а по тридцать. Да еще
и въ очереди постоишь...
     -- За такую работу,  да при старомъ режиме  -- пять вагоновъ можно было
бы заработать.
     -- Почему -- пять вагоновъ? -- спросилъ Пиголица.
     -- А очень просто. Я, скажемъ, рабочий, мое дело -- за станкомъ стоять.
Если бы я все это время, что я на заготовки ездилъ, на субботники ходилъ, по
бригадамъ мотался, въ очередяхъ торчалъ, -- ты подумай, сколько  я бы за это
время рублей выработалъ.  Да  настоящихъ рублей, золотыхъ.  Такъ вагоновъ на
пять и вышло бы.
     -- Что это вы все только на копейки, да на рубли все считаете?
     -- А ты на что считаешь?
     -- Вотъ и сиделъ буржуй на твоей шее.
     --  А на твоей  шее никто не сидитъ? И  самъ ты-то где сидишь? Если ужъ
объ шее разговоръ пошелъ -- тутъ ужъ молчалъ бы ты лучше. За  что тебе  пять
летъ припаяли? Далъ бы  въ  морду  старому  буржую --  отсиделъ бы  неделю и
кончено.  А теперь вместо буржуя -- ячейка. Кому ты далъ  въ морду?  А  вотъ
пять летъ просидишь. Да потомъ еще домой не пустятъ -- езжай  куда-нибудь къ
чортовой матери. И поедешь.  Насчетъ  шеи  --  кому ужъ  кому,  а  тебе  бы,
Пиголица, помалкивать лучше бы...
     -- Если бы старый  буржуй, -- сказалъ Ленчикъ, -- если бы старый буржуй
тебе такую картошку далъ, какъ  сейчасъ  кооперативъ  даетъ -- такъ этому бы
буржую всю морду его же картошкой вымазали бы...
     -- Такъ у насъ еще не налажено. Не научились...
     -- Оно, конечно,  не научились! За пятнадцать-то  летъ?  За  пятнадцать
летъ изъ обезьяны профессора сделать можно, а не то что картошкой торговать.
Наука,  подумаешь. Раньше никто не  умелъ ни  картошку садить,  ни картошкой
торговать!  Инструкций, видишь-ли,  не  было!  Картофельной  политграмоты не
проходили! Скоро не то, что сажать, а и жевать картошку разучимся...
     Пиголица  мрачно поднялся и молча сталъ вытаскивать изъ полокъ какие-то
инструменты. Видъ у него былъ явно отступательный.
     -- Нужно  эти  разговоры, въ самомъ деле,  бросить, --  {274}  степенно
сказалъ Мухинъ. -- Что тутъ человеку говорить, когда онъ уши затыкаетъ. Вотъ
просидитъ еще года съ два -- поумнеетъ.
     -- Кто  поумнеетъ -- такъ  еще неизвестно. Вы все въ старое смотрите, а
мы напередъ смотримъ.
     -- Семнадцать летъ смотрите.
     --  Ну и семнадцать летъ. Ну,  еще  семнадцать летъ смотреть  будемъ. А
заводы-то построили?
     -- Иди ты къ чортовой матери со  своими  заводами, дуракъ, -- обозлился
Середа, -- заводы построили? Такъ  чего  же ты, сукинъ  сынъ,  на  Тулому не
едешь, электростанцию строить? Ты  почему, сукинъ сынъ, не едешь?  А?  Чтобы
строили, да  не на твоихъ  костяхъ? Дуракъ, а  своихъ костей подкладывать не
хочетъ...
     На Туломе -- это верстахъ въ десяти южнее Мурманска -- шла въ это время
стройка электростанции, конечно, "ударная" стройка и,  конечно, "на костяхъ"
-- на большомъ  количестве костей. Все, кто могъ какъ-нибудь извернуться отъ
посылки на  Тулому, изворачивались  изо всехъ силъ.  Видимо, изворачивался и
Пиголица.
     -- А ты думаешь -- не поеду?
     -- Ну, и езжай ко всемъ чертямъ. Однимъ дуракомъ меньше будетъ.
     --  Подумаешь --  умники нашлись.  Въ  семнадцатомъ  году,  небось, все
противъ буржуевъ  перли.  А теперь --  остались безъ  буржуевъ,  такъ  кишка
тонка. Няньки нету. Хотелъ бы я  послушать, что это  вы въ семнадцатомъ году
про буржуевъ говорили... Тыкать въ носъ кооперативомъ, да лагеремъ -- теперь
всякий дуракъ можетъ.  Умники...  Где  ваши  мозги были, когда  вы революцию
устраивали?
     Пиголица засунулъ въ карманъ свои инструменты и исчезъ.
     Мухинъ подмигнулъ мне:
     -- Вотъ это правильно сказано, здорово заворочено. А то, въ самомъ деле
--  насели все на одного... -- Въ тоне Мухина  было какое-то удовлетворение.
Онъ не безъ некотораго ехидства посмотрелъ на  Середу. -- А то --  тоже, кто
тамъ   ни  устраивалъ  --  а  Пиголицамъ-то   расхлебывать   приходится.   А
Пиголицамъ-то -- куда податься...
     -- Н-да, --  какъ бы оправдываясь передъ кемъ-то,  протянулъ Середа, --
въ семнадцатомъ году, оно, конечно... Опять же -- война. Дурака, однако, что
и  говорить, сваляли,  такъ не векъ же изъ-за  этого въ дуракахъ  торчать...
Поумнеть пора бы...
     -- Ну, и Пиголица -- поживетъ съ твое -- поумнеетъ... А тыкать парню въ
носъ:  дуракъ  да  дуракъ  -- это тоже не дело... Въ  такие годы --  кто  въ
дуракахъ не ходилъ...
     -- А что за парень этотъ, Пиголица? --  спросилъ я. -- Вы  уверены, что
онъ въ третью часть не бегаетъ?
     --  Ну,  нетъ,  этого  нету,  --  торопливо  сказалъ  Середа,  какъ  бы
обрадовавшийся перемене темы -- Этого -- нетъ. Это сынъ Мухинскаго приятеля.
Мухинъ  его  здесь  и  подобралъ...  Набилъ морду  какому-то  комсомольскому
секретарю -- вотъ ему пять летъ  и  припаяли... Безъ Мухина  -- пропалъ  бы,
пожалуй,  {275}  парнишка... -- Середа  какъ-то  неуютно поежился,  какъ  бы
что-то вспоминая... -- Такимъ вотъ, какъ Пиголица, -- здесь  хуже всего, ума
еще немного, опыта -- и  того  меньше, во всякия тамъ политграмоты взаправду
верятъ...  Думаетъ, что и въ самомъ деле  -- царство трудящихся. Но  вотъ --
пока  что  пять  летъ  уже  имеетъ, какия-то  тамъ свои  комсомольския права
отстаивалъ... А  начнетъ отстаивать здесь  -- совсемъ пропадетъ. Ты, Мухинъ,
зря за него заступаешься. Никто  его  не  обижаетъ,  а нужно,  чтобы  парень
ходилъ, глаза раскрывши... Ежели бы намъ въ семнадцатомъ году такъ бы прямо,
какъ дважды -- два, доказали: дураки вы, ребята, сами себе яму роете,  -- мы
бы здесь не сидели...
     --  А вотъ вы лично въ семнадцатомъ году  такия доказательства стали бы
слушать?
     Середа кисло поморщился и для чего-то посмотрелъ въ окно.
     -- Вотъ то-то и оно, -- неопределенно сказалъ онъ.

        ВЗАИМООТНОШЕНиЯ

     Въ этой кабинке  мы  провели  много часовъ,  то  скрываясь  въ ней  отъ
последнихъ  зимнихъ бурь,  то просто принимая приглашение кого-нибудь изъ ея
обитателей  насчетъ   чайку.  Очень  скоро  въ  этой  кабинке  и  около  нея
установились  взаимоотношения,  такъ  сказать, стандартныя,  между  толковой
частью интеллигенции и толковой  частью пролетариата. Пролетарское отношение
выражалось въ томъ,  что у насъ всегда была отточенная  на ять пила, что мы,
напримеръ,  были  предупреждены  о перемене  коменданта  и  о  необходимости
выполнить норму целикомъ. Норму выполняла почти вся кабинка, такъ что, когда
новый  -- на этотъ разъ вольнонаемный  -- комендантъ пришелъ  проверить наши
фантастические  135%  -- ему  оставалось  только  недоуменно  потоптаться  и
искупить свое гнусное подозрение довольно путаной фразой:
     -- Ну, вотъ -- если человекъ образованный...
     Почему  образованный  человекъ   могъ   выполнить  количество   работы,
решительно  непосильное   никакому   профессионалу-пильщику,   --  осталось,
конечно,  невыясненнымъ.  Но  наши  135%  были,  такъ  сказать,  оффициально
проверены и  оффициально подтверждены. Ленчикъ,  не безъ некотораго волнения
смотревший  со  стороны  на  эту  проверку,  не удержался  и  показалъ  носъ
удалявшейся комендантской спине.
     -- Эхъ, елочки мои вы  палочки, если бы намъ  -- да всемъ  вместе, вотъ
какъ  пальцы на  кулаке, -- Ленчикъ  для  вразумительности  растопырилъ было
пальцы и потомъ  сжалъ ихъ  въ кулакъ, -- если бы намъ,  да  всемъ вместе --
показали бы мы этой сволочи...
     -- Да, -- сумрачно сказалъ Юра, -- дело только въ томъ, что сволочь все
это знаетъ еще лучше, чемъ мы съ вами.
     -- Это, молодой человекъ, ничего. Историю-то вы знаете -- ну, какъ были
удельные князья -- всякий врозь норовилъ -- вотъ  и  насели татары.  А  какъ
взялись все скопомъ -- такъ отъ татаръ мокрое место осталось. {276}
     -- Верно, --  сказалъ Юра еще сумрачнее, -- только татары сидели триста
летъ.
     Ленчикъ какъ-то оселъ.
     -- Да, конечно, триста летъ...  Ну, теперь  и  темпы не те, и народъ не
тотъ... Долго не просидятъ...
     Съ   нашей   же  стороны   мы   поставляемъ  кабинке,   такъ   сказать,
интеллектуальную продукцию. Сейчасъ, выбитыя изъ всехъ своихъ колей, русския
массы очень  въ  этомъ  нуждаются. Но къ  кому  мужикъ пойдетъ,  скажемъ, съ
вопросомъ объ удобрении своего приусадебнаго участка? Къ активу? Такъ активъ
къ нему приставленъ не для разъяснения, а для  ограбления. Къ кому обратится