вас в кабинете Сафонова...
   Паническая суета властвовала на этаже - люди с вытаращенными глазами,
с бумажками и сотовыми телефонами в трясущихся руках бегали по коридору.
Из большой  приемной  Серебровского  доносился  слитный  шум  шепчущего,
бормочущего   разноголосья,   треск   пейджеров,    звонки    телефонов,
механическое мяуканье биперов. Чиновничью братию раздирало  одновременно
желание  продемонстрировать  свое  усердие  и  страх   обнаружить   свою
никчемность  в  критической   ситуации,   их   манила   мечта   деловито
промелькнуть перед грозным оком босса и ужас  попасть  ему  под  горячую
руку.
   Я  вошел  в  кабинет  шефа  безопасности,  когда   Сафонов   закончил
телефонный разговор с кем-то и  положил  трубку,  а  Серебровский  сидел
верхом на стуле посреди комнаты. Он поднял  взгляд  на  меня,  кивнул  и
показал на пустое кресло напротив.
   - Садись...  Вместе  мы  являем  прекрасную  восточную  композицию  -
икебана из мудаков! - Потом повернулся к Сафонову:
   - Ну, что обещает наша краснознаменная ментура?
   - По всей Москве введен в действие план  "Перехват".  Всем  постам  и
патрульным рассылаются фото и описания Ваньки и Кота. Я подключил  РУОП,
и дана команда всем муниципалам.
   - Господа, друзья, начальники! Извините, пожалуйста, - вмешался я.  -
Мне кажется, вы зря это делаете... Серебровский грозно обернулся ко мне.
   - Так! Тоже интересная точка зрения! Какие дашь рекомендации?
   -  Подождать...  Ничего  не  предпринимать.  Не  поддаваться  панике.
Подождать хотя бы до вечера... - Я старался держаться спокойно.
   - Ты отдаешь себе отчет в том, что происходит? - зловеще-тихо спросил
Серебровский. - Ты понимаешь, что я полностью в руках у Кота? Что сейчас
он волен мне предписывать все, что захочет?
   Вот беда! Как все-таки  несчастье  застит  взор,  омрачает  разум!  Я
помолчал и сказал Сашке как можно мягче:
   - Саня, может, я чего не понимаю... Мне кажется, что Кот  хочет  тебе
показать - мы все в руках друг у друга. Я уверен,  что  он  не  причинит
вреда парню - это самое главное!.. Я понимаю, что тебе на хрен не  нужна
моя голова, но я  даю  ее  наотрез  -  не  сделает  Кот  ничего  плохого
пацану...
   - И что - ждать, сидеть сложа руки? - с яростью спросил Сашка.
   - Да, ждать! Не дай Бог, какой-нибудь  ретивый  идиот  захочет  силой
отнять Ваньку у Кота - мы не можем знать, что получится... Не  надо  нам
ничьей помощи -  Кот  теперь  сам  объявится,  он  прорвал  оборону.  Мы
напрямую узнаем, чего он хочет.
   - А я и так знаю, чего он хочет, - сказал  магнат.  -  Он  хочет  мне
показать, что вся моя сила - мнимость, миф, выдумка. Что он один сильнее
вас всех...
   И умнее меня...
   Серебровский встал со стула, собрался идти на  выход,  остановился  и
снова развернулся к нам.
   - Я подумаю об этом...
   В этот момент растворилась дверь, и  в  кабинет  заглянул  финансовый
директор Палей:
   - Извините, Александр Игнатьич, я знаю, вам сейчас ни до чего...
   - Остановитесь. Вздохните. Докладывайте.
   - Биржа закрылась на минус сто двадцать два. Индекс во  Франкфурте  и
Лондоне тихонько поехал вниз. В Нью-Йорке рынок откроется через три часа
- я сразу сообщу вам...
   - График биржевого движения дайте мне к семи тридцати, - распорядился
Серебровский. - К утру мне нужен австралийский индекс "Олл Ординарис"  и
гонконгский "Ханг Сенг"...
   - Обязательно! - Палей смотрел на  магната  с  испугом,  недоумением,
восхищением. - Вы железный человек, Александр Игнатьич...
   - Надеюсь, что нет, - покачал головой Серебровский. - Железо - слабый
металл. За тридцать лет ржа съедает железо  дотла.  Меня  бы  уже  давно
отправили на переплавку...

КОТ БОЙКО:

ЧАНГ И ЭНГ

   Ванька Серебровский и я остановились перед прилавком стрелкового тира
в парке.  Служитель,  унылый  человек  в  перевязанных  ниткой  очках  и
клочковатой бороде, отсыпал нам из коробочки  пульки,  уселся  сбоку  на
стул и опять погрузился в чтение какой-то толстой растрепанной книги.
   Ванька стал неловко целиться в мишень.
   - Э, брат, давно не брал ты в руки шашки... Все забыл, - сказал я.  -
Палец на курке - мягкий-мягкий, резиновый...  Ствол  плывет  легко,  как
пузырек мыльный.
   - А ты сам стрельни, Кот, - предложил Ванька.
   Я, не спеша заряжая разложенные на  прилавке  винтовки,  сообщил  ему
потихоньку:
   - Опасаюсь...
   - Чего? - удивился пацан.
   - Срама, - усмехнулся я, продолжая  вкладывать  пульки  в  оружие.  -
Давным-давно, я только получил первую медаль чемпиона страны, пошли мы в
кино "Форум" - твои папаня с маманей, Верный Конь  Серега  и  я.  Там  в
подвале тир был... Зашли мы, а публика завсегдатайская,  на  медаль  мою
глянула  -  естественно,  расступается  с   почтением.   А   наши   меня
поднатыривают - ну-ка, Кот, стрельни, покажи им класс...
   Ванька с восхищением смотрел, как я быстро переламываю пневматические
карабинчики, заправляя в ствол свинцовые капли пулек.
   - Взял я пригоршню пуль, прицелился, выстрелил - мимо!  За  спиной  -
вздох, как рыдание! Представь сам - пижон с чемпионской медалью  в  тире
киношном промахивается! Прицеливаюсь снова по всем правилам, бац - мимо!
Сзади - шепот и смешки... Стреляю еще раз - мимо! Сзади смех  и  громкий
голос - купил он медаль!.. Люда, твоя мать, хохочет, на Серегу и  твоего
отца смотреть больно! Публика веселится...
   - А почему - мимо?
   - Да у них у всех мушки сбиты, дуло кривое.
   - И что?
   - Что! Озверел я  маленько,  плюнул  на  стрелковую  азбуку  и  начал
шарашить по стволу... Вот так...
   Я поднял винтовку и, почти не  целясь,  стал  стрелять  навскидку  по
мишеням.
   Следующая -  выстрел!  Следующая  -  выстрел!  Следующая  -  выстрел!
Выстрел!
   Выстрел!..
   Служитель тира, забыв о своей книжке, смотрел на нас с оторопью.  Без
остановки  падали  подстреленные  кабаны  и  олени,  крутились  ветряные
мельницы,  взлетали  самолетики,  загорались  огни,  что-то   непрерывно
хлопало, громко ухало, механически скрежетало и играла жестяная  музыка.
Ванька смотрел на меня влюбленно.
   -  Профессионалам  в  любительском  тире  призы  не   полагаются,   -
неуверенно сказал служитель, теребя свою жалобную бороденку.
   - А вы почему решили, что мы профессионалы? - спросил Ванька.
   - Бой уверенный, рука набитая, - засвидетельствовал служитель.
   Я засмеялся:
   - Боюсь, ты  прав,  земляк,  -  не  полагается  нам  призов  у  тебя.
Профессионалы сейчас призы берут за живые мишени... Пошли, Ванька!
   В киоске "Баскин-Робинс" мы  купили  по  длинному  вафельному  конусу
мороженого,  уселись  на  лавочке  в  тенистом  палисаднике  за  оградой
гоночной бочки - здесь нас никто не  мог  видеть.  Неспешно  судачили  и
вылизывали из вафель очень вкусное мороженое.
   - Мать сказала, что послезавтра  мы  летим  в  Швейцарию,  -  сообщил
Ванька.
   - А что? Хорошая страна! Доводилось бывать, - поделился  я.  -  Жаль,
тебе там скоро скучно станет...
   - Мне уже скучно! Ну подумай, Кот, что мне там делать? Мрак и  тоска!
Что я, сыру швейцарского не ел?
   - На экскурсии поедете, в музеи сходите... -  неуверенно  предположил
я.
   - Да ненавижу я все это! "Гнедиге фрау, лиебер кнаббе! -  передразнил
Ванька. - Посмотрите налево, взгляните направо, здесь плюнул в Женевское
озеро базельский чиновник Эйнштейн, открыв теорию относительности". Дурь
для зажиточных дебилов...
   Ванька облизал  свое  мороженое,  обкусал  край  вафельного  стакана,
бросил  суетящимся  под  ногами  воробьям.   Самый   шустрый   растолкал
остальных, подхватил вафлю - взлетел на ветку дерева за нашей спиной. Не
глядя на меня, Ванька спросил:
   - Вы с отцом навсегда поссорились?
   Я  подумал,  оторвал  от  своего  стаканчика  вафлю,  кинул   веселым
нахальным воробьям, потом сказал:
   - Мы с ним не ссорились. Давай опустим печальные детали... Была такая
история, давным-давно, далеко-далеко.  Родились  два  мальчика-близнеца,
которых назвали Чанг и Энг. Прекрасные ребята, всем хороши, веселы, умны
и подвижны. Одна беда - родились они сросшимися в грудине...
   - Сиамские близнецы? - уточнил  Ванька,  он,  видно,  как  его  отец,
читает все подряд.
   Я кивнул, бросил еще кусок вафли птицам.
   - Им суждено было всю  жизнь  смотреть  в  лицо  друг  другу.  Всегда
вместе, глаза в глаза... Они  выросли,  не  зная  свободы.  И  от  этого
возненавидели друг друга. Чанг сказал, что свобода больше любви... А Энг
ответил: значит, она дороже жизни...
   Я подкинул кусок вафли, воробей подхватил его на  лету  и  устремился
ввысь, и я в тот же миг, будто подброшенный пружиной, подпрыгнул  вверх,
вперед - это было  упражнение,  которому  меня  учил  когда-то  молодой,
стройный Карабас, - протянутой  рукой  схватил  летящую  птичку,  плавно
опустился и  протянул  Ваньке  сомкнутую  ладонь,  в  которой  судорожно
трепыхался воробей.
   - Свобода, Ванька, дороже жизни. И платишь за  нее  только  тем,  что
тебе по-настоящему дорого...
   Раскрыл ладонь, подкинул воробья - и птичка с  испуганным  счастливым
криком унеслась прочь.

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

ОСЛЫ ПОСРЕДИНЕ РЕКИ

   Я попросил Лену:
   - Распечатай мне, пожалуйста, мое вчерашнее  письмо  как  официальные
запросы о судьбе правительственного кредита Поволжскому региону...
   Лена сделала пометки в блокноте.
   - В какие адреса?
   - Министерство экономики,  канцелярия  премьера,  Главное  управление
экономической преступности МВД,  Генеральная  прокуратура,  губернаторам
Поволжского региона...
   Лена записывала, усмехалась:
   - Неслабо взялись! Надеетесь сыскать концы?
   - Надеюсь... Девяносто миллионов - такая здоровенная иголка, что даже
в нашем стоге оставляет следы. Лена подняла на  меня  взгляд,  испытующе
посмотрела:
   - Босс знает, что вы ищите эти миллионы?
   - Он знает, что я ими интересуюсь. А что? Почему ты спрашиваешь?
   -  Так,  к  слову  пришлось...  Я  вижу,  вы  не  очень   взволнованы
сегодняшним ЧП?
   - спросила Лена.
   - Я взволнован, но участвовать в этой бессмысленной  суете  не  хочу.
Кот ничего не сделает мальчишке.
   -  Я  тоже  так  думаю,  -  согласилась  Лена.  -  Но  заложников  не
обязательно убивать или мучить... А Кот взял Ваньку  как  заложника.  Он
будет диктовать условия.
   - Ты о-очень вострая девушка, Лена, - заметил я. - И  знаешь  больше,
чем говоришь.
   - По-моему, это нормально, - пожала Лена плечами. - Вострый человек и
должен говорить поменьше.
   - Наверное... Но с Котом ты ошибаешься. Он не будет  держать  Ваньку,
чтобы успешно жать из Серебровского масло.
   - А зачем взял с полки пирожок?
   - Кот разбирается с  Серебровским.  По  понятиям.  Он  его  учит,  он
разрушает его дух,  он  запугивает  его,  нервирует,  заставляет  делать
ошибки. Он хочет растоптать гордыню великого магната... - Я не говорил с
ней, я раздумывал вслух. - Кот пытается показать  ему,  что,  пока  люди
живы, власть любви и  ненависти,  память  прошлой  жизни  сильнее  любых
денег, наемной охраны, политического могущества...
   Лена подошла ко мне, быстро обняла и  поцеловала.  Снова  поцеловала,
целовала коротко, жарко, будто кусала, потом оттолкнула от себя:
   - Вы с Котом оба - пожилые придурки! И Кот обречен...
   - Много ты понимаешь! - недовольно буркнул я.
   - Как только босс заполучит обратно Ваньку, он прикажет Сафонову бить
Кота на поражение, - уверенно сказала Лена.
   - Кузьмич не захочет этого делать.
   -  Тогда  он  прикажет  ему  убить  Кота  через  "не  хочу"   -   без
удовольствия.
   Через не могу! Оглядись вокруг себя - у Кузьмича нет выбора,  он  сам
висит здесь на волоске.
   - Серебровскому не на кого поменять Кузьмича. И некогда -  начинается
избирательная кампания. Лошадей не меняют  посредине  реки,  -  тоскливо
сказал я и с болью ощутил вдруг, что эта  молоденькая  девочка  знает  о
нынешней жизни больше, чем я. И вписана в нее гораздо прочнее.
   - Лошадей - может быть, - усмехнулась Лена. - А ослов топят на  самой
стремнине...
   Я обнял ее  за  плечи,  посмотрел  пристально  в  глаза  и  медленно,
неуверенно сказал:
   - Наверное, я слишком долго отсутствовал...
   - И что? Это прекрасно! Наблюдать революции издалека -  полный  кайф!
Как ужастик по видику - страшно, но совсем безопасно.
   Я помотал головой:
   - Не об этом я... Серебровский сказал - здесь нет места тем, кому  за
тридцать. Мне - тридцать шесть.
   - А мне - двадцать три, - сообщила Лена. - Сложи и  раздели.  Вдвоем,
похоже, проходим...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

НАСЛЕДНИК

   Ваньку  усадили  за  огромный  стол  для  совещаний,  напротив   шефа
безопасности Сафонова и начальника личной охраны. Серега Ордынцев  стоял
в стороне, привалившись спиной к каминной полке.
   А я, откинувшись в своем рабочем кресле, не  вмешиваясь,  внимательно
слушал их.
   - Ваня, твои телохранители говорят,  что  ты  сам,  по  доброй  воле,
прыгнул на мотоцикл - это правда? - расспрашивал Кузьмич.
   - Правда, - напряженно, но твердо отвечал Ванька.
   - Но мы же с тобой только вчера говорили о том,  что  надо  соблюдать
обязательные меры безопасности.
   - Это не относится к Коту  Бойко.  Я  его  знаю  дольше,  чем  вас...
Сколько себя помню...
   Сафонов тяжело вздохнул, покрутил головой, потом сказал:
   - Хорошо... И куда вы поехали?
   - В парк.
   - С кем вы там встречались, что делали?
   - Гуляли, разговаривали о жизни...
   - А где именно гуляли?
   Ванька подозрительно посматривал на Сафонова:
   - А какое это имеет значение?
   - Ну, хотелось бы знать - как, где, с кем вы  гуляли.  Столько  часов
гулять по аллеям вы не могли - парк  прочесывали  три  десятка  людей  с
вашими фотографиями в  руках...  Куда  делся  мотоцикл,  на  котором  вы
прикатили в парк? Куда вы пошли после того, как постреляли в тире?
   Ванька задумался на минуту, я видел, что он принимает какие-то важные
решения, потом повернулся ко мне:
   - Папа, ты знаешь, я никогда не врал тебе... Я хочу сказать, что  Кот
не произнес о тебе ни одного дурного слова. И не задал о тебе ни  одного
вопроса. И я ни в чем не  предал  тебя.  А  отвечать  на  вопросы  твоих
охранников я не буду... Это их не касается...
   Мне хотелось дать ему по морде. Но это не решение вопроса.  Не  знаю,
может быть, он прав.  И  гнев  мой  нелеп,  жалок.  Страх  обессиливает,
убивает волю.
   Я поправил дужку очков, вяло сказал:
   - Наверное, сынок... Правда, это касается меня.  И  тебя...  Впрочем,
ладно, многое уже не важно. Машина ждет тебя - поезжай домой, тебе  надо
собираться... Вы улетаете завтра.
   - Мама сказала - послезавтра?
   - Я  изменил  планы  -  вы  полетите  на  моем  самолете.  Быстрее  и
надежнее...
   Мама уже знает.
   Ванька подошел ко мне, я встал, и сын крепко, судорожно обнял меня:
   - Я тебя всегда очень любил...
   А сейчас он не любил меня. Он благодарил меня за то, что я  освободил
его от унижения.
   - Больше не любишь? - грустно спросил я.
   - Я стал взрослым... Я вырос...
   - Надеюсь, - со вздохом сказал  я.  Я  хотел  сказать  ему  об  очень
многом. Но знал, что это бесполезно - он попросту не услышит  меня.  То,
что мы пошло и пафосно называем "жизненной мудростью", не воспринимается
изустно. Она приходит только с болью собственных потерь.
   - Ты больше не Ванька, сынок. Ты - Иван Александрович Серебровский. Я
хочу, чтобы ты помнил об этом всегда. Это как титул, это - миссия, это -
пожизненный долг. И большая честь... За это существует ужасная  плата  -
утерянная любовь...
   Поцеловал его в лоб, повернул за плечи и подтолкнул в спину:
   - Иди!..
   Иван направился к дверям  кабинета  и,  проходя  мимо  Сергея,  вдруг
впервые за весь вечер обратился к нему, и в  тоне  его  звенела  сила  и
уверенность:
   - А ты, Сергей, знай - если бы вокруг отца были такие, как  Кот,  ему
вся ваша безопасность была бы бим-бом, до лампочки!
   И, не слушая ответа, выскочил за дверь.

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

ПОКОЛЕНИЕ NEXT

   Лена  Остроумова  хорошо  водила  машину.  Она  уверенно  гнала  джип
"блейзер" по московским улицам, забитым транспортом,  душной  бензиновой
гарью и шальными пешеходами - подколесными самоубийцами.
   Откинувшись на пассажирском  сиденье,  я  тихо  покачивался,  прикрыв
глаза, будто дремал. Уголком глаза наблюдал за своим водилой.
   -  Сергей  Петрович,   возлюбленный   мой   руководитель,   вы   чего
закручинились? - с улыбкой спросила Лена.
   - Кручина гнетет, к земле клонит...
   - Страшное дело! - ужаснулась Лена. -  Помнится,  был  такой  могучий
деятель - управделами ЦК партии Кручина...
   - Был такой... А ты-то как это помнишь?
   - Мы в одном доме жили. Этого Кручину партийные подельники выкинули с
восьмого этажа. А меня отец развеселил тогда...
   - Невероятно смешно!
   - Отец сказал, что пока,  мол,  летел  бедолага,  мучился  все  время
чеховским  вопросом:  почему  люди  не  летают?  -  рассмеялась  Лена  и
добавила:
   - Отъявленный был ворюга, диспетчер партийных денег...
   - Охота тебе этим мозги занимать? - заметил я.
   - А как же? Мне все это надо знать, - пожала изящными плечиками Лена.
   - Зачем? - удивился я. - Зачем тебе помнить всю эту  унылую,  грязную
чепуху?
   Лена, не отрываясь от руля, закурила сигарету, тихонько засмеялась:
   - Мой высокий, нежно любимый командир и повелитель! Ты полагаешь, что
секретутничать - это самая подходящая для меня участь?
   - Да никогда! - с энтузиазмом протестнул я. - Ты -  девочка-праздник,
подарок для избранника судьбы! Если честно говорить, я не понимаю  -  на
кой я тебе сдался? И вообще неясно - зачем тебе эта работа? С  твоими-то
данными!..
   Лена щурилась от дыма, затаенно насмешливо улыбалась.
   - Знаешь, почему мужики плохо баб понимают?
   - Поделись, просвети, - готовно согласился я.
   - Мужиков интересует в жизни то, что происходит вокруг.  А  женщин  -
то, что внутри событий, отношений, людей... Бабы как часовщики - они  не
на  стрелки  смотрят,  а  чувствуют,  как  там  колесики  и   шестеренки
крутятся...
   - Замечательно! - похлопал я в ладоши. - И в какую  сторону  крутятся
колесики и шестереночки твоей волшебной души? Куда они должны  прикатить
тебя?
   - Тебе почтовый адрес сообщить? - покосилась на меня Лена. - Не  знаю
я пока  точно,  что  будет  интереснее  -  большой  бизнес  или  высокая
политика. Не секретаршей, разумеется... Хозяином...
   - Хозяйкой?.. - поправил я.
   Лена отрицательно помотала головой:
   - Хозяйка - это жена  или  сожительница  хозяина.  Ира  Хакамада  или
Наташа Раевская, президент "Автобанка", - они  хозяева,  а  не  хозяйки.
Хозяйки на кухне распоряжаются.
   - Забавно, - хмыкнул я, с интересом разглядывая свою молодую подругу.
- А ты их знаешь?
   - Конечно! Они все дружат или очень давно знакомы  с  моим  отцом.  Я
просто опоздала на восемь - десять лет родиться,  -  искренне  вздохнула
Лена и сразу засмеялась:
   - Хотя в этом есть свои преимущества...
   - Например?
   - Мои сверстники, профессионалы, "золотые  воротнички"  -  это  класс
власти в наступающем веке. Можно будет руководить этим миром и не делать
ошибок, которые наворотили голодные молодые акулы капитала.
   - Уточни, - смирно попросил я.
   - А чего тут непонятного? Их миллиарды ведь не с неба  упали.  У  них
нехорошее, стыдное  прошлое...  У  всех  магнатов  одна  общая  мечта  -
сохранив деньги, начать все с чистого листа. - Лена затянулась сигаретой
и выкинула окурок в окно.
   Я механически заметил:
   - Во Франции за это дают пятьсот франков штрафа...
   - И правильно! Когда у нас будет чистота, как во Франции...
   - Твой папаня давно в правительстве? - перебил я ее.
   - По-моему, всегда, - сообщила Лена. - Кроме крикунов и воров, кто-то
должен хоть немного  работать.  Мой  старик  -  классный  специалист.  И
большой хитрец...
   - Ага, понятно... И сколько годочков этому дедугану натикало?
   - Сорок восемь, - бросила Лена и предложила:
   - Да не  думай  ты  об  этом,