льно  обнадежил
меня Сашка.
   ...Вокруг Дворца  спорта  осуществлялось  столпотворение  -  закрытие
Кубка Кремля по теннису! И не было, наверное,  в  Москве  сколько-нибудь
заметного человека, который не приложил бы все силы,  чтобы  просочиться
на это физкультурное мероприятие для богатых, властных и знаменитых.
   Уже на дальних подходах к месту теннисных ристалищ становилось ясно -
кто не попадает сегодня во Дворец, тому не на что  рассчитывать  в  этой
жизни.
   Естественно,  обнаружить   в   этой   празднично-возбужденной   толпе
нормальных рядовых теннисистов или просто  заурядных  любителей  игры  в
тугой пушистый мячик было невозможно даже с помощью Интерпола. Здесь был
мир звезд бизнеса, эстрадной попсы, набирающих силу молодых политиканов,
и, как говорит Любчик, все любовницы со своими банкирами.  И  все  из-за
того, что президент любит теннис.
   Я смотрел с восхищением  и  завистью  на  этих  замечательных  людей,
бескорыстных пламенных любителей тенниса,  и  благодарил  Бога,  что  не
сподобил он Ельцина любовью к кулачному бою или какому-нибудь тэквандо -
они бы поубивали друг друга.
   Все знали, что на закрытие приедет Сам, и подойти к служебному  входу
Дворца было  не  проще,  чем  к  парадному  подъезду  Рая.  Обеспечивало
безопасность коржаковское управление охраны президента. Я понял,  что  и
думать о встрече с Сашкой смешно - меня погнали как собаку.
   Ражий охранник посмотрел мое удостоверение, снисходительно усмехнулся
и лениво обронил:
   - Ну, нет, подполковник... Здесь это не пляшет...
   Я собрался послать их всех так далеко, куда ни один чемпион мячик  не
забросит, но кто-то похлопал меня по плечу, я повернулся - да это Толик,
Сашкин водитель и телохранитель.
   - Александр Игнатьевич вслед проводить...
   Не знаю, какую ксиву предъявлял охране Толик, но нас беспрепятственно
пропустили через все кордоны. Толик провел меня  по  всем  коридорам  до
комнаты отдыха. Здесь в весь-irta комфортной обстановке  отдыхал  Сашка.
Или работал.
   Разговаривал с каким-то нарядным толстяком, строго  втолковывал  ему,
поблескивая линзами модных очков:
   - Ты только не смеши меня... И не лезь к ним  с  рассказами  о  своем
достатке!  В  отличие  от  нас,  богачей  домотканых,  они   миллиардеры
настоящие - у них нолей, как дырок в сите... Ладно, ступай,  я  с  тобой
свяжусь...
   Толстяк выкатился вон, а я сердито спросил Сашку:
   - Интересно знать - а ты-то сам как попал сюда?
   - Я? -  удивился  Серебровский.  -  Я,  можно  сказать,  хозяин  этой
гулянки! Я спонсирую все это безобразие... Ну, хватит, пойдем на трибуну
- сейчас появится президент, мы должны быть на месте...
   В коридоре  за  дверью  нетерпеливо  перетаптывался  охранник  Толик,
который недовольно бормотнул:
   - Александр Игнатьевич, едрена вошь, опаздываем... Быстрее!
   Рысью дернули по коридору до двери с надписью "Ложа А". Мы уселись на
стулья у барьера, болтливый Толик сообщил: "Я - за дверью", и  я  понял,
что толкучки в нашей фанерной пещерке "Ложа А"  не  предвидится.  Гомон,
крики и аплодисменты перекатывались по рядам, и отсюда амфитеатр казался
мне похожим на  огромный  улей.  Полный  хорошо  знакомыми  между  собой
трутнями. В нумерованных сотах они собирали яд.
   Трутней не интересовали подробности теннисной  битвы  на  корте.  Они
глазели друг на друга, оценивали, кто с кем, и кто в чем, и кто  где.  Я
толкнул Сашку в бок:
   - Але! Я теннис не люблю. Я больше по части футбола...
   В зале заорали.  Видимо,  кто-то  из  игроков  выиграл.  Или  досадно
проиграл.
   Мне это - бим-бом, как  по  барабану.  Сашка  придвинулся  ко  мне  и
спросил негромко:
   - Как у тебя дела с Джангировым?
   - Не знаю, - растерялся я. - Наверное, пока  ничья.  У  него  игра  с
гандикапом. Я не знаю, какая у него фора... Часть его бойцов мы перебили
и похватали. Я довольно плотно сижу у него на загривке. Он  сейчас  мало
что может сделать... Сашка кивнул, усмехнулся:
   - Я думаю,  что  тебе  только  кажется,  что  ты  сидишь  у  него  на
загривке...
   - Почему? - Удивился я.
   - Ты помнишь, чем занимался раньше мой шеф безопасности?
   - Да, конечно. Он был зампред комитета...
   - Точно. Как ты догадываешься, эти люди никогда не уходят на покой  и
не утрачивают связей...
   - Я догадываюсь...
   - Я хотел, чтобы он встретился с тобой и поговорил, - сказал Сашка. -
Но он категорически отказался  и  меня  предупредил:  "Все,  что  я  вам
сказал, обдумайте. И забудьте, откуда узнали..."
   - И я уже забыл, - пообещал я.
   - В Вене проживает человек, Монька Веселый, еще известен под  кличкой
Колченогий. Фамилия его Гутерман. Он раньше был один  из  самых  больших
криминальных боссов в стране, он  вор  в  законе.  Сейчас  преуспевающий
бизнесмен  в  Австрии.  В  его  окружении  работает  двойной  агент,  он
поставляет информацию и туда и сюда - так думает мой шеф  секьюрити.  От
этого двойника пришла информация о том, что Монька  ездил  в  Москву  на
встречу с Джангировым. Подробностей он не знает, но сообщил очень важную
вещь: одновременно с  Монькой  сюда  на  несколько  дней  приезжал  Хэнк
Андерсон - террорист  и  политический  бандит.  Жил  под  именем  Сеймур
Харрис. Три дня они совещались и разъехались в полном удовольствии  друг
.от  друга.  Я  думаю,  эта  информация  может  быть  тебе   чрезвычайно
полезна...
   Лихорадочно обдумывал я  сообщение  Сашки.  Зачем  могли  встречаться
уголовный бизнесмен из Вены, серьезный террорист и Петр Джангиров?
   - Думай, думай, голова, - засмеялся Сашка. - Если  не  хочешь,  чтобы
тебе эту голову снял Джангиров.
   - Незаконные поставки оружия, - предположил я. - Или наркотики...
   - Наркотики? Отсюда - туда? Или оттуда - сюда? - уточнил Сашка.
   - Скорее всего отсюда - туда...
   - Почему?
   - Нет смысла возить наркоту с Запада в Россию. Нерентабельно! Дешевле
и проще через Таджикистан брать всю афганскую  дурь,  это  во-первых,  -
прикидывал я. - А во-вторых, похоже, что главный среди них -  Джангиров.
Иначе двое зарубежных гастролеров могли бы оговорить все вопросы в  Вене
или где-то еще на Западе. А они, видишь, примчались к Джангирову...
   - Нелогично, - покачал головой Сашка. - Проще и  безопаснее  Джангиру
слетать к ним на встречу в Вену...
   - Значит, решить какие-то вопросы можно было  только  в  Москве!  Тут
наверняка не проблемы деловой субординации, а  необходимость  посмотреть
на что-то в России и договориться именно здесь, - раздумывал я вслух.
   - Резонно, - согласился Сашка. - И что будешь делать?
   Я, как еврей в споре, ответил вопросом на вопрос:
   - А что бы посоветовал мне ты?
   - У тебя есть два пути.  Первый  -  достаточно  мирный.  Все-таки  ты
прилично потрепал банду  Джангирова  и  немного  припугнул  его  самого.
Сейчас тебе нужно приглядывать за ним, но никаких  решительных  действий
не предпринимать. Один не правильный ход, и тебе сломают шею...
   - Это я знаю...
   - И второй путь, -  невозмутимо  излагал  Сашка.  -  Подумать,  каким
образом начать на него атаку по всему фронту.  Я  тебе  окажу  всемерное
содействие.
   Людьми, деньгами, связями.
   - Спасибо, Сашок. - Я долго, слепо смотрел  на  беснующиеся  трибуны,
потом спросил:
   - А чего ты так стараешься мне помочь?
   Сашка засмеялся:
   - А по старой дружбе! И кроме того, я хочу, чтобы мы все выиграли...
   - "Мы" - это кто да кто?
   - "Мы" - это я и еще несколько финансово серьезных людей в стране.  И
ставим мы на Ельцина. Хотим, чтобы он остался президентом. А  для  этого
нам надо подломать ножки Джангирову и другим игрокам того же сорта...
   - Сань, поясни мне, - попросил я смиренно. - Ты же ведь  бизнесмен  и
играешь только заранее выигранные партии. Какой тебе  смысл  ставить  на
Ельцина?
   У него рейтинг еле-еле два процента. Сашка заперхал от  подступившего
веселья:
   - Эх, Серега! Был и остаешься ребенком! Вопрос популярности лидера  -
это вопрос денег. Сколько вложим, столько и  получим  народной  любви  и
признания. А поскольку в мире нет столько денег,  чтобы  заставить  всех
полюбить нашего рыкающего орла, надо постращать народонаселение  жупелом
его  чрезвычайно  противного   соперника.   А   это   совсем   легко   и
правдоподобно...
   - По-твоему, это вопрос решенный?
   - Серьезные люди ни один вопрос не считают решенным, пока он не  ушел
в прошлое. Сейчас мы пытаемся  достигнуть  договоренности  с  ельцинским
окружением.
   Это довольно трудно, потому что наша демократическая знать -  большие
живоглоты, противная чиновная челядь. И если договоримся, мы  его  снова
сделаем президентом в следующем году.
   - А если не договоритесь? И не переизберете?
   - Надо отправляться по ленинским местам - в Париж, Швейцарию.  Мыкать
горькую эмигрантскую жизнь безродного миллионера. Вроде Моньки Веселого.
И чтобы этого не произошло, надо сильно угомонить  тех  людей,  на  кого
играет Джангиров, чтобы нам не мешали. Как видишь, мотивы у нас  разные,
а цель одна.
   Отворилась дверь в ложу, заглянул какой-то  сановного  вида  кабан  и
ласково сказал Серебровскому:
   - Александр Игнатьевич, хорошо бы нам  поболтать  немножко  о  разных
пустяках. Может, после игры?
   Не давая Сашке ответить, я воспользовался поводом:
   - Поговорите, мне все равно надо в буфет...
   Вышел из ложи и направился по длинному коридору - на  волю,  подальше
от хитроумных теннисных игр. И увидел, как с верхнего  яруса  спускается
по лестнице мне навстречу сам Петр Михайлович Джангиров. Он  остановился
на несколько ступенек выше меня и с этой горделивой высоты приветственно
помахал рукой:
   - Сергей Петрович! Вот уж не думал, что вы любите теннис...
   Смотри,  какой  цепкий  гад  -  запомнил   на   всякий   случай   мое
имя-отчество.
   - Здравствуйте, Петр Михайлович, - любезно поклонился я.  -  Полагаю,
что сейчас любить теннис - наш общий патриотический долг...
   - Ага! Значит, мы с вами  здесь  по  одинаковому  поводу.  Поэтически
выражаясь, "ты теннис можешь не любить, но на тусовке быть обязан".  Так
как ваши дела? - поинтересовался он благодушно.
   - Дела нормальные, средние, - скромно признался я. - Знаю,  что  и  у
вас дела ничего...
   - Да, - согласился он. - Дела ничего. Могли быть лучше, но я доволен,
что в наше неспокойное время они не хуже. Я хотел  бы,  воспользовавшись
нашей вполне случайной встречей, вернуться к давнему разговору...
   - Слушаю  вас.  -  Я  смотрел  снизу  вверх,  лестница  подарила  ему
сценическое преимущество.
   -  Подумайте,  Сергей  Петрович,  по-моему,  вам  пора  менять   поле
деятельности.
   Переходите ко мне. Я сохраняю для вас интересное предложение.
   - Благодарю вас! Помните, д'Артаньян сказал кардиналу  Ришелье:  "Так
случилось, что все ваши друзья - мои враги,  а  все  ваши  враги  -  мои
друзья". Я не уверен, что ваши враги -  мои  друзья,  но  то,  что  ваши
друзья - мои враги, это безусловно...
   -  Зря,  зря!  -  Он   сокрушенно   вздохнул.   -   Вы   неглупый   и
профессиональный человек, я делаю для вас исключение - никогда и  никого
я не приглашаю дважды...
   Я был уверен, что вам было бы у меня интересно.
   - Боюсь, что мне бы не было интересно.
   - А почему? - спросил  с  нажимом  Джангиров.  -  Чем  это  вы  таким
интересным заняты, что вам у  меня  было  бы  неинтересно?  Меня  самого
ловите?
   - Не знаю, как вам это объяснить, - медленно сказал я. - Наверное,  у
меня мания величия. Я знаю, что я - делатель истории. С вашей колокольни
я - пешка.
   Но на доске я белая пешка при одиноком короле. А вы наверняка  ферзь.
Вы перекрыли все диагонали, и вертикали, и горизонтали, вы  бьете  через
всю доску.
   Все у вас есть на поле, но я  знаю  закон  игры,  и  мат  вы  мне  не
сделаете.
   Джангиров кивнул:
   - Может быть. Но и ты не выиграешь...
   - И не надо, - сказал я искренне. - Мне надо не  дать  вам  победить.
Нельзя позволить начать вам  следующую  партию  белыми.  И  я  этого  не
допущу...
   - Ну что ж, тебе жить, - сказал Джангиров, повернулся и  пошел  вверх
по лестнице.
   Странно - он ведь направлялся  куда-то  вниз.  Может  быть,  он  меня
испугался?

ЭПИЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЛОГ. ОРДЫНЦЕВ

   Я выдавливал из уходящего, года последние дни, как пасту из засохшего
тюбика.
   Ничего  не  происходило.  Время   ушло   на   каникулы.   Взбодренный
дарованными  свободами  народ  обстоятельно,   широко   праздновал.   От
еврейской Хануки плавно вползли в католическое Рождество, через недельку
загремит Новый год, а там уже  наше,  православное  Рождество,  и  почти
сразу - старый Новый год. Ну и грех не отметить Крещение. Это те гуляли,
что  зазимовали  на  Родине.  А  большое  начальство,  все  мало-мальски
серьезные нуворишки и крупные бандиты отправились отдыхать  в  Швейцарию
или Таиланд.
   Жизнь в этих нескончаемых празднествах выглядела  совсем  благостной,
как бы свершилась недостижимая мечта о всеобщем национальном примирении.
Наконец.
   Вообще, если бы еще не надо было сколько-нибудь трудиться и  не  было
бы вечной нужды переделить  чужую  собственность,  можно  было  уверенно
сказать  -  жизнь  удалась!  Все  получилось,  как  когда-то  мечталось!
.Веселый  пьяный  сон.  Мираж.   Театральное   шумное   представление...
Невидимые люди  за  кулисами  напрягались  вовсю,  чтобы  спектакль  под
названием "Новый счастливый 1996 год" выглядел правдоподобно  и  зрители
поверили в миф  о  том,  что  они  тоже  действующие  в  чем-то  лица  и
исполнители бог весть чего.
   Президент Ельцин готовился со своими  двумя  процентами  популярности
стать снова вождем народа.
   Сашка Серебровский со своей  алхимической  командой  "семибанкирщины"
переплавлял деньги в чистое золото национальной любви и  признательности
президенту, добавляя в расплав гражданской  активности  лигатуру  страха
перед коммунизмом.
   Павел Николасвич Келарев прикидывал шансы пересесть в кресло министра
- ситуация выглядела обнадеживающе. Особенно если не оплошает Джангиров.
   А Джангиров  знал,  что  если  он  не  оплошает  и  операция  пройдет
нормально, то через полгода он, кормилец  партии,  станет  скорее  всего
вице-премьером в новом  правительстве.  И  первое,  что  он  сделает,  -
соединит в одно ведомство государственную безопасность и МВД. И сразу же
выгонит Келарева. Надо только, чтобы Хэнк справился со своей задачей.
   Хэнк трудился, как  предки  ниггера  Айзека  на  сахарных  плантациях
Антигуа - от зари до зари. Груз из Гамбурга  получили,  сертифицировали,
растаможили и развезли по  городам,  которые  О'Риордан  называл  "кусты
нашей активности". Айзек оказался, как все революционеры, очень  шустрым
и бешено жадным. Но полагающиеся Хэнку  деньги  привозил  исправно  -  в
жестких алюминиевых чемоданах.  На  Бастион  Хэнк  переводил  О'Риордану
крохи - основные средства учитывал и накапливал Лоренцо. Эти деньги Хэнк
решил оставить за собой - на будущую большую войну.
   Это его деньги, и он будет заказывать на них ту музыку, что  нравится
ему, а не  маргинальным  болтунам  в  золотых  "Ролек-сах".  А  пока  он
ежедневно ездил  с  Магдой,  хронометрируя  время  прилета  самолетов  в
аэропорт Кеннеди и максимальный трафик на мосту Джорджа  Вашингтона.  Он
знал, что убить одномоментно несколько тысяч человек - дело непростое, и
готовился к гекатомбе очень серьезно. Всех убить и уйти живым.
   Монька был счастлив и озабочен. Он полетел к сыну  на  рождественские
каникулы, гулял с ним по Лондону, обедал в лучших  ресторанах.  Входя  в
"Хэрродс", предлагал ему: "Все, что нравится, бери!"  Хотел  купить  ему
маленький  "ягуар",  но  сын  мягко  отказался  -  около   студенческого
дорматория нет  охраняемой  парковки,  да  и  остальные  студенты  будут
смотреть на него как на сноба и  выскочку.  Как-нибудь  потом...  Монька
видел, что сыну скучно. А может быть, он стесняется отца? Тогда  к  чему
все его усилия? Какая же цена его рискам?
   Стивен нашел в тайнике Бастаняна шесть бесценных полотен.  Попал  под
служебное расследование в связи с тем, что застрелил стукача-коллегу.
   Дисциплинарная комиссия оправдала его, но заслуженная награда в  шуме
скандала пролетела мимо.
   Убийца Рындин, нашего розлива гангстер, скрылся. Полк уверен, что  он
отсиживается в Мексике или на островах, и намерен его отловить.
   Я не мог обсуждать с ним по телефону информацию, полученную от Сашки.
   Написал подробное письмо и дал подружке, ехавшей на неделю в  Польшу,
- она его отправила из Варшавы.  Через  несколько  дней  позвонил  Полк,
никаких имен не называл - все понял. Уверенно сказал:
   - Мне моего земляка искать здесь втемную - бесполезно, корешки надо у
вас  искать.  Я  хочу  после  Нового  года  прилететь   в   Москву.   Не
возражаешь?..
   С чего бы это я стал возражать? Да и кто меня  спрашивает?  По  таким
результатам  на  любой  аттестации  могут  влепить  "неполное  служебное
соответствие". Засадили  наглухо  Десанта  -  и  все.  Я  ведь  не  могу
начальству доложить, что  за  смерть  Валерки  Ларионова  я  рассчитался
руками бандитов. Как говорит Любчик  -  волки  от  испуга  скушали  друг
друга. У Джангирова результаты  были  не  хуже.  Нет,  мне  гарцевать  и
гордиться нечем.
   Поэтому праздники катили как-то мимо нас - мы работали.  Если  вообще
можно   назвать   работой   милицейскую   деятельность.   Неутомимо    и
целенаправленно копали под Джангира,  собирая,  как  муравьи,  все,  что
попадало под руки. И  всю  информацию  -  важную,  или  непонятную,  или
пустяковую - складывали в компьютер К.
   К. К. Он грозился найти выход на Джангира.
   А на Новый год устроили себе паузу и огромное  гулянье.  Хороший  это
день!
   Момент детских иллюзий - завтра все  будет  по-новому,  по-другому  и
обязательно - счастливо! Да и поводов загулять накопилось достаточно.
   Милу Ростову откомандировали для повышения квалификации на два месяца
в академию.
   Кита Моржового окончательно бросила жена  -  вернувшись  из  ванны  в
спальню, застукала  Кита,  жрущего  под  одеялом  батон  с  любительской
колбасой.
   К. К. К. присвоили звание майора, и он злобно бурчал: "Лучше бы новый
компьютер купили!"
   Юрку Любчика позвали заместителем начальника отдела в МУР,  и  в  нем
яростно боролись тщеславие и нежелание отваливать из нашей бранжи.  Всем
желающим он красочно объяснял, что, мол,  командира  Ордынцева  на  днях
забирают на повышение и начальником "Дивизиона",  естественно,  назначат
его - знаменитого капитана Любчика.
   Гордон Марк Александрович подал рапорт  об  увольнении  на  пенсию  с
первого марта 1996 года. У него дома и собрались.
   Как мы гуляли, пили и веселились! Будто знали, что  это  в  последний
раз, словно чувствовали - не доведется нам больше собраться вместе.
   Но в ту новогоднюю ночь мы были молоды,  беззаботны  и  ощущали  себя
бессмертными и всесильными.
   Мила предложила мне:
   - Хочешь, погадаю тебе на картах?
   - Конечно, хочу!
   Она быстро стасовала колоду, дала мне  снять,  открыла  мою  карту  -
король червей.
   - Вот к  тебе  пришел  король  треф,  дружелюбный,  хороший  человек,
молодой брюнет.
   Здесь  восьмерка  -  неудачи  в  делах,   беспокойства,   тревоги   и
разочарования.
   Туз бубен рядом - деловое предложение.
   А вот дама червей - достойная доверия ласковая женщина.
   Но за ней четверка - перемены, отсрочки  каких-то  личных  дел.  Дама
смещается к королю треф, похоже, у них намечается большая любовь.
   О, а вот тут тебя ждут большие испытания - король  бубен,  упрямый  и
гневный человек против  тебя.  С  ним  король  пик  -  злой,  тщеславный
немолодой брюнет.
   И сразу же семерка  пик  -  горе,  утрата  дружбы.  Потом  -  потери,
несправедливость, это две двойки.
   А туз пик и десятка пик - тебе предстоит очень серьезное предприятие,
но ему мешает валет-предатель.
   Тебе предстоит важное известие.
   Ну, слава Богу - девятка червей! Это счастливая любовь.
   И восьмерка червей - п