одной женщине, то к другой!
   К ним присоединились и Николас с Китом  -  подобно  большинству  тамошних
мужчин,  они  любили   быть   со   всех   сторон   окруженными   смеющимися,
возбужденными, хорошенькими женщинами. К испугу Дуглесс, Кит отобрал для нее
ткани на два платья и заверил ее, что пора уже ей  носить  свои  собственные
наряды.
   Ворочаясь той ночью в постели, Дуглесс некоторое время провела без сна  и
все размышляла над тем, сколь  отличны  люди  елизаветинской  Англии  от  ее
современников и, вместе с тем, как все-таки схожи с ними! Читая романы,  где
действие происходило в эпоху Елизаветы, Дуглесс почему-то усвоила, что народ
в  то  время  почти  ничего  не  делал,  кроме  того,  что  вел  бесконечные
политические  дискуссии.  Создавалось  впечатление,  что  даже  при  наличии
телевидения,  радио  и  различных  политических  еженедельников  с  обзорами
новостей американцы как будто и вполовину не  информированы  так,  как  были
якобы искушены в политике всякие персонажи из романов о жизни средних веков.
Однако,  как  очень  скоро  поняла  Дуглесс,  люди  тут,   подобно   обычным
американцам, куда больше интересуются фасонами одежды,  сплетнями  или  тем,
как надлежащим образом управлять сложным хозяйством своих огромных поместий,
нежели тем, что именно в данный момент делает королева!
   В конечном итоге Дуглесс решила, что станет, конечно, делать  для  народа
все, что в ее силах, но одновременно она поняла, что  изменять  уклад  жизни
людей шестнадцатого столетия вовсе не входит в ее задачу! Ее ведь  направили
в прошлое с тем, чтобы она спасла жизнь Николаса, и именно  на  этом  она  и
намеревалась сосредоточиться. Она тут - наблюдатель, а вовсе не миссионер!
   Был, правда, один аспект в этой средневековой жизни,  с  которым  Дуглесс
никак не могла смириться, это - отсутствие ванн. Люди, конечно, умывались  и
мыли руки и ноги, но  целиком  мылись  весьма  редко.  Гонория  не  уставала
напоминать Дуглесс о том, что та "слишком уж часто" (это - трижды в неделю!)
принимает ванну. Дуглесс и сама терпеть не могла эту процедуру: нужно  было,
чтобы слуги занесли  в  спальню  лохань  для  купания,  затем  другие  слуги
начинали шнырять с ведрами горячей воды в  руках.  Усилия  по  приготовлению
ванны были  столь  грандиозными,  что  обычно  после  того,  как  вымывалась
Дуглесс, в той же воде, чтобы она не пропадала, мылись еще двое.  А  однажды
вышло так, что Дуглесс пришлось мыться в третью очередь,  и  на  поверхности
воды плавали чьи-то вши!
   Мытье это уже начало превращаться для  нее  во  что-то  вроде  навязчивой
мании, пока Гонория случайно не  показала  ей  фонтан  в  "узловом"  садике.
"Узловым" сад назывался потому, что зеленые изгороди в нем были спланированы
весьма хитроумно, в виде как бы сетки с узлами, а внутри "петель" находились
клумбы с яркими  цветами.  В  самом  центре  сада,  образуемом  пересечением
четырех таких "узлов", был  устроен  фонтан:  струя  била  из  подставки  на
высоком камне и  падала  в  маленький  прудик.  Как  выяснилось,  мальчишку,
смотревшего за фонтаном, послали повернуть регулировочное колесо.
   - Ой, как здорово! - воскликнула Дуглесс. - Прямо как  водопад  или...  -
тут глаза ее заблестели, - или... как душ!  -  Именно  в  этот-то  момент  в
голове у нее созрел  некий  замысел!  Позже  она  поговорила  с  мальчишкой,
который знал, как поворачивать колесо, наедине  и  пообещала  заплатить  ему
один пенс, если он встретит ее тут завтра, в четыре часа утра.
   И вот поутру, в  четыре  часа,  Дуглесс  на  цыпочках  вышла  из  спальни
Гонории, спустилась вниз по лестнице и прошла в садик.  Она  несла  с  собой
шампунь,  тюбик  с  краской  для  волос,  полотенце  и  матерчатую  мочалку.
Мальчишка с заспанными глазами, но тем не менее  улыбающийся,  взял  от  нее
пенни (Гонория снабдила ее монеткой!) и  пошел  поворачивать  регулировочное
колесо. Дуглесс мгновение поколебалась, сбрасывать ли с себя всю одежду  или
нет, но, поскольку было еще темно и обитатели дома должны были подняться еще
не скоро, она выскользнула из взятого напрокат халата и  длинной  полотняной
рубашки и шагнула в фонтан.
   Наверное, никто за всю историю человечества не наслаждался "душем" более,
чем она! Дуглесс казалось, будто вместе  с  грязью,  жиром  и  потом  с  нее
смываются прожитые годы! Она ни разу  не  почувствовала  себя  чистой  после
купаний в лохани. После всех этих недель без душа она ощущала себя  чумазой.
Вымыв голову трижды шампунем и наложив на волосы немного краски,  она  также
сбрила волосы у себя на ногах и под мышками, после чего  почувствовала  себя
обновленной! Божественно, абсолютно божественно!
   После довольно долгого  пребывания  под  струями  она  наконец  вышла  из
фонтана, свистнула мальчишке, чтобы тот  закрутил  колесо,  затем  вытерлась
насухо и облачилась в халат.
   Направляясь по дорожке к дому, она сияла. И, может, потому,  что  слишком
широко - до ушей! - улыбалась и не могла из-за этого хорошо  видеть  или  же
потому, что еще было темновато и не все можно было рассмотреть,  но  она  на
кого-то наткнулась.
   - Глория! - в изумлении воскликнула Дуглесс и  только  потом  сообразила,
что перед нею - наследница-француженка. - Я хотела сказать...  -  запинаясь,
забормотала она, - надеюсь вы не Глория, нет? А где же ваша  львица?  -  Тут
Дуглесс сама удивилась тому, что это она городит. Она лишь изредка встречала
наследницу, но при всех таких встречах ее неизменно  сопровождала  рослая  и
явно слишком уж о ней пекущаяся то ли охранница, то ли нянька, - Я вовсе  не
имела в виду... - опять начала Дуглесс, намереваясь принести свои извинения.
   Однако француженка не стала ее  слушать  и,  задрав  нос,  проплыла  мимо
Дуглесс, говоря при этом:
   - Я уже достаточно взрослая, чтобы и самой о себе позаботиться!
   Глядя на упитанную  спину  девицы,  Дуглесс  улыбнулась:  говорит  она  в
точности как ее пятиклассницы! Те тоже всегда воображают,  будто  достаточно
взрослы, чтобы самим о себе позаботиться!
   - Что, удалось тайком выскользнуть, да? - все так же с  улыбкой  спросила
Дуглесс. Девица  моментально  обернулась,  и  выражение  ее  лица  несколько
смягчилось.
   - Она и вправду храпит там! - сообщила она с некоторым подобием улыбки на
лице. Потом, поглядев на фонтан, спросила:
   - А вы-то что тут делаете?
   Дуглесс тоже посмотрела на фонтан и к  своему  ужасу  увидела,  что  весь
маленький бассейн полон, мыльных пузырей. По  ее  мнению,  они  олицетворяли
собой явление загрязнения окружающей среды,  но,  видимо,  юной  француженке
пузыри показались чем-то чудесным, потому что  девица,  нагнувшись,  набрала
полную пригоршню мыльной воды.
   - Я тут мылась, - ответила Дуглесс.  -  А  вы  не  хотите  ли?  Деликатно
пожимая плечами, девица ответила:
   - Нет, я такого хрупкого здоровья!
   - Ну, мытье не причинит вреда... - начала было Дуглесс и тут же  умолкла.
Никаких попыток миссионерства! Не забывай об этом!  -  напомнила  она  себе.
Подойдя к девушке поближе,  она  внимательно  поглядела  на  нее  при  свете
начинающегося утра и спросила:
   - А кто вам сказал, что здоровье у вас такое уж хрупкое?
   - Леди Холлет, - ответила та и, поглядев на Дуглесс, пояснила:
   - Ну, та самая, "львица" - гувернантка моя!
   Дуглесс призадумалась: говорить или нет? Она понимала,  что  рискует,  но
девочка выглядела какой-то одинокой, и Дуглесс решилась.
   - Так значит, леди Холлет уверила вас,  что  вы  -  слабого  здоровья,  и
именно поэтому она и позволяет себе наставлять вас в том, чем вам питаться и
когда можно, а когда нельзя выходить на прогулку, верно?  В  общем,  вы  под
колпаком и вам приходится еще до рассвета тайком прокрадываться в сад, чтобы
рассмотреть его получше! Вы именно это имели в виду?!
   Девушка открыла было рот, но затем с каменным выражением лица произнесла:
   - Леди Холлет оберегает меня от контактов с представителями низших  слоев
общества! - При этом она смерила Дуглесс презрительным взглядом.
   - Это - от таких, как я, что ли? - подавляя улыбку, спросила Дуглесс.
   - Вы - никакая не принцесса! - ответила девушка. - Леди  Холлет  говорит,
что принцесса не позволила бы себе разыгрывать  всякие  спектакли,  как  это
делаете  вы!  И  еще  она  сказала,  что  вы  необразованны:  вы  ведь  даже
по-французски не говорите!
   - Ну, хорошо, это все утверждает леди Холлет. А вы сами-то  что  обо  мне
думаете? - спросила Дуглесс.
   - Что вы - не принцесса, не то вы бы не...
   - Нет-нет! - перебила ее Дуглесс. - Не надо повторять того,  что  говорит
леди Холлет! Скажите-ка мне, как вы сами считаете!
   Девушка уставилась на Дуглесс, явно не зная, что ответить.
   Подбодрив ее улыбкой, Дуглесс спросила:
   - Ну, а Кит вам нравится?
   Француженка смотрела  куда-то  вниз,  на  свои  руки  и,  как  показалось
Дуглесс, покраснела.
   - Что, настолько уж все плохо? - опять спросила Дуглесс.
   - Он меня совсем не замечает! -  шепотом  ответила  девица,  и  голос  ее
задрожал от слез. Вдруг она упрямо вскинула голову и с ненавистью посмотрела
на Дуглесс - в этот момент она выглядела точь-в-точь как Глория!
   - Он глядит на вас! - сказала она.
   - На меня?! - удивилась Дуглесс. - Но Кит мной вовсе не интересуется!
   - Тут все мужчины влюблены в вас! И леди Холлет говорит, что вы  чуть  ли
не... чуть ли не...
   - Ой, не надо мне сообщать, кто я  такая!  -  скривив  губы,  воскликнула
Дуглесс. - Меня ведь уже по-всякому называли!  Послушайте-ка...  А  как  вас
зовут?
   - Мое имя - леди Аллегра Люсинда Николетта  де  Куре,  -  гордо  ответила
девица.
   - А как вас  называют  близкие?  -  спросила  Дуглесс.  Девица  несколько
замешкалась, но затем улыбнулась и сказала:
   - Моя первая няня звала меня Люси.
   - Значит, Люси! - с улыбкой проговорила  Дуглесс  и,  поглядев  на  небо,
сказала:
   - Мне кажется, нам лучше вернуться в дом. А то нас начнут  искать...  нас
обеих.
   Люси в испуге поглядела на нее,  потом,  подобрав  свои  тяжелые  дорогие
юбки, пустилась бежать к  дому:  ее  явно  страшила  мысль  о  том,  что  ее
отсутствие может быть обнаружено.
   - Завтра утром! - крикнула ей в спину  Дуглесс.  -  В  это  же  время!  -
добавила она, но не была уверена, услышала ее Люси или нет.
   Дуглесс тоже направилась к дому, не обращая никакого  внимания  на  слуг,
глядевших на ее мокрые волосы и халат. Открывая дверь в спальню Гонории, она
тяжко вздохнула: ну вот,  сейчас  вновь  начнется  этот  долгий,  неприятный
процесс одевания, а ей теперь более всего хочется облачиться в  свои,  такие
удобные, джинсы и спортивный свитер!
   После завтрака она тихонько ускользнула от других женщин и направилась на
поиски Николаса. Дамы требовали от нее новых песен, а их запас, и  без  того
скромный, Дуглесс уже исчерпала. Она  намеревалась  просто  промурлыкать  им
соответствующие мелодии и убедить дам  придумать  на  них  свои  собственные
слова. Но сегодня она намерена поговорить с Николасом: ведь ничто  связанное
с его будущей казнью не изменится, если она не переговорит с ним!
   Она нашла его в комнате, которая более  всего  походила  на  контору.  Он
сидел за столом, заваленным бумагами,  и,  похоже,  занимался  суммированием
каких-то цифр на бумаге.
   При виде Дуглесс он недоуменно поднял  бровь  и  вновь  уткнулся  в  свои
бумаги.
   - Николас, не можешь же ты все время  меня  игнорировать!  -  воскликнула
она. - Нам надо поговорить! Найди время и выслушай меня!
   - Я занят, - отозвался он. - И не надо  мешать  мне  вашей  бессмысленной
болтовней!
   - Болтовней?! Чушь какая-то! - возмутилась она, но он еще раз взглянул на
нее, как бы призывая к спокойствию, и вернулся к своим цифрам. Эти  цифровые
записи Дуглесс представлялись совершенно бессмысленными, потому  что  иногда
он пользовался римскими цифрами, иногда писал числа словами, употребляя  при
этом  "...десять"  вместо  "...дцать",  а  в  некоторых  случаях  употреблял
арабские цифры. Стоит ли удивляться, что эти подсчеты  даются  ему  с  таким
трудом! Дуглесс открыла  висевший  на  поясе  небольшой  вышитый  кошелек  и
вытащила  из  него  свой  калькулятор,  работавший  от   солнечного   света.
Калькулятор она теперь постоянно носила с собой, потому что Гонория и другие
дамы подсчитывали число стежков при  вышивке,  и  Дуглесс  часто  что-нибудь
складывала и вычитала для них, проверяя точность расчетов. Положив  рядом  с
рукой Николаса калькулятор, она спросила:
   - А Кит уже показал тебе, где в Беллвуде находится та потайная дверца?
   - Лорд Кит! - выразительно поправил он. - И это вас не касается!  И  я  к
вам также не имею касательства! А в этом вопросе - также и все  домочадцы  в
доме моей матушки! И вообще, сударыня, видеть здесь вас никто не желает!
   Она продолжала стоять над ним и видела, что, несмотря на гнев, он взял  в
руки калькулятор и принялся нажимать на нем кнопки.  Он  набрал  все  нужные
цифры, не забывая в промежутках между ними  нажимать  на  кнопку  "Плюс",  а
затем посмотрел на итоговую сумму, появившуюся в окошечке. По  ходу  беседы,
не прерывая ее, он записал сумму на своем листке бумаги.
   - Так, и вот еще... - пробормотал он,  начиная  складывать  цифры  второй
колонки.
   - Николас, - шепотом воскликнула она, - значит, ты помнишь! - У нее  даже
дыхание перехватило, но затем она повторила погромче:
   - Стало быть, ты помнишь?!
   -  Ничего  я  не  "помню"!  -  сердито  выкрикнул  он,   уставившись   на
калькулятор, лежавший у него на ладони. Только в эту минуту он осознал,  что
пользовался им, но теперь уже  не  понимал  толком,  что  это  такое  и  как
работает, поэтому отшвырнул от  себя  эту  вещицу,  как  если  бы  она  была
каким-то средоточием зла!
   Для Дуглесс было большим утешением  видеть,  что  он  умеет  пользоваться
калькулятором: значит, что-то из того, что он пережил в двадцатом  столетии,
все же отложилось где-то в глубинах его памяти! Конечно, это необычно,  ведь
все происходило  на  четыре  года  позднее,  если  вести  отсчет  времени  с
сегодняшнего дня, но ведь и до рождения Дуглесс с  сегодняшнего  дня  должно
еще пройти четыре сотни лет! С ней постоянно творятся многие странные  вещи,
и  сейчас  она  просто  никак  не  может  подвергнуть  сомнению  его  умение
управляться с калькулятором! Но если он помнит это, тогда, стало быть, он  и
ее помнит!
   Опустившись возле него  на  колени  и  положив  руки  на  его  руку,  она
прошептала:
   - О, Николас, так ты и впрямь помнишь!
   Николас хотел оттолкнуть ее от себя, но не мог. И что  в  ней  такого,  в
этой женщине? Ну, хорошенькая, разумеется, но он видывал и  более  красивых!
Да, никакого сомнения, ему встречались женщины и куда более соблазнительные,
чем она, но эта... эта попросту никогда не уходит из его мыслей!
   - Ну, пожалуйста! -  шептала  тем  временем  Дуглесс.  -  Пожалуйста,  не
закрывай свое сознание от меня! Не надо  мне  противиться!  Ты  же  способен
вспомнить и большее, если только позволишь себе это!
   - Ничего я не помню! - твердо повторил он, глядя ей прямо в глаза. О, ему
так хотелось сорвать сеточку с ее волос и рассыпать их по  плечам,  расплетя
косы!
   - Да нет, ты все-таки помнишь! - возразила она. - А иначе как бы ты сумел
воспользоваться калькулятором?!
   - Я и не... - начал было он и осекся, глянув  на  эту  маленькую  вещицу,
валявшуюся  поверх  его  бумаг.  Верно  ведь:  каким-то  образом  ему  стало
известно, как ею пользоваться, как с ее помощью складывать цифры! Он  вырвал
руку, которую она держала, и воскликнул:
   - Оставьте меня!
   - Но, Николас, будь же добр, выслушай меня! - молила она.  -  Ты  должен,
обязан сказать мне, сообщил ли Кит тебе о той дверце  в  Беллвуде  или  нет!
Ведь это поможет нам сообразить, как много еще осталось времени, пока  он...
пока он не утонет! - Точнее, пока  Летиция  не  распорядится  убить  его!  -
подумала она. - Речь может идти о неделях или же  о  месяцах,  -  продолжила
она, - но если  только  он  уже  показал  тебе  дверцу,  то  остается  всего
несколько дней! Ну, пожалуйста, Николас, не  надо  противиться  мне  в  этом
деле!
   Однако он не желал позволить ей взять над собою верх!  Он-то  не  намерен
уподобляться остальным обитателям дома, которые только и делают, что ищут ее
благосклонности! И он, Николас, уже который день  ждет,  когда  в  обмен  на
очередную песню она потребует кошелек с золотом! И даже мать так влюбилась в
нее, что прямо-таки жаждет отдать ей золото, в этом не может быть  сомнений!
Так все и идет: леди Маргарет осыпает эту женщину  бесчисленными  подарками,
нарядами и веерами и роется в сундуках  с  драгоценностями  семьи  Стэффорд,
чтобы ссудить ей в пользование еще и такие богатые украшения,  какие  только
доступны воображению!
   - Не знаю я ни о какой дверце! - ответил наконец Николас. И  солгал,  ибо
всего лишь несколькими днями раньше Кит показал-таки ему дверцу!
   Сев на корточки - при этом  юбка  из  зеленого  атласа  встала  колоколом
вокруг ее ног, - Дуглесс с облегчением вздохнула.
   - Ну, и замечательно! - прошептала она.  -  Замечательно!  Ей  как-то  не
хотелось и думать, что Кит близок к смерти: ведь  если  Кит  не  умрет,  то,
весьма вероятно, Летиция упустит  свой  шанс  вцепиться  мертвой  хваткой  в
Николаса,  и  в  таком  случае  можно  будет  предотвратить  эту  чудовищную
несправедливость! А кроме того, возможно, что  после  того,  как  Кит  будет
спасен от гибели, ее перебросят назад, в двадцатое столетие!
   - Вам столь не безразличен мой брат? - спросил Николас, все так же взирая
на нее сверху вниз.
   - Ну, он, по-моему, славный парень, - ответила она с  улыбкой,  -  но  он
никогда не стал бы... - Она умолкла, чуть не проговорив:  "моим  любимым  на
всю жизнь". Затем она посмотрела в голубые глаза Николаса, и  на  память  ей
пришла ночь, когда они занимались любовью. Она  вспомнила  его  смех  и  его
интерес ко всему в ее мире. И не давая себе отчета в том,  что  делает,  она
протянула к нему руку. Он же взял ее и прижался губами к кончикам пальцев.
   - Колин! - прошептала она.
   - Прошу прощения, сэр! - раздался тут чей-то голос из-за дверей.
   Николас отпустил ее руку,  и  Дуглесс,  понимая,  что  подходящий  момент
утерян, вскочила и оправила юбки.
   - Так ты мне сообщишь о дверце, да? - напомнила она. - Нам придется очень
зорко следить за Китом!
   Николас не смотрел на нее. Эта  женщина  способна  говорить  лишь  о  его
брате! Его-то, Николаса, мыслями она  завладела  всецело,  но,  похоже,  что
такого же влечения к нему она не испытывает!  Да,  у  нее  в  помыслах  один
только Кит!
   - Уходите! - пробормотал он себе под нос и повторил громче:
   - Ступайте и пойте свои песни другим! А для того, чтобы околдовать  меня,
вам потребуется кое-что большее, чем просто песня! - И, глядя на калькулятор
так, как если б это была какая-то дьявольская выдумка, добавил:
   - И это заберите с собой!
   - Ты можешь оставить его у себя и пользоваться им, если хочешь, - сказала
Дуглесс.
   Но он, жестко глядя на нее, сказал:
   - Нет, я не знаю, как это делается!
   Вздохнув, Дуглесс взяла калькулятор и вышла из комнаты.  Все  ее  попытки
поговорить с Николасом оказались безрезультатными! Кажется, Николас считает,
будто охраняет от нее свое семейство! Она не могла не улыбнуться, потому что
помнила, как Николас, которого она так любила  в  прошлом,  тоже  ставил  на
первое место свое семейство! Тогда,  в  двадцатом  столетии,  он  все  хотел
вернуться, возможно даже на казнь, ради спасения своей семейной чести!
   Нет, этот мужчина все  же  -  тот  самый  Николас,  которого  некогда  ей
довелось полюбить! И только поверхностному наблюдателю,  помнившему  лишь  о
женщинах на столе или в беседке, он должен был представляться тем ловеласом,
каким его изображали во всех этих исторических сочинениях!  Ну,  разумеется,
ей не нравятся его раздражение  и  враждебность  по  отноше