злах никого нет. Должно быть, возница зашел в помещение станции.
     - Вон там, - сказала Кэрри, кивнув на фургон. - Я сама могу о себе позаботиться, я могу... - Она запнулась, когда ее взгляд упал на лицо Джоша. Он выглядел так, как будто увидел какое-то сказочное чудовище. Он был ошеломлен и испуган до такой степени, что на несколько секунд потерял дар речи. Проследив за направлением его взгляда, Кэрри не обнаружила там ничего необычного - всего лишь ее багажный фургон.
     Но то, что видел Джош, было огромной грудой чемоданов, обмотанной толстенной веревкой. Эта гора возвышалась над фургоном, в который была запряжена четверка лошадей. Джошу пришла в голову мысль, что если собрать вместе пожитки всех без исключения жителей Вечности, они едва ли перевесят имущество Кэрри.
     - Силы небесные, - прошептал он, поворачиваясь к ней. - За что мне такое наказание?

Глава 4

     Сидя на старой телеге Джоша, Кэрри уже начала подумывать о том, что лучше бы она никогда и не увидела этой злополучной фотографии. Джош был так зол на нее, что не удостаивал ни единым словом и даже взглядом. Он понукал и подхлестывал лошадей так яростно, как будто это они были виноваты во всех его бедах. Так они и ехали в лучах заходящего солнца, а багажный фургон Кэрри катил за ними.
     - Я правда не хотела.... - начала Кэрри, но Джош грубо оборвал ее:
     - Чтобы я больше не слышал от вас ни слова. Ни единого словечка. Я должен спокойно подумать, как мне выпутаться из этой передряги.
     - Вы даже не даете мне ничего сказать в свое оправдание, - пробормотала она.
     Когда Джош услыхал, что она сказала, он обернулся через плечо и смерил ее таким уничтожающим взглядом, что Кэрри надула губки и решила, что больше вообще не станет с ним разговаривать.
     После нескольких часов езды по пыльной дороге, изрытой глубокими колеями, они свернули и оказались в лесной чаще, в которой была проложена всего лишь узенькая тропка. Их продвижение вперед стало еще более медленным, поскольку им приходилось буквально продираться сквозь заросли высоких деревьев. Через несколько минут заросли поредели, и Кэрри увидела то, что называлось домом Джоша.
     Никогда в жизни Кэрри не приходилось видеть более жалкой и неприглядной картины, чем та, которую представляла собой эта обветшалая лачужка. Кэрри сплошь и рядом сталкивалась с бедностью и в Уорбруке. Например, бедными считались некоторые из ее родственников Таггертов, но их дома не производили такого удручающего впечатления, как этот.
     Вокруг домика и небольшого сарая на-заднем дворе не было никакой растительности - ни травы, ни кустов. Стекла в окнах заменяла промасленная бумага. Изнутри домик был освещен, но очень слабо, и из покосившейся трубы на крыше не вырывался дымок.
     Собственно, это даже домом нельзя было назвать. Просто конура с дверью и окнами со всех четырех сторон. Такая же унылая коробка прилепилась к задней стене дома, и у Кэрри возникло подозрение, что это спальня.
     Обернувшись, она посмотрела на Джоша, и в ее взгляде ясно читались смятение и разочарование. Такое место, как это, могло присниться только в кошмарном сне, и она даже предположить не могла, что ее избранник живет в подобных условиях.
     Он же смотрел куда-то мимо нее, упорно избегая ее взгляда, хотя прекрасно знал, что она смотрит на него, -Кэрри была уверена, что он знает это.
     - Теперь вы видите, почему мне нужен был помощник в доме? Видите, мисс Капризная Принцесса?
     Ей показалось странным, что он прекрасно осознает, как неприглядно и отвратительно это место, хотя и ничего не может с этим поделать. Ее кузины Таггерт жили в полунищете, однако казалось, что вся эта мерзость им даже нравится. В ее же доме они чувствовали себя неуютно и никогда не задерживались там надолго.
     Все еще продолжая сердиться, как будто в его плачевном положении была в какой-то степени виновата Кэрри, Джош остановил повозку возле дома и спрыгнул вниз. Теперь, при ближайшем рассмотрении, домишко показался Кэрри еще более ветхим и убогим, чем на расстоянии. Крыша во многих местах прохудилась, и Кэрри подумала, что во время дождя дом, должно быть, заливает водой. Входная дверь болталась на одной петле, что придавало дому обшарпанный вид. Крыльцо как таковое отсутствовало. Вместо него красовалась большая грязная лужа.
     Джош, который, казалось, теперь будет не способен когда-нибудь прийти в нормальное расположение духа, обошел, продолжая хмуриться, повозку и ссадил Кэрри вниз. Но теперь его руки не задержались надолго на ее талии. Он вообще старался не смотреть на нее. Отпустив ее, он направился к багажному фургону.
     Еще раз бросив взгляд на дом, Кэрри тоже подошла к фургону и попросила возницу подать ей два небольших саквояжа, лежавших на самом верху. В одном были ее туалетные принадлежности, а в другом - подарки для детей.
     - Дети сейчас в доме? - спросила она Джоша.
     - Да, в доме. Сидят в потемках и мерзнут. И, я абсолютно уверен, умирают от голода. - В его словах слышалось столько горечи и злости, как будто на совести Кэрри лежала ответственность за эту ситуацию.
     Кэрри больше ничего не сказала ему, а просто повернулась и пошла к дому. Не так уж ей было легко плестись с двумя сумками в руках и Чу-Чу под мышкой, однако Джош вовсе не собирался помогать ей. Он отдавал распоряжения вознице багажного фургона относительно выгрузки чемоданов Кэрри, и по выражению его лица можно было понять, что он думает о Кэрри и ее багаже. Попасть в дом через скособоченную дверь был практически невозможно, и когда Кэрри все-таки умудрилась открыть ее, створка едва не заехала ей по лицу. Но борьба была не напрасной. В схватке с дверью Кэрри одержала-таки победу над ней и приоткрыла ее настолько, что сумела просунуться внутрь крошечной хибарки.
     Хотя Кэрри уже полюбовалась домом снаружи, от того, что она увидела внутри, ей едва не стало плохо. Кошмар, подумала она. Мрачное, безрадостное, даже немного жутковатое место - вполне достаточное для того, чтобы убить в его обитателях всякий интерес к жизни. Стены были сколочены из плохо обструганных досок, потемневших от копоти и местами обуглившихся, - похоже, они выстояли в нескольких пожарах. Посреди комнаты стоял грязный круглый стол, вокруг которого теснились четыре стула, совершенно разномастные, один из которых к тому же был колченогим.
     Темный закуток в этой единственной комнате был отведен под "кухню". Там стоял шкафчик, на нем грудой были свалены щербатые тарелки, которые не мылись так давно, что их поверхность с остатками засохшей еды была еще покрыта толстым слоем пыли.
     Когда сломанная дверь осталась у Кэрри за спиной, ее внимание было настолько поглощено созерцанием жалкого внутреннего убранства домика, что она поначалу даже не заметила детей. Они стояли в дверях того помещения, которое Кэрри сочла спальней, стояли тихонько, выжидая, что же будет дальше.
     Это были просто очаровательные дети. В жизни они оказались еще более хорошенькими, чем на фотографии. Мальчик обещал вырасти даже более привлекательным мужчиной, чем его отец, да и девочка в недалеком будущем должна была стать удивительной красавицей.
     Несмотря на славные мордочки, дети выглядели так же жалко, как этот дом. Их волосы были всклокочены, словно расческа не касалась их не то что несколько дней, а, по крайней мере, целый месяц. Несмотря на то что оба малыша, похоже, совсем недавно умывались, их одежда была грязной и потрепанной, а уж вылинявшей настолько, насколько ее могла довести до подобного состояния по меньшей мере сотня стирок.
     Достаточно было одного взгляда, брошенного на этих детей, чтобы Кэрри уверилась в том, что с самого начала была права: она нужна этой семье.
     - Привет, - сказала Кэрри, стараясь, чтобы это прозвучало как можно веселее. - Я ваша новая мама. Дети переглянулись, а затем уставились на Кэрри расширившимися от изумления глазами.
     Кэрри подошла к столу и поставила на него сумки, сразу отметив, что засаленная поверхность нуждается в том, чтобы ее основательно почистили. Чу-Чу путался под ногами у Кэрри, делая отчаянные попытки освободиться, и когда Кэрри отпустила поводок, он немедленно помчался к детям. Они во все глаза смотрели на собачку, но не осмеливались протянуть руку и коснуться ее.
     Открыв одну из сумок, Кэрри достала оттуда куклу с фарфоровой головкой. Эта изящная, сплошь разодетая в шелка игрушка была сделана во Франции.
     - Это тебе, - сказала она и протянула куклу девочке. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем девочка несмело приблизилась, чтобы взять подарок; она как будто боялась дотронуться до красавицы куклы.
     Затем Кэрри вытащила из сумки игрушечный кораблик.
     - А это для тебя, - Кэрри поманила к себе мальчика.
     По его глазам она видела, что ему страшно хочется взять игрушку, он даже сделал шаг вперед, но тут же отступил обратно и отрицательно замотал головой.
     - Я купила это специально для тебя, - Кэрри решила попробовать уговорить мальчика. - На таких кораблях мои братья путешествуют по всему миру. Этот кораблик выглядит точь-в-точь как настоящий; Я бы так хотела, чтобы ты его взял.
     По лицу мальчика было видно, какая внутренняя борьба происходит в нем: словно одна частичка его существа отчаянно хотела иметь эту игрушку, а другая твердила, что ему ни в коем случае нельзя брать ее.
     В конце концов мальчик насупился - теперь он стал просто вылитый отец - и осведомился таким тоном, что сразу стало ясно: победила враждебная Кэрри половинка:
     - А где папа?
     - Думаю, он помогает выгружать мой багаж.
     Мальчик коротко кивнул и быстро выскочил из дома, так ловко справившись с дверью-калекой, что даже не подверг свою жизнь смертельной опасности.
     - Ну, - начала Кэрри, примостившись на одном из относительно целых стульев, - мне кажется, он на меня сердится. Ты случайно не знаешь, за что?
     - Папа сказал, что вы наверняка будете страшилищем, но мы не должны обращать на это внимания. Он сказал, что на свете есть много очень противных вещей, но с этим ничего нельзя поделать. - Девочка склонила набок головку и изучающе оглядела Кэрри. - Но вы вовсе не похожи на страшилище.
     Кэрри улыбнулась девчушке. В свои от силы пять лет она была очень развитым ребенком.
     - Я считаю, что немножко нечестно сердиться на кого-то только потому, что он не урод.
     - Моя мама очень красивая.
     - О, тогда мне все ясно. - И ей действительно все стало ясно..
     Если бы ее собственная красавица мать умерла, а ее отец женился бы на другой красивой женщине, Кэрри тоже не пришла бы от этого в восторг. Если бы ее отец задумал жениться вторично, она бы скорее предпочла безобразную мачеху. Очень, очень безобразную.
     - А ты тоже имеешь что-нибудь против того, что я не похожа на чучело? Тогда ты только скажи, и я сразу стану уродиной. Вот такой. - Кэрри начала корчить рожи, оттягивая указательными пальцами нижние веки, а большими делая из носа "пятачок".
     Девочка прыснула.
     - Как ты думаешь, Темми больше понравится, если я стану такой?
     Девочка кивнула и опять хихикнула.
     - А теперь иди-ка сюда. Я буду тебя причесывать, а ты расскажешь мне, как собираешься назвать куклу.
     Девочка колебалась, как бы размышляя, какую форму поведения в данной ситуации одобрил бы ее отец. В это время Кэрри достала из сумки блестящую серебряную расческу. Восхищенно ахнув при виде такой красивой вещи, девочка сразу оказалась рядом с Кэрри, пристроилась у нее между колен и позволила ей заняться своими волосами.
     - Значит, тебя зовут Даллас? - спросила Кэрри, осторожно водя расческой по мягким, густым волосам девочки. - Какое необычное имя.
     - Мама говорила, так называется место, где меня сделали.
     - Как на фабрике? - произнесла Кэрри не подумав и, - сконфузившись, закашлялась. Хорошо, что девочка стояла к ней спиной и не видела, как ее лицо залила краска смущения. - Да, конечно. А как тебя называют домашние? Дэлли?
     Девочка на несколько секунд погрузилась в размышления:
     - Если хотите, можете называть меня Дэлли.
     Кэрри украдкой улыбнулась:
     - Это так здорово, что я буду звать тебя таким именем, которым тебя больше никто не зовет.
     - А его как зовут? - Дэлли показала на Чу-Чу.
     Кэрри ответила.
     - Это потому, что он страшно расчихался в тот день, когда мой брат подарил его мне. Но после этого он, по-моему, вообще ни разу не чихнул, представляешь?
     Однако Даллас даже не улыбнулась в ответ, только важно кивнула, и Кэрри почувствовала, как у нее защемило сердце. Как это несправедливо, что девочка так серьезна не по летам.
     - Ну вот, - сказала Кэрри. - Твои волосы в порядке и выглядят просто замечательно. Хочешь взглянуть? - Кэрри вынула зеркальце в серебряной оправе, и девочка принялась разглядывать свое отражение. - Ты очень хорошенькая, - по-
     Спешила уверить се Кэрри.
     Дэлли кивнула.
     - Но не красавица. Не такая, как моя мама. - Она вернула зеркальце Кэрри.
     Странно было слышать подобные слова в устах маленькой девочки. Кэрри еще раз оглядела мрачную, сырую комнату.
     - Кстати, как насчет обеда? В этом доме есть что-нибудь съедобное?
     - Папа сказал, что теперь вы будете готовить обед. Он сказал, что вы умеете готовить все кушанья на свете и нам больше никогда не придется сидеть голодными.
     Кэрри улыбнулась:
     - Именно об этом я и собираюсь сейчас позаботиться.
     Поднявшись со стула, она подошла к одиноко стоящему буфету и открыла дверцы. Но когда она заглянула внутрь, у нее екнуло сердце. Все, что ей удалось обнаружить - это полбуханки черствого хлеба и три жестянки с горохом. Кэрри почувствовала, как в ней нарастает гнев на Джоша. Да будь она хоть искуснейшим кулинаром в мире, ей было бы не под силу приготовить что-нибудь из столь скудных припасов.
     Наконец, обшарив самые дальние закоулки буфета, Кэрри наткнулась на банку домашнего клубничного варенья. Вытащив банку, она объявила:
     - Сегодня мы устроим настоящий пир - будем есть хлеб с вареньем. У меня в сумке лежит толстенный пакет китайского чая, так что мы попьем чайку и премило скоротаем вечер.
     - Мы не должны это трогать, - возразила Даллас, указывая на варенье. - Папа говорит, что нам придется беречь его для особых случаев. Это подарок от тети Элис, она сама его сделала.
     Кэрри улыбнулась:
     - Любой день в нашей жизни можно по какой-либо причине считать особым. Не может быть, чтобы человек не вспомнил ни одного события, произошедшего за этот день, которое стоило бы отпраздновать. А сегодня у нас целая куча поводов для веселья: я приехала к вам, у тебя новая кукла, и Темми тоже получил в подарок новую игрушку.
     - Ему не понравится, что вы называете его Темми. Он просто Тем.
     - А, ясно. Он слишком взрослый для того, чтобы быть Темми, так?
     Девочка серьезно кивнула.
     - Я постараюсь запомнить, что такого солидного господина называть Темми нельзя. А теперь давай-ка накроем стол к обеду.
     И тут выяснилось, что девочка не имеет никакого понятия о том, что означает "накрывать на стол". Тогда Кэрри поставила сумки на пол и до-
     Стала изумительную шотландскую шаль огромных размеров. Она словно вспыхнула ало-розовой искоркой и на миг озарила своим светом эту унылую комнату, в которой не было других источников освещения, кроме единственной свечи на каминной полке. Даллас изумленно смотрела на Кэрри, которая расстелила на столе старые газеты, взятые из тощей стопочки возле очага, а затем набросила поверх них шаль. Потом Кэрри занялась поиском чистых тарелок, но таковых в доме не оказалось. Она оглядела груду посуды в мойке, но так и не смогла сообразить, что же с ней надо сделать. В доме родителей Кэрри все было устроено предельно просто: грязные тарелки уносились из столовой, а затем возвращались обратно чистыми, но Кэрри совершенно не представляла себе, что происходит в промежутке времени между "до" и "после" этого превращения.
     Потерпев неудачу с чистыми тарелками, Кэрри снова полезла в сумку и извлекла оттуда четыре носовых платка.
     - Мы устроим пикник, - пояснила она, раскладывая платки на импровизированной скатерти. Затем из той же сумки появились четыре маленьких серебряных стаканчика. Она всегда брала их с собой в дорогу, поскольку мать категорически запрещала ей пользоваться общей кружкой, из которой пили все прочие пассажиры.
     Стоя немного в сторонке, Даллас, затаив дыхание, наблюдала за манипуляциями Кэрри. Серебряные стаканчики привели ее в полный восторг, она подошла ближе, глядя на сумку с таким благоговением, словно это был волшебный сундучок из сказки, тот самый, из которого может появиться все-все на свете - стоит только пожелать.
     В заключение Кэрри вынула из сумки хрустальную коробочку для шпилек, вытерла ее чистым носовым платком и вывалила туда все клубничное варенье из банки. Даллас еще никогда в жизни не приходилось видеть, чтобы на стол не ставили ничего, кроме варенья, да и вообще вся эта процедура приготовления к принятию пищи, которую к тому же подают в такой красивой посуде, была внове для нее. Кэрри нарезала хлеб и сложила его горкой на носовом платке посреди стола, затем немного отступила назад, любуясь делом своих рук.
     - По-моему, замечательно, как ты находишь?
     Даллас была не в силах вымолвить ни слова. Она только кивнула. В отблесках свечи сверкали и переливались серебро и хрусталь, а огненная скатерть мерцала каким-то загадочным светом. Это была самая потрясающая картина, которую Даллас когда-либо видела. Да и эта женщина, сказавшая, что она ее новая мама, кукла, которую Даллас сжимала в руках, крошечная собачка - они казались девочке самыми прекрасными на свете.
     Даллас посмотрела на Кэрри и улыбнулась ей. Кэрри ответила улыбкой.
     В этот момент в дверях появились Джош и его сын, и только слепой мог не заметить, что перетаскивание на своем горбу двадцати-скольких-тотам чемоданов, набитых доверху дамской одеждой, отнюдь не способствовало улучшению настроения Джоша.
     - Мы свалили все в сарае, - сообщил он сквозь зубы. - Конечно, из-за этого там совершенно не осталось места для лошадиного корма, да и все инструменты пришлось выволочь наружу; так что если сегодня пойдет дождь, мы сами, вероятно, слегка подмокнем, но все ваши чемоданы останутся в целости и сохранности. - Тут его взгляд упал на стол, на который его сын уже давно таращился в немом изумлении, выпучив глаза и открыв рот. - Это еще что такое?
     - Обед, - с гордостью сообщила Кэрри. Джош должен будет признать, что заблуждался на ее счет. Он пообещал детям, что их новая мать накормит их сегодня вечером. Что ж, она выполнила свою задачу. - Дети проголодались.
     Продолжая хмуриться, Джош потрогал хрустальную вазочку с вареньем, скользнул взглядом по хлебу, нарезанному почти прозрачными ломтиками и разложенному на носовом платке с вышитыми монограммами.
     - Хлеб с вареньем, - мрачно констатировал он. - А вы не находите, что это не слишком подходящая еда для детей? Кэрри пристально смотрела на него, начиная понимать, что он из упрямства никогда не признает открыто своего поражения.
     - Ничего другого я не нашла. Неужели вы думаете, что кто-нибудь, даже та образцовая хозяйка, которую вы ждали, сумел бы приготовить сносный обед из тех продуктов, которые имеются в вашем доме?
     - А консервы? - не уступал Джош. - Неужели вы не могли додуматься хотя бы подогреть банку консервов? И почему дрова в очаге едва тлеют? Почему вы не поддерживали огонь? Здесь ведь околеть можно.
     Дети переводили взгляд с Кэрри на отца. Они были здорово напуганы. Отец столько раз твердил им, что они должны вести себя очень вежливо с этой женщиной, которая приедет, чтобы заботиться о них, а сам теперь вовсе не вежлив с ней.
     Кэрри молчала, решив, что разумнее будет не огрызаться.
     И тут Джош вдруг хлопнул себя по лбу, как будто его внезапно осенило.
     - Ну конечно! Все дело в том, что вы просто не умеете открывать консервные банки, так? А если моя догадка верна, то вы, скорее всего, также не представляете себе, что значит "по