зжали с
территории.
     Он покачал головой.
     - Это непорядок. Китайская полиция, конечно, слаба, но все-таки...
     - Иначе бы я тут не сидела. Ни явки, ни телефона.
     -  Это они в  Москве напортачили. Ладно,- повеселел он.- Alles gut, das
endet gut.  ("Все хорошо, что  хорошо  кончается", нем.) Пойдем пообедаем. Я
проголодался... Надо бы и представиться друг другу. Я Максим Ривош, а ты?
     - Дениза Гислен.
     -  Дениза  на  каждый  день  не  пойдет.  Слишком  запоминается. Что-то
аристократическое,  из  высшего света...- И оглядел ее с  головы до ног так,
как если бы в ней  не было ничего аристократического.  Он смотрел на нее уже
без  стеснения,  с  полным на то  правом,  и ей показалось, что  он  ждал ее
приезда не для одной смены радиста.- Будешь Элли.
     - Почему?  -  После стольких  смен имен  ей  было безразлично,  кем она
станет теперь, но все-таки...
     -  На  таких  именах не задерживаются.  И  тебе  оно  подходит.- Он  не
подумал,  что  такая  похвала  может и  обидеть, а  она сделала вид,  что не
заметила этого.- Как ты относишься к китайской кухне?
     - Положительно. Правда, в последнее время кормили из рук вон плохо. Я в
кредит жила. Там, между прочим, порядочный долг скопился.
     - Надо будет заплатить. А то могут возникнуть неприятности.
     - По почте вышлю. Если она здесь надежная.
     -  Тут  все ненадежно, но почта как раз приличная... Пожалуй, так лучше
будет,-  согласился  он, и она  только потом  узнала,  как много значило это
согласие: он всегда оставлял за  собой последнее слово.- Тебя мог кто-нибудь
увидеть?
     - Если только из окошка. Такой дождь, что на улице ни души не было.
     - Все  равно... Идем обедать,  а я тебе  потом прочту небольшую лекцию.
Введу, так сказать, в курс дела...
     В ресторане он заказал утку по-пекински и стал  учить, как есть ее, она
же показала ему, как пользоваться палочками.
     -  Ты умеешь? - удивился  он.- А я не  смог научиться.  У меня с руками
вообще плохо. Головой -  пожалуйста, могу работать сколько угодно, а  руками
на хлеб не заработаю. Ты когда из Москвы?
     Ее удивило, что он говорит здесь об этом, и она это ему сказала.
     - Аа! - отмахнулся он.- Никто не слушает. Так когда?
     - В марте,- невольно переходя на шепот, сказала она.- А что?
     - Значит,  ничего не можешь  рассказать... Там все переменилось.  Сняли
Берзина,  теперь на его месте Урицкий, а по нашей  линии  - Карин. Ты их  не
знаешь? - спросил он: в надежде узнать хоть что-то.
     -  Нет. Вообще мало кого  знаю.  Мое дело было учиться.- Он взглянул  с
разочарованием:  его  волновали  кадровые  перемены, а  она по-прежнему мало
интересовалась  руководителями,  зная  по французскому опыту,  что они могут
меняться, но на деле это отражается мало...
     Дома  он, как  и обещал,  прочел ей лекцию о  положении  в  Китае  и  в
сопредельных ему странах.
     - Чтобы понять, что здесь происходит,- перейдя на дружеский  лекторский
тон, начал он,- надо представлять себе, что Китай, при всех переменах в нем,
остается, как и  прежде,  предметом вожделений и  яблоком  раздора  основных
империалистических  держав:  здесь  сталкиваются  интересы практически  всех
стран - прежде всего Японии и Великобритании, но еще и Соединенных  Штатов и
твоей Франции.  При  этом  они не забывают все вместе нападать  на Советский
Союз и чинить нам препятствия в любом нашем, даже самом невинном, начинании.
Мы  здесь поддерживаем  Красную  Армию и  объявленную  в  Цзянси  и  Фуцзянь
Советскую республику, хотя знаем, что в руководстве ее не  все  гладко и что
вообще  марксизм тут очень  специфичен и имеет,  так  сказать,  национальную
окраску.-  Последнее   он   произнес   с   заметной  иронией,   но  не  стал
распространяться  на эту  тему.-  Сейчас  они вынуждены  перебазироваться  в
западные, более безопасные  области,  где  можно  спрятаться в горах:  но  в
Жуйцзине их со всех сторон обложили войска Чан Кайши и готовы их уничтожить.
Однако, и у самого  Чан Кайши дела далеко не  блестящи и положение его очень
шатко. От него фактически отпали южные провинции, север под властью японцев,
которые ставят здесь марионеточных правителей  и подкупают генералов здешних
армий. Его положение  усугубляется еще  и тем, что в Китае существуют давние
традиции  гражданских  войн, в  которых провинции  и вооруженные силы  легко
откалываются от  центрального правительства и  объявляют себя  независимыми.
При этом им совершенно все равно,  какими лозунгами  пользоваться,- лишь  бы
дорваться до  власти  и  грабить. Сейчас, например, на сторону Красной Армии
перешли  несколько  генералов  правительства,  но,  как  ты   понимаешь,  им
коммунистические идеи меньше всего свойственны. Но Япония для Китая - первый
враг:  она готовит  его захват -  и рано или поздно,  но  Чан Кайши вынужден
будет обратиться к  союзу с нами, потому что западные  державы здесь  ему не
помогут. Пока что он ведет себя к нам враждебно и преследует коммунистов, но
Китай - такая страна, где общая картина может каждую минуту перемениться...
     Его  разветвленная,  как ветки большого дерева, чересчур связная  речь,
хорошо поставленный голос смутили ее, но она дослушала до конца и спросила:
     - Чем мы, в связи с этим, должны заниматься? - Она была человеком дела,
и ей нужно было знать, что будет делать она, а не великие мировые державы.
     - Погоди, до этого еще дойдем... Хотя могу и сейчас  сказать.  Если  ты
так хочешь...- Он был недоволен тем, что его прервали, но, посмотрев на нее,
вернулся в  хорошее  расположение духа:  Элли положительно  ему  нравилась.-
Заниматься будем всем. Снимать и передавать по рации то, что попадет в руки,
а найти здесь можно  что  угодно - лишь бы были деньги... То, что я сказал,-
прибавил  он  веско и многозначительно,- нужно, чтоб увидеть картину во всей
ее полноте и совокупности.  Марксист должен видеть явление в его законченной
целостности - нельзя не видеть за деревьями леса.
     - Вы покупаете информацию? - спросила она.
     -  Не всегда. Бывают  и идейные источники... Хотя с ними трудно.  За их
идейностью часто стоит  страх.  Боятся, что покарают,  если  не  согласятся.
Красные если  не  на  пороге  власти,  то имеют  длинные  руки...- и  глянул
выразительно.-  Потом, есть и  общие  беды, связанные с  тем,  что  все  это
интеллигенты,  а  это, как понимаешь, народ  не шибко  надежный.  Приходится
иметь дело с  ними, потому что именно они работают  в  министерствах и могут
достать то, что тебе нужно, а не рабочие шанхайских верфей и заводов...  Вот
у меня сейчас один такой. Я тебе покажу переписку с  ним,-  и полез в  сейф,
вмурованный  в стену.-  Мне кажется, это письмо  удалось мне. Я оставил себе
копию.
     - Зачем? - удивилась она.
     -  А  что?  -  Он глянул с  веселой снисходительностью.-  Не  положено?
Ничего: тут нет ничего особенного. Прочесть?
     - Прочти,- согласилась она, хотя предпочла бы сама ознакомиться  с  его
произведением: предпочитала верить глазам, а не ушам.
     Он приготовился к чтению.
     - Чтоб понять все это, надо  знать, что адресат мой - из хорошей семьи,
европеец  с университетским образованием: он пока у нас не работает, но  мог
бы претендовать на самые трудные  задания. Вызвался  по идейным соображениям
помогать нам - одно дело сделал, а другое не стал, посчитал ненужным. У меня
есть еще  одна такая - с приличными родителями: я ее вызвал, сказал ей, чтоб
она сняла для  разговора номер в гостинице,  а она  отказалась:  девушке  ее
круга, видите ли, не пристало посещать бордели,- и глянул саркастически.
     - Может, так и есть? - потеряв на время осторожность, сказала Рене: она
понимала чувства девушки.- Может, надо было в другом месте встретиться?
     Он снова недовольно поморщился, но у них был медовый месяц знакомства.
     -  Нет,-  поправил  он  ее  все-таки.-  Задания  старших  товарищей  не
обсуждаются, а  выполняются.  Она  могла  при  встрече  сказать  мне, что  в
следующий раз хотела  бы увидеться в другом месте, и мы  бы вдвоем подумали,
как лучше, но если так рассуждать, то вообще ничего не сделаешь...- и глянул
выразительно,  ставя в споре точку и не допуская дальнейших  возражений.- Ей
стало не  по себе, но  она благоразумно смолчала.  Он  вернулся  к письму: -
Читать?
     - Читай, конечно.
     - "Дорогой друг! - начал он вслух - не тем тоном, каким читал лекцию, а
более  оживленно  и поучительно.- Мы должны решить сейчас,  каково  будет  в
дальнейшем  Ваше участие  в  работе. Но  прежде  чем  принять  окончательное
решение  по этому  вопросу,  мы  должны  обсудить и  уяснить  себе некоторые
фундаментальные  для этой  цели  вещи..." Извини,  если  не  все  гладко:  я
перевожу  сейчас  с  английского  на  немецкий. "В  мире  нет  ничего  более
почетного,   чем  быть  рабочим  революционером,   состоять  в  пролетарской
революционной  организации.  Право называть  себя  рабочим революционером не
может  быть  дано  себе самому, нужно заслужить  его  делами,  революционной
активностью,  преданностью нашему делу. Вы еще не совершили таких поступков,
у Вас почти нет  революционного опыта. Нельзя винить Вас в этом. Вы молоды и
только начинаете работать на Революцию. Насколько я Вас знаю (а знаю я  Вас,
конечно, мало), Вы можете стать настоящим опытным борцом - при условии, если
всецело посвятите  себя этому делу. Мне показалось, что Вы серьезны, что  на
Вас можно положиться, что Вы  сильны духом. Мне представляется также, что  в
Вас есть необходимый  хребет революционера и что Вам не хватает только опыта
и  практики революционной деятельности. Конечно, я увидел  в Вас и некоторую
самонадеянность, но этот грех обычно  не слишком опасен, потому что проходит
с  опытом и со временем..."  Это пока что китайские любезности,- пояснил он,
чтоб она  не уставала слушать,- а  теперь я ему слегка всыплю,- и продолжил:
"Однако некоторые последние Ваши поступки в значительной степени  поколебали
мою  веру  в Вас и  эту мою оценку.  Самое важное  в работе революционера  -
дисциплина.  Каждый  член  революционной  организации  должен  безоговорочно
подчиняться  любому ее  приказу -  без колебаний и "торговли".  Кто этого не
делает, кто  не хочет понять этого элементарного требования революции,  тому
лучше  держаться  от  нее  подальше. Мы  борцы, каждый  из  нас  принадлежит
огромной  армии  единомышленников,  которая   сильна  и  побеждает,   будучи
дисциплинированной,  и неизбежно терпит поражение от  классового врага, если
забывает о порядке в своих рядах. Кто не может или не хочет подчиняться, тот
не боец - какими бы  соображениями он при этом не руководствовался. Я имею в
виду,  конечно, же случай, когда Вы  отказались выполнить приказ, данный Вам
нашей организацией.  Этот  приказ  был серьезен  и ответствен, он  составлял
существенную часть работы, которую  Вам хотели доверить. Мы  все обдумали  и
решили, что  Вы  можете ее выполнить  и  что Вам можно ее поручить. Мы очень
удивились, и это  было  для нас большим разочарованием -  когда мы услышали,
что  Вы, невзирая  на революционный долг, отказались выполнить этот приказ и
нарушили таким образом революционную дисциплину. Я все еще надеюсь,  что эта
серьезнейшая ошибка  была  случайного характера.  Однако, прежде  чем решить
вопрос  о  Вашей  дальнейшей  работе,  мы  должны  поставить перед  Вами ряд
вопросов и услышать на них исчерпывающие ответы.
     А)   Готовы  ли  Вы  соблюдать  строжайшую  дисциплину?  Готовы  ли  Вы
подчиняться без оговорок и сомнений?
     В)  Согласны  ли  Вы подчинить интересам организации  все стороны своей
жизни,  каждую  частность Вашей личной  жизни - в той степени,  в какой  они
могут быть связаны с интересами нашей работы?
     С) Хотите ли Вы быть в полном распоряжении нашей организации, которая и
будет решать, что Вам делать и куда ехать?
     Если Вы не можете или не хотите принять к руководству эти  элементарные
правила  революционной деятельности, Вам и нашей организации  лучше прервать
всякие  связи. Мы не потерпим повторения случая, аналогичного тому, что имел
место,  и должны быть  уверены в том,  что отныне Вы будете строго выполнять
все наши указания..."
     Яков приостановился  - не для того, чтобы  она задумалась  над  смыслом
прочитанного, а  чтобы дать ей необходимую паузу перед наиболее существенной
частью послания.
     - "Что-то  с  Вами  не  так. Со мной  редко  случалось,  чтоб я в корне
неверно  оценил  политическое  лицо того  или иного человека. Я  по-прежнему
надеюсь,  что  мое  первое  впечатление   о  Вас  было  правильным,  что  Вы
действительно  обладаете  необходимыми  для  революционера  качествами.  Мне
кажется, что на  Вас  оказывает плохое влияние окружение, что Вы дали увлечь
себя  выполнением так  называемых  социальных функций, которые сами по  себе
ничтожны. Вы все еще  стоите на  перекрестке путей. Есть только одна дорога,
достойная жизни,- это  путь к Революции. Вы  должны пойти  по  нему. Но  для
этого   нужно  соблюдать   правила   движения  на  этой  главной  магистрали
человечества.  С лучшими пожеланиями и т.д. " И далее постскриптум: "Если Вы
хотите встретиться со мной лично, мы это уладим..." Ну как? - и поднял глаза
в ожидании ее оценки.
     Рене  притомилась,  слушая его. Она давно  уже не слышала столько  слов
кряду,  прочитанных  или  произнесенных  без  задержки   и   остановки.   Ей
показалось,  что  он  прочел  это письмо  не  без  задних  мыслей,  а  ей  в
назидание,-  после  того,  как  она   заступилась  за  девушку  из  хорошего
семейства. Ей стало не по себе, но ссориться не имело смысла.
     - По-моему, все хорошо,- сказала она.
     Он загадочно улыбнулся: готовил какой-то хитроумный ход.
     - По-моему тоже. Я ему ловушку поставил. Не заметила какую?
     - Нет.- Рене любила прямодушного Декарта и плохо понимала иезуитов.
     -  Неужели?..  Я  приглашаю  его  свидеться.  Это  приглашение  -  даже
замаскированное  под предложение - должно быть принято: молодой революционер
должен стремиться к таким встречам - они ему нужны  как  воздух.  Посмотрим,
что он ответит...
     Она примолкла.
     -  А та девушка, которая не  захотела  в номерах останавливаться,- тоже
получит такое предупреждение?
     Он почувствовал противостояние, натянуто улыбнулся.
     - Эта за деньги работает. Хотя и притворяется идейной. С ней проще.
     - Большие деньги?
     - Разные. В зависимости от  качества информации.  От ста пятидесяти  до
пятисот китайских долларов.- Это  были большие деньги по тем  временам, и он
объяснил:  -  Она  приносит  интересные  бумаги.  Например,   годовой  отчет
Китайского банка.
     - Но она коммунистка или нет? - Ее заинтересовала эта девушка:  тень от
нее падала каким-то образом на нее самое:  может быть, потому,  что они были
одного возраста.
     - Не думаю, что формально она в партии. Тут не ясно, где кончается одно
и начинается другое, и потом - никто тебе эти вещи не скажет: это не Европа.
Что  касается  денег, то  сначала она просила  на  жизнь,  когда  что-нибудь
приносила,  потом  это стало  системой. Ей  нужны  деньги, чтоб поддерживать
определенный  уровень и продолжать на  нас работать. Она показывала мне свои
расходы - в месяц получается около трех тысяч...- И поскольку Рене поглядела
с сомнением, поспешил отговориться: - Такая худая, невзрачная. Совершенно не
интересна как женщина. И глупая. Недавно сказала, что хочет посоветоваться с
отцом, продолжать ли наши  отношения или нет,- я насилу разубедил ее. Отец -
видный чиновник в Нанкине.
     - Это теперь  столица.-  Рене покачала головой.- А нашего адреса она не
знает?
     -  Нет,  конечно. И  лица тоже...- и пояснил: - Я,  когда  иду на такие
встречи, усы приклеиваю.  Делаюсь усатым джентльменом. Узенькие усики, как у
Гитлера...  У  нее брат  коммунист  - поэтому  ее  привлекли.  Здесь  все на
родственных отношениях держится, а идейны они или безыдейны - тут всякий раз
путаница. Они вступают в партию семьями... Пройдемся по Шанхаю?
     -  Нет,- воспротивилась она хоть этому.-  У  меня вещи, надо  разобрать
их... Где я буду ночевать?
     - В этой комнате. Я на кухне.
     - Здесь тесно,- согласилась она и  добавила из приличия: - Главное, что
негде развернуть антенну. Надо искать другую квартиру. Где Вилли работал?
     - У себя дома. Здесь мы с ним не сработались. Но это неудобно.
     - Еще бы! Нести через город документы?!
     - У нас машина.
     - Все равно...- но он уже утомился от  ее возражений и углубился в свои
дела,  в  предполагаемые  встречи  с  информаторами,  во  внутриполитическую
ситуацию в стране, где все было так запутано...
     Вилли заехал за ней  на следующий  день утром на видавшем виды "форде",
содержавшемся, однако, в образцовом порядке. Яков еле кивнул в ответ  на его
приветствие, Рене же встретила с тем радушием, которое выказывают друг другу
люди одной разведывательной профессии. Они тотчас спустились вниз. Вилли был
невысокий  русый  парень лет  тридцати пяти: немного старше Якова,  которому
было тридцать три, но это никак не сказывалось на их отношениях. У него была
легкая беззаботная улыбка, которая не сходила с его лица - даже тогда, когда
его  что-то  коробило:  как сейчас встреча с Яковом. Он  любовно огладил бок
машины.
     - Водите? - спросил он Рене.
     - Нет.
     - На  курсах не учили? Что  ж  они?  Никак  не  могут  решиться. Машин,
наверно, нет...- Она смолчала: ему не следовало знать и говорить  о том, что
она была на разведкурсах,  но здесь царили свободные нравы.- Как вы без меня
будете?
     - Шеф не водит?
     - Он? Да  он самовар не разожжет - не то что это. Меня поначалу из дома
вызывал - гвоздь  забить... Не  знаю,  как теперь.  Тут  езда  взад-вперед -
половина всей работы.
     - Такси будем брать.
     - Таксист заложить может...-  и  поскольку  она  не поняла, пояснил:  -
Выдать. Вы по-русски ни бум-бум?
     Она не знала, что такое "бум-бум", но поняла его.
     - Нет.
     - А  я,  наоборот, только его и  знаю. По-китайски еще могу  - понимать
начали.
     - Здесь можно жить с одним русским?
     - А почему нет? Русских полно.
     - Белогвардейцы?
     - Всякие. Кто сызмалу тут, кто бежал: одни от белых, другие от красных.
Китайцы к нам лучше, чем к европейцам, относятся. Так что делаем сегодня?
     - Квартиру ищем. Общей длиной пятнадцать метров.
     - Ни хрена себе! Сколько ж она денег жрать будет?
     - Много, наверно. А вы как из положения выходили?
     - Да у меня маленький домишка -  я проволоку протянул:  белье  повешу -
вот и вся  любовь. Сосед спрашивать  начал: что ты  все время белье сушишь -
ссышься, что ль, по ночам?
     - Что такое ссышься?
     - Мочишься, значит. Вы извините - это я его слова передаю. Так я теперь
ее  без белья держу  - надо  будет, повешу. Где квартиру  будем  искать - во
французской концессии или в английской?
     - Во французской.
     -  К  своим  потянуло?  -  Она  только  потупилась от этого  очередного
нарушения конспирации, а он не  заметил  - вел машину по оживленной  трассе,
ловко  маневрируя   между   рикшами,  которые  держались  тротуаров,  но  не
пренебрегали и серединой улицы...
     - Меня вот тоже  к  своим потянуло,- продолжил он прерванный разговор.-
Поеду к себе на Рязанщину,  уйду  из армии к чертовой матери. Если отпустят,
конечно... Завтра вас учить водить  машину буду. А то отберут - если узнают,
что водить некому. Тут многие на нее зарятся.
     - Остаться водителем не хотите?
     Он покосился на нее.
     -  Да  меня  вроде  не  этому учили.  Это  я сам  осилил.  И нет  такой
должности... В  любом случае с Абрамом  я не  сработаюсь. Он меня терпеть не
может.
     - Абрам - это Яков?
     - Ну да. Его кличка. Ничего про меня не говорил?
     - Нет,- соврала она.
     -  Ну  да! - не поверил  он.- Всем  говорил, а  вам  нет?.. Что пью, не
подчиняюсь? Все пустое. Просто он все с места в карьер делать хочет и