е
трепать.
   - Ага, я так и понимаю это, - процедил  Серебровский.  -  Я  схожу  в
дилинговый зал, а вы тут пока пошепчитесь...
   - Сердится, - мотнул головой Кузьмич в сторону  закрывшейся  двери  и
тяжело вздохнул. - Конечно, прав он, крупный кикс мы сделали...
   - В чем? - поинтересовался я.
   - Проблема у нас, - озабоченно забурчал  Кузьмич.  -  Недоглядели  мы
Кота Бойко.
   - То есть?
   - Ему еще два года сидеть было. Год, десять месяцев, двенадцать дней.
Там он у нас был под приглядом, - вздохнул Сафонов. -  Не  отследили  мы
ситуацию...
   - Не пришибли, что ли? - поинтересовался я.
   -  Нет,  так  вопрос  вообще  не   ставился.   Но   Гвоздев,   хозяин
"Бетимпекса", сумел  ему  провернуть  помилование.  Ну,  мол,  с  учетом
личности осужденного, выдающихся прошлых заслуг и примерного  поведения.
Через  комиссию  по  помиловке  и  Администрацию  Президента  продвинули
мгновенно и бесшумно...
   - А что, у Кота действительно было примерное поведение?
   - Ага, как же! - зло крякнул генерал - Примерное поведение!  Бойко  с
первого дня - вождь лагерной  отрицаловки!  А  мы  ушами  хлопали,  пока
Гвоздев шустрил под ковром... Срам!..
   - А зачем это "Бетимпексу"?
   - Как зачем? - удивился вопросу Кузьмич. - Тебе Серебровский  еще  не
объяснял? Я покачал головой - не объяснял.
   - Гвоздев - это наш Гитлер, - сообщил Кузьмич с чувством. - Гвоздев -
акула империализма, коммунист, враг  народа,  политическая  проститутка,
наймит сионизма, фашист, уголовник, миллиардер и бессовестная гадина...
   - Понятно, - засмеялся я. - Одним словом, ваш  основной  конкурент  и
враг.
   Зачем ему Кот?
   - Не "ваш", а "наш"! Наш враг! - напомнил напористо Кузьмич и взял со
стола потрепанную папку. -  Это  копия  лагерного  дела  Бойко.  Опустим
детали... По донесениям лагерной агентуры, Бойко  неоднократно  грозился
убить Серебровского, как только окажется на  свободе.  Я  думаю,  что  в
устах Бойко это не пустые угрозы. Наверняка Гвоздев потратил сумасшедшие
деньги, чтобы выпустить Кота на боевую тропу.
   - Как вы, Алексей Кузьмич, представляете себе развитие событий?
   - А чего тут представлять? Как  доска  просто...  Они  будут  держать
Бойко на коротком  поводке  -  ему  нужны  укрытие,  деньги,  транспорт,
оружие. Реальной связи с "Бетимпексом" они  ему  никогда  не  дадут,  он
вообще может не знать, кто его  наниматели.  Им  важно  вывести  его  на
покушение, тогда дело, можно сказать, сделано...
   - Для этого покушение должно быть успешным, - осторожно заметил я.
   - Совсем необязательно, - отрезал Кузьмич. - Удачное покушение -  это
для них запредельный успех. Если  оно  удалось,  в  тот  же  день  Бойко
угрохают - шандец котенку, больше никаких  концов  нет.  При  этом  надо
помнить, что в любом случае во время покушения наши  бойцы  набьют  Кота
свинцом,  как  водолазный  башмак.  Допрашивать  некого  будет,  следов,
поверь, тоже не останется...
   - Не понимаю, Алексей Кузьмич! Им же Серебровский нужен, а не Кот!
   Генерал помолчал, задумчиво  побарабанил  пальцами  по  столу,  потом
негромко спросил:
   - Тебя самого никогда охотники за флажками не гнали? Облаву  на  себя
представить можешь?
   - Только в общих чертах...
   - Тогда и  я  в  общих  чертах  постараюсь  объяснить  тебе  кое-что.
Серебровский - отечественного розлива финансово-промышленный магнат,  их
у  нас  еще  олигархами  кличут  -  для  убедительности.  Ежедневно  ему
приходится принимать решения ценой в десятки или сотни миллионов,  и  от
их правильности зависит жизнь невероятного количества людей.
   - Вот как раз эту часть мне Серебровский объяснил, - признался я.
   - Но он тебе, наверное, не объяснил, каково  принимать  эти  решения,
когда в затылок тебе наведен карабин... Вот для этого Гвоздев выволок из
клетки вашего боевого Кота.
   - И что, вся ваша грозная контора не  может  обеспечить  безопасность
Серебровскому?
   - Раньше - могла.
   - А теперь?
   - Теперь - не знаю.  Два  новых  обстоятельства  возникли.  Первое  -
Бойко.
   Там, у Гвоздева, сидят ребята не пальцем деланные, вызволить Бойко на
оперативный простор - это они гениально удумали...
   - В чем гениальность-то?
   - В том, что Бойко - не вонючий наемный  киллер.  Сейчас  киллеров  в
Москве толчется, как раньше лимитчиков... Вопрос цены. Но как бы магнаты
ни воевали между собой, никто из них не станет  нанимать  на  конкурента
киллера - риск катастрофического  скандала  слишком  велик.  А  Бойко  -
самонаводящееся   оружие.    Наши    психологи    сделали    анализ    -
психодинамическая модель называется...
   - Кот бы умер от хохота, кабы знал...
   - Может быть. От хохота приятней, чем от пули. Правда, хорошо смеется
тот, кто смеется без последствий, - мрачно сообщил генерал.
   - И что эта самая модель показала?
   - Максимальную степень опасности. Установить какую-то связь  Бойко  с
"Бетимпексом" будет практически невозможно. Бойко - стрелок  высочайшего
класса, оптимально подготовлен физически, он спортсмен мирового уровня.
   Двадцать пять лет дружил с Серебровским и знает его, как самого себя.
И самое главное -  он  не  корыстный  наемник.  Он  упертый  двужилистый
чемпион, и цена победы ему безразлична. Ему важно это сделать, доказать,
победить!
   Сейчас он живет одной сверхценной  идеей  -  показать  всем,  что  он
разрушил магната Серебровского! Что он - Кот Бойко -  сильнее  хитрости,
денег, власти. Он - судьба! Его цель - это и есть Божья воля...
   -  Алексей  Кузьмич,  это  вы  так  думаете  или  это  модель   ваших
психологов? - спросил я осторожно.
   - Так думают психологи. Мне пока нечего им возразить.
   -   А   какое   второе   обстоятельство?   Вы   говорили    о    двух
обстоятельствах...
   - Второе - самое главное. Раньше я бы от Бойко как-нибудь отбился - и
намордник бы  ему  нацепил,  и  босса  прикрыл.  Но  Серебровский  решил
участвовать в  губернаторских  выборах,  а  вот  это  -  полный  ахтунг!
Публичный политик на выборах не  может  быть  стопроцентно  прикрыт.  На
выборах он привлекательная и легкая мишень.
   - Это  я  понимаю.  Митинги,  хождения  в  народ,  пресс-конференции,
массовые гуляния...
   - Вот именно. Это просто. Шведский стол для  киллера  -  выбирай  что
нравится... У нас свободная страна, а в свободной стране политик  должен
быть доступен всем. И убийце...
   - Вы не пробовали это объяснить ему?
   Кузьмич засмеялся:
   - Я не знаю случая, чтобы кто-либо когда-нибудь в  чем-то  переубедил
Александра Игнатьевича Серебровского. Он свои решения не пересматривает.
   Если бы это было возможно, он бы не вызвал тебя в Москву.
   Я поинтересовался:
   - А соперники на выборах у него серьезные?
   - Довольно серьезные, -  вздохнул  Сафонов.  -  Главный  противник  -
нынешний губернатор. Ворюга, финансово-политический бандит. Он со своими
прихвостнями там все растащил, они край до вечной мерзлоты выгрызли...
   Милицейское радио затрещало  громче,  и  сипловатый  голос  дежурного
внятно сообщил:
   - Внимание! Внимание!.. Всем постам, службам... Объявляется  операция
"Перехват"... На 46-м километре Московской  кольцевой  дороги  совершено
вооруженное  нападение  на  милицейский  конвой,  перевозивший  опасного
преступника.  Имеются  убитые  и  раненые.  Предположительно  нападавшие
скрылись в направлении Алтуфьевского шоссе...

КОТ БОЙКО:

МОСКВА, ТЕПЛЫЙ СТАН, "ШЕРАТОН"

   На полутемной лестничной клетке седьмого этажа, где стояли  картонные
коробки, сломанные детские  велосипеды  и  утлые  остатки  продавленного
дивана, а атмосфера вплотную приближена к Юпитеру - ни грамма кислорода,
только запах старой космической пыли, желтые вихри мочевины и  метановые
облака из капустных щей, где царила  тишина  обморочного  сна  и  вялого
шуршания коммунальной  нежити,  -  вот  в  этой  приподнято-праздничной,
нарядно-красочной обстановке я и закончил наконец свою кругосветку.
   Как какой-нибудь там Магеллан, вышел я отсюда года три тому  назад  и
отправился  вокруг  света.  Кстати,   тогда   тоже   не   было   фанфар,
транспарантов, шампанского, орудийного салюта.
   У этой стартовой линии для столь героического похода было всего  лишь
одно преимущество - маленькое,  но  весомое.  О  существовании  квартиры
номер 79, перед дверью которой я присел обессиленно на замученный диван,
не знал ни один из моих знакомых.
   Я совершенно не настаивал на всей этой помпезной прощальной  суете  и
шумихе - может быть, потому, что в  моем  скромном  атташе-кейсе  лежали
зубная щетка, роман  Полины  Дашковой,  электробритва  "Браун"  и  карта
Острова сокровищ. Ну, естественно, не пожелтевший пергамент  с  рисунком
кривого куска тверди с  долготой,  широтой  и  золотым  жуком  в  пустой
глазнице черепа.
   Ежу понятно!
   Нет, конечно! Да и ценности, которые искали одноногий Сильвер и Билли
Бонс,  были  денюжки  вполне  даже  пустяковые,  средневековые,  как  бы
несерьезные.
   Моя карта  имела  вид  довольно  толстой  папки  с  пропастью  всяких
документов - платежки, гарантии, официальные поручения, титульные списки
фирм и  организаций,  копии  правительственных  постановлений,  решений,
разрешений и указаний. Короче, это была о-очень серьезная  карта  целого
архипелага сказочных островов оффшорных сокровищ.
   Смешно - в то утро я уехал отсюда на леваке, так  же  как  и  приехал
сейчас.
   Судьба, наверное.
   Маршрут боевой и трудовой славы - "Шереметьево-2", Франкфурт,  Париж,
Нью-Йорк,  Кайманы,  Гонконг,  Москва.  Когда  меня  взяли  на  въездном
паспортном контроле в аэропорту, карты со мной уже не было. Да и вряд ли
она бы помогла кому-нибудь -  сокровища  были  откопаны,  расфасованы  и
перезанычены.
   Господи,  какое  счастье   этот   современный   финансово-электронный
прогресс!
   Хорош бы я был,  таскаясь  по  миру  с  десятью  тоннами  всяких  там
пиастров, дублонов, цехинов и прочих гиней!..
   Так и поехал налегке из Шереметьево в Лефортовскую  тюрьму,  потом  в
Бутырки, оттуда в  спецколонию  ј  11  Пермского  областного  управления
исправительно-трудовых  учреждений,  пока  сегодня  меня  не   доставили
обратно в Москву, погуляли  в  шикарной  гостинице,  а  уж  после  этого
довелось мне добраться на "шестерке" крысиного цвета сюда - на  финишную
отметку моего увлекательного путешествия.
   И в точном соответствии с жанром сумасшедших  гонок  я  почувствовал,
что у финишной ленточки силенки, видимо, кончились совсем.
   Я подтянул к себе ближе свой  огромно-неподъемный  баул,  держась  за
ручку,  как  за  поручень,  рывком  поднялся  с  чужого  дивана.   Тело,
намученное, загнанное за сегодня, выло  пронзительно,  тонко  плакало  и
жалко стонало.
   Тело вело себя недостойно - я не уважал его. Я знал, что это позорное
поведение тела - от страха. Оно боялось, что за дверью никто не  ответит
на звонок. Я сказал скулящему телу, своей  якобы  могучей  тренированной
плоти - плевал я на тебя! И на твои пустые страхи!
   И нажал на пуговку звонка. Длинно, нахально. Как бы уверенно.  Как  к
себе домой.
   Шелест  шлепанцев  в  прихожей,  приглушенный   щелчок   выключателя,
писклявый и нахальный голос за дверью:
   - Ну, кого там среди ночи несет?
   - Ужин из ресторана заказывали? - строго спросил я.
   - Что-о? Совсем охалпели... - Дверь распахнулась. Вот оно -  длинное,
худощавое, золотисто-рыжее, конопатое, востроносое, с модными  кручеными
дужками очков, в джинсовых рваных шортах  и  короткой  маечке  -  не  то
повязка на сиськах, не то  просторный  лифчик.  А  из-за  ее  спины,  из
комнаты будто  звуковой  пар  вздымается  музыкой  -  кричит,  ликует  и
страстно жалуется в эфире Любовь Успенская: "Пропадаю я, пропадаю..."
   Не верю! Это я пропадал, пропадал, да, видно, не судьба  мне  пока  -
выбил дно и вышел вон.
   - Ты кто? - спросила она, улыбаясь еле-еле заметно, только уголочками
губ.
   - Кот в пальто.
   - Ага! Пальто, наверное, в этом роскошном портпледе?
   - Как же! Личные вещи следуют отдельно международным багажом.  Что  с
местами в вашем "Шератоне"?
   - Зависит от срока проживания...
   - На часок. На денек. На неделечку... А?.. - Я стоял, опершись плечом
на дверную раму, с удовольствием глядя на нее.  Наверное,  единственного
человека, который ждал меня в этом злом и отчаянном городе.
   - Если надолго - скидка полагается. Предпочитаю - навсегда... На  всю
жизнь...
   - Для меня часок - это и есть навсегда.  А  денек  -  вся  оставшаяся
жизнь.
   Она молча смотрела на меня, вглядывалась пристально, будто все еще не
верила себе.
   - Можно я тебя покиссаю? - спросил я вежливо.
   - Можно, - кивнула она. - Поцелуй меня... Она взяла меня  за  лацканы
моего измочаленного муарового пиджака,  втянула  в  квартиру,  обняла  и
поцеловала.
   Господи, Боженька ты мой! Так пьют в жажду холодную воду, так вдыхают
чистый воздух в удушье, так смотрят в забытьи сладкий сон.
   Черт его знает! А может быть,  я  ее  люблю?  Потеряв  дыхание,  весь
трясясь, я сильно прижимал ее к себе левой рукой, забыв, что в правой  у
меня по-прежнему баул. Она оторвалась от  меня  только  на  миг,  быстро
приказав:
   - Да брось ты свой дерьмовый рюкзак!
   Ишь ты какая! Брось! Я осторожно опустил свою суму переметную,  а  ее
подхватил на руки, внес в комнату, освещенную зеленой настольной  лампой
и нервно мерцающим экраном компьютера.
   Шикарный однокомнатный "Шератон" в многоквартирной трущобе  в  Теплом
Стане - нежданно-негаданная прибыль на безумный поступок.  Это  когда  я
дал  ей  несколько  лет  назад   -   беспомощной,   беззащитно-одинокой,
бездомной, загнанной, да и мне почти незнакомой, - денег на покупку этой
хибары. И мысли тогда не допускал, что станет она стартом и финишем моей
кругосветки, а теперь - единственным  для  меня  укрывищем,  лежбищем  и
охотничьей засидкой...
   Мы двигались по комнате в недостоверном танце, будто плыли  под  крик
Любы Успенской,  которая  все  грозилась  пропасть,  и  глаза  мои  были
закрыты, а она быстро и счастливо бормотала:
   - Господи... на часок... на денек... Придурок ненормальный! Зачем  ты
на мою голову  навязался?  Счастье  ты  мое  горькое...  На  всю  голову
трахнутый...
   Тюремная морда... Любимый мой...
   Я опустил ее на тахту и стал стягивать эту смешную мини-майку, из-под
которой вырвались на  волю  острые,  нежно-смуглые  сиськи,  похожие  на
спелую хурму. А она, не отпуская меня,  расстегивала  пуговицы  на  моей
рубахе,  дергала  брючный  ремень,  наткнулась  на  заткнутый  за   пояс
пистолет.
   - Это что? Зачем? - встревожилась на миг.
   Я целовал ее и смеялся:
   - Будильник. Мой телохранитель дал поносить.  На  память.  Не  урони,
смотри, на пол - еще стрельнет нам в беззащитные места...
   Швырнул через всю комнату башмаки, стоптал с себя брюки, и упали мы в
небывалое, невероятное, всегда повторяющееся  и  каждый  раз  все  более
неповторимое  счастье  самой  сладкой,  таинственной   и   взволнованной
человеческой игры, превращающей нас в единого зверя о двух спинах.

РАДИОПЕРЕХВАТ

   Запись телефонного разговора.
   Связь: охранное агентство "Конус" - неустановленный абонент.
   Разговор состоялся 15 июля 1998 г. в 21 час 46 минут.
   Перехват осуществлен Управлением внутренней безопасности.
   Оператор - Ю. Коментов.
   Пленка записи изготовлена в 1 экземпляре.

   - ...Нет, не бери это в голову, мы к Смаглию не имеем отношения.  Это
с ним братва разобралась... Не твое это дело, Ты сейчас гони в гостиницу
- нашим занимайся... Я там буду... И  ищите  Кота,  найди,  хоть  из-под
земли отрой!
   Нет, ментов не трогай... Пусть твои ребята говорят с  таксистами,  со
шлюхами тамошними, со всеми  швейцарами,  прихватите  нескольких  мелких
торговцев наркотой - взгляни, кто  там  по  учетам  проходит.  Дворники,
шофера ночных мусорников... Запомни - он не мог оттуда улететь, он уехал
на машине. Это может  быть  случайный  проезжий  частник,  а  может,  он
колымит там регулярно...  Кто-нибудь  видел,  как  Кот  садился  в  кар.
Найдите его - как из пушки...

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

ЧУЖДЕНЕЦ

   В сопровождении охраны  мы  вышли  из  подъезда  во  внутренний  двор
билдинга "РОСС и Я".
   Честно говоря, меня уже сильно раздражала эта орава сытых  дармоедов.
Из-за опереточной свирепости  на  розовых  ряшках  они  были  похожи  на
крепостных крестьян, подавшихся в лесные разбойники. Но здесь, наверное,
считается по-другому. Ничего не поделаешь - this is another World.
   Мы нырнули в салон "Мерседеса-600", просторный,  чернокожий,  уютный,
похожий на приемную модного  стоматолога.  Тяжело  чмокнула  -  пушечным
затвором  -  бронированная  дверца.  Начальник   охраны   махнул   рукой
крепостным, сидящим  в  головном  джипе  "форд-экспедишен",  прыгнул  на
переднее  сиденье  "мерседеса",  оглянулся  назад   -   проверил   место
замыкающего  тяжелого  джипа,  спросил  глазами  команды  Серебровского,
дождался разрешающего кивка и сказал в портативную рацию:
   - Я - первый! Поехали... Маршрут -  четвертый,  скорость  -  штатная,
режим готовности - второй, дистанция - два метра.
   Из динамиков на передней панели эхом откликнулось:
   - Я - третий. Вас понял... Радиорежим - закрытый...
   - Я - четвертый. Вас понял ясно...
   Просто Колумбия какая-то! Демократия плюс колумбизация всей страны.
   На крышах  автомобилей  сопровождения  одновременно  вспыхнули  синие
проблесковые фонари,  и  кортеж,  плавно  набирая  скорость,  выехал  из
закрытого двора. Створки электрических ворот за нами тяжело, как  шлюзы,
закрылись.  Мощные  машины  с  утробным  ревом,  глухим  жующим  рокотом
баллонов, звенящим коротким  подвизгом  сирен  лихо  погнали  по  ночной
Москве.
   ...Участок Московской кольцевой дороги, где  произошло  нападение  на
милицейский конвой, был забит автомобилями ГАИ, "скорой помощи",  стояла
пожарная машина, "вольво"  телевизионной  бригады  "Дорожного  патруля",
автобус дежурной опергруппы с Петровки -  множество  машин  и  людей  на
месте уже завершившейся драмы.
   Полотно дороги  в  восточном  направлении  было  перекрыто,  сполошно
плясали синие  и  красные  огни,  свет  фар  сотен  сбившихся  в  пробку
автомобилей  заливал  мертвенным  сиянием  следы  разразившегося   здесь
недавно побоища.
   Белые халаты пронесли накрытый простыней труп в санитарную машину.
   Наш кортеж подъехал по встречной, внешней  полосе  кольцевой  дороги,
замедлил ход.
   Начальник охраны повернулся к нам:
   - Вот здесь это все и произошло...
   Я тронул его за плечо:
   - Слушай...
   - Нет-нет-нет, Сергей Петрович, мы останавливаться не можем. Это  без
обсуждения! - непреклонно-твердо сообщил охранник.
   Серебровский с  невозмутимым  выражением  лица  смотрел  прямо  перед
собой, не вмешиваясь в наш разговор.  Я  подергал  несколько  раз  ручку
дверцы - бесполезно, замки заблокированы.
   - Сергей Петрович, там уже все кончено, - мягко сказал  охранник,  он
меня успокаивал. - Вы там сейчас ничем  и  никому  не  поможете.  Там  -
финиш...
   - Не финиш! - зло выкрикнул я. - Это  меня  касается,  я  должен  был
ехать с ними! Останови, я тебе говорю!
   - Нельзя! - твердо резанул мой страж.
   Я поманил его пальцем,  а  он  готовно  наклонил  ко  мне  голову.  Я
ухватисто взял в  пригоршню  его  ухо  и  сжал  вполсилы.  Повернулся  к
Серебровскому и попросил:
   - Саша, вели остановиться, или я оторву ему ухо!
   Серебровский усмехнулся, помотал головой:
   - Однако! - Помолчал, будто прикидывал для  себя  ценность  охранного
уха, и решил по-хорошему:
   - Изволь...
   Я отпустил ухо не столько напуганного, сколько удивленного охранника,
и Серебровский мягко сказал ему:
   -  Миша,  не  обращай  внимания.  В  Болгарии  иностранцев   называют
чужденец...
   Этот у нас тоже пока чужденец. Сходи с ним туда, а мы вас подождем.
   Мы  вылезли  из  машины,  а  Серебровский,  приспустив  бронированное
стекло, сказал охраннику:
   -   Ты   проследи