знь рука об руку  ходить? - Рене  словно бес  за  язык
дергал.
     - А это плохо?
     - Не знаю... Немного скучно, кажется.- Рене была настроена воинственно:
причиной тому, может быть, было ее одиночество на балу и после него.
     Эжени это не понравилось, но она решила не ссориться  в последний день,
хоть и сказала:
     -  Гарри слишком свободный, мой слишком  ко  мне привязан  -  кто  тебе
нужен, Рене?
     - Никто, наверно. Одна буду.
     - И что будешь делать одна?
     - Не знаю. Пока учиться.
     -  Учиться, Рене, это не  занятие, а так - в лучшем случае подготовка к
будущей жизни. Одна  семью  не создашь,- и Эжени, которой наскучило говорить
банальности, вспомнила, что  у нее осталось множество  дел, и  заторопилась,
чтоб не терять времени даром.
     - Зайдем  в какое-нибудь  кафе,-  попросила Рене.- Обмоем наш  "бак" по
философии.  Философии  все-таки,  а  не  домоводства  с кулинарией. Вспомним
старика Гегеля,  как говорил  один мой знакомый.-  Ей захотелось в этот миг,
чтоб рядом был Мишель, который бы охотно поддержал  с ней разговор о Спинозе
и о Канте.
     -  Ты,  наверно, его и ждешь? Знакомого этого? Ладно. Недолго только. У
меня не все еще куплено...
     Домой  Рене  пришла  достаточно  рано, и отчим  собрался  за  бутылкой:
отпраздновать событие. Мать посмотрела на это косо: успех дочери радовал, но
пьянство мужа пугало куда сильнее.
     - Но повод-то  какой!  - воззвал он к материнским чувствам.-  Не каждый
день дочь лицей кончает. Да еще с отличием! - схватил шляпу - и был таков.
     - Вина купи! - послала ему вдогонку  Жоржетта, но он уже ее не слышал.-
Сейчас  абсент  принесет,-  предрекла  она.- Который с  ног  его  валит,-  и
примолкла, удрученная.
     Рене подсела к ней на диван, приласкалась, что делала редко: она выпила
с Эжени красного.
     - Ты хоть  довольна, что  я лицей кончила? -  Ей захотелось услышать от
матери что-нибудь лестное и  приятное  - награду,  которую в младших классах
дети ждут от родителей за примерные  отметки в школе.  Оценки преподавателей
радовали ее меньше.
     - Довольна, конечно,- отвечала серьезным тоном Жоржетта, но в голосе ее
не слышалось ликования.
     - А почему такая невеселая?
     - Что веселиться?.. Опять пить начал. Кто кормить нас будет?
     - Я прокормлю. Уроки могу давать.
     -  Когда ты  их давать будешь? У  тебя  ж времени  совсем нет... Я тебя
почти не вижу... Как и его - когда он запивает...
     Отчим действительно пришел с абсентом.
     - Ничего другого не было,- лживо оправдался он.-  Было вино  подешевле,
но его б на всех не  хватило. Что нам одна бутылка? А абсент  - он за сердце
хватает!
     - Вот и пей его один,- сказала Жоржетта.
     -  Один пить  не буду! - поклялся  он.-  Что  я, алкоголик?  По  случаю
только,- и припрятал бутылку.
     Он изменился,  постарел, обрюзг  в последнее  время,  и даже  усы  его,
которые  он  отпустил, когда  стал  секретарем ячейки  и  за которыми прежде
ревностно ухаживал, повисли теперь, как две худые  тряпки. Секретарем он уже
не был: постарался Ив,  его  недоброжелатель, но  и в нем  самом  бойцовский
петушиный дух давно иссяк и выветрился.
     - Рене теперь  работать  пойдет?  Тут  Жиль  говорил  со  мной  о  ней:
понравилась  ему  сильно.  Хороший парень,  между  прочим.  Будь  я  девкой,
вцепился  бы  в  него обеими руками.  А  что? Головастый, все в руках  горит
-редкостный парень. Тебе ж и об этом думать надо - не только об учебе твоей.
     Все  словно сговорились учить  ее уму-разуму и  толкать  к  замужеству:
будто хотели избавиться от нее, всучив ей веретено и прялку.
     - Ты меня сватаешь? - спросила Рене.
     - Не сватаю, но очень уж тебя хвалит - видать, ждет, что передам.
     - Я дальше учиться пойду,- сказала Рене.
     - Вот те на! - удивился он, будто  об  этом  не было прежде  речи.- А я
ничего не знаю.
     - А зачем было "бак" получать? Для дальнейшей учебы.
     - И на кого же?
     - На юриста.
     - Ничего себе!  Адвокатшей  станешь?..  А  те,  в Даммари, дальше будут
платить?
     - Об этом еще не говорили. Сама расплачусь.
     - Жить здесь будешь? - закинул еще одну удочку он.
     Мать насторожилась:
     - А где же?
     - А я  знаю? - отговорился  тот.- Где живут юристы. Им же нужно ближе к
работе. Или к  учебе  -  что у  них там?..  Решай, в  общем, свои  вопросы,-
подытожил он, пользуясь тем,  что еще трезв.- Можешь, конечно, и здесь жить,
но тогда деньги  надо  давать  в общий котел. И  больше,  чем  те  пятьдесят
франков в месяц, что  они раньше  отсылали.  Потому как у тебя теперь другие
запросы будут. Да и поправку на инфляцию сделать надо... Давай-ка я все-таки
выпью  за  твои успехи.  Жанна вряд ли  такое  потянет.  Потому  как  не  та
наследственность. У нее отец - пьяница, краснодеревщик: эти  все зашибают. А
у  тебя  - профсоюзный деятель и с заскоком, говорят. А где  заскок,  там  и
чтение-учение...- и потянулся за бутылкой.
     - Наговорил,- сказала мать.- Утром сам вставай - я тебя будить не буду.
Ты  от  абсента  дураком делаешься.  Еще и выпить не  успел, а уже в  голову
ударило.  А  ты спрашиваешь, почему  я  не  радуюсь,-  почти  упрекнула  она
дочку...
     Робер  настоял на том, чтобы они поехали в Даммари-ле-Лис: похвастаться
дипломом и поблагодарить  за помощь. Тут  тоже  все  вышло  не  слава богу -
поначалу, во всяком случае...
     - Кто это?! Робер?! - вскричала  бабушка  Франсуаза,  едва они  вошли в
трехэтажный  дом на  привокзальной улице. Рене  она не заметила или  сделала
вид, что так.- Нет, это невозможно!  Как ты нашел сюда дорогу?! Что, вообще,
стряслось, что ты сюда явился?!
     - Рене экзамены  сдала.- Он снял котелок  и положил  на  стол, чувствуя
себя неловко.
     - Ах Рене сдала экзамены?! Она разве учится?!  Ты думаешь, у нас  такая
память, что мы все это в голове держим?!
     Оказалось, отец не был в Даммари с того лета, что она  провела  здесь в
счет испытательного срока.
     - Ты  думаешь,  можно так  обходиться с  матерью?!  - бушевала  бабка.-
Событие, видишь ли - решил навестить ее! Да что мне это событие, если у меня
сына, считай, нет: я о нем справки через  людей навожу, а  он  не удосужится
даже открытку к Рождеству прислать! И на мой день рождения не явился!
     - Ездил много,- повинился он.
     -  Да врешь ты все! Ты из дома не выходишь или из бюро своего, где черт
знает  чем занимаешься! Мне Люсетта  все  про тебя рассказала, нажаловалась:
думала, повлияю я на тебя. А я, знаешь,  что ей сказала?! Я тебя, милая, под
венец с  ним не вела и  в дела  ваши впутываться  не буду! Она тебе этого не
передавала?
     - Нет. Мы с ней месяц назад расстались.
     - Ага! Как раз  после того, как она  сюда приходила! Решила, видно, что
толку все равно не будет! А его и не будет - это давно всем известно!..
     Пока она отчитывала его, Рене успела обидеться и нахмуриться. Бабка это
заметила.
     - Ты извини меня - я рада,  конечно,  что ты кончила учебу свою, но это
все  мимо  меня теперь идет,  я к этому  отношения своего  не  чувствую!  Не
воспринимаю! Как я могу внучке радоваться, когда у меня сына, считай, нету?!
Он ведь  сначала  от  твоей  матери и  от тебя ушел, потом  подряд  от  трех
бабенок: не  знаю, плохие они были или  хорошие,-  это не важно -  теперь от
матери! Рекордсмен по части уходов!
     - Я-то здесь при чем? - спросила Рене с дрожью в голосе.
     - Не при чем - я тебя не виню, тебе так, заодно, попадает!
     Рене взбунтовалась, хотя бунт ее надел на сей раз вежливую маску:
     - Я, собственно, поблагодарить хотела. За деньги и за поддержку.
     - Тоже, между прочим, могла б и раньше объявиться!  - чувствуя фальшь в
ее  голосе,  напала  на нее  бабка.- Тоже вниманием не  балуешь!  И  у  тебя
открыток не нашлось? Если такая благодарная? Яблоко от яблони, говорят!
     - Это яблоко тоже была  от яблони,- показав на отца,  съязвила Рене,  и
бабка невольно примолкла и призадумалась.
     - Договорились! -  сказала она затем.- Дальше некуда. Кто от кого упал,
разбираемся...- и примолкла, не зная, как быть дальше.
     Сюзанна прибежала на шум, пришла ей на помощь:
     - Рене бакалавром стала? Это отметить надо! Сейчас Андре придет: я  ему
уже  сказала  -  принесет  что-нибудь.  У  меня  бутылочка  есть  портвейна!
Португальского! - пропела  она, как  в  оперетке.-  Рене нужно поздравить  -
сколько ж терпения надо, чтоб так выучиться! У меня б в жизни не хватило!
     - Не говори.- Бабка не то надумала, как ей быть, не то вправду пожалела
внучку.- Да еще при таких обстоятельствах... У тебя хоть отчим заботливый?
     - Заботливый,- отвечала Рене с вызовом: она не сразу прощала обиду.
     - Оно и видно,- не споря с ней, сказала проницательная бабка.- И что ты
дальше делать будешь?
     - Учиться на юриста.
     - Ничего себе! - опешила бабка.- У такого отца да такие дети. Мы  из-за
тебя, Робер, семейного  юриста провороним! - в  последний раз выговорила она
сыну.- Будем ее от дома отваживать - из-за того, что ты сюда носа не кажешь,
а она,  может, понадобится: они ж черт знает какие деньги заламывают за свои
советы...  Ладно. Идем к столу. Будешь  ты  юристом  или нет, а  бакалавр по
философии - тоже не шутка. У вас в роду был хоть один?
     - Нет.- Рене начала смягчаться и отогреваться.
     - Так  вот какая история  -  и  у  нас,  оказывается, тоже  не было: ты
первая. Так что отметим событие. Когда Андре придет?
     - Сию  минуту. Хочет Рене подарить  что-то. Боюсь, из  чистого золота,-
заговорщически зашептала она племяннице.- А я тебе пока сына своего покажу -
ничего  подобного  ты  раньше  не  видела! -  И  пропела:  -  Неза-быва-емое
зре-лище!..
     Они посмотрели ребенка, лежавшего  в комнате, где  жила когда-то Рене -
так что Робер съежился, увидев  его  здесь  (а бабка  про  себя злорадно это
отметила), потом  сели к столу, где Андре преподнес Рене  от всего семейства
тонкий витой браслет из литого золота. Была выпита  бутылка португальского и
затем еще пять - столового французского: бабка покупала его оптом вполцены у
заезжего торговца, который  продавал с  тележки  замечательное  красное. Все
были  сильно навеселе, оживились, и Робер - первый  среди них: он ведь,  как
было уже сказано, расцветал за  праздничным столом и последним покидал  его.
Даже  бабка  притихла, не бранила его  больше,  но,  улучив момент, все-таки
сказала:
     -  А  в  комнату  твою  племянник  с  нянькой  въехали.  Одна  мать  не
справляется,-  объяснила она, но это была лишь дымовая завеса: чтоб прикрыть
лобовую атаку.- Не пропадать же добру.- И Робер хоть не был с  ней согласен,
но смолчал, присмирел, не стал отстаивать своей собственности...
     Разговора  о  субсидиях будущей студентке не было.  Рене сама о  них не
просила, видя, к какой зависимости приводит иная помощь, оказываемая  даже с
самыми  чистыми  побуждениями. И  отец,  который  привез ее  сюда  с  тайным
намерением попросить о  том же, после оказанного ему приема тоже  не  посмел
раскрыть рта  - как  и бороться за свою  комнату: он стал в  последнее время
безразличнее и уступчивее. Да семья и не стала бы финансировать учебу Рене -
это было у всех на лицах написано.
     Рене,  не  имея средств, записалась, как  решила,  сразу в два  учебных
заведения:   на   юридический   факультет  Сорбонны  и  в  Свободную   школу
политических   наук   (Ecole  libre   des   sciences   politiques),   на  ее
дипломатическое  отделение. Запись на  занятия была  свободной, платить надо
было только за экзамены: за переход на последующие курсы - она  понадеялась,
что сумеет выкрутиться. Пока же она решила дать себе отпуск  - перед ней был
месяц свободного времени, который она, как ей казалось, заслужила всей своей
предшествующей примерной жизнью и таким же поведением.
     Это было неблагоразумно. Во-первых, лучше  было бы, если бы она заранее
позаботилась о деньгах на осень и на зиму, во-вторых, ей не удалось весело и
с  пользой провести  отпуск. Всякий небогатый, необеспеченный человек знает,
как трудно  бывает  ничего не делать  и отдыхать по намеченному графику.  Ее
немногочисленные друзья, к которым  она, с тем или иным основанием, относила
Марсель, Летицию, Эжени, Люка,  Андре, Бернара  (Мишель, увы, отстал от этой
компании), разъехались или были  заняты своими  делами и не были расположены
делить с ней  свою свободу. Она увидела, что ее  товарищеские и приятельские
отношения  основывались  до  сих  пор на совместной  учебе или комсомольской
деятельности,  а простых повседневных дружков  или  подружек,  которым можно
было  открыть  душу и  провести  с  ними  время  в  пустой,  но  иногда  так
необходимой болтовне,  считай, вовсе не было. Париж пребывал  в августовской
лени:  политическая  борьба  и  та  взяла  перерыв  и  ушла на  отдых.  Рене
решительно нечего было делать дома, а ехать в гости в Пикардию или в Даммари
к Франсуазе не позволял возраст, помноженный на гордость...
     Не забывал ее только Огюст Дюма: не  то хотел приволокнуться за ней, не
то не терял надежд заполучить в  свои  агентурные сети. Однажды он,  в своем
потрепанном  морском  мундире,  явился  к  ней  в Стен,  вызвал  на  улицу и
предложил прогуляться по зоопарку.
     - Где?! - Рене засмеялась от неожиданности.
     - В зоопарке,- повторил он.- Была когда-нибудь?
     - Была раз в детстве.
     - Вот.  А я не был никогда.-  На самом деле, как он потом  признался, у
него  было мало денег, и он посчитал,  что на посещение  этого заведения  их
хватит, а на другое вряд ли.
     - Ладно. Но надо Жанну с собой взять.
     - Жанну? - засомневался он.- Это твоя сестра?
     - Ну  да. Я  с ней сижу сегодня.  Мать пошла  на рынок - не знаю, когда
вернется.-  Она проводила теперь с  Жанной  много времени, это выходило само
собою, и сестры в короткий срок сдружились.
     - Давай и  ее,-  решился  он.  Она подумала,  что  он  не  хочет лишних
свидетелей, а он просто подсчитывал наличные.
     Жанна была  худенькая капризная девочка, требовавшая к себе постоянного
внимания и  сильно испуганная пьянством отца,- хотя,  пьяный, он испытывал к
ней особенно сильные чувства и покрывал ее жаркими поцелуями. На новых людей
Жанна смотрела косо и подозрительно, беря в этом пример с Жоржетты.
     -  Это  мы  с этим дядей пойдем? Будешь разговаривать с ним, а  я сзади
идти? Купите мне тогда  мороженое,- потребовала она, и  Огюст  заколебался и
снова мысленно пересчитал свои финансы.
     - О чем ты думаешь? - спросила его Рене.
     - Думаю о том, что всегда ошибаюсь в двух вещах.
     - Каких?
     - В том, когда я закончу что-нибудь и сколько оно мне обойдется.
     -  Насчет времени - это ясно,- успокоила его  Рене.- Зоопарк небольшой,
обойти недолго.- Но ее ухажера интересовала больше другая сторона медали:
     - Мне  важнее второе...- Потом успокоился: -  Впрочем, чем короче,  тем
дешевле. Обычно так.
     Обычно, но не всегда. Жанна, почувствовавшая к нему неприязнь, тут же с
детской проницательностью разглядела, как он жмется и дуется, когда лезет за
деньгами  в нагрудный карман кителя, где у  него под металлической пуговицей
хранились вместе и мелкая монета, и неприкосновенные ассигнации. В проклятом
зоопарке было мало зверей, но целая толпа продавцов детских игрушек, сластей
и  прочих  вещей, которые  и купить-то  можно только  в таком окружении -  в
компании запертых  в клетку зверей, которые смотрят  на  вас через решетку и
напоминают  вам  о  счастье  свободы  и  о необходимости наслаждаться каждой
минутой жизни и не жалеть ничего для своих близких.
     - Купите вон ту  куклу,  мороженое, которое  я  просила,  и еще большую
сладкую вату, чтоб до конца хватило!
     -  Нет,  я так не могу! -  возроптал Огюст.- У меня  осталась сотня  на
черный день, и вижу, он настал! В эти клетки надо не бедных зверей сажать, а
торгашей  проклятых! С  их  лотками вместе! -  и  полез отстегивать заветную
пуговицу.
     - Я помогу,- успокоила его Рене.-  Сейчас  я ей длинный леденец куплю -
ей до конца хватит.- Огюст оставил карман в  покое.- Сколько ты получаешь? -
спросила она.
     - Я говорил тебе уже. Двести франков.
     - Но ты же член Центрального комитета?
     - Пока  что  с  испытательным  сроком.  А  пока испытывают, дают старые
гроши.  И целый год так  будет. Ладно.  Что мы все о  деньгах  да о деньгах?
Давайте веселиться. Или мы не французы?..
     В веселье  он оказался  и вправду  живее и забавнее, чем  в грусти. Ему
было за  сорок, но он вел  себя как мальчишка: дразнил хищников, перекидывал
ноги через барьер - правда, замученные неволей  звери отворачивались от него
и им пренебрегали,-  даже  взялся  на  спор прыгнуть с пригорка выше жирафа:
чтоб посмотреть, что у него между ушками. Рене он веселил,  а  Жанна глядела
на него недоверчиво и скептично: он ее чем-то не устраивал.
     -  Подумаешь: с горки прыгнул!  У нас  мальчишки с крыши прыгают.  И не
снизу вверх, а сверху вниз. И конфету мне все-таки Рене купила.
     - Ну и сестрица у тебя,- пожаловался он.- Я теперь понимаю, в кого ты.
     - В сестру?
     - В родню. У меня брат совсем другой по характеру.
     - Какой?
     - Миролюбивый и покладистый.
     -  Если  б мы были мужчинами, мы б, наверно, тоже  были  такими. Верно,
Жаннетта?
     -  Я  б не  хотела мужчиной быть,- отвечала сестра,  которая  и вправду
недалеко упала от семейного дерева.
     - Почему?
     -  Деньги надо тратить -  на детей и  на женщин. А  им не хочется. Себе
хотят оставить - на выпивку.
     Терпение Огюста на этом кончилось.
     - Все! Выкладываю последнюю сотню! Кутить так кутить! Приглашаю  вас  в
кафе, посредине павильона с макаками! Пусть смотрят, как гуляют французы!..
     Они  пообедали  в  кафе, в  которое действительно  отовсюду заглядывали
мартышки  и  вели себя при этом так непотребно,  что  приходилось все  время
пересаживать  Жанну с одного кресла на  другое и  занавешивать окна шторами.
Они  прогуляли  тридцать  франков, причем  Огюст  обнаружил  еще одно ценное
свойство французской души, а именно - не  жалеть о  деньгах после того,  как
они истрачены. Жанна и та осталась довольна.
     - Хорошо  посидели,- сказала она.-  Вы еще приходите. Только когда мамы
не будет.
     - Почему?- спросили те оба.
     - Потому что вы ей не понравитесь.
     - А это еще почему? - насторожился он:  от Жанны  можно было ждать чего
угодно.
     - Потому что вы для Рене слишком  старый. И потом, что у вас за мундир?
Вы, случайно, не пожарник?..
     Огюст  чертыхнулся, но  проводил их до дому, и они договорились о новой
встрече  -  уже  без Жанны  и с более серьезной  программой. Огюст предложил
посмотреть Версаль: как жили, спали и ели коронованные особы Франции. Рене в
Версале  не была и согласилась: в конце концов, именно так и проводят отпуск
самостоятельные,  закончившие школу  девушки  - в  экскурсиях и  в больших и
малых путешествиях...
     Они  поехали  в  Версаль,  вышли  из  поезда.  Впереди  виднелась  всем
известная классическая  перспектива  с  полукружным  импозантным  дворцом  и
геометрически правильным садом.
     -  Я люблю здесь  ходить: здесь пахнет старой Францией,- сказал Огюст с
романтической приподнятостью в голосе.- Ты Францию любишь?
     Рене не понимала, почему  Версаль  пахнет  старой Францией больше,  чем
иные места в  ней: она  предпочла бы в этом  смысле деревушку  в  отдаленной
сельской местности, но отвечала без колебаний:
     - Люблю конечно.
     - Вот. А она вся как бы  здесь сосредоточена.  Тут, в этом зале, лежала
Мария Медичи, когда рожала Людовика Четырнадцатого...
     Рене чуть не подпрыгнула на ходу:
     -  Не  Мария  Медичи,  а  Анна  Австрийская!  Хоть  бы  почитал  своего
однофамильца!
     - Я их все время путаю,- извинился он.- Матушка его, словом.
     - И не могла она здесь его рожать! - во второй  раз спохватилась  Рене:
как  в  страшном  сне,  когда  сидишь  на экзаменах и  говор