осиные,  а  тугая
шнуровка сказывалась даже на кончиках носов.  Тут  был  и  молодой  человек,
внучатный  племянник  мистера  Мартина  Чезлвита,  очень  смуглый  и   очень
волосатый, по-видимому родившийся на свет только для того, чтобы  в  зеркале
отражалось нечто расплывчатое, Так сказать первый набросок  (физиономии,  не
доведенный до конца. Тут была и незамужняя кузина, не  замечательная  ничем,
кроме того, что была глуховата, жила совсем одна  и  вечно  страдала  зубной
болью. Тут был и кузен Джордж Чезлвит, веселый холостяк,  с  претензиями  на
молодость, которая давно миновала, склонный к тучности и любивший  покушать,
до такой даже степени, что глаза у него были постоянно выпучены,  словно  от
изумления, и настолько предрасположенный к угрям,  что  крапинки  на  шейном
платке, горошки на жилете и даже блестящие брелоки, казалось, проступили  на
нем, как сыпь, а не появились на свет безболезненно, И  наконец  -  тут  был
мистер Чиви Слайм со своим приятелем Тиггом. Не мешает  заметить,  что  хотя
каждый из присутствующих терпеть не мог всех остальных за то, что он или она
тоже принадлежали к семейству Чезлвитов, все они дружно  ненавидели  мистера
Тигга только за то, что он был посторонний.
     Таков был  милый  семейный  кружок,  собравшийся  в  парадной  гостиной
мистера Пекснифа с приятным намерением отделать на все корки любого, будь то
мистер Пексниф или кто другой, если б он вздумал обратиться к ним с речью на
ту или другую - неважно, какую именно - тему.
     - Это хорошо, - сказал мистер Пексниф,  поднимаясь  с  места  и  обводя
присутствующих взглядом, - я рад. Мои додери тоже рады. Мы благодарим вас за
то, что вы собрались сюда. Мы признательны  вам  от  всего  сердца.  Вы  нам
оказали большую честь, и поверьте, - невозможно  себе  представить,  как  он
улыбнулся тут, - мы не скоро об этом забудем.
     - Мне очень жаль прерывать вас, Пексниф,  -  заметил  мистер  Спотлтоу,
весьма грозно топорща бакенбарды, - но вы слишком уж много на  себя  берете,
сэр. Что это вы вообразили, кому это надо оказывать вам честь, сэр?
     Все присутствующие отозвались на этот вопрос одобрительным ропотом.
     - Если вы собираетесь продолжать в том же духе,
     как начали, СЭР, - с большим жаром продолжал  мистер  Спотлтоу,  сильно
стуча по столу костяшками пальцев, - то, чем скорее вы это оставите  и  наше
собрание разойдется, тем будет лучше. Мне небезызвестно ваше  возмутительное
желание считаться главой семьи, но я вам скажу, сэр...
     Ах, вот как! Действительно! Он скажет! Он! Еще чего! Он, что ли,  глава
семьи! Все, начиная с решительной особы,  в  ту  же  минуту  набросились  на
мистера Спотлтоу, который, после тщетной попытки добиться общего молчания  и
высказаться, был вынужден снова сесть на  место;  сложив  руки  на  груди  и
сердито поматывая головой, он мимикой дал понять  своей  супруге,  что  этот
каналья Пексниф может продолжать свою речь, - он все равно сию минуту  опять
вмешается в разговор и тогда л ж совершенно доконает мерзавца.
     - Я ничуть не жалею, - сказал мистер Пексниф, продолжая свою речь, - я,
право, ничуть не жалею,  что  произошел  этот  маленький  инцидент.  Полезно
чувствовать, что все мы встречаемся здесь без маски. Полезно знать,  что  мы
ничего не скрываем друг от друга,  но  каждый  выступает  свободно  в  своем
собственном обличье.
     Тут старшая дочь решительной особы, слегка  привстав  со  стула  и  вся
дрожа с головы до ног, скорее от сильного волнения, чем от робости, выразила
общую надежду  на  то,  что  некоторые  люди  наконец-то  выступят  в  своем
собственном обличье, по  крайней  мере  это  была  бы  для  них  совершенная
новость; но когда им (то есть некоторым  людям)  вздумается  позлословить  о
родственниках, то пусть хорошенько смотрят, кто тут присутствует, - а  иначе
до этих самых родственников их слова могут дойти стороной и совсем некстати;
что же касается красных носов (заметила она), то еще  неизвестно,  такой  ли
это позор иметь красный нос, поскольку люди не сами делают себе  носы  и  не
ответственны за  выбор  их  цвета;  хотя  и  на  этот  счет  она  еще  очень
сомневается, - правда ли, будто у одних носы краснее, чем у других; может, у
других они еще красней.  Так  как  это  заявление  сопровождалось  визгливым
хихиканьем двух сестер  говорившей,  то  мисс  Чарити  Пексниф  осведомилась
весьма учтиво, уж не ей ли предназначены все эти вульгарные колкости, и,  не
получив никакого удовлетворительного ответа, кроме того, который  содержится
в пословице:
     "На воре и шапка горит", немедленно перешла  на  личности,  а  сестрица
Мерси, вторя ее словам, залилась веселым смехом, гораздо более веселым,  чем
естественным. И так как совершенно невозможно, чтобы в каких бы то  ни  было
разногласиях между двумя дамами не приняли деятельного участия все остальные
дамы, находящиеся налицо, то и решительная особа, и обе ее дочери, и  миссис
Спотлтоу,  и  глухая  кузина  (которой  полное  незнакомство  с  сутью  дела
нисколько не помешало участвовать в диспуте) туг же ввязались в ссору.
     Поскольку обе мисс Пексниф оказались достойными противницами трех девиц
Чезлвит и у всех этих  пяти  молодых  особ,  выражаясь  современным  языком,
накопилось очень много паров, то пререкания затянулись бы надолго,  если  бы
не высокая доблесть и отвага решительной особы, которая, по праву  пользуясь
репутацией сущей язвы, так обработала и измолотила миссис  Спотлтоу,  осыпав
ее колкостями, что не прошло и двух минут с начала состязания, как  бедняжка
ударилась в слезы. Она проливала их в таком изобилии и  так  разволновала  и
разогорчила этим мистера Спотлтоу, что сей джентльмен сначала поднес  крепко
стиснутый кулак к самому носу мистера Пекснифа, словно от созерцания  такого
занимательного явления природы тот мог  получить  какое-нибудь  удовольствие
или пользу, затем предложил (по мотивам, неизвестным собранию)  съездить  по
физиономии мистера Джорджа Чезлвита  за  ничтожную  мзду  в  полшиллинга  и,
наконец, подхватил жену под руку  и  в  негодовании  удалился.  Эта  выходка
отвлекла в сторону внимание сражающихся, чем и положила конец ссоре, которая
возобновлялась  еще  несколько  раз  лишь  в  виде  коротких  и   постепенно
затухающих вспышек и угасла, наконец, при всеобщем молчании.
     Именно в эту минуту мистер Пексниф и поднялся во второй раз  со  стула.
Именно в эту минуту обе мисс Пексниф приняли такой вид, как  будто  бы  трех
мисс Чезлвит вовсе не было, - не то что здесь в комнате, а вообще на  свете,
- а три мисс Чезлвит равным образом перестали Замечать  существование  обеих
мисс Пексниф.
     - Следует пожалеть, - сказал мистер Пексниф,  вспоминая  кулак  мистера
Спотлтоу и мысленно прощая обидчику, - что наш друг так поспешил  удалиться,
хотя даже и тут мы можем себя поздравить,  поскольку  это  дает  нам  лишнюю
уверенность, что он полагается на нас во всем, что бы мы  ни  сказали  и  ни
сделали в его отсутствие. А ведь это весьма утешительно, не правда ли?
     - Пексниф, - произнес Энтони, который с самого начала так и ел  глазами
все общество, - не будьте лицемером.
     - Чем, уважаемый сэр? - переспросил мистер Пексниф.
     - Лицемером.
     - Чарити, душа моя, - сказал мистер Пексниф, - не забудь напомнить  мне
нынче, когда я буду брать свечу на ночь, чтобы я особенно усердно  помолился
за мистера Энтони Чезлвита, который был несправедлив ко мне.
     Эти слова были сказаны самым кротким голосом и в сторону, как будто они
предназначались только для ушей  его  старшей  дочери.  Затем  он  продолжал
безмятежным топом человека, который черпает бодрость в сознании, что совесть
у него чиста:
     - Так как все наши мысли сосредоточены на нашем любезном,  но  недобром
родственнике, и так как  он,  можно  сказать,  недоступен  для  нас,  то  мы
собрались сегодня поистине как бы  на  похороны,  с  той  лишь  разницей,  к
счастью, что в доме нет покойника.
     Решительная особа отнюдь не была уверена, что  это  уж  такое  счастье.
Напротив.
     - Не смею спорить, сударыня! - отвечал мистер Пексниф. - Но как  бы  то
ни было, мы все собрались; а собравшись, нам необходимо  подумать:  возможно
ли какими-нибудь дозволительными средствами...
     - Ну, вы не хуже моего знаете, - прервала его решительная особа, -  что
все средства дозволительны в таких случаях, не правда ли?
     - Прекрасно, сударыня, прекрасно, - возможно ли какими бы  то  ни  было
средствами - я повторяю: какими бы то ни было  средствами  -  открыть  глаза
нашему высокочтимому родственнику на заблуждение, в  котором  он  находится?
Возможно ли ознакомить его какими  бы  то  ни  было  средствами  с  истинным
характером и целями молодой особы, чьи странные, весьма странные отношения к
нему, - тут мистер Пексниф понизил голос до внушительного шепота, - поистине
бросают тень позора и стыда на всю нашу семью и которая, как мы знаем, - тут
оп снова повысил голос, - иначе для чего же она стала его спутницей? -  таит
в душе самые низкие замыслы, рассчитывая на его слабость и на его имущество.
     По этому пункту все родственники, не соглашавшиеся  ни  в  чем  другом,
выразили единодушное согласие. Боже правый, можно ли  допустить,  чтобы  она
покушалась на имущество дядюшки! Решительная особа высказалась за то,  чтобы
отравить ее; все три дочки за то, чтобы посадить ее в исправительный дом  на
хлеб и на воду; кузина с зубной болью предлагала каторгу; обе  мисс  Пексниф
советовали розги. И только один мистер  Тигг,  который,  не  смущаясь  своей
крайней обтрепанностью, чувствовал себя здесь в. некотором роде на положении
дамского  кавалера,  вследствие  украшения  на  верхней  губе  и  шнуров  на
венгерке, усомнился в  дозволительности  всех  этих  мер;  но  и  он  только
подмигнул всем трем девицам Чезлвит с нескрываемым  восхищением,  в  котором
проскальзывала чуть заметная ирония, словно говоря:
     "Вы что-то уж слишком к ней придираетесь, милые  мои  барышни!  Честное
слово, слишком!"
     - Так вот, - продолжал мистер Пексниф, скрестив оба указательных пальца
особенным манером, одновременно и умиротворяющим  и  убедительным:  -  Я  не
хочу, с  одной  стороны,  заходить  слишком  далеко,  утверждая,  будто  она
заслуживает, чтобы к ней применили все те меры, которые тут были  предложены
с такой настойчивостью и игривостью (одна из его витиеватых фраз); с  другой
стороны, я ни в коем случае не намерен подвергать сомнению  наличие  у  меня
обыкновенного здравого смысла, утверждая, будто она их не заслужила. Я хотел
бы только заметить, что, по-моему, могут быть приняты некоторые практические
меры, для того чтобы заставить нашего уважаемого... позволено ли  мне  будет
сказать - высокочтимого родственника?..
     - Нет! - зычным голосом прервала его решительная особа.
     - В таком случае я этого не скажу, -  заключил  мистер  Пексниф.  -  Вы
совершенно правы, сударыня, - и я весьма  ценю  и  благодарен  вам  за  ваше
тонкое возражение, - для того чтобы склонить нашего уважаемого  родственника
к тому, чтобы он прислушался к голосу природы... а не...
     - Ну что же вы, папа! - крикнула Мерси.
     - Гм, сказать по правде, душа моя, - произнес мистер  Пексниф,  посылая
улыбку всем собравшимся родичам, - я никак не могу вспомнить  это  слово.  У
меня совершенно выскользнуло из памяти, как назывались легендарные  животные
(языческие, к сожалению), которые пели в воде.
     Мистер Джордж Чезлвит подсказал:
     - Лебеди.
     - Нет, - сказал мистер Пексниф, - не лебеди, хотя что-то очень  похожее
на лебедей. Благодарю вас.
     Племянник с неопределенной физиономией, который  открыл  рот  по  этому
случаю в первый и последний раз, предположил:
     - Не устрицы ли?
     - Нет, - отвечал мистер Пексниф со свойственной ему учтивостью. - и  не
устрицы. Но во всяком случае что-то весьма близкое  к  устрицам.  Прекрасная
мысль, благодарю вас, уважаемый сэр, весьма  и  весьма.  Впрочем,  погодите!
Сирены!.. Боже мой!  Разумеется,  сирены.  Я  хочу  сказать,  что,  как  мне
кажется, можно было бы принять меры к тому, чтобы наш уважаемый  родственник
внял голосу природы, не поддаваясь на коварные обольщения сирен. Так вот, мы
не должны упускать из виду, что у нашего уважаемого друга  имеется  внук,  к
которому он был до последнего времени весьма привязан  и  которого  я  очень
желал бы видеть сегодня  здесь,  ибо  питаю  к  нему  глубокую  и  искреннюю
симпатию. Достойный юноша, весьма достойный юноша! И вот,  судите  сами,  не
представляется ли здесь удобный случай устранить недоверие мистера  Чезлвита
по отношению к нам и доказать свое бескорыстие?..
     - Если мистер Джордж Чезлвит собирается что-то сказать  мне,  -  сурово
прервала его решительная особа, - то пусть и  скажет  по-человечески,  а  не
смотрит на меня и на моих дочерей так, будто съесть нас хочет.
     - Ну, насчет того, чтобы  смотреть,  миссис  Нэд,  -  сердито  возразил
мистер Джордж. - то я слыхивал, будто даже кошке не возбраняется глядеть  на
короля; поэтому я надеюсь, что имею  некоторое  право,  будучи  от  рождения
членом этой семьи, глядеть на особу, которая породнилась  с  нами  только  в
браке. А насчет того, чтобы пас съесть, то смею вас уверить, как  бы  вы  ни
были ослеплены завистью и несбывшимися надеждами, что я не людоед, сударыня!
     - Ну, это еще неизвестно! - отвечала решительная особа.
     - Но, если б даже я был людоедом, - сказал мистер
     Джордж Чезлвит, еще пуще распалясь от этого замечания, -  то,  наверно,
сообразил бы, что дама, которая пережила трех мужей и так легко перенесла их
утрату, должна отличаться необыкновенной жесткостью.
     Решительная особа немедленно поднялась с места.
     - А еще я прибавлю, - продолжал мистер Джордж, Энергично кивая  головой
на каждом втором слоге, - не называя имен и, значит, не обижая никого, кроме
тех,  у  кого  совесть  нечиста,   что   было   бы   гораздо   приличнее   и
благопристойнее,  если  бы  известные  особы,  которые  всякими  правдами  и
неправдами втерлись в нашу семью и которые  еще  до  свадьбы  кругом  обошли
некоторых ее членов, сыграв на их слабых струнах, а потом свели их в  могилу
тем, что пилили и пилили без конца, так что они даже рады  были  умереть,  -
чтобы эти особы остереглись  разыгрывать  коршунов  по  отношению  к  другим
членам семьи, которые пока еще живы. По-моему, было бы  во  всех  отношениях
лучше, если бы эти особы сидели дома,  довольствуясь  тем,  что  у  них  уже
имеется (на их счастье), вместо того чтобы пристраиваться к чужому семейному
пирогу, запах которого они чуют, находясь даже за пятьдесят миль.
     - Так я и знала! - воскликнула решительная особа; обведя всех  взглядом
и презрительно улыбнувшись, она направилась к дверям  в  сопровождении  всех
трех дочерей. - Да, так я и знала и с первой же  минуты  была  совершенно  к
этому готова. Чего же еще можно было ожидать в такой обстановке!
     -  Пожалуйста,  сударыня,  не  глядите  на  меня  взглядом  офицера  на
половинном жалованье, - вмешалась мисс Чарити, - я этого не потерплю.
     Это был язвительный намек на пенсию, которую получала решительная особа
во время своего второго вдовства, до вступления в третий брак.  Намек  не  в
бровь, а в глаз.
     - Я утратила всякие права на благодарность нации, когда  вошла  в  вашу
семью,  дерзкая  вы  девчонка,  -  отвечала  миссис  Нэд.  -  Вот  теперь  я
действительно понимаю, чего тогда не понимала: что так мне  и  надо  и  что,
унизившись до такой степени, я потеряла все права на Соединенное Королевство
Великобритании и Ирландии. Ну, мои милые, если вы совсем готовы и достаточно
наслушались этих двух воспитанных барышень, я думаю, нам пора домой.  Мистер
Пексниф, вот уж действительно одолжили,  право!  Мы  думали  здесь  немножко
развлечься, но вы превзошли наши самые смелые  ожидания,  до  того  вы  всех
насмешили. Благодарю вас. Всего хорошего!
     Этими прощальными словами решительная  особа  заставила  все  семейство
Пексниф замолчать, после чего она торжественно выплыла из гостиной, а  затем
и из дома, в сопровождении дочерей, которые все как одна  вздернули  носы  и
презрительно захихикали. Проходя по улице мимо окон гостиной, они все три  в
совершенстве изобразили беспредельный восторг и, нанеся этот последний удар,
довершивший поражение всех в доме, окончательно скрылись из виду.
     Но прежде чем мистер Пексниф или кто-либо из  оставшихся  гостей  успел
сказать хоть слово, мимо окон мелькнула еще одна фигура, бежавшая с  большой
поспешностью в противоположном направлении; и немедленно  вслед  за  этим  в
гостиную  ворвался  мистер   Спотлтоу.   Сравнительно   с   его   теперешним
разгоряченным состоянием, он уходил отсюда сущей ледяной статуей или снежным
болваном. Его лысина источала столько  елея  на  бакенбарды,  что  они  были
сплошь умащены и даже слиплись; все лицо горело огнем, руки и ноги  дрожали;
он пыхтел и задыхался.
     - Уважаемый сэр! - воскликнул мистер Пексниф.
     - О да! - возразил тот. - О да, конечно! Уф-ф,  разумеется!  Уф-ф,  вот
именно! Вы слышали его? Вы слышали его? Вы слышали?
     - Что случилось? - отозвалось несколько голосов.
     - Уф-ф, ничего! - воскликнул Спотлтоу, с  трудом  переводя  дыхание.  -
Ничего решительно! Ровно ничего! Спросите вот его! Он вам скажет!
     - Я не понимаю нашего друга, - сказал мистер  Пексниф,  оглядываясь  по
сторонам  в  совершенном  изумлении.  -  Уверяю  вас,  его  слова  для  меня
решительно непостижимы.
     - Непостижимы, сэр! - воскликнул тот. - Недостижимы! Уж не хотите ли вы
сказать, сэр, что вам ничего не известно? Что не вы заманили нас сюда  и  не
вы составили заговор против нас?  Неужели  вы  посмеете  сказать,  будто  не
знали, что мистер Чезлвит уезжает, сэр? Будто  вы  не  знаете,  что  он  уже
уехал, сэр?
     - Уехал! - раздался общий крик.
     - Уехал! - отозвался мистер Спотлтоу. -  Уехал,  пока  мы  тут  сидели.
Уехал! И никто не знает, куда он уехал. Уф-ф, конечно нет! И никто не  знал,
что он уезжает. Уф-ф, разумеется нет! Хозяйка до  последней  минуты  думала,
будто они просто поехали прокатиться, она так-таки  ничего  не  подозревала.
Уф-ф, вот именно нет! Она ведь не раба вот этого, как его! Уф-ф,  разумеется
нет!
     Присоединив к этим возгласам нечто вроде иронического мычания и еще раз
обведя взором притихших гостей, раздраженный джентльмен снова умчался с  той
же невероятной прытью, и больше его не видели.
     Напрасно мистер Пексниф уверял своих родственников, что это неожиданное
и несвоевременное бегство было для него таким же ударом и сюрпризом,  как  и
для прочих  членов  семейства.  Из  всех  нападок  и  обвинений,  когда-либо
достававшихся на долю ни в чем не  повинного  человека,  ни  одно  не  могло
сравниться по силе и убежденности с теми, какие пришлось  выслушать  мистеру
Пекснифу от каждого из родственников при расставании.
     Мистер Тигг  в  роли  оскорбленной  добродетели  являл  собой  поистине
потрясающее зрелище, а глухая кузина, раздражение которой усугублялось  тем,
что хоть она и видела все происходящее, но понимала только, что  разразилась
катастрофа, соскребла с башмаков грязь о скребок, а потом наследила по всему
крыльцу - в знак того, что  отрясает  прах  от  своих  ног,  перед  тем  как
покинуть эту обитель лицемерия и коварства.
     Короче говоря, мистеру Пекснифу оставалось утешаться  только  одним:  а
именно мыслью, что все эти родственники и друзья  и  раньше  ненавидели  его
точно так же и что он, со своей стороны, подарил им не больше любви, чем мог
отдать, не жалея, из того  обширного  запаса,  которым  располагал  по  этой
части. Такой взгляд на собственные дела доставил ему большое утешение; и это
обстоятельство не мешает здесь отметить, поскольку оно показывает, как легко
утешиться добродетельному человеку, даже потерпев неудачу и разочарование.

ГЛАВА V,

     содержащая полный отчет о водворен