ворят в связи с Арабеллой, в этом -  наша  вина!
Да! Слишком  много  телевидения!  И  слишком  много  журналов  типа  "Нэшнэл
инкуайерер"! И слишком много настроенности на сенсацию! Ой, да постойте  же,
Колин, ну, пожалуйста, постойте! - Она остановилась  и  как  бы  застыла  на
месте: неужто и он бросит ее и уйдет?!
   Она так и стояла, поникнув головой, и не сразу услышала, что он вернулся.
Дружески обняв ее за плечи, он спросил:
   - А что, мороженое у них тут продается? Его вопрос рассмешил Дуглесс,  он
же снова приподнял ей голову за подбородок и смахнул с ее щеки слезинку.
   - У вас что, опять глаза от  лука  защипало,  да?  Она  только  и  смогла
помотать головой, опасаясь, что голос ее выдаст.
   - В таком случае, пошли! - сказал он. -  И  если  только  память  мне  не
изменяет, там, в шкатулке, должна находиться жемчужина - такой же  величины,
как мой большой палец!
   - Это правда? - спросила она. -  А  что  в  ней  еще?  -  Она  совершенно
искренне позабыла о шкатулке!
   - Нет, сперва выпьем чаю, - ответил он. - Чаю со "сконами"! И еще закажем
мороженого! А после этого я вам покажу, что в шкатулке!
   Они вышли из неотреставрированной  части  замка,  прошли  мимо  очередной
группы экскурсантов и покинули территорию через калитку с  надписью  "Вход",
что стоявшим возле нее гидам, разумеется, не очень-то понравилось!
   В кафе Николас взял все хлопоты на себя.  Дуглесс  уселась  за  столик  и
ждала, пока он завершит свои переговоры с хозяйкой  за  прилавком.  Николас,
видимо, требовал чего-то, а женщина в ответ отрицательно качала головой,  но
у Дуглесс крепло подозрение, что Николас получит-таки все, чего желает!
   Через несколько минут он вернулся к столику и предложил ей куда-то пройти
с ним. Выйдя из кафе, они спустились по каменной лестнице в парк, прошли  по
нему и наконец остановились в полутени под тисовым деревом, с  ярко-красными
плодами, похожими на  ягоды.  Обернувшись,  Дуглесс  увидела,  что  за  ними
следуют та самая женщина из кафе и мужчина, а в руках  у  них  два  огромных
подноса, уставленные чайниками, приборами для чаепития, а также  тарелочками
со всевозможными кондитерскими изделиями и крохотными сандвичами без  корок.
Однако любимых Николасом "сконов" на подносах не было.
   Не обращая на эту пару внимания, Николас ожидал лишь, когда они расстелят
на земле покрывало и расставят на нем все для чаепития.
   - Здесь был мой главный парк,  -  произнес  он,  сопровождая  свои  слова
жестом, и голос его был тих и печален. - Здесь же находилась и одна  могила,
- добавил он.
   Служители из кафе удалились, и Николас,  подав  Дуглесс  руку,  помог  ей
сесть на покрывало. Она налила ему чашку чая, добавив молока,  и,  передавая
тарелку со множеством всяческих закусок, спросила:
   - Ну что, теперь-то можно?!
   - Теперь - можно! - улыбаясь, ответил он.
   Порывшись в сумке, Дуглесс вытащила из нее старинной работы,  хрупкую  на
вид шкатулочку из слоновой кости и, затаив дыхание, открыла крышку.
   На самом верху в шкатулке лежали два  необыкновенной  красоты  перстня  -
один с изумрудом, а другой с рубином. Камни были вправлены  в  изысканнейший
золотой орнамент с драконами и змеями. Продолжая  улыбаться,  Николас  надел
перстни - они смотрелись на его пальцах великолепно!
   На дне шкатулки лежало что-то еще,  завернутое  в  старый  и  уже  ветхий
бархат. Осторожно вынув бархатный сверточек, Дуглесс не торопясь  развернула
его.
   На ладони у нее  лежала  брошь  овальной  формы,  с  золотыми  фигурками,
изображавшими... Она вопросительно поглядела на Николаса:
   - А чем это они тут заняты?
   - О, это - мучения святой Варвары, - пояснил он таким тоном, как  если  б
она была совсем уж дурочкой.
   Дуглесс к тому моменту и сама уже поняла, что на броши изображено  что-то
в этом роде, потому что золотой мужчина там,  похоже,  намеревался  отрезать
голову золотой же женщине! Фигурки окружал  абстрактный  рисунок  по  эмали,
декорированный по краям крохотными жемчужинами и  бриллиантами.  К  цепочке,
свисавшей с нижнего края броши,  была  прикреплена  жемчужина  действительно
величиною с палец взрослого мужчины! Поверхность жемчужины в соответствии со
вкусами эпохи  "барокко"  была  вся  в  трещинках,  даже  можно  сказать,  в
разломах, но сияния ее не смогли умерить даже долгие прошедшие годы!
   - Какое чудо! - прошептала Дуглесс.
   - Она ваша! - отозвался Николас.
   Желание обладать брошью  волною  прокатилось  по  Дуглесс,  и  пальцы  ее
непроизвольно сомкнулись на драгоценности, но она все-таки заявила:
   - Нет, я не могу!
   - Да ну, - засмеялся Николас, - это типично женское жеманство!  Возьмите,
вы можете оставить ее себе!
   - Нет-нет, я не могу: она слишком дорогая! -  запротестовала  Дуглесс.  -
Такие дорогие украшения могут находиться только в музее! Она должна...
   Взяв у нее с ладони брошь, Николас приколол ее Дуглесс  на  блузку,  чуть
пониже воротничка.
   Достав из сумочки косметичку и вынув из нее зеркальце,  Дуглесс  оглядела
себя с брошью, а заодно бросила взгляд и на свою физиономию.
   - Мне нужно пройти  в  дамскую  комнату,  -  заявила  она  и  вскочила  с
покрывала. Николас при этом громко расхохотался.
   Оказавшись одна в  дамской  комнате,  Дуглесс  долго  любовалась  брошью,
прервав это занятие лишь после того, как туда вошел еще кто-то.  Прежде  чем
вернуться к Николасу, она заскочила в магазин сувениров и все  же  взглянула
на открытки. Ей  потребовалась  всего-то  минута,  чтобы  увидеть  то,  чего
Николасу так не хотелось  позволить  ей  рассмотреть:  в  самом  низу  пачки
находились открытки  с  изображением  той  самой  печально  знаменитой  леди
Арабеллы! Одну из них Дуглесс купила.
   Расплачиваясь, она спросила у кассирши, нет ли в продаже каких-либо  книг
о Николасе Стэффорде.
   Снисходительно улыбнувшись, та ответила:
   - Все молодые леди интересуются им. Обычно у нас в продаже есть  открытки
с его портретом, но на данный момент они уже кончились.
   - А нет ли каких-либо книг о нем? Быть может, о каких-то  его  успехах...
ну... не только у женщин?
   - Не думаю, что он преуспел хоть в чем-нибудь, разве что  собрал  войско,
организовав мятеж против королевы, за что и был приговорен к смертной казни!
Не успей он умереть, ему бы уж точно оттяпали голову! Этот молодой  человек,
милочка, был порядочным мерзавцем!
   Забирая купленную открытку, Дуглесс пошла было к выходу, потом обернулась
и спросила:
   - А что случилось с матерью лорда Николаса после его кончины?
   - С леди Маргарет? - просияв улыбкой, переспросила кассирша. - Да, точно,
была такая леди! Дайте-ка вспомнить! Кажется, она снова вышла замуж. Как  же
звали ее нового мужа? Ах да, вспомнила! Хэарвуд. Лорд Ричард Хэарвуд.
   - А вы, случайно, не знаете, не оставила ли она после  себя  каких-нибудь
мемуаров?
   - Ой, нет, милочка! Об этом я не имею ни малейшего представления!
   -  Все  документы,  относящиеся  к   семейству   Стэффорд,   хранятся   в
Гошок-холле, - неожиданно раздался чей-то голос из-за  двери.  Это  была  та
самая экскурсовод, которой они с Николасом в  столь  грубой  форме  помешали
давать пояснения экскурсантам!
   - А где этот Гошок-холл?  -  спросила,  испытывая  некоторую  неловкость,
Дуглесс.
   - Это неподалеку от деревушки Торнвик, - ответила дама-гид.
   - Торнвик! - воскликнула Дуглесс  и  чуть  не  завопила  от  радости,  но
вовремя спохватилась. От всего сердца поблагодарив женщину, она выскочила из
магазина и помчалась через парк к Николасу, возлежавшему на покрывале, -  он
попивал чаек и приканчивал последние сандвичи.
   - Ваша мать вышла замуж за Ричарда - как бишь его?  да,  за  Хэарвуда,  -
задыхаясь, выкрикнула она. - А все документы в этом, ну, как  его?..  -  Она
никак не могла вспомнить названия!
   - В Гошок-холле? - подсказал он.
   - Да-да, именно там! Это рядом  с  Торнвиком!  Отвернувшись  от  нее,  он
переспросил:
   - Неужели моя мать вышла за Хэарвуда?!
   Глядя ему вслед, Дуглесс думала: о чем он сейчас размышляет? Если он  был
обвинен в измене и умер, то, быть может, его мать, впав в  бедность,  просто
была вынуждена выйти замуж за какого-нибудь  деспота,  способного  пробудить
лишь чувство презрения? Неужели  и  впрямь  его  старая  и  потому  хрупкого
здоровья мать была  принуждена  терпеть  рядом  с  собою  какого-то  мужика,
который, конечно же, обращался с нею как со своей собственностью?!
   Николас задрожал, и Дуглесс, положив руку ему на плечо, сказала:
   - Полно, Николас! В этом нет вашей вины!  Вы  ведь  к  тому  времени  уже
умерли и ничем не могли ей помочь! Ох, ну что я-то такое  несу?  -  подумала
при этом она. В эту минуту Николас обернулся к ней, и она увидела, что он...
смеется!
   - Что ж, мне следовало бы  знать,  что  уж  она-то  сумеет  подняться!  -
воскликнул он, - Стало быть.  Дики  Хэарвуд!  -  повторил  он  и  зашелся  в
приступе смеха - да так, что никак остановиться не мог!
   - Расскажите же и мне! - потребовала Дуглесс.
   - Ну, Дики Хэарвуд - этакое важно ступающее лысое чучело... - начал он.
   Не понимая, что он хочет этим сказать, Дуглесс насупилась.
   - Просто богатая задница, сударыня! -  пояснил  Николас.  -  Да,  богатая
такая задница! Очень и очень богатая! - И,  вновь  ложась  на  спину,  он  с
улыбкой произнес:
   - Что ж, приятно узнать, что мать не оказалась тою, кто увозит  все  свое
достояние в одном-единственном сундучке!
   Продолжая улыбаться, он налил и подал Дуглесс  чашку  чая,  а  когда  она
приняла ее, схватил валявшийся на одеяле небольшой конверт,  принесенный  ею
из магазина, намереваясь заглянуть внутрь него.
   - Нет, погодите...  -  начала  было  она,  но  Николас  уже  рассматривал
открытку с изображением леди Арабеллы.
   Затем, уставясь на Дуглесс этаким пристальным и всепонимающим взглядом  -
ей, право же, хотелось вылить этот чай ему на голову! - насмешливо спросил:
   - А что, у них и открытки со столом есть в продаже, да?!
   - Я совершенно не понимаю, что вы, собственно,  этим  хотите  сказать?  -
надменно и не глядя на него отозвалась  Дуглесс.  -  Эта  открытка  принесет
пользу нашему с вами расследованию: возможно, она поможет... - начала она  и
запнулась, так как никак не могла придумать, выяснению чего именно могла  бы
помочь   открытка   с    изображением    той,    которая    стала    матерью
незаконнорожденного ребенка Николаса!
   А он лишь насмешливо фыркнул на все ее объяснения!
   Немного погодя он спросил:
   - А что, если мы заночуем в этом городишке? А завтра поутру  я  бы  купил
себе "Армана и Рэйфа".
   Дуглесс не  сразу  сообразила,  что  именно  имеется  в  виду,  но  затем
вспомнила об американских журналах, которые он просматривал.
   - Должно быть, вы хотите сказать: "Джорджио Армани и Ральф Лорен", верно?
Вы что-то такое от них хотели бы приобрести, да?
   - Ну да, да! - откликнулся он. - Верно: костюмы в стиле вашего времени. Я
ведь  возвращаюсь  в  Торнвик  и  тоже   не   желаю   быть   наследником   с
одним-единственным сундучком!
   Доедая маленький сандвич, Дуглесс подумала: пока не  найдется  Роберт,  а
вместе с ним и мои туалеты, мне тоже придется купить для себя еще кое-что из
одежды.
   Она взглянула на Николаса, закинувшего руки за голову. Стало быть, завтра
утром они отправятся по магазинам, а весь следующий день, видимо, проведут в
Торнвике, пытаясь понять, кто же именно оклеветал его перед королевой!
   А сегодня ночью... - подумала она. - Да, сегодня ночью им опять предстоит
ночевать в общем номере гостиницы!

Глава 6

   Дуглесс восседала на заднем сиденье большого такси, заваленная  коробками
с багажом. Ну вот, куда я в  конечном  итоге  приземлилась,  -  думала  она,
вспоминая, как недавно сидела на заднем сиденье машины Роберта  в  окружении
багажа Глории и все пыталась устроиться поудобнее. Но  теперь  рядом  с  нею
сидел, вытянув вперед длинные  ноги,  Николас.  Его  внимание  было  целиком
поглощено  миниатюрным  экраном  с  работавшим   от   батареек   электронным
приспособлением для игр, которое они приобрели в магазине утром.
   Откинув голову на спинку сиденья и смежив  веки,  Дуглесс  погрузилась  в
размышления о том, как они  с  Николасом  провели  эти  несколько  последних
часов. Вчера вечером, после чая в Беллвуде, она вызвала  такси  и  попросила
отвезти их в какой-нибудь пристойный отель в Бате.
   Водитель доставил их в  очень  симпатичную  гостиницу,  разместившуюся  в
доме, построенном в восемнадцатом веке, и Дуглесс удалось заполучить для них
с Николасом на ночь номер из двух комнат. Ни ей, ни Николасу даже  в  голову
не  пришло  поинтересоваться,  есть   ли   в   наличии   отдельные   номера.
Комната-спальня оказалась замечательной: мебель обита  желтым  ситчиком,  на
стенах - цветастые обои, на кроватях - такие же цветастые покрывала. Николас
потрогал ладонью обои и поклялся, что, когда вернется  к  себе,  обязательно
найдет какого-нибудь живописца, который разрисует стены в его доме лилиями и
розами.
   Покончив с регистрационными формальностями, они отправились прогуляться и
поглазеть на роскошные витрины магазинов Бата. Близилось время ужина, но тут
Дуглесс неожиданно увидела здание с вывеской: "Американский кинотеатр".
   - Мы могли бы с вами пойти в кино  и  перехватить  там  что-нибудь  вроде
запеченных сосисок и поджаренной кукурузы, - в шутку предложила она.
   Однако Николас всерьез всем  этим  заинтересовался  и  принялся  задавать
всякие вопросы, так что кончилось это тем, что Дуглесс купила билеты в кино.
   Ирония судьбы, - подумала она, - в кинотеатре, именуемом  "американским",
показывают европейский фильм "Комната с видом"! Все остальное, однако, у них
было вполне американское: и  сосисочные  хот-доги,  и  жареная  кукуруза,  и
кока-кола, и стаканчики со смесью из шоколада и арахисового масла,  и  "Риз"
тоже. Помня об  аппетите  Николаса,  она  накупила  всего,  и  с  достаточно
увесистыми пакетами они с трудом протиснулись по проходу к своим местам.
   Кукуруза Николасу понравилась,  кока-колу  он  выпил  залпом,  по  поводу
хот-догов сказал, что "можно есть", а  отведав  шоколадно-арахисовой  смеси,
чуть не завопил от восторга.
   Дуглесс между тем все пыталась растолковать ему, что такое кино  и  сколь
большими будут на экране изображения людей, но он слушал вполуха, ибо сейчас
его более всего занимало то, что он совал себе в рот.
   Он был в восхищении, когда свет стал медленно гаснуть, а когда  раздались
звуки музыки, чуть не свалился со стула. При первом же появлении  на  экране
увеличенных людских фигур он пришел в ужас, и, глядя на выражение его  лица,
Дуглесс чуть не поперхнулась кукурузой.
   В продолжении всего  фильма  ей  было  гораздо  интереснее  наблюдать  за
реакцией Николаса, чем смотреть на экран, - тем более что Дуглесс уже дважды
видела этот фильм.
   Когда фильм закончился и они отправились в гостиницу,  вопросам  Николаса
не было конца. Он был так очарован технической стороной кинематографа,  что,
казалось, с трудом разобрался в сюжете. Кроме того, он ничего не мог  понять
в костюмах персонажей, ей пришлось подробно объяснять ему, что одежды времен
короля Эдварда считаются у них "старомодными".
   Позже, уже в гостинице,  они  обнаружили,  что  единственными  туалетными
принадлежностями, которыми  они  располагают,  были  те,  что  находились  в
сумочке Дуглесс, а также в  крохотной  корзиночке,  прикрепленной  к  стенке
гостиничного туалета, так что им  пришлось  по  очереди  воспользоваться  ЕЕ
зубной щеткой. Спать Дуглесс настроилась в  нижнем  белье,  поэтому,  приняв
душ, завернулась в гостиничное банное полотенце. Она хотела  уже  юркнуть  в
постель, но Николас попросил почитать ему. Достав из сумочки Агату Кристи  и
усевшись в кресло возле его кровати, она принялась читать, пока он не уснул.
   Прежде чем погасить свет, она склонилась  над  ним  и,  поглядев  на  его
мягкие черные кудри, выделявшиеся на фоне белых,  накрахмаленных  до  хруста
простыней, вдруг, неожиданно для себя,  легонько  поцеловала  его  в  лоб  и
прошептала:
   - Спокойной ночи, мой принц! К ее смущению, Николас в  ответ  стиснул  ее
пальцы.
   - Я - всего-навсего граф, - мягко сказал он, не открывая глаз, -  но  тем
не менее примите благодарность за возвеличивание меня!
   Улыбаясь, она убрала руку и отправилась в собственную  постель.  Довольно
долго она не спала, внимательно прислушиваясь к нему и  спрашивая  себя,  не
приснятся ли ему дурные сны, как это случилось накануне ночью. Но  он  лежал
совершенно тихо, и в  конечном  счете  она  тоже  уснула.  Проснувшись,  она
обнаружила, что уже утро и  Николас  встал  и  находится  в  ванной.  Первым
ощущением, которое она испытала, было чувство разочарования из-за того,  что
проспала ночь не в его объятиях, но она тотчас одернула себя.  Ведь  она  же
любит Роберта, а вовсе не мужчину, который, возможно, не в себе -  а  может,
конечно, и  нет!  Впрочем,  в  себе  он  или  не  в  себе,  он,  несомненно,
принадлежит не ей! В любую минуту он может исчезнуть словно  дым,  столь  же
быстро, как и появился!
   Тут Николас вышел из ванной - босиком, с голой грудью,  одетый  только  в
брюки и вытирающий полотенцем мокрую голову. Бывают, разумеется, по утрам  и
куда худшие видения, чем это зрелище  широкогрудого,  ничем  не  прикрывшего
верхнюю половину тела красивого мужчины! И, откинувшись на подушку,  Дуглесс
вздохнула.
   Услышав ее вздохи, Николас обернулся к ней и сердито спросил:
   - Вы что, намерены весь остаток дня проваляться в постели? Нам с вами еще
нужно найти для меня цирюльника, чтобы сбрить вот это! - заявил он,  проводя
ладонью по темной щетине на подбородке.
   - Теперь очень модно ходить так! - попробовала возразить  она,  но  он  и
слышать не хотел о том, чтобы разгуливать небритым.  В  итоге  ей  пришлось,
управляясь  с  бритвой   и   крохотным   флакончиком   крема   для   бритья,
предоставленного в их распоряжение гостиницей,  показывать  ему,  как  нужно
бриться. Однако она не успела предупредить его, и, схватившись  пальцами  за
лезвие, он порезал их, а потом потешался над Дуглесс из-за ее причитаний  по
поводу столь пустяшных, с его точки зрения, порезов.
   Наконец, одевшись и подкрепив  силы  славным  английским  завтраком,  они
отправились по магазинам. Дуглесс  уже  начала  привыкать  к  тому,  что  ей
следует помогать Николасу справляться с самыми элементарными вещами, однако,
когда дело дошло до покупки костюмов для него, выяснилось, что он  прекрасно
разбирается в том, что именно ему нужно. Ей оставалось лишь удивляться тому,
как много он успел усвоить, бегло проглядев вчера вечером  несколько  модных
журналов.
   Графская натура Николаса торжествовала, и Дуглесс  пришлось  лишь  издали
наблюдать за всем. Английские продавцы мигом распознали, что  имеют  дело  с
аристократом, потому что и справа, и слева от него только и слышалось:  "да,
сэр!" или "нет, сэр!"!
   У ног Дуглесс уже громоздилось  несколько  больших  пластиковых  пакетов,
заполненных рубашками, брюками, носками, ремнями и еще - роскошным плащом из
вощеной ткани, шапочками, двумя шелковыми  пиджаками  в  итальянском  стиле,
потрясающей кожаной курткой,  галстуками  и  даже  черного  цвета  вечерними
выходными костюмами. Покидая со всем этим  барахлом  шестой  этаж  магазина,
Дуглесс довольно внятно попросила Николаса взять у нее  кое-какие  пакеты  и
отнести к выходу. В ответ он одарил ее презрительным взглядом, мол, как  она
смеет. Чуть позже,  на  выходе,  он  пронзительно  свистнул,  и  перед  ними
остановилось такси. Да, быстро же он учится,  -  подумала  Дуглесс.  Николас
попросил таксиста повозить их по магазинам, где он продолжал пополнять  свой
гардероб, а Дуглесс расплачивалась за отобранные наряды и оттаскивала  их  к
такси.
   К часу дня она уже с ног валилась от усталости и только-только  собралась
предложить ему отправиться куда-нибудь  на  ЛЕНЧ,  как