иной шага, когда голос мужчины заставил меня остановиться.
     - Ваш муж - я, мадам,
     Я потеряла сознание во второй раз.

10

     Мне не хотелось вспоминать, что было дальше. Этот жуткий молчаливый человек, который оказался моим мужем, перекинул меня через плечо и понес вверх по лестнице. Я не могла не помнить, что Ретт тоже нес Скарлетт на руках, а потом занимался с нею любовью. Я боялась, что так и будет. По виду этот человек был возвратом к неандертальцам, но он был довольно сексуален. И к тому же он мой муж, он - Джейми...
     Положив меня на кровать, он вышел из комнаты и запер за собой дверь. Несколько минут спустя опять появился седой врач. И тут уж мне пришлось познакомиться с тем, как в те времена проводились гинекологические исследования. Когда-то мне хотелось увидеть самого короля, но пришлось увидеть совсем другое.
     Что ж, скажем лишь, что это происходило под покрывалом, и неудобства было столь мало, сколь возможно. Я понимала, в чем проблема. Упасть в обморок два раза за один день, могло означать, что леди де Грей беременна. Теперь-то понятно, почему она исчезла... Я как-то не думаю, чтобы она все дни напролет валялась в постели с этим темным и враждебным человеком, ее мужем, так что если Катрин беременна, то это от другого.
     Врач, не вынимая рук из-под покрывала, поднял голову и бросил на меня блеснувший взгляд. Мне стало все ясно. Все, вне сомнения, знали, что леди де Грей вот-вот разведется с мужем. К тому же, она беременна от другого...
     Я покраснела от смущения, но доктор, ничего не сказав, сложил в чемодан инструменты и вышел из комнаты.
     Вошла служанка. Она сняла с меня корсет (слава тебе, Господи!) и облачила меня в свободное платье-халат. Потом распустила мне волосы, расчесала их и вышла, оставив меня ждать. Вне сомнения, его.
     Итак, что же я скажу человеку, которому только что стало известно, что его жена, которая не спала с ним Бог знает сколько времени, беременна?
     Мне стыдно признаваться, но когда он вошел в комнату, я страшно нервничала. Я не люблю половую распущенность и всегда считала - и в книгах, и в жизни, - что мужчина должен быть один. А может, именно то, что происходило в этой моей жизни, и научило меня этому?
     - Вы меня сделали посмешищем для всей Англии. Зачем? - спросил он. Он бросил на меня только один взгляд, а потом отвернулся и принялся смотреть в окно.
     Должна сказать, что вблизи от него со мной происходили странные вещи. Я всегда считала, что с мужчинами нужно держать себя в руках. Находясь со Стивеном, я прекрасно отдавала себе отчет во всем, что происходило, будучи уверенной, что могу решить, что и как лучше сделать. Но этот человек заставил меня волноваться. Именно так лучше всего описать то, что со мной творилось: волнение. Если бы я только знала причину волнения, тогда, возможно, смогла бы быстро успокоиться.
     Я сглотнула.
     - Вы имеете в виду насчет мужчин? Ну, я... Я так одинока. Вы всегда в саду, а я...
     Он быстро обернулся и устремил на меня взгляд своих пронзительных глаз.
     - Наоборот. Я имею в виду полное отсутствие мужчин!
     В течение некоторого времени я никак не могла понять, о чем же речь, а когда все-таки поняла, то сначала не поверила.
     - Вы что, хотите сказать, что я... - Я усмехнулась. - Я девственница? - И, не сдерживаясь, я расхохоталась. Американка, которой тридцать девять лет, переносится назад во времени и попадает в тело двадцатисемилетней английской девственницы!
     - Вам нравится над этим насмехаться? - гневно промычал он.
     - Ну, есть немного, - ответила я, а потом подняла голову. - Так если я девственница, почему же вы решили разводиться со мной?
     - Как вам отлично известно, я собираюсь жениться на Фионе.
     "Как это современно", - подумала и рассердилась гораздо сильнее, чем следовало бы.
     Пока я переваривала эту отвратительную новость, Катрин произнесла тем ртом, который я до сих пор считала своим:
     - Развод сделает меня отверженной. Никто больше не захочет иметь со мной дела, если вы со мной разведетесь.
     - Об этом нужно было думать раньше, а не вести себя так, что теперь надо мной смеется вся Англия.
     - И как я себя вела? - осведомилась я, с каждой секундой все сильнее выходя из себя. Он уже выбрал себе следующую невесту, его жена была девственницей, и я же виновата!
     - Вы написали эти подлые письма! - гневно ответил он. - В которых признались, что якобы переспали со всеми мужчинами Англии, начиная с короля и так далее, по порядку. Я рогов не потерплю.
     - Вы что, с ума сошли? Каких рогов? Я же ни с кем не спала! Вы можете доказать всем, что эти письма лживы. Скажите, что у вас есть доказательства тому, что я не спала вообще ни с кем!
     Казалось, его глаза почернели:
     - Всем заявить, что моя жена - девственница?
     Жена?! Я не могла поверить своим ушам.
     - Значит, вы разведетесь со мной, сделаете меня отверженной и презираемой всеми, выгоните меня, прекрасно зная, что я невинна?
     Ответом мне был его взгляд. Да, именно так он и сделает.
     В течение этого обмена любезностями Катрин порхала вокруг, пытаясь дать мне понять, какой катастрофой будет для нее развод. Ей это сломает всю жизнь, а для него ничего не произойдет, у него останутся и его фамилия, и его деньги. Я глубоко возмутилась тому, как это несправедливо. Я посмотрела на него:
     - А почему бы вам тогда не взять ее... Я имею в виду, мою девственность? Вы, наверное, не можете, но не желаете, чтобы об этом кто-нибудь знал? А вы уже признались вашей возлюбленной Фионе, что вы не мужчина?
     До сих пор я никогда не позволяла себе провоцировать мужчин на насилие. Если бы я была героиней любовного романа, написанного лет десять тому назад, я бы уже давно оказалась в постели с задранной на голову юбкой, но лично я терпеть не могу слишком частых изнасилований в такого рода литературе. Когда я принесла в издательство свою вторую книгу, редактор (не Дария) сказала следующее:
     - Боюсь, что мы это не сможем напечатать, потому что в этой вещи герой не насилует героиню. Поэтому нашим читательницам покажется, что он недостаточно мужественен.
     Я разревелась и заявила:
     - Тогда придется мне искать другое издательство. Потому что если герой совершает изнасилование, то тогда это уже не герой!
     Сейчас это кажется вполне логичным; а тогда прозвучало чуть ли не как революция. Редактор его напечатала, но предупредила меня, что, наверное, вещь не разойдется. Вещь, разумеется, великолепно разошлась, а что касается этого редактора, то она перешла работать в издательство, которое выпускает порнографическую литературу.
     В общем, все это так, но сейчас я не владела собой. Я прижала руки к груди и отшатнулась от него. В его глазах было выражение зверя, и я поняла, как хочется ему доказать, что он может сделать то, чего раньше не делал. Но он не двинулся с места. Ударить женщину ему не позволяла честь, а от того, чтобы совершить изнасилование - которое, я видела, ему хотелось совершить - его удерживало что-то другое. Иногда в меня словно вселяется дьявол. Маленький такой, с пушистым хвостом и рыжей шкурой, как у лисицы. Он усаживается на мое правое плечо и приказывает мне делать всякие ужасные вещи. Несмотря на то, что во мне еще жила бедная девственница Катрин, которая страшно боялась этого человека и была в ужасе от всей несправедливости того, "что мужчины делают с женщинами", но лично я ничего не боялась.
     Я выпрямилась, прямо взглянула ему в глаза и издевательски спросила:
     - Вы ведь в самом деле не можете, правда же? И чем же, интересно, поможет вам женитьба на Фионе? Не можете со мной, не сможете и с ней.
     Разумеется, я прекрасно знала, что этого говорить не следует. Его лицо стало такого цвета, что на него нельзя было смотреть без ужаса. Какого, любопытно знать, взгляда придерживались в то время мужчины на вопрос о битье жен?
     К счастью, должна сказать, что он не сделал никакой попытки совершить рукоприкладство. Он просто отвернулся от меня. Но я прекрасно видела, что он весь трясется от гнева.
     - Вы зашли слишком далеко, - прошептал он. Тут мне окончательно стало ясно, что с ним не все в порядке.
     Мне кажется, средства массовой информации в Америке внушили всем нам слишком сильное чувство вины в случае, если мы равнодушны к чужим проблемам. Поэтому, даже несмотря на то, что этот человек был ужасен, я почувствовала жалость. Импотенция очень сильно влияет на мужчин, и это не зависит от века.
     Я подошла к нему.
     - Послушайте, бывает, что у этого есть причина. Может быть, физическая причина... а еще иногда бывает, причина в физиологии. Может, если бы мы поговорили об этом, мы бы могли найти причину... А если найти причину, уже, может быть, удалось бы решить проблему. Во всяком случае, я уверена, что это не значит, что вы не мужчина - то, что вы не можете...
     Его смех остановил меня. Я терпеть не могу, когда надо мной смеются. А в особенности я не могу терпеть, когда смеются так, как он смеялся, насмешливо и уничтожающе.
     - Надо же, какой же вы еще ребенок, - сказал он. - Невинный ребенок!
     Сказать о его тоне "насмешливый", это еще не сказать ничего! Вновь рассердившись, я отрезала:
     - Мне кажется, вы зря полагаете, что я так уж невинна. Ох, как он на меня взглянул! Он был очень похож на изображение с книжной обложки - а кто лучше меня знает, какие бывают изображения на обложках? Одет безупречно (кстати, не перевариваю это словечко), в снежно-белом галстуке (да-да, честное слово!), широкоплечий, с узкими бедрами, элегантный, руки с длинными пальцами. Его роскошная голова откинута назад, а ко мне обращен только его длинный аристократический нос. С такой насмешкой... С таким превосходством... Он был так уверен, что он, мужчина, конечно, знает все, а эта миниатюрная женщина - я - ничего.
     - Так вы в самом деле не невинны, Катрин? - Он двинулся по направлению ко мне и приближался медленными движениями, с неподвижностью волны прилива. - В самом деле нет?
     Ясно было, что он собирается поцеловать меня. Я хотела его остановить, потому что во мне отчасти отзывался тот страх перед ним, который испытывала Катрин. Но мне было уже некуда отступать.
     Когда его губы уже касались моих, я вспомнила, как однажды Нора сказала: "Если бы вам пришлось однажды с ним поцеловаться, вы почувствовали бы, как перемешиваются ваши души". Уже не помню, какой вопрос я тогда задавала, помню только этот ответ.
     Когда его губы коснулись моих, я не знаю, как это называется, перемешивание душ или как-то еще, но я никогда не чувствовала ничего подобного, целуясь с другими мужчинами. Казалось, не только наши губы соединяются, казалось, наши тела стремятся слиться в одно. Мне хотелось утонуть в нем, стать им, мне хотелось соединиться с ним не только физически, а... а...
     Ох, да что пытаться это описывать? Могу сказать только, что когда мы целовались, я потеряла себя. Я была уже не сама собой, не Катрин, никем вообще; я была частью его.
     Мне казалось, мое тело падает. Ноги подкосились и будто бы поплыли куда-то к кровати. Мне казалось, они поплыли, потому что у меня было ощущение, что я состою из ртути, что во мне нет ни одной кости. Он подался за мной, упал на меня сверху. Его рот был прижат к моему, его тяжелое тело придавило меня.
     Много раз в своей жизни я испытывала желание. Многие мужчины в постели заставляли меня... ну, скажем так, заставляли меня делать то, что никого, кроме меня самой, не касается. Но это было ничто по сравнению с этим ощущением. Я не знала, что может существовать на свете желание, способное затопить меня, переполнять так, что не оставалось места ни для мыслей, ни для каких других чувств. Существовал только этот человек, и ничего больше.
     Мне это было нужно. Я хотела, чтобы он был так близко, как только может быть достигнуто в природе. В тот момент я хотела от него не только секса, не просто секса. Я хотела, чтобы весь этот человек был внутри меня, чтобы я вся была внутри него.
     Нет слов, чтобы описать то, что со мной творилось. Может быть, и с ним было то же, потому что он целовал мою шею с таким видом, как будто он умер бы, если бы не коснулся меня губами. Я откинулась назад, и единственное слово, которое я понимала в тот момент, было - да. Да, что бы он ни захотел. Да, что бы мне ни надо было дать ему, сделать для него. Да всему, абсолютно всему.
     Его рука была у меня на груди, мои руки были у него на спине, на плечах, на голове, везде, где я могла его достать. Никогда в жизни я не хотела никого так, как этого мужчину.
     Но в тот момент, когда я нащупала руками его ноги, между ними я не обнаружила... ничего. Ох нет, то есть, все что нужно было на месте, но в настоящий момент оно не действовало. По крайней мере его не заставляло действовать мое прикосновение.
     Как только я этого коснулась, он откинулся от меня, перекатился на спину и закрыл руками глаза, чтобы я не увидела боли в них. Все мое тело дрожало, мне было невыносимо, что его больше со мной не было. Может, нужно было бы подумать о нем, но я могла думать только о себе.
     - Что, так только со мной? - прошептала я.
     - Да. - Он это выдохнул откуда-то из глубины своего существа, и я поняла, что признание причинило ему боль.
     Повернув голову, я посмотрела на него. Даже несмотря на то, что я чувствовала, что он говорит правду, я не могла заставить себя поверить в его бессилие и что нам надо прекращать. Я хотела касаться его. Я хотела зубами сорвать с него всю одежду и языком слизать смуглый цвет с его кожи.
     - Тэйви, - прошептала я, подкатившись к нему, и прижалась ртом к его груди, к тому месту, где расстегнулась его рубашка. Я слышала, как бьется его сердце под моими губами, я чувствовала его теплую темную кожу, я чувствовала...
     Он меня оттолкнул, потом посмотрел и издевательски заключил:
     - Разве вам неясно, что я вас не хочу? Я вас никогда не хотел. Вы не вызываете у меня желания.
     Я уже замечала, что у меня достаточно гордости, и эти слова ее здорово задели. Но это не остановило и не защитило меня. Я вся дрожала от безумного желания. Мне было так жарко, как будто у меня была лихорадка. Несмотря на резкость его слов, если бы он протянул мне руку, я взяла бы ее.
     - Может, мы попробуем... - произнесла я, страстно желая прижаться к его телу своим. - Может, нам...
     Он вскочил с кровати и теперь стоял передо мной, его глаза смеялись.
     - Катрин, я женился на вас из-за ваших денег, и я использовал эти деньги, чтобы заплатить за то, чтобы над головой была крыша, а в конюшне - лошади. А теперь мне хотелось бы, чтобы в детской были дети, а от вас у меня детей не будет. Завтра я поговорю со своими адвокатами. И этот фарс под названием "наша женитьба" будет наконец закончен. - Он в последний раз презрительно взглянул на меня. - И больше не пытайтесь устраивать таких штучек. Это вам не поможет. Такое поведение только позорит вас.
     Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
     В течение некоторого времени я была слишком оглушена, чтобы сказать что-нибудь. Прийти в себя после нашей встречи было не легче, чем прийти в себя после длившегося две недели тяжелого гриппа. Я чувствовала слабость, беспомощность, усталость, и к тому же еще слышала, как внутри меня кричит леди де Грей: "Я предупреждала! Я предупреждала!"
     Может, она меня и предупреждала, и может даже, надо было ее послушать, но я снова начинала чувствовать несправедливость. Я ни в чем не была виновата. Я - в смысле, Катрин - всего лишь написала кому-то несколько горячих записочек, и, насколько я знаю себя, я - она - написала их, чтобы привлечь его внимание. Ведь ее, наверное, влекло к нему так же, как меня... При этой мысли я почувствовала ее отклик. О, она очень, очень любила его. Хуже того, и я его любила. Я отлично знала, что, если он опять войдет в комнату, я раскрою ему свои объятия.
     - И ненавижу тоже, - прошептала я, потому что разве можно было не ненавидеть человека, который готов был разрушить жизнь женщины, разведясь с ней, только за то, что у него не получается?
     Слова Норы звучали в моей голове. "Любовь. Ненависть. Это одно и то же".
     - Я ненавижу и люблю его, - произнесла я вслух, и тут же почувствовала, как Катрин соглашается со мной. Нора говорила: "Настоящая ненависть - другая сторона той же монеты, что и любовь. Ненависть, как любовь, длится в течение веков". Наконец-то я поняла, что она имела в виду, но, черт побери, лучше бы я этого никогда не понимала.

11

     Я, должно быть, уснула. Проснувшись, я почувствовала, что плакала. Плакала о том, что потеряла его и что он не вернется ко мне никогда. Ах, почему я не вышла замуж за прекрасного Стивена, с которым мне было так спокойно?
     Голод заставил меня встать с постели и выйти из комнаты. Куда же делись служанки, которые приносят своим хозяйкам обеды на подносах? Да, в самом деле, что произошло с моей незаменимой лаконичной служанкой? Исходя из того, что мне было известно из эпохи короля Эдуарда, раз я выбилась из режима, то меня, очень может быть, и не накормят.
     Я попыталась во что-нибудь одеться, но ни одно из платьев леди де Грей мне не удалось надеть без применения корсета, который разрезал меня пополам. Нет, я не настолько мазохистка, чтобы надевать его без крайней необходимости. В комнате было темно. Взглянув на закрытые шторы, я убедилась, что уже ночь.
     Когда я открыла дверь, из полутемного холла мне навстречу резко шагнула какая-то женщина. В ее руке была свеча. Она так близко поднесла ее к моему лицу, что еще немного, и мои волосы бы вспыхнули.
     Женщина яростно прошипела:
     - Он мой! И никогда не будет твоим! - С этими словами она повернулась и убежала в темную глубину холла, прошелестев длинными черными юбками.
     Будь она помоложе, я решила бы, что она и есть та самая Фиона, но ей было примерно столько же лет, что и моей матери, только у нее была прекрасная кожа без следов морщин, как обычно и бывает в английском климате. Наверное, в молодости она была довольно хорошенькая, но сейчас ее лицо исказилось от злобы.
     - Я угодила прямо в роман в готическом стиле, - пробормотала я. Как мне хотелось бы оказаться дома! Когда я так подумала, леди де Грей внутри меня напомнила о себе и произнесла: "А я бы хотела отправиться с тобой!" - И я рассмеялась.
     Я пыталась нюхом отыскать запахи пищи. Нос-то и привел меня в роскошную столовую, освещенную светом свечей. Там сидел мой возлюбленный, ненавидимый супруг, а напротив него стояло полное блюдо, и он работал челюстями с такой скоростью, как будто ел в последний раз в жизни.
     "Ах, ну да, - подумала я, - мы же половины. Я тоже, как только из-за чего-нибудь разволнуюсь, сразу бегу на кухню".
     - Вы не возражаете? - спросила я. Он ответил жестом, и, присев справа от него, я положила себе в тарелку еды (побольше, чем у него). Он только слегка приподнял одну бровь. Ладно, поглядим, как леди де Грей влезет в свой корсет, после того как в ее теле пожила я.
     С полным ртом я спросила:
     - Расскажите мне об этих письмах.
     - Ну почему я должен рассказывать о ваших собственных письмах? - беспомощно пробормотал он.
     - Я потеряла память. Вернее сказать, я сама - из будущего, просто я использую тело вашей жены. На самом деле я другой человек.
     - Ах Катрин, Катрин. Скучно мне будет без ваших историй.
     Я не нашла что ответить.
     - Ладно, - сказал он. - Подыграю вам чуть-чуть. В общем, скорее всего, вы не хотели отправлять их, эти письма. Теперь я, пожалуй, в это верю. - С этими словами он пристально на меня посмотрел. По всей видимости, его потрясло известие, что я все еще девственница. - Господи, только где же вас научили всему этому что вы знаете о... о любви?
     - Вы имеете в виду, что я знаю о сексе?
     Услышав это, он поднял бровь. Полагаю, Катрин никогда не произносила при нем такого слова, а может, вообще его не знала.
     - А дело в том, что, отлично умею работать с материалом, - как ни в чем не бывало, объяснила я. - О, я это умею делать очень хорошо.