ен! После того как повисят  на  моих  стенах,  эти
полотна свою цену удвоят...
   А  министр  экономики  Хейфец   сказал   по-простому,   по-мужицкому,
по-нашему:
   - Ну что же, господин Серебровский,  я  очень  доволен,  что  премьер
поручил мне вас поздравить и сказать вам, что вы  лишний  раз  доказали,
как может быстрых разумом Билл-Гейтсов российская земля рождать.  Вы  по
праву являетесь лидером нашего поколения Интер-Некст!
   И довольный  сложной  шуткой  -  домашней  заготовкой  -  с  чувством
засмеялся, вперед меня...
   Шли, шли, шли.
   Потом появился взволнованный Палей. Тревога, тайный  испуг  явственно
проступали сквозь восторженно-поздравительное  выражение  лица,  как  на
плохо загрунтованном холсте.
   - Дорогой Александр Игнатьич! С восхищением, с гордостью...
   - Притормозите, Вениамин Яковлевич, - остановил я его. -  Спасибо  за
поздравление, но мы с вами финансисты и оба знаем, что  лесть  -  просто
эффективное  коммерческое  действо.  Набираешь  моральный  капитал,   не
вкладывая ни копейки из основных средств.  Давайте  лучше  поговорим  по
делу.
   Палей тяжело вздохнул:
   - Вести неутешительные, рынок не сегодня-завтра  может  рухнуть.  Это
приведет к международному дефолту... Государственное банкротство...
   - Бог милостив, а западные кредиторы не  зарежут  курицу  с  золотыми
яйцами, огромными, как у быка. Что еще?
   -  "Московский  комсомолец"  напирает  на  нас.  Фамилий  никаких  не
называют, но грубо намекают, что хорошо бы разобраться - кто инициировал
кризис и кому он может быть выгоден...
   -  Ну,  это  они,  молодые,  ретивые,  торопятся.  Поперед  батьки  в
финансовое пекло лезут, - усмехнулся я. - Рановато разбираться  пока.  А
что с немцами?
   С банкирами?
   - Возмущены и огорчены, - покачал удрученно головой Палей. - Говорят,
что впервые сталкиваются с таким несправедливым и нелояльным  поведением
партнера. Они потрясены...
   Палей просто  цитировал  их.  Я  спросил  -  он  ответил.  Но  он  им
сочувствовал.
   Он со мной был не согласен. Он думал по-другому. Он считал, что мы  с
немцами братья навек.  Он  считал,  что  нам  еще  многому  можно  будет
научиться у них.
   В Писании сказано: "Мои пути - не ваши пути".
   - Вениамин  Яковлевич,  пошлите  им  для  успокоения  вагон  валиума.
Кстати, нам надо решить один вопрос. Присядьте, пожалуйста...
   Усадил его в кресло, обслужил, как хороший официант,  -  подал  бокал
шампанского, на тарелочку покидал закусь.
   - Нам предстоят тяжелые времена, большая война.  Статейка  в  "МК"  -
просто первая ласточка...
   - Что вы имеете в виду? - встревоженно спросил Палей.
   -  По  моим  прикидкам  уже  на  следующей  неделе  начнутся   поиски
концевого, стрелочника, виноватого. Наши позиции неуязвимы, но в  азарте
свершения  справедливости,  в  разгуле  гражданского  гнева  надо   быть
подальше от места праведного побоища...
   - Я не понял, уточните... - попросил побледневший Палей.
   - Я говорю о вечной проблеме  нашего  правосудия  -  ужасного  выбора
между произволом и самосудом, - спокойно пояснил я. - Чтобы  выстоять  в
предстоящей кошмарной разборке, нужны огромные деньги, гигантские  связи
и стальные нервы.
   - По-моему, у нас все это в  наличии,  -  дрожащими  губами  вымолвил
Палей.
   - У меня - да. А у вас - плохие нервы, вам просто не по силам битва с
этими разбойниками - газетчиками,  прокурорами,  кредиторами  и  прочими
стервоядными! Мы должны сделать правильный ход...
   Палей  резко  встал,  шампанское  плеснуло  на  его   серый   пиджак,
растеклось на лацкане неопрятной черной кляксой.
   - Вы хотите избавиться от меня?
   - Ну, ну, ну! Вениамин Яковлевич, опомнитесь! - Я положил ему руку на
плечо, силой усадил обратно в кресло.  -  Когда-то  мне  Гарри  Каспаров
сказал  замечательную  вещь:  не  сделанный  вовремя  нужный  ход  сразу
ухудшает твою позицию. Ему-то просто - Каспаров играет в обычные шахматы
с жесткими правилами. А я шпиляю в стоклеточные шахматы, где все  фигуры
ходят как могут...
   - И что вы предлагаете?  -  Его  быстрый  глаз  померк,  и  в  голосе
задребезжало старческое бессилие.
   - Я прошу вас отдохнуть, - как можно мягче сказал  я.  -  Вам  сейчас
нужен хороший отпуск - подольше и подальше. Где-нибудь на  Багамах.  Или
на Кайманах... Естественно, отпуск оплаченный...
   Палей мелко, суетливо вздыхал, будто дышал жабрами. Он  хотел  что-то
сказать, может быть, крикнуть или броситься на меня. Но не было воли.
   Потом собрался с силами и спросил сдавленно:
   - Это приказ?
   - Это моя просьба, Вениамин  Яковлевич.  Подождите,  мы  еще  с  вами
побушуем!
   А пока положимся на вековую народную мудрость - на нет  и  суда  нет!
Билет на Барселону у вас на завтра, на восемь вечера... У Наденьки...
   - Подождите! Подождите! - вскрикнул Палей, будто я уезжал от него  на
трамвае. - Какая Барселона? А жена? А дочка?
   - О чем вы говорите, Вениамин Яковлевич! Я о  них  позабочусь  здесь,
как о самых близких людях! А пока вам лучше  полететь  одному.  Не  надо
давать пищу клеветникам с их рассказами о бегущих с  "Титаника"  крысах.
Погодя немного, когда здесь пыль уляжется, бой утихнет, крики  смолкнут,
я пришлю к вам семью. Не тревожьтесь и не сомневайтесь.
   Палей разрушенно помолчал, потом вздохнул-всхлипнул:
   - Боюсь, у меня нет выбора...
   - Да бросьте  вы,  не  драматизируйте!  Просто  приятное  путешествие
богатого, хорошо  потрудившегося  джентльмена.  Кстати,  у  вас  ведь  с
иностранными языками не густо? Вас  в  Барселоне  в  аэропорту  встретит
девушка, она возьмет на себя все дальнейшие хлопоты.
   - Какая девушка? О чем вы говорите? - спросил Палей с таким  испугом,
будто я пообещал кастрировать его.
   - Очень хорошенькая девушка. Она из службы Сафонова. Катя.  Обеспечит
вам везде полную безопасность, - заверил я.
   - Катя... Безопасность... - как во сне повторил Палей. - Почему?
   - Потому что она капитан ФСБ. В общем, не берите все это в  голову  -
отдыхайте и набирайтесь сил! А сегодня вечером жду на празднестве...
   Палей тяжело поднялся, он сразу резко постарел, осыпался.  Раздумчиво
сказал:
   - Вы мне всегда были интересны как человеческий тип... Я никак не мог
решить для себя - хороший вы человек или плохой...
   Я не дал договорить ему, обнял и повел к дверям.
   - Вениамин Яковлевич, в вашем возрасте и с  вашим  опытом  необходимо
точно знать: нет людей просто хороших  или  просто  плохих.  Есть  люди,
которые к нам хорошо относятся, и есть люди, которые к нам  плохи.  Я  к
вам отношусь очень хорошо, и поэтому мы оба -  очень  хорошие  люди.  До
встречи на большой парти в Барвихе!
   Он взялся за ручку, но обернулся и сказал:
   - Я уверен, что ваша  праздничная  парти  будет  обильной,  долгой  и
доброй...
   Как коммунистическая парти...

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

БОЛЬШАЯ ПАРТИ

   Лена просунула голову в кабинет и, заговорщически подмигивая,  быстро
сказала:
   - Иди быстрее! Я с  Надькой  договорилась  -  она  тебя  без  очереди
пропустит...
   -  Спасибо,  Лена!   Спасибо   тебе!   Добытчица,   заступница   моя,
просительница за меня  -  нескладня  недотепистого!  Мне  бы  еще  денек
простоять да ночь продержаться, а там ты меня пристроишь в жизни...
   - А то? Конечно, пристрою! Если слушаться будешь!
   -  Не  буду,  -   обнадежил   я   подругу   и   отложил   в   сторону
портрет-фоторобот.
   Пристально, долго я рассматривал его, будто  медитировал,  я  вживлял
его в себя, я закрывал глаза и накладывал портрет  на  смутное  размытое
воспоминание в  надежде,  что  между  ними  проскочит  искра  догадки  -
волшебный прыжок сознания. Я поднимал свою тяжелую, лениво  огрызающуюся
память, как зимнего медведя из берлоги. Видел,  видел,  я  наверняка  ее
видел с Котом! Но где, когда, при каких обстоятельствах, где  ее  сейчас
искать - сообразить не могу.
   Как ее зовут - не помню точно, это и вспоминать бесполезно. А фамилия
у нее какая-то яблочная... Антоновка, семеренка, владимирка... Тьфу!
   Владимирка - это вишня! Нет, не вспомню. Привязаться не к  чему,  нет
ассоциативного повода...
   - Ну, ты идешь? - заторопила Лена. - Ты придумал душевный подарок?
   - Придумал.
   - Говори! Говори! Что подаришь?
   - Для мил дружка выйму сережку из ушка. Из твоего ушка...
   - Ну да, разбежался! Мне, молодой нежной  девушке,  будущей  невесте,
эти брюлики самой нужнее. Ну скажи серьезно!
   - Серьезно? Сниму  последнюю  рубаху.  Знаешь,  есть  такой  народный
обычай - отдал другу последнюю рубаху и идешь в нудисты.
   - Ага, ага! - согласилась Лена, подталкивая меня в сторону  приемной.
- Поменьше рассуждай и резонерствуй. А то  станешь  занудистом.  Занудой
мужского пола. Ты думай об этом...
   - Буду. До конца рабочего дня...
   - А потом?
   - Потом мы напьемся на большой парти. Твое указание исполним  явочным
порядком.
   Она незаметно ущипнула меня за бок:
   - Жалко...
   - Чего тебе жалко?
   - Нельзя здесь, прямо в коридоре, тебя поцеловать, занудист...
   - И мне жалко. Кот раньше говорил девушкам: "Дай я тебя покиссаю... "
А мне было смешно.
   - А мне не смешно! Мне нравится! Слушай,  офицер!  А  может,  плюнем?
Угости девушку одним серьезным киссом! Слабо?
   Охранник на лестничной площадке немного  скукожился  лицом,  когда  я
обнял Лену. Длинная, с меня ростом, гибкая, она смотрела в  упор  своими
круглыми  нахальными  очами   разнуздавшейся   куклы-неваляшки,   ноздри
короткого вздернутого носа трепетали, и она смеялась.
   - Дай я тебя покиссаю, мой маленький босс, - шепнула она.
   Стоя в людном коридоре, я  прижимал  ее  к  себе  каждой  складочкой,
каждым изгибом. В ушах стоял пенный гулкий шум, все плыло  и  кружилось,
меня раскачивало, как на  палубе,  а  за  спиной  раздавались  смешки  и
удивленные возгласы, но мне было на все и на всех наплевать - только  бы
не выпустить из рук эту наглую веселую врушку, которая с  самого  начала
обманывала меня: она знала, что никакой я ей не босс, не  начальник,  не
руководитель. Такая была игра.
   Она  глубоко  вздохнула,  будто  проснулась,  очень  медленно,  мягко
отодвинула меня:
   - Иди! - Подтолкнула и засмеялась. - И помни -  во  дни  сомнений,  в
минуты тягостных раздумий...
   - О чем?
   -  Как  одна  такая,  угловая,  застенчивая  и  вся  целомудренная...
Растоптала из-за тебя на производстве свою девичью репутацию...
   Сашка сидел за компьютером, и на лице его  было  выражение  спокойной
деловитой ненависти к этому миру. Увидел меня, махнул рукой и пошел  мне
навстречу. Я захватил со стола бокальчики с коньяком, а Сашка сказал:
   - Мне сегодня Вондрачек, чешский посол, сообщил  прекрасную  шутку  -
лучший в мире тост-здравица у моравских шахтеров,  известных  грубиянов.
Чокаются с силой стаканами и грозно выкрикивают: "Ну!.. "
   - Ну! - сказал я.
   - Ну, Серега! - чокнулся со мной Сашка.
   - Ну, смотри, Хитрый Пес!
   - А что делать, Верный Конь... - и крепко обнял меня.
   Я выпил коньяк, расстегнул на руке свой браслет-амулет - шесть  пулек
на кованой золотой цепи, - протянул Сашке.
   - Никогда не снимай его.  Мне  он  всегда  приносил  удачу.  Дай  Бог
тебе...
   - Ты что, Серега, спятил? -  заорал  Сашка.  -  "Шесть  пуль,  как  в
Сараево"!
   Никогда в жизни не возьму...
   - Возьмешь, - сказал я уверенно и крепко ухватил его за руку. -  Пока
сюда добежит охранник Миша со своей хивой, ты полностью беззащитен...
   Он пытался выдернуть руку, но я не отпускал его,  пока  не  защелкнул
замочек на тонком Сашкином запястье.
   - Не возьму! - бушевал Хитрый Пес.
   - Саня, это не подарок, - протянул я ему еще бокал. - Я передал  тебе
обет...
   - Чему? О чем? - сердито спросил Сашка.
   - Когда тебе позвонили и сказали, что я убит,  ты  всю  ночь  орал  и
плакал...
   Мне потом Люда рассказывала...
   - Ну и что?
   - Я думаю, ты плакал  тогда  последний  раз  в  жизни....  Ты  теперь
другой...
   Но на этом браслете - твои слезы, моя кровь. И любовь, которую вложил
в нас Кот...
   - Серега, это не  разговор  взрослых  людей.  Это  -  сентиментальное
шаманство, слезливое волхование!..
   - Может быть! Наверное! Люди моей  профессии  суеверны,  мы  верим  в
приметы, в знаки, в амулеты. Не снимай его никогда. Давай  выпьем!  -  Я
поднял свой бокал.
   Сашка помолчал, потом резко махнул рукой - глухо стукнулись пульки на
браслете.
   - Давай, Серега, выпьем... За нас! - Он провел ладонью по лицу, будто
умывался или стряхивал наваждение. - И за Кота! Он, дурак, думает, что я
его боюсь и ненавижу...
   - А на самом деле? - живо заинтересовался я.
   -  На  самом  деле?  Наверное,  жалею...  Он   соскочил   с   катушек
окончательно...
   - Это не страшно! - бодро заверил я. - Как  говорил  наш  незабвенный
вождь Михаил Сергеевич - процесс пошел! Если ты  его  не  боишься  и  не
ненавидишь - можно решить все по-хорошему...
   Сашка покачал головой:
   - Ничего нельзя решить... Серега, ты не понимаешь - все зашло слишком
далеко. Американцы всегда говорят: "Nothing personal - only business"...
   - Ничего личного -  только  дело,  -  повторил  я  за  ним,  и  хотел
спросить:
   - А Марина знает...
   - Оставь! - перебил меня резко Сашка. - У нас с Мариной общее чувство
огромной любви к ней. Не в ней проблема. Я  не  дам  Коту  сломать  дело
своей жизни. И если он появится в округе со своей дурацкой аркебузой,  я
велю из решетить его  в  клочья...  Я  больше  ему  не  партнер  в  этой
сумасшедшей игре...
   Я встал, грустно сказал:
   -  Сань,  к  сожалению,  нет  во  мне  твоей  бандитской   финансовой
гениальности.
   И нет, к сожалению, великого таланта обаяния Кота...
   - Почему - к сожалению? - удивился Сашка. - К счастью!  Если  бы  все
люди были похожи на нас с Котом, жизнь на земле давно бы прекратилась  -
все перебили  друг  друга  начисто!  Мир  плохо  приспособлен  к  парным
играм...
   - Хорошо, - кивнул я. - Будем эту жизнь донашивать, какая есть...
   - Все, все, все! Собирайся, поедем вместе - гости званы на шесть.
   - Мне надо заскочить переодеться.
   - Не надо! В твоей гостевой комнате тебя ждет мистер  смокинг,  месье
пластрон, мисс  бабочка  и  лаковые  туфли  сорок  третьего  размера,  -
невозмутимо сообщил Сашка. - Подтяжки я  для  тебя  выбрал  алые  -  как
лампасы, ты же у нас без пяти минут генерал...
   Я засмеялся:
   - Разница между нами в том, что ты все помнишь, а я забыл...
   - Что ты забыл?
   - Я забыл тебе сказать, что я раздумал становиться генералом.
   - И правильно! - щелкнул от удовольствия пальцами Сашка.  -  Как  тот
грузин из анекдота - дэлом займись! Все, поехали...
   Прошлой ночью я мало спал - по указанию Хитрого Пса радовался  жизни.
С Леной. С утра нервничал. Огорчался. Выпил несколько рюмок коньяка.
   Релакснулся. Плюнул  на  все.  В  мягком  полумраке  лимузина  удобно
умостился и заснул. Сладко продрых весь перегон до Барвихи и проснулся у
ворот резиденции оттого, что Сашка громко смеялся, разговаривая с кем-то
по телефону:
   -  Аля,  я  люблю  тебя  как  бабу,   как   друга   и   единственного
министра-женщину.
   Но твои подопечные уроды хвастаются своей бедностью, как  талантом...
Ага, ага, я понимаю... Но штука в том, что я вообще не  люблю  бедных...
Глупые бедные не заслуживают разговора, просто гумус. А умные  бедные  -
злые завиды и ненавистники. За что их любить?.. Ладно-ладно,  что-нибудь
придумаем... Сегодня я добрый... Хорошо, до вечера...
   Вот так, Серега, ты, наверное, просто гумус. Земля. Прах.
   Машины затормозили. Толчея на подъезде. Рычащий и скачущий от счастья
Мракобес с красно-налитыми глазами.  Охранники  с  неподвижными  лицами,
делающие вид, что не замечают кровожадного кабыздоха и не боятся его.
   Хитрый Пес гладит его по холке, дает указания:
   -  Заприте  собаку  в  моей  спальне,  чтобы  она  не  устроила  себе
праздничный ужин из гостей...
   Генерал Сафонов говорит начальнику охраны Мише:
   - Приглашения проверять у внешних ворот. Ни  одного,  кто  называются
"этот со мной"! Охрану гостей не впускать ни под  каким  видом  -  пусть
провожают хозяев до вахты и там же встречает, безопасность на территории
мы гарантируем. Гостей пропускать через лучевой  контроль  -  ни  одного
постороннего с  оружием  в  резиденции!  Сегодня  режим  безопасности  -
"тревога!".
   На английском  газоне  было  расставлено  множество  столов,  которые
украшала стая официантов под предводительством сомелье Вонга.
   Электрики под приглядом охраны проверяли  мигающие  и  переливающиеся
разноцветными огнями гирлянды маленьких лампочек на деревьях и беседках.
   Из  глубины  сада  доносились   звуки   легкого   джаза,   смягченное
ностальгией ретро -  "Because  of  you...  "  Интересно  взглянуть,  кто
надзирает за ними?
   Кто проверяет безопасность и чистоту исполнения? Или  только  футляры
от инструментов? Неужто гений этих лабухов совместен со злодейством?
   Э, пустое! Остановись! Глубокая раздумчивость без юмора - верный путь
к величавой торжественности идиота.
   Пошел к себе в гостевую спальню и на  прикроватной  вешалке-подставке
узрел нечеловеческой элегантности смокинг - он дымно светился  шелковыми
лацканами, как рояль-миньон. На  кровати  аккуратно  положена  тончайшая
белая рубаха с накрахмаленной грудью-пластроном, с жемчужными  пуговками
и запонками.
   Н-да-тес,  скромное  обаяние  буржуазии.  Эта   жизнь   так   удобна,
привлекательна, мила - может, мне кого-нибудь по блату протырить на нее?
А самому свалить к едрене-фене?
   Ладно! Если поживем, то увидим. В душе долго плескался  под  острыми,
колющими струйками, уменьшая постепенно  горячую  воду,  пока  не  стало
нестерпимо холодно. И трезво.
   Вылез, натянул толстый махровый халат  с  шитой  золотом  монограммой
"АС", посидел в кресле, чтобы не тревожить на кровати, не стеснять покой
моей барской рубахи с крахмально-кружевным пластроном. За окном  в  саду
раздавались  возбужденные  голоса,  смех,  крики,  гавкал  Мракобес,   с
шипением, в брызгах искр пролетела петарда. Праздник назревал как нарыв.
   Оделся, нацепил бабочку, причесался. Туфли -  тонкие  и  мягкие,  как
хороший  презерватив.  Положил  свою  "берету"  в  задний  карман  брюк.
Посмотрел на себя в зеркало. Как странно выглядит человек в смокинге!
   Слушай, але,  ты  чего  тараканишь?  Не  знаю.  Мне  грустно.  Плохой
признак.
   Современный человек  должен  испытывать  или  злобу,  или  кайф.  Все
остальное - игра навылет.
   Спустился в холл и в дверях встретил Марину с бокалом  шампанского  в
руках.
   - Серега! Тебя мне и недоставало!..
   - Как только - так сразу...
   - Не говори ты  эти  всеобщие  пошлости!  -  сморщила  свой  короткий
хорошенький нос Марина. - Когда-то ты меня удивил - мент читал на память
Георгия Иванова...
   - "Поговори со мной о пустяках, о вечности поговори со  мною...  "  -
усмехнулся я. - Знаешь, это очень мешает в работе и в быту, в  боевой  и
политической подготовке...
   - Плюнь ты на всю эту чепуху, - предложила Марина. - Не к чему больше
готовиться. Все экзамены давно сданы. Нас оставили на второй год.  Давай
выпьем!
   - Отчего бы нам не выпить? - Я взял с подноса бокал,  а  ей  протянул
закусить маленькое миндальное пирожное.
   Она отвела мою руку с гримасой отвращения:
   - Терпеть  не  могу  миндальные  пирожные.  От  них  несет  цианистым
калием...
   У нее глаз был под влажным напряжением слезы, готовой  пролиться  при
любом неосторожном слове. Но  я  ее  знал  давно  -  никогда  Марина  не
плакала, а только еле слышно потрескивали сухие  молнии  неразразившейся
грозы.
   Мы чокнулись, пригубили, и она сказала негромко:
   - Я виделась с Котом...
   Я допил свой бокал, пожал плечами:
   - Ну, вообще-то  ты  меня  не  удивила.  Он  ведь  вернулся  сюда  за
мечтой... Он хочет, наверное, своего журавля с неба?
   - Серега, беда в том, что Коту не нужен журавль в небе,  -  серьезно,
спокойно, трезво сказала М