ечати!
   Эти речи и послужили для него наживкой, и он  готов  был  уплатить  любую
цену, чтобы узнать, что же ей известно!
   Арабелла вновь прижала к себе голову Николаса.
   - Вы слышите? - спросил он.
   - Ничего я не слышу, дорогой! - шепотом ответила Арабелла. - Я слышу лишь
тебя!
   Резко отодвигаясь от нее, Николас воскликнул:
   - Я должен идти!
   Но, заметив, что ее надменное лицо исказила гримаса гнева,  решил  ее  не
злить.
   - Сюда кто-то идет, - сказал он, - а  вы  слишком  хороши,  чтобы  я  мог
позволить кому-нибудь еще разглядывать вас  жадными  глазами.  Ваша  красота
принадлежит мне одному!
   Похоже, эта его реплика укротила ее, и  она  принялась  застегивать  свою
одежду.
   - Мне еще  не  доводилось  встречать  мужчину,  который  был  бы  большим
джентльменом, чем вы! - воскликнула она. - Тогда, стало быть, до вечера?
   - Да, до вечера! - откликнулся Николас, уходя.
   Почти все охотники прибыли на "рэнджроверах", но были и лошади - примерно
полдюжины, - привязанные возле машин.  Выбрав  лучшую,  Николас  помчался  к
дому. Перескакивая через ступеньки, он взбежал вверх по лестнице  и  настежь
распахнул дверь в свою спальню.
   Дуглесс даже как-то не успела и удивиться, когда Николас внезапно  возник
на пороге.
   Какое-то время он молча стоял и смотрел на нее: все в ней -  и  выражение
лица, и поза, - все говорило ему о том, как сильно она хочет его!  Это  было
едва ли не самым трудным испытанием во всей его жизни, но  Николас  все-таки
отвернулся от нее: он не смеет, он не должен касаться  ее!  Если  только  он
коснется... Да, если только он  прикоснется  к  ней,  то  вряд  ли  пожелает
возвращаться в свое время!
   - Ну, и чего же вы от меня хотите? - несколько резко спросил он.
   - Чего хочу от вас?! - сердито переспросила она.  Она  все  же  заметила,
прежде чем он успел отвернуться, какое у  него  выражение  лица,  -  Похоже,
кто-то еще хотел вас, но только не я!
   При этих словах Николас глянул в зеркало  на  дверце  платяного  шкафа  и
обнаружил, что рубашка на нем застегнута не правильно.
   - Ружья были отменные! - сообщил он, поправляя застежку на сорочке.  -  С
такими ружьями мы бы и испанцев смогли победить!
   - Англия и так всех  покоряет,  не  прибегая  к  современному  оружию!  -
отозвалась Дуглесс. - В следующий раз вы, вероятно, пожелаете  прихватить  с
собою в вашу эпоху и наши бомбы! Так что, стало быть, это ружья  расстегнули
вашу сорочку, да?
   Он посмотрел на ее отражение в зеркале и ответил:
   - Ваши глаза, воспламененные ревностью, только становятся ярче!
   Дуглесс тотчас же перестала сердиться.
   - Вот ловелас! - воскликнула она. - Да вам хоть когда-нибудь приходило  в
голову, что вы уже во второй раз выставляете себя на  посмешище?!  Ведь  все
историки смаковали подробности о вас и Арабелле, так нет же - опять за свое!
   - Ей известно нечто такое, чего я не знаю! - ответил он.
   - Ну разумеется! Пари держать готова, что так и есть! - пробормотала себе
под нос Дуглесс. - И, уж весьма вероятно, она более опытна, чем вы!
   Слегка потрепав ее по подбородку, Николас сказал:
   - В этом-то я не сомневаюсь! А уж  не  запах  ли  пищи  я  чую?  Я  очень
проголодался!
   - Я дала слово, что приготовлю  вам  ленч  по-американски,  -  с  улыбкой
проговорила Дуглесс. - Ладно, пошли искать миссис Андерсон!
   На  кухню  они  вошли,  держась  за  руки.  Охотники   увезли   с   собой
приготовленный заранее  ленч  в  корзинках,  так  что  на  кухне  ничего  не
варилось, лишь на задней конфорке подрумянивался пудинг.
   С разрешения миссис  Андерсон  Дуглесс  принялась  за  работу:  поставила
вариться картошку и яйца, потом собралась печь пирог, но передумала и решила
вместо пирога приготовить вкусное шоколадное печенье  с  начинкой  из  ореха
пекан. Николас уселся за большой рабочий стол  и  занялся  экспериментами  с
пластиковыми завертками для продуктов и алюминиевой  фольгой,  а  также  без
конца открывал и закрывал пластиковые баночки. Потом он  очистил  и  нарезал
яйца и картошку, мелко порезал лук.
   - А Летиции вы тоже помогали готовить? - спросила она.
   Николас только рассмеялся в ответ.
   Когда наконец все было готово, Дуглесс  подмела  в  кухне  -  в  этом  ей
Николас помогать отказался наотрез - и упаковала  еду  в  большую  корзинку,
поставив туда и термос с лимонадом. Николас, идя за нею, вынес эту  корзинку
в небольшой, окруженный со всех сторон стенами садик, и  они,  усевшись  под
низами, принялись за еду.
   Она рассказала ему обо всем, что вычитала за сегодняшнее утро в  дневнике
и, пока он расправлялся с пятым куском цыпленка, спросила его о Летиции.
   - Вы ведь даже ни разу и не  упомянули  о  ней,  -  пояснила  она.  -  Вы
рассказывали мне о вашей матери, о брате, который погиб. Вы даже  рассказали
как-то о вашей любимой лошади, но  вот  о  вашей  супруге  вы  и  словом  не
обмолвились!
   - Так вы хотели бы, чтобы я стал рассказывать вам про нее? -  спросил  он
почти угрожающим тоном.
   - Она что, такая же красивая, как  Арабелла,  да?  Николас  погрузился  в
размышления: Летиция, казалось, была столь далеко от него, куда дальше,  чем
какие-нибудь четыре сотни лет! Арабелла, конечно, дура, никто  из  мужчин  и
минуты не смог бы с нею поговорить, но она - женщина  страстная!  А  Летиция
страстностью не обладает вовсе, но зато рассудительна, - во  всяком  случае,
настолько,  чтобы  безошибочно  определять,  как  именно  ей   лучше   всего
поступить!
   - Нет, она не похожа на Арабеллу, - ответил он.
   - А на меня она похожа? - продолжала расспросы Дуглесс. Николас  поглядел
на нее и представил себе, как Летиция стала бы что-то готовить!
   - Нет, и на вас она не похожа! А что это у вас такое? -  спросил  в  свою
очередь он.
   - Это - нарезанные помидоры, -  рассеянно  ответила  она  и  хотела  было
задать Николасу еще несколько вопросов, но он перебил ее:
   - А тот мужчина, который вас бросил, - вы ведь еще недавно говорили,  что
любите его. Почему же?
   Дуглесс немедленно захотелось встать в оборонительную позу и уверять, что
из Роберта мог бы получиться совершенно  потрясающий  супруг,  но  плечи  ее
отчего-то сами собой поникли, и она сказала:
   - Это все - эго!  Да,  только  мое  сверхпреувеличенное  представление  о
собственной значимости! Роберт рассказывал мне, что мать была холодна с ним,
так же, как и его первая жена. Ну вот, я и вообразила, что могу дать всю  ту
любовь, которой ему всегда так недоставало! Я только и делала,  что  давала,
отдавала всю себя ему, и старалась исполнять все, что он хотел, но...
   Дуглесс помолчала, устремив взор в небеса, потом договорила:
   - Как мне представляется теперь, я все  мечтала  о  том,  что  у  в  один
прекрасный день он поступит в  духе  всех  этих  мужчин  из  кинофильмов  и,
повернувшись ко мне, скажет: "Ты - самая лучшая женщина на свете! И ты даешь
мне все, о чем я мечтал!" Но Роберт этого не сделал. Напротив, он  постоянно
повторял: "Ты ничего не можешь мне дать!" Я же,  поверьте,  очень  старалась
все ему отдавать, но...
   - И что же? - тихо спросил Николас. Пытаясь улыбнуться, Дуглесс ответила:
   -  В  итоге  он  презентовал  дочери  браслет  с  бриллиантами,  а   меня
осчастливил половиной оплаты по счетам!
   Она отвернулась от Николаса, но вдруг  увидела,  что  он  протягивает  ей
кольцо. Когда он убедился в  том,  что  теперь  никто  из  мужчин  не  носит
подобных перстней, он тоже перестал  надевать  свои  массивные,  с  большими
камнями кольца. И вот - кольцо с изумрудом  размером,  наверное,  с  пляжную
гальку!
   - Что это? Зачем?!
   - Имей я доступ к своим сокровищам, я осыпал бы вас дождем из драгоценных
камней!
   Она улыбнулась и сказала, прижимая руку к сердцу:
   - Но вы ведь и так уже  подарили  мне  брошь!  -  Она  носила  его  брошь
приколотой внутри бюстгальтера,  потому  что  опасалась,  как  бы  ее  явная
древность и уникальность ручной работы не вызвали ненужных вопросов. - Вы  и
так уже надарили мне слишком много всего! Вы и наряды мне покупали, и...  Вы
были так добры ко мне! - И, с тою же улыбкою на устах, она заключила:
   - Знаете, Николас, эти последние  несколько  суток,  с  тех  пор  как  мы
повстречались, были счастливейшими днями в моей жизни! И я надеюсь,  что  вы
никогда не вернетесь к себе!
   Она произнесла это и тут же зажала рот рукой.
   - Ой, я не это хотела сказать! Ну, конечно же, вы обязаны  вернуться!  Вы
должны  вернуться  к  вашей  красавице  жене!  Вы  должны...  должны  родить
наследников,  которые  могли  бы  распоряжаться  после  вас   всеми   вашими
великолепными  владениями  -  и  вам  уже  не  пришлось  бы  отдавать  их  в
королевскую казну! Но осознали ли вы то, что, когда  доктор  Нолман  сообщит
вам, кто вас предал, вы уже войдете в состояние возвращения?! В тот же самый
миг: стоит Ли произнести имя - и вы исчезнете! Пуф - и все, вас  больше  нет
тут! Или что-нибудь в этом же роде!
   Николас, шаривший в корзинке, прервал свое занятие.
   - Завтра утром я буду это  точно  знать!  -  воскликнул  он.  -  Неважно,
пожелает ли он мне это сказать или нет, я все равно все поутру выясню!
   - Так стало быть, завтра утром? - переспросила  Дуглесс  и  поглядела  на
него так, как если б  хотела  навеки  сохранить  в  памяти  его  облик.  Она
осмотрела все его тело: и обтянутые тканью рубашки широкие плечи, и  плоский
живот, и мускулистые ноги. "А ноги у меня красивые", - произнес он когда-то,
и она вспомнила, как он выглядел, обернутый лишь полотенцем.
   - Николас, - прошептала она, наклоняясь к нему.
   - А что это такое? - неожиданно спросил он, поднимая тарелку с  пирожными
к самым их лицам.
   - Это - "картошки" с шоколадом, - ответила она раздраженно, чувствуя себя
полной дурой. Кого же, спрашивается, она дурачит?! Ну, пусть он и  поцеловал
ее несколько раз, но ведь это после того, как она сама кинулась ему на  шею!
И, несмотря на это, проведя утро с  Арабеллой,  он  возвращается  от  нее  с
расстегнутой сорочкой!
   - Не бойтесь, съедобно! - буркнула она. Да, похоже, единственное, чем она
может ублажить его, так это едой  или  пластиковыми  упаковками!  А  ей  так
хотелось коснуться его, так хотелось - даже кончики пальцев у нее заныли! Но
он, видимо, вовсе не испытывает к ней подобных чувств!
   - Я думаю, будет лучше, если мы пойдем в дом, - скучным  голосом  сказала
она. - Скоро вернется Арабелла и потребует вас,  -  Она  хотела  встать,  но
Николас схватил ее за руку.
   - Скорее я провел  бы  час  в  вашем  обществе,  чем  целую  жизнь  возле
Арабеллы! - воскликнул он.
   У Дуглесс запершило в горле, и она не решилась  посмотреть  ему  в  лицо:
непонятно, правду ли он говорит или просто старается утешить ее?
   - Спойте мне что-нибудь, пока я буду есть эти пирожные! - попросил он.
   - Я не умею петь,  да  и  песен  не  знаю.  Может,  историю  какую-нибудь
рассказать? - откликнулась она.
   - Ум-м-м! - только и сумел выдавить из себя он, ибо  рот  его  был  набит
шоколадом.
   Дуглесс, понимая, что существует огромный выбор новых для  него  историй,
составляющих привычную часть нашей культуры, но о которых он ничегошеньки не
знает, стала рассказывать Николасу про доктора Джекила и мистера Хайда.
   - Да, - прокомментировал он, - мой кузен - точно  такой  же!  -  К  этому
времени он уже успел расправиться с целой тарелкой "картошек",  а  потом,  к
удивлению Дуглесс, улегся, положив голову ей на колени.
   - Если вы и впредь  намерены  объедаться  так,  как  вы  только  что  это
проделали, то, весьма вероятно, здорово растолстеете! - заметила она.
   - Так вы меня толстым считаете, да? - спросил он, поднимая на нее глаза -
сердце Дуглесс при этом буквально  запрыгало  у  нее  в  груди.  Похоже,  он
прекрасно  понимает,  какое  воздействие  оказывает  на  нее,   да   еще   и
подсмеивается над ней, поскольку на него ее присутствие,  видимо,  никак  не
влияет! Какой-то интерес к ней у него возникает лишь тогда, когда.  рядом  с
нею появляется какой-нибудь другой мужчина!
   - Закройте глаза и  будьте  паинькой!  -  скомандовала  она  и  принялась
рассказывать ему одну историю за другой, одновременно гладя его по волосам -
густым и мягким и лежащим такой красивой волной!
   Солнце уже почти зашло, когда Николас открыл глаза  и  посмотрел  на  нее
долгим взглядом.
   - Нам надо идти! - тихо сказал он.
   - Да, - ответила она тоже тихо. - Сегодня вечером я попробую узнать у Ли,
кто же вас оклеветал.
   Он переменил позу и теперь стоял перед ней на коленях, а руку положил  ей
на щеку. Дуглесс подумала, что  он  опять  хочет  поцеловать  ее,  и  у  нее
перехватило дыхание.
   - Когда я вернусь к себе, я стану думать о вас! - произнес он.
   - А я - о вас! - откликнулась она, кладя свою ладонь поверх его ладони.
   Но он отнял свою руку и,  взяв  лежавшее  на  крышке  корзинки  кольцо  с
изумрудом, вложил его в ее ладонь, согнув над ним пальцы.
   - Нет, Николас, - сказала она, - этого я принять не могу. Вы  и  так  уже
дали мне очень много!
   Он пристально смотрел ей прямо в глаза, и была  в  его  взгляде  какая-то
прощальная грусть.
   - Я бы отдал куда больше, если б... - начал он и замолчал.
   - Если б что? - требовательно спросила она.
   - Если б только мне можно было бы взять вас с собой!
   У Дуглесс внезапно перехватило дыхание.
   Николас же мысленно выругал себя: не следовало  ему  этого  говорить!  Не
надо было обнадеживать ее! Он не  хотел  делать  ей  больно,  но  одно  лишь
воспоминание о том, что придется с ней расстаться, причиняло ему невыносимые
страдания. Совсем скоро он узнает обо всем, что ему следовало узнать, ну,  а
потом, как ему хорошо известно, придется  возвращаться!  Еще  одна  ночь!  -
подумал он. - Да, самое большее - у него в запасе всего  лишь  одна  ночь  с
нею! Возможно, сегодня вечером он ляжет с нею в постель, и последнюю их ночь
пни проведут, сливаясь в экстазе любовных ласк! Да нет же!  -  признался  он
себе, глядя в ее глаза, буквально погружаясь в них. - Нет, так  поступить  с
нею он не может! Не может он допустить, чтобы, покинутая им, она осталась бы
тут и рыдала еще сильнее, чем тогда, когда они впервые увидели  друг  друга!
Будь все проклято, но не может он поступить иначе! Что же, придется,  видно,
возвращаться  к  своей  холодной  супруге  или  к  пустым  бабенкам,   вроде
Арабеллы?! В таком случае лучше уж покинуть Дуглесс, не дотрагиваясь до нее!
   - Ну, да, - ухмыляясь, вдруг заявил он, - да, взять вас с собой, чтобы вы
мне там готовили!
   - Готовила?! - как-то глупо переспросила Дуглесс. - Да с  чего  бы  это?!
Готовить для вас, для совершенно несносного,  не  .тающего  цены  страданию,
пустого...
   - И заносчивого петуха, наверное? - подсказал он.
   - Именно! Прекрасное определение! Вы и есть заносчивый петух! И если  вам
взбрело в голову, будто я отправилась бы с вами, назад, в эпоху,  когда  еще
не было ни водопровода,  ни  врачей,  а  зубодеры  вырывали  зубы  вместе  с
челюстью, а я Сил при этом стала всего-навсего готовить вам, то...
   Тут он наклонился к ней и, зарываясь лицом ей в волосы и облизывая  мочку
ее ушка, прошептал:
   - И я позволил бы вам навещать меня в  постели!  Оттолкнув  его,  Дуглесс
возмущенно принялась объяснять ему, сколь велико его тщеславие, но  лексикон
ее внезапно переменился. Ладно, она тоже способна выдать ему!
   - Ну, хорошо, я это сделаю! Да, я отправлюсь  с  вами  и  стану  для  вас
готовить, а воскресные дни мы будем проводить имеете, валяясь в  постели!  А
еще лучше - на столах! Какой-нибудь стол, надеюсь, там найдется?!
   При этих словах от лица Николаса, казалось, отхлынула вся кровь, и, резко
отвернувшись от нее, он принялся запихивать в корзинку остатки их пиршества.
Ему даже в мыслях было страшно представить ее в их времени! Да если  бы  она
стала его любовницей, Летиция, наверное, изрубила бы ее в мелкие кусочки!
   - Ну, Николас! - воскликнула Дуглесс. - Ну я же просто дразнила вас! - Он
все так же не глядел на нее. - Хорошо, если вас это осчастливит, я приму  от
вас кольцо!
   Он перестал запихивать вещи в корзинку и, глядя ей в глаза, сказал:
   - Вы попросту не ведаете, что говорите! Не следует желать того, чего быть
не должно! Когда перед появлением здесь я в последний  раз  находился  дома,
мне грозила казнь от меча палача. Так что, если б я  сейчас  вернулся  и  вы
тоже прибыли со мной, вам пришлось бы остаться одной! А моя эпоха  вовсе  не
похожа на вашу, и одиноким женщинам там не слишком хорошо! Если бы я не смог
там заботиться о вас, то...
   Кладя ладонь ему на руку, она перебила его:
   - Право же, я только поддразнивала вас! Я вовсе не намерена  возвращаться
с вами: у меня ведь нет тайн, которые следовало бы раскрыть! Это вы  явились
к нам с целью найти что-то такое - вы помните об этом, да?!
   - Вы правы! - воскликнул он и, быстро поднеся ее руку к губам,  поцеловал
кончики пальцев. Затем он вскочил, и Дуглесс стало ясно,  что  корзинку  для
еды он так и оставит там, где она находится: должно быть, он засовывал в нее
всякие вещи лишь потому, что был чем-то очень взволнован! Но  что  же  такое
произошло, что так возбудило его?!
   Они отправились к дому, при этом она с корзинкой в руках тащилась за  ним
следом, и никто из них не произносил ни слова.

Глава 10

   Когда они через  кухню  вернулись  в  дом,  Николас,  слегка  кивнув  ей,
отправился  сразу  к  себе.   Дуглесс   же,   скорее   заинтригованная   его
взволнованностью,  чем  какими-либо  иными  эмоциями,  тоже  прошла  в  свою
комнату. На кровати она обнаружила большую коробку с наклейкой  от  компании
по скоростной доставке посылок и почты. Дуглесс буквально набросилась на эту
коробку, расшвыривая по всему полу тесьму от  коробки  и  клочья  оберточной
бумаги.
   Внутри коробки лежали два великолепных вечерних платья, сшитых  на  заказ
для ее матери.
   - Ой, спасибо тебе, спасибо, Элизабет! -  воскликнула  она,  задыхаясь  и
прижимая к себе один из нарядов. Быть может, хоть  сегодня  вечером  Николас
заметит и еще кого-нибудь, кроме статной красотки Арабеллы!
   Когда Дуглесс вошла в гостиную, в которой  семейство  Хэарвуд  устраивало
коктейль-парти, она тотчас поняла, что не зря потратила два с половиной часа
на приведение себя в порядок. Ли, собиравшийся что-то выпить, так и  застыл,
не донеся бокал до рта, а леди  Арабелла,  кажется,  впервые  уставилась  на
кого-то еще, кроме Николаса. И даже лорд Хэарвуд перестал говорить о ружьях,
собаках и своих розах. Что  же  до  Николаса,  то  его  реакция,  по  мнению
Дуглесс, решительно стоила затраченных ею усилий: сначала, когда  он  увидел
ее, глаза его вспыхнули и запылали еще ярче, стоило ему приблизиться к  ней,
но потом он остановился и нахмурил брови, Белое выходное платье матери  было
сшито из целого куска льнущей к телу ткани. По фасону  предполагался  только
один длинный рукав, а вторая рука и  плечо  оставались  обнаженными.  Платье
было расшито мелким бисером, который при движениях подчеркивал  линии  тела.
На запястье обнаженной руки красовался  принадлежавший  Глории  браслетик  с
бриллиантами.
   - Добрый вечер, - произнесла Дуглесс.
   - Бог ты мой! - откликнулся Ли, оглядывая ее с головы  до  пяток.  -  Бог
мой!
   Подарив ему почти королевскую улыбку, Дуглесс спросила:
   - А что тут пьют? Не могли бы вы налить мне джина с тоником?
   Ли послушно, будто школьник, кинулся исполнять ее просьбу.
   Прямо-таки поразительно, как могут преобразить женщину тряпки! - подумала
Дуглесс. Еще вчера вечером ей хотелось  в  присутствии  Арабеллы  спрятаться
куда-нибудь под стол, но сегодня красное вечернее платье Арабеллы с глубоким
вырезом казалось уже дурно сшитым и безвкусным!
   - Что это вы вытворяете? - спросил, наклоняясь к ней, Николас.
   - Я что-то не могу взять в толк, о чем это  вы?  -  невинно  подняла  она
глаза на него, жмурясь от яркого света.
   - Да вы же выставили себя напоказ!