Дрист как-либо  проколется
или копы сольют блатным информацию, и боевой брайтонский народ не  будет
ждать, пока духовные  искания  Дриста  разрешатся  глубоким  раскаянием.
Скорее они обойдутся  с  ним,  как  с  совсем  другим  Раскольниковым  -
Федором, то есть попросту выкинут его с пятого этажа...
   Когда Полк уже подъезжал к  госпиталю,  ему  позвонил  по  мобильнику
Конолли:
   - Большинство  "пальцев",  которые  мы  сняли  в  квартире  Драпкина,
принадлежат Сэму Лаксману...
   - Дристу? - удивился Полк.
   - Да, это его отпечатки. Есть следы двух неизвестных, все остальное -
"пальцы" самого покойного. Ты что думаешь по этому поводу?
   - Надеюсь, сейчас что-нибудь интересное узнаю... Я тебе позвоню  часа
через два...
   Полк бросил машину на гостевом паркинге и отправился искать кафе.
   В коридоре, отделенном от кафе стеклянной стеной, Полк уселся на стул
под здоровенной искусственной пальмой - из обеденного зала его наверняка
было не видно через бликующую перегородку. В кафе уже почти не  осталось
людей - гостевой прилив схлынул после ленча, и  лавочка,  работающая  до
пяти, готовилась к финалу. Дожидаться  появления  Дриста  Полк  решил  в
своем укрытии.  Контроль  за  ситуацией  надо  сохранить  за  собой,  не
полагаясь на ненадежного друга Дриста, который  сдает  людей  только  из
соображений пропитания.
   Полк прислушивался к напряженному  звону  внутри  себя.  Он  думал  о
вчерашнем разговоре с Фрилэндом, думал об отце, который учил  его  уметь
достойно скучать - без тупости и истерики. Он думал  о  своей  жизни,  о
своих делах, о Драпкине, о том, чем может закончиться история с Дристом,
где-то там в  России  колотится  Бастанян...  Полк  надеялся,  что  если
удастся Дриста правильно провести по делу, то его можно будет  уговорить
выступить  в  закрытом  слушании  суда  -  там  имя  Дриста  вообще   не
оглашается. Такая система  была  неоднократно  опробована  и  называлась
"Свидетель обвинения Джон Доу против организованной преступности".
   Косая тень пересекла закатный  солнечный  свет,  просвечивающий  кафе
насквозь,  и  нависла  серым  пятном  над  Полком.  Тяжелоносый  пожилой
человек, похожий на усталого тапира, присел рядом и сказал по-русски:
   - Жена болеет... Просто руки-ноги трусятся...  Извиняюсь,  я  вам  не
помешаю?
   Полк покачал головой.  Тапир,  у  которого  трусились  руки-ноги,  не
нуждался в нем как в собеседнике. Тапиру хотелось, чтобы  на  расстоянии
ярда был кто-то живой.
   - Хотя если и помешаю? - задал он сам себе вопрос. - То что вам тогда
делать? Будете жить как я - терпеть...
   Полк улыбнулся ему ободряюще:
   - Сидите на здоровье! Мне уже все равно пора уходить...
   Укрытие потеряло смысл, оно стало раскрытием. Полк прошел  дальше  по
коридору, не упуская ни на миг зал кафе.
   Двое молодых черных санитаров гнали  по  коридору  каталки  -  они  с
гиканьем на ходу  прыгали  на  колесные  носилки  и  с  хохотом  мчались
наперегонки. Пациенты и посетители испуганно шарахались по сторонам.
   Чтобы не болтаться по коридору лишнего и проверить тылы, Полк зашел в
туалет. Пусто.  Ослепительной  красоты  писсуар,  похожий  на  священный
храмовый  сосуд,  с  загадочной  надписью  "Ниагара   идеал   стандарт".
Бормотала струйка воды в умывальнике. Возмутительно остро пахло лизолом.
Полк вышел в коридор, заглянул снова через стеклянную  стену  в  кафе  -
Дриста не было. Полк вдруг  с  удивлением  заметил,  что  его  сотрясает
внутренняя дрожь.
   Он сел за столик в глубине зала, в простенке между стойкой с  соусами
и ленточным транспортером -  лента  тянула  на  мойку  в  кухню  грязную
посуду. Из-за перегородки выползали через люк чистые приборы  и  готовая
еда.
   Но сейчас лента с монотонным жужжанием  ползла  пустая,  как  забытая
карусель, - некому в кафе было грязнить тарелки  или  заказывать  свежую
еду.
   Полк сидел в оцепенении несколько минут, пытаясь  сообразить,  почему
Дрист не вышел на встречу. О которой просил сам!
   Существует множество оперативных способов  восстановления  сорванного
рандеву. И все их Полк знал назубок. Но все они сейчас были неуместны.
   Он  вздрогнул  от  пронзительной  трели  звонка   своего   мобильного
телефона.
   Полк быстро вынул из кармана трубку, нажал кнопку и  услышал  быстрый
голос по-английски с тяжелым русским акцентом:
   - Возьми пакет с транспортера... Это тебе... - И отбой.
   Полк огляделся - в зале по-прежнему было пусто. Он был здесь один.  И
за  ним  наблюдали.  Подошел  к  неторопливо  ползущей  ленте  посудного
конвейера.
   Открылась пластиковая занавеска, из люка выехал  коричневый  бумажный
пакет.
   Обычный супермаркетовский пакет с эмблемами  "Стоп  энд  шоп".  Пакет
ехал к нему очень медленно, и Полк стоял неподвижно,  он  не  сделал  ни
шага ему навстречу, дожидаясь какой-то  противной  опасной  подлянки.  В
этом коричневом свертке запросто могла быть бомба. Или что угодно, столь
же приятное. Пакет  подполз  к  нему,  Полк,  не  дотрагиваясь  до  него
рука-Ми, заглянул в распахнутое чрево.
   Отшатнулся на миг, потом выхватил носовой платок, взялся им за  ручки
пакета, снял с ленты  на  прилавок  и  раздвинул  ушки-лямки.  В  пакете
испуганно улыбалась окровавленная голова Дриста.

   Генеральный   прокурор   Калифорнии   Дэн   Лангрен   назвал   Группы
русскоязычных преступников в своем штате "новой растущей  угрозой  самой
современной преступности".
   В отчете офиса Генерального прокурора  говорится,  что  в  Калифорнии
активно  функционируют  четыре  "русские  бригады",  которые  занимаются
вымогательством,  угонами  автомашин,  подделкой   кредитных   карточек,
торговлей  наркотиками,  отмыванием  денег  и  мошенничеством  в   сфере
страхования  и   медицинского   обслуживания,   а   также   контролируют
проституцию и совершают убийства.
   По мнению  сержанта  Ричарда  Валдемара,  для  русской  мафии  в  США
Калифорния  с  ее  мягким  климатом,  океанскими   пляжами   и   обилием
состоятельных граждан оказалась сущим раем. "Здесь для них что-то  вроде
"Диснейленда"", -  сказал  Валдемар,  который  работает  следователем  в
полиции графства Лос-Анджелес.
   "У них прекрасно работает агентурная сеть, - сказал сержант Валдемар.
- Они действовали в суровых условиях советской  России  и  очень  хорошо
умеют не попадаться". По его  мнению,  как  и  большинство  традиционных
преступных групп, "русская  мафия"  держится  на  строгой  дисциплине  и
беспрекословном подчинении.
   Прокурор Дэн Лангрен напомнил слова Джона Готти,  главаря  мафиозного
клана Гамбино. "Мы, итальянцы,  тоже  убиваем,  но  эти  русские  просто
чокнутые, - сказал Готти, не зная, что его разговор прослушивается  ФБР.
- Они перебьют всю вашу семью".
   Корреспондент "Вашингтон таймс" К.Л. Биллингсли

50. МОСКВА. КОЛЬЦЕВАЯ ДОРОГА. ПОСЫЛКА С ТОГО СВЕТА

   Номер  мобильного  телефона   Нарика   был   единственной   ниточкой,
связывающей Швеца с этим удолбанньш отморозком. Он вспомнил, как Джангир
предупреждал никогда не обрубать каналы связи до конца - неведомо, когда
и зачем понадобится. Правда, говорил про Ордынцева, но в  принципе  идея
не отменялась.
   Швец слушал долгие  гудки,  плывущие  в  ухо,  терпеливо  ждал,  пока
механический голос сообщил, что с абонентом нет связи и  можно  оставить
послание. "Вам ответят",  -  завершила  баба  металлическим  голосом  из
преисподней.
   Швец от серьезности момента трагически свел  брови,  сделал  плачущее
лицо и горько сообщил:
   - Нарик! Это говорит майор Швец. Я тебя прошу, позвони мне по номеру,
который я тебе оставляю...  Есть  чрезвычайно  важные  вести...  Плохие,
горькие   новости...   Это   касается   тебя    и    Ахата...    Отзвони
незамедлительно...
   Швец бросил трубку  на  стол,  засмеялся,  закурил  сигарету,  уселся
поудобнее в кресле, положив ноги  на  столешницу.  Он  знал,  что  ждать
придется не очень долго - сейчас этот грязный таракан отзвонит. Швец  не
сомневался - его послание слушали  и  не  отвечают  только  потому,  что
боятся какого-то подвоха. Может, боятся, что он ему, как Дудаеву, в  ухо
ракету пустит? Сейчас отзвонятся с другого телефона.
   - Ну, это твое дело, болван, - решил Швец.  Сейчас  он  раздумывал  о
том, утрупили уже Ахата или эта милая церемония ему только предстоит. Во
всяком случае, для Швеца Ахат-ка-придурок уже  был  мертв.  Слава  Богу,
достукался наконец этот живодер!
   Конечно, очень хотелось  превратить  операцию,  которую  поручил  ему
Джангир,  в  комплексное  мероприятие.  Забрать  у  потаповских  цыриков
нугзаровскую падаль, обменять на какую-то безымянную дохлятину,  которую
привезет Нарик сам. О-о-о!
   Вот это было бы по-братски!  Естественно,  Швец  сделает  тогда  все,
чтобы Нарик оттуда не уехал. Это было бы правильно,  удобно  и  красиво.
Для всех лучше! Ведь прожили братья вместе  хорошо,  дружно  всю  жизнь.
Пускай и уходят отсюда вместе.
   Потом Швец раздумывал о  том,  что  происходит  в  Нью-Йорке.  Он  не
сомневался - его поручение там  выполнят,  но  хотелось  бы,  чтобы  это
сделали спокойнее, тише, без блатной помпы. Лучше всего, если  бы  дело,
булькнув, исчезло в болоте криминальной рутины огромного города.  Тогда,
глядишь, и у Джангира рассеялись бы  подозрения.  Швец  очень  не  хотел
раздражать своего шефа. Ну, по крайней мере до  того  момента,  пока  не
почувствует - момент пришел, пора отвалить от него навсегда.
   Затрещал телефон. Взял трубку, коротко бросил:
   - Швец.
   - Слушай, ты... - донесся чуть гундосый, сморкатый  голос  Нарика.  -
Чего тебе надо?
   Швец глубоко вздохнул; снова собрался для своей драматической роли  -
страшного вещуна.
   - Нарик,  мне  надо  сообщить  тебе  очень  печальную  весть...  Будь
человеком, крепись... Ахата больше нет...
   Из трубки раздался вскрик, звериный протяжный вопль:
   - Суки! Гадины! Смрадюги! Пидоры! Я вас всех...
   Швец  терпеливо  пережидал  всплеск  гнева  и  боли  у   подраненного
животного и в первой же паузе забормотал проникновенно:
   - Нарик! Твой дядя жизнь закладывал, чтобы спасти Ахата. Но не все  и
от  него  зависело...  Хочешь  верь,  хочешь  не  верь,  но  он   сделал
невозможное. Он вырвал у этих псов тело Ахата... Чтобы вы могли  джигита
похоронить со всеми почестями, чтобы было местечко на земле,  куда  люди
смогут прийти поклониться, помолиться, сказать доброе словечко...
   Швец испугался, что пережал здесь немного -  ну,  действительно,  где
сыскать на всей земле сумасшедшего человека, который придет  поклониться
к этому скотомогильнику? .
   Нарик, наверное, так не думал, потому что стих на минутку.
   - Когда, как? - спросил он сдавленно.
   - Послушай меня  внимательно.  Мы  должны  обменять  тело  .Ахата  на
какого-нибудь бродягу. Ну, не мне  объяснять  тебе,  пусть  твои  ребята
заедут в любой морг и купят какого-нибудь дохляка за копейки. Вы  должны
привезти этого покойника к Николо-Архангельскому кладбищу... Там я отдам
тебе тело Ахата, а бомжа сдадим тюремному конвою для кремации.  Ты  меня
понял?
   - Понял, - буркнул Нарик, и Швец слышал в трубке его всхлипывания.  -
Нарик, будь мужиком, крепись... Еще раз хочу тебе  объяснить,  что  твой
дядя сделал такое, что ни одному человеку это не удалось бы.
   Снова раздался животный рев:
   - Пошел ты, сукоед! Предатель, гадина! Я тебя буду ждать! Но если ты,
падлючий потрох, что-нибудь вздумаешь... Запомни - мы  тебя  порежем  из
автоматов на ломти...
   - Нарик, дружок, перестань... Я тебе сочувствую.
   - Тебе позвонят! - крикнул Нарик, в трубке булькнуло, и  затараторили
гудки  отбоя.  "Чтоб  ты   подох,   дерьмоед   противный!"   -   подумал
проникновенно Швец.
   Уже перед вечером выбрался повидать Моньку. С досадой, в которой Швец
не хотел признаваться сам себе, он ощущал, что  Джангир  окончательно  и
бесповоротно задвинул его на вторые роли. Швец придумал для этой позиции
свои преимущества.
   Конечно, подчиняться и выполнять чужие указания противно, но есть  же
замечательные профиты для второго игрока в экипаже. Матрос  на  гоночной
яхте.
   Или  колясочник  в  мотокроссе.  Или  в  теннисе  на  второй  подаче.
Естественно, славы и  призов  получаешь  меньше,  но  и  головной  боли,
страхов, нервотрепки - да и опасности - гораздо меньше! А  выгода,  если
правильно обернуться, - та же самая.
   Но, несмотря на все резонные и разумные утешения, Швецу было обидно -
всех людей, окружающих сейчас Джангира, когда-то сыскал и привел он. А с
Монькой все деловые вопросы Джангир решает "сам. Как говорится,  просьба
ко всем остальным не беспокоиться, ваш  номер  "восемь"  -  понадобится,
спросим.
   Монька сидел в гостиной своего  роскошного  номера  и  парил  в  тазу
больные ноги. На стопах синели четкие наколки: "Они устали".
   Шустрая смазливая девушка Брютелька, присланная Моньке загодя Швецом,
делала  дорогому  гостю  массаж  спинального  отдела  тяжелого  корявого
тулова.
   На столике перед  ним  был  сервирован  английский  чай,  который  он
закусывал, орудуя столовой ложкой, бисквитно-сливочным тортом  "Сказка".
Наверное, заедал горькую участь миллионера.
   - Ну что, вижу, сидите тут, воркуете, как голубки, - почти  незаметно
передразнил Швец акцент Джангира.
   - Угощайся, мамзер, - засмеялся Монька. - Эммануил  Семеныч  -  такой
отвязной мужик! - возникла Брютелька.
   - Такая ласковая лапонька! Доброты и широты - как степь...
   - Ну да, - хмыкнул Швец. -  Как  беспредельная  австрийская  степь...
Перед германской полупустыней...
   Брютелька, тоненькая, очень  красивая,  была  простодушная,  наивная,
чистая, как фальшивый бриллиант. Лет с тринадцати  баловалась  в  пипку,
курила дурь и выпивала с дружками по  подвалам,  пока  ее  не  подобрала
шайка бакланов-щипачей.
   На рынках Брютелька влезала на высокий  ящик  и,  раздевшись  догола,
демонстрировала дешевое китайское  белье.  Бабы  не  интересовались  или
злобно фыркали, а мужиков - поглазеть задарма на  живые  остро  торчащие
Брютель-кины сиськи - собиралась огромная толпа. Вот  тут-то  их,  диких
колхозанов, грезящих наяву, и глушили щипачи по-черному.
   Девчушку присмотрел Швец, высоко оценил и отнял у бакланов.  Гордился
собой - этой милой наивнячке можно было поручить дело любой  хитрости  и
сложности.
   - Ну что, Моня,  хорошая  девулька?..  -  равнодушно  поинтересовался
Швец. - Раскинет ножки - видно, как сердечко бьется... По-моему,  ты  ей
нравишься...
   - Я знаю, - кивнул Монька. -  Реальный  миллион  у  мужчины  -  самый
привлекательный половой признак. Безусловно - первичный... А девчонка  -
тот еще фрукт! Называется "игруша"...
   Швец окинул взглядом все это плотское  великолепие  и  подумал,  что,
наверное, так выглядит  реализованная  мечта  блатных  на  нарах:  полно
"бацилл",  от  пуза  -  ханки,  английский  чифирь  и  горячая  шкица  в
богатейской обстановке.
   - Что происходит? - поинтересовался Монька.
   - Нормалек! Живем в достатке, пьем сладко, хороним совести остатки, -
бойко продекламировал Швец.
   - Ну, вид-то при этом у тебя не очень веселый.
   - А чего веселиться? Я сегодня еду за посылкой с того  света  -  труп
Ахатки Нугзарова надо получать.  Не  больно-то  развеселишься,  особенно
если эти уроды стрельбу затеют...
   Монька приподнял брови:
   - Однако...
   Швец с затаенной яростью сказал:
   -  Непонятно  только,  почему  я  должен  подтирать  за   нагадившими
ублюдками?
   Джангир с ними слишком долго тютюшкался -  теперь  имеем!  Надо  было
Нарика  сразу  укокошить!  И   большой   привет   блатной   закавказской
общественности! Всем было бы спокойнее.
   Монька с сомнением покачал головой:
   - Не думаю... Больно ты прыткий... Это все  равно,  если  бы  Джангир
набрал полный рот дерьма и  заплевал  им  харю.  Потом  ему  от  блатных
пришлось бы долго отбиваться...
   Покалякали о том о сем, Монька спросил о Хэнке.
   - Все в порядке... - заверил Швец. - Его будет в Борисполе  встречать
Лембит...
   - Это кто?
   - Эстонец. Эсэсовец. Террорист без взрывателя,..
   - Замечательно, - грустно покачал  Монька  годовой.  -  Тогда  они  с
Хэнком найдут общий язык.
   - И не сомневаюсь! Если у человека нет общего языка  с  Лембитом,  он
ему язык отрезает. Шучу!
   - Я понял! Предупреди - если эстонец так пошутит с  Хэнком,  получишь
сдачи авоську потрохов...
   Швец встал, обнял приятеля.
   - Монька, мечтаю на будущий год приехать  к  тебе  в  Вену...  Не  по
делам, а гулять!
   - Мой дом - твой дом!
   - Я по  телику  слышал  -  у  вас  там  будет  камерный  фестиваль...
Выступим, споем тюремный романс "Мы сидели вдвоем"... Пока...
   Монька одобрительно похлопал его по плечу:
   - Ладно, иди же себе, босяк... Я тебя  уважаю  -  ты  входишь  в  тех
людей, которые для меня существуют...
   Швец вышел из гостиницы, промок под  серым  промозглым  дождем,  пока
Десант подогнал к подъезду машину.
   - Давай домой... Передохну немножко, а ты приезжай  за  мной  к  двум
часам ночи... Пойдем вышибать у последней стражи труп Ахатки...
   Десант кивнул:
   - Слушаюсь, Майор!
   - Значитца так - собери штурмовую группу в полном  вооружении,  ночка
может  быть  горячей.  Этот  придурок  Нарик  может   устроить   большую
канонаду...
   - Да ладно! Нам этого лаврушника бояться? Двум смертям не  бывать,  а
судьбу не  наебать,  -  философски  заметил  Десант,  пошевеливая  своим
огромным подбородком.
   Швец подумал, что у Десанта во рту много лишнего - губ, щек, языка. И
не зубы, а коричневые цедильные пластины.
   Они ехали  по  вечереющему  городу,  залитому  мокрыми  сумерками,  и
мерцающие на крышах  и  фасадах  домов  рекламы  манили  своими  лживыми
соблазнами. Десант заметил:
   - Смотри, Майор, - евро-мебель, евро-ремонт, евро-стандарт...  Теперь
с твоим дружком  у  нас  есть  свои  евро-евреи.  Чем  отличаются?  -  И
неопределенно хмыкнул.
   Швец помолчал, подумал, потом серьезно сообщил:
   - Такие  же  противные,  как  наши,  только  воняют  не  чесноком,  а
французским парфьюмом...
   Десант довольно захохотал.
   К ночи дождь стих, сильно заветрило, и начала быстро натекать стужа.
   Холодная тьма выстудила ночь до свинцовой сизости.
   Выехали двумя машинами по Рязанскому шоссе, свернули по  путепроводам
налево на МКАД и долго телепались в занудной, еле двигающейся  пробке  -
из-за каких-то непрерывных ремонтных работ полоса движения  была  сужена
до одного ряда. Десант, как всегда, рулил. Рядом с ним спокойно спал его
напарник и дружок Костин, молчаливый убийца по прозвищу Черный Мародер.
   Швец на заднем сиденье  покачивался  в  зыбкой  полудреме,  время  от
времени поглядывая на огни "БМВ", в котором ехала пятерка прикрытия.
   К площадке для отдыха с неярко освещенной шашлычной они  подъехали  в
четверть четвертого.
   Десант сказал:
   - Где-то  здесь  направо  должен  быть  поворот  к  крематорию...  Не
пропустить бы...
   Швец сонно откликнулся:
   - Не пропустишь... Там большое световое табло - "Тепло пожаловать!".
   - Правда, что ли? - удивился Десант.
   - Правда! Налево верти, на паркинг...
   Зарулили на стоянку и увидели - в  глубине  припаркован  микроавтобус
"Газель". Наверное, это и есть нариковские люди.  Десант  мигнул  дважды
фарами, "Газель" ответила так же.
   Швец сказал в уоки-токи старшему сопровождения:
   - Перекрой "бээмвухой" выезд...
   Моторы не глушили, вылезли из машины. Десант остался за  рулем.  Швец
шел впереди, в пяти  шагах  его  прикрывал  Черный  Мародер  Костин,  на
небольшой дистанции, рассыпавшись по  всей  ширине  паркинга,  следовали
четверо из конвоя.
   На середине стоянки Швец остановился, распахнулась дверь "Газели", на
асфальт спрыгнули двое. За стеклами микроавтобуса были видны  еще  люди,
сколько - непонятно.
   В наушнике у Швеца раздался сиплый голос Десанта, который  из  машины
отслеживал ситуацию в танковый прибор ночного видения:
   - Майор, будь внимателен... Это не Нарик... И второй - н