- великий человек.
   Вонгу с его пергаментным желтым лицом можно  было  дать  восемнадцать
лет или семьдесят шесть - это  зависело  от  освещения,  настроения  или
дневной выручки.
   Реальный физиологический возраст не присутствовал в этом  человеке  с
ласковой смирной улыбкой, вросшей навсегда в его маску.
   Джангиров заметил:
   - Точно сказал,  Вонг!  Величее,  чем  я  есть,  трудно  придумать...
Раньше, когда я мочился, земля под струей плавилась, а теперь  там  снег
не тает...
   Вонг искренне сказал:
   -  Вы,  товарищ  генерал,  молодой,  мудрый  и  могучий...  Когда  вы
поручаете что-то - для меня это честь...
   Джангиров буркнул угрюмо:
   - Трудное у меня поручение к тебе, Вонг. Ты знаешь Нарика?
   - Знаю, - кивнул Вонг. - Он очень  храбрый  молодой  человек...  -  В
голосе его была тонкая, как комариный писк, ирония.
   Швец встрял в разговор:
   -  Ну  да,  такой  особый  вид  храбрецов  -  идиоты,  не  понимающие
опасности.
   Вонг молча наклонил голову - подтвердил. Джангиров  положил  руку  на
плечо Вонга - сейчас они были одного роста:
   - Вонг, Нарик грозит мне смертью...
   Вонг сразу резко  постарел,  пергамент  треснул  в  страдание,  боль,
скорбь, гнев - и все это в одной легкой гримасе.
   - Я прошу тебя, сделай так, чтобы эта  угроза  миновала,  -  попросил
Джангир.
   - Я сделаю так, генерал, - смежил щелочки глаз Вонг, веки будто сшили
ниткой ресниц. - Он вам не причинит вреда... Пусть его земля пожрет.
   - Аминь, - сказал Джангир. - Я надеюсь, что ты это сделаешь быстро  и
тихо...
   - Да, конечно, - заверил Вонг, и его  черная  лакированная  головешка
шарнирно закачалась. - Люди не  догадываются,  как  это  просто.  В  них
крови, как антифриза в автомобильном моторе. Ткнул ножиком - кап-кап!  -
и больше нет человека. - Вонг успокаивающе, как доктор, улыбнулся. -  Вы
знаете, где находится Нарик?
   - Нет, - отмахнулся досадливо Швец. - Он  где-то  глубоко  закопался.
Наши пока не выяснили... Вонг поклонился:
   - Мы это выясним... Я вам сообщу очень быстро о результатах...

   "Неонацист Бафорд Фарроу вчера ворвался в Норс-Валли комьюнити  центр
и открыл прицельный огонь по малышам, ранив  троих:  пятилетних  Джеймса
Зиделла, Джо-щуа  Степанова  и  Бенджамина  Кадеша.  Пули  попали  и  во
взрослых:  секретаря  Изабеллу  Самолет  и  специалиста  по   работе   с
подростками Минди Финкельштейн.
   Немного  погодя  бандит-неонацист  убил  почтальона  Джозефа   Илето,
оказавшегося у него на пути.
   На допросе Фарроу заявил: "Все, что я совершил, я сделал намеренно. Я
хотел поднять страну против евреев, хотел, чтобы  мой  пример  вдохновил
других...
   Да,   вдохновил   на   убийства...    Что    плохого    мне    сделал
почтальон-филиппинец? Да ничего, но он был не белый, и я решил отправить
его к праотцам".
   "То,  что  произошло  вчера  в  Гранада-хиялс,  -   говорит   депутат
лос-анджелесского городского совета Лаура Чик,  -  может  произойти  где
угодно. Мы любой ценой должны остановить расползание коричневой заразы".
   "Лос-Анджелес таймс"

43. МОСКВА. "ДИВИЗИОН". ОРДЫНЦЕВ

   - Если нет Бога, то какой же  я  капитан?  -  патетически  воскликнул
Любчик.
   Капитанство  Любчика  было  его  особым  пунктиком  -  по   сведениям
Управления кадров, Юрка Любчик был самым молодым капитаном в  российской
милиции.
   С трудом окончив школу - спас  советский  закон  о  всеобщем  среднем
образовании, потому что в каждом классе  администрация  мечтала  выгнать
лентяя и хулигана Любчика, - он все-таки просочился в Школу  милиции.  В
девятнадцать получил погоны - это еще были-звездочки  лейтяги,  даже  не
звездочки, а так - звездная пыль. И кинули его опером на "землю", где, к
удивлению начальства, этот мумсик, молокосос, дал самый высокий  процент
раскрываемости в районе.
   Через три года получил положенное - старлея. А тут грандиозное взятие
в Бирюлеве новокузнецких душегубов Шкабары -  Лабоцкого,  и  министр,  у
которого дело было на контроле,  растрогался  до  слез  и,  не  очень-то
вникая  в  сроки  чинопроизводства,  молвил   умиленно:   "Поощрить   по
максимуму!"
   Вот и носился Любчик, выскакивая из порток от  гордости,  и  объяснял
всем желающим, что звание  капитана  краеугольное  в  любой  системе,  в
милиции или на корабле.  Становой  хребет  офицерства!  Мысль  и  мускул
власти! Уже не сопливый  молодой  лейтяга,  но  и  не  замшелый  усталый
подполкан, - и ехидно косился на меня, засранец.
   Гордон Марк Александрович усмехнулся:
   - Если Любчика  потянуло  на  достоевщину  -  не  к  добру...  Что-то
будет...
   И я не смог удержаться, заверил:
   - Бог есть! Поэтому ты капитан, и с твоими успехами  "никогда  ты  не
будешь майором"!
   - Господи! - горестно завыл Любчик. - Ну разве от  завидущих  людишек
услышишь доброе слово? А вам, командир Ордынцев, скажу прямо - в лоб, не
таясь,  по-солдатски,  искренне,  без   излишних   экивоков,   затей   и
реверансов! Совершенно честно!  Вы  хоть,  конечно,  и  гений,  но  меня
оцениваете недостаточно. А вся ваша бранжа завидует моему уму, красоте и
таланту. И от этого мне мучительно тяжело...
   - Ладно, - остановил я его. - Чего ты хочешь?
   -  Во-первых,  заслуженного  признания,  -  поклонился  Любчик.  -  А
во-вторых, мы с Китом на пару дней должны исчезнуть  из  этого  затхлого
мирка.
   - Зачем?
   - Я  надеюсь,  что  сегодня-завтра,  может,  послезавтра  мы  отловим
Мамочку! - И обвел нас торжествующим взглядом.
   - Докладывай, - осадил я его гарцовку.
   Любчик подошел к лениво развалившемуся на стуле К.К.К.  и,  раздвинув
пальцы, постучал его ладонями по голове - раздался сухой треск.
   - Слышите? - испуганно спросил Любчик. - Удивляюсь сам,  как  в  этой
утлой голове рождаются такие замечательные мысли...
   К.К.К. отодвинул его от себя, скомандовал, как шкодливому щенку:
   - На место!
   Любчик вернулся к моему столу и серьезно сказал:
   - Этот невзрачный субъект, рядящийся под мента-криминалиста, сотворил
на своих компьютерах  чудо.  Воссоздал  из  воздуха,  из  слов,  портрет
бандита Мамочки.
   Про который подруга Тойоточка оргаистически крикнула: "Как живой!"
   - Замечательно, - согласился я. - Что дальше?
   - Знаешь, командир Ордынцев, как девку на тусовке переклеивают? Вот я
ее у Мамочки переклеил...
   - Удалось?
   - Думаю, вполне, - самодовольно хмыкнул Любчик. -  Понимаешь,  у  нее
мозговая  деятельность  вообще  отсутствует.  Она  живет   гормональными
реакциями.
   Заставить  думать  невозможно  -  только  чувственные   ассоциации...
Необходим эмоциональный резонанс...
   Я спросил Гордона:
   - Марк Александрович, может, ему успокаивающий укол сделать?
   - Отойдет сам, - пообещал Гордон. К.К.К. подтвердил:
   -  Пункт  пятый  памятки  по  научной  организации  труда:   "Доверяй
подчиненным, это повышает их сознательность и чувство ответственности за
дело"...
   - Тогда, Любчик, перестань трепаться и говори по делу, -  попросил  я
мягко и посмотрел на него так, что дальше капитан доложил дробью:
   - Тойоточка, замечательная  девушка-патриотка,  навела  нас  на  зону
обитания Мамочки. Вспомнила, сучара, как однажды с Мамочкой подъезжала к
дому, - его Нарик  посреди  ночи  за  наркотой  погнал.  В  квартиру  не
входила, дожидалась в машине. Показать этот дом она не может,  поскольку
дело было ночью, а она была кирная и  затраханная.  Но  твердо  опознает
квадрат переулков около Колхозной,  напротив  института  Склифосовского.
Тут я его процежу обязательно...
   - Пока звучит не шибко обнадеживающе,  -  уныло  подвел  я  итог  его
победным реляциям.
   - Командир Ордынцев! Да побойтесь Бога! От этой помеси китайца с черт
знает чем добиться брлыпего вообще невозможно! Это же растение! - Любчик
задумчиво помолчал, мечтательно добавил:
   - Если бы не дисциплинарные условности - с  удовольствием  передернул
на ней затвор...
   К. К. К. сочувствующе посмотрел на меня:
   -  В  инструкции  написано:  "Имей  чувство   юмора,   цени   его   у
подчиненных"...
   - Там  в  твоих  инструкциях  нет  прямых  указаний  для  Любчика?  -
поинтересовался я.
   - Конечно! Пункт "шестой-б": "Офицер оперативных служб  должен  четко
выполнять функциональные обязанности".
   Любчик сочувствующе скривил физиономию:
   - Видишь, командир Ордынцев,  этот  стон  у  них  наукой  зовется!  И
организацией труда! Вот захребетники! Стыдись, схоласт! - И сообщил нам,
как нечто таинственное:
   - Мы с Китом завтра эти  переулочки  пропатрулируем,  как  первач  на
фильтре...
   - Пешком? На "джопе"? - уточнил я. Любчик, легкий, гибкий, разбежался
по комнате и мягко вспрыгнул Киту на спину, выглянул из-за его плеча:
   - На осляти, как Христос в земле Гефсиманской...
   Кит слегка повел плечами  и  стряхнул  тощего  Любчика  на  пол,  как
былинку.
   Усмехался - ему нравилась бойкость другана и напарника.
   Любчик тяжело вздохнул:
   - И вот с таким субъектом мне  надо  работать!  При  этом  он  всегда
делает вид, будто он не со мной...
   - Естественно... - трагически опустил усы Кит. -  С  тобой  на  людях
появляться вместе боязно... Принимают за ненормального...
   - Кит, ты что думаешь обо всем этом? - спросил я его. - Есть шансы?
   Кит долго раздумчиво молчал, достал из кармана сухарь, пожевал, потом
изрек:
   - Трудно сказать... Я помню, со  мной  в  одном  классе  учились  два
парня, у них папаня был из высланных немцев, учитель, чокнутый... Назвал
пацанов Шекспир и Шиллер. Ну, мы их, конечно, звали  Шека  и  Шило.  Так
вот... - Он замолчал.
   - Ну! Ну! Рожай! - подогнал я его. Любчик опять возник:
   - Командир Ордынцев, не перебивайте его. Он не мастер  экспромта,  он
работает на вечность... Кит посмотрел на него, вздохнул:
   - Да ну тебя, все равно не поймешь, что  к  чему...  Думаю,  командир
Ордынцев, возьмем мы их. Нужно будет только, чтоб нас поддержал Костя, -
кивнул он на К. К. К.
   - Давайте, жду результатов. Подсуетитесь, ребята... Этот крысеныш нам
сильно нужен... Гордон почему-то спросил:
   - Слушайте, Любчик, а чем вы занимались до милиции?
   - Я? Я? - удивился Любчик и пожал плечами. - Я родился в милиции...
   - Метафора? - иронически переспросил  Марк  Александрович.  -  Мечта?
Образ?
   - Какая, к хренам, метафора? - завопил Любчик и  полез  в  карман  за
паспортом. - Буквально! Глядите - "Станция  Раздольная,  Линейный  отдел
милиции".
   Поезд застрял в заносах, а маманя некстати  разродилась  до  срока...
Если по справедливости, мне выслуга со дня рождения полагается...
   - Надеюсь! - обрадовался за товарища Кит. - Через год-два тебя  кинут
на пенсию, и я от тебя вздохну наконец...

44. ВАШИНГТОН. ШТАБ-КВАРТИРА ФБР. СТИВЕН ПОЛК

   Вызов директора  ФБР  Ленарда  Фрилэнда  был  для  Полка  совершенной
неожиданностью.  Он  не  сомневался,  что  его  меморандум   о   русской
преступности, так некстати  отправленный  накануне  взрыва  в  Оклахоме,
сейчас опустится на самое дно бюрократической бездны.
   Закономерности  полицейской  активности  неизменны   и   зависят   от
политического   спроса   сию   секунду.   Вообще-то   деятельность   ФБР
осуществляется в двух направлениях  -  треть  ресурсов  направляется  на
внутриполитический сыск  и  контрразведывательную  деятельность,  а  все
остальные силы - против криминалитета в федеральном масштабе.
   Но события в  Оклахоме  переключат  сейчас  все  внимание  начальства
именно на  контрразведывательные  мероприятия,  и  Полк  не  рассчитывал
услышать отклик на свой рапорт в ближайшие месяцы. Однако  его  разыскал
дежурный по городскому управлению и  велел  срочно  отзвонить  секретарю
шефа ФБР Дженингсу. Полк набрал прямой номер, и  этот  приторно-вежливый
проныра попросил приехать завтра в штаб-квартиру в Вашингтоне  к  десяти
часам вечера.
   - Вам это будет не поздно? - любезно-издевательски спросил он.
   Полк совершенно серьезно заверил:
   - Да что вы, Дженингс, я в  это  время  только  просыпаюсь!  Закончил
сиесту, плавно поужинал и приступаю  к  наслаждению  жизнью.  Мне  будет
совершенно необременительно заскочить к вам в десять...
   - Буду очень обязан, - сказал секретарь, дармоед этакий, и дал отбой.
   Полку  очень  хотелось  спросить,  с  чем  связан  вызов  к  шефу   -
расследование по Оклахоме или дела с русскими гангстерами? Но спрашивать
не стал - эта лощеная собака Дженингс наверняка знает, но не  скажет  ни
за что. Секретари - народ  величаво-таинственный.  Их  холуйская  работа
оплачивается привилегией околоначальственных секретов.
   В штаб-квартире ФБР царили суета,  неразбериха,  особая  нервозность,
которую создают люди, не причастные к делу, но страстно  демонстрирующие
свою незаменимость.
   Полк приехал из аэропорта Далласа на такси, и впервые за годы  службы
его сопровождал охранник от самой внешней вахты до  кабинета  директора.
По-видимому, это называлось повышением мер безопасности. В приемной тоже
сидел наряд - здоровые ломовики, бессмысленно  грозные  силачи,  которых
оперативники называют "гуны".
   - Мистер Полк? - осведомился Дженингс, как будто видел Полка впервые.
   Секретарь изо всех сил строил загнанный, затравленный  вид  человека,
надрывающегося на работе. Совершенно зримо бремя  мира  лежало  на  этих
узких плечиках канцелярского рейнджера. Полк  так  же  серьезно  показал
свое удостоверение.
   - Старший специальный агент бюро Стивен Полк прибыл...
   - Да-да, я знаю, - кивнул разочарованно Дженингс, словно ждал кого-то
совсем другого. - Посидите  минуту.  Директор  заканчивает  разговор  по
телефону...
   Полку доводилось несколько  раз  бывать  в  кабинете  директора  ФБР,
обставленном  старой,  чуть  кокетливой  чиппендей-ловской  мебелью.  По
молчаливому уговору всех обитавших здесь  директоров  в  этой  не  очень
просторной комнате ничего и никогда не менялось - как  дань  уважения  и
памяти Эдгару Гуверу, просидевшему здесь чуть меньше  полувека.  Рекорд,
который никому из министров любой страны не удастся перекрыть никогда.
   Гувер придумал, построил и запустил навсегда эту огромную  и  грозную
машину - Федеральное  бюро  расследований.  Мудрый  и  злой  сатрап,  он
управлял этим загадочным механизмом жестко и эффективно,  оставив  после
себя  в  памяти  федов  массу  заповедей,  которые  за   последние   два
десятилетия достаточно мало обесценились.
   "Джи-мэна - агента ФБР - можно  убить,  но  нельзя  подкупить".  Этот
постулат Гувера передавался из поколения в поколение.
   Он ненавидел женщин, со скрипом соглашался  на  их  использование  на
вспомогательных технических должностях, злобно повторяя: "С  оперативным
сыском женщина может справиться только в постели".
   Любители кофе предупреждались: "Если вы хотите пить кофе  на  работе,
немедленно увольняйтесь, и я  дам  вам  список  мест,  где  вы  получите
хороший кофе".
   "Сегодня ты куришь в кабинете, завтра  здесь  будет  наркопритон",  -
стращал он подчиненных.
   "Джи-мэн, который до двадцати лет ни с кем  не  дружил,  -  не  имеет
сердца, а  джи-мэн,  поддерживающий  дружбу  после  двадцати,  не  имеет
головы", - наставлял он штат.
   "Я  не  собираюсь  запрещать  вам  жениться  и  плодиться,  -   добро
предупреждал Гувер. - Но тот, кто живет один - живет дольше".
   "Автомат  более  послушен  феду  с  чистыми  выхоленными   руками   с
маникюром, чем заскорузлой лапе с цыпками и грязными ногтями".
   Принцип  работы  Гувера  был  прост   -   тотальный   режим   жесткой
конспирации. Все телефонные номера сотрудников держались  в  секрете,  в
служебной переписке не указывались должности. Номера домашних  телефонов
не   приводились   в   справочниках,    доступных    всем,    автомобили
регистрировались на вымышленные фамилии.
   Сейчас этот злой идиотизм как бы ушел в прошлое.  Но  если  бы  Гувер
восстал из гроба, он мог бы заметить всем нам: "За полвека моей  тирании
было убито в перестрелках сорок девять джи-мэнов - меньше, чем только за
нынешний год".
   Да, джи-мэнов стали больше убивать. И к сожалению, их стало возможным
подкупать...
   - Полк!  Полк!  -  вывел  его  из  задумчивости  пронзительный  голос
Дженингса. - Проходите, вас ждут...
   Директор еще держал трубку, прижимая ее к уху  плечом,  и  ел  пиццу,
откусывая от здорового ломтя. На Полка не обращал ни малейшего внимания,
но приход его заметил и куском  пиццы  показал  на  кресло  перед  своим
столом.
   - ...Послушайте, Гарри, у нас нет  другого  выхода!..  Надо  передать
мексиканцам всю нашу информацию. Мне  кажется,  что  их  власти  и  сами
хотели бы разобраться с  наркотрафиком...  У  них  просто  нет  людей  и
денег... Картель "Тихуана" уже зарабатывает больше  миллиарда  в  год...
Понимаешь, что это значит?
   Мы это терпеть  не  можем...  Да,  и  их  денежки  тоже  аукнулись  в
Оклахоме!.. Делай, что я тебе говорю.  Информацию  сплавляй  порциями  -
надо проверить, готовы ли они к реальным  делам...  Все,  жду  вестей...
Бай!..
   За несколько лет директорства Фрилэнда Полк видел его всего несколько
раз.
   И впервые сидел напротив. Фрилэнд с  удивлением  посмотрел  на  корку
пиццы в руке - как это попало сюда? Задумчиво смотрел на Полка  -  может
быть, думал о том, кто такой Полк, и вспоминал, зачем его вообще вызвал.
Расстегнутый  воротничок  рубашки  слегка  влажен  -  в  кабинете   было
душновато.
   Выглядел Фрилэнд молодцом. Все еще  худощавый,  похожий  на  давнего,
молодого, небогатого, еще не вошедшего в славу, коротко стриженного Мэла
Гибсона. Полк подумал о мистических свойствах чиппендейловского  кресла,
в котором сидел Фрилэнд. Каждый, кто хоть на полчасика  присел  в  него,
рассчитывает, по-видимому, просидеть в нем вечность - как Эдгар Гувер.
   Беспочвенные мечтания  -  Фрилэнд  держал  в  нем  свою  задницу  уже
четвертый год и считался весьма старым директором Бюро.
   По-прежнему глядя сквозь Полка, директор медленно негромко сообщил:
   -  Я  прочитал  ваш   меморандум...   Мне   он   кажется   достаточно
своевременным...
   Ага! Значит, все-таки вспомнил,  кто  такой  Полк  и  чего  он  здесь
отирается.
   - В принципе в масштабах национальной безопасности я считаю,  что  их
деятельность не является сегодня серьезной угрозой... -  успокоил  Полка
опорный  столп  правопорядка.  -  Но  я  уверен,  что  со  временем  они
разрастутся для нас в большую головную боль... Как я понимаю, вы  хотите
поехать в Москву, Полк? - неожиданно спросил он.
   От внезапности вопроса Полк школярски забормотал:
   - Да, господин директор! Конечно! Я уверен, что  эта  поездка  многое
позволит мне понять...
   - Наверное... Пожалуй, это будет небесполезно,  -  кивнул  Фрилэнд  и
неожиданно сказал:
   - Я тут подумал, что армия  -  это  гениальная,  чрезвычайно  сложная
машина, придуманная  дураками.  А  сыск  -  крайне  примитивный,  глупый
механизм, но играть на нем может только настоящий мастер...
   Полк усмехнулся, решил перл  федерального  глубокомыслия  принять  на
свой счет и учтиво поклонился.
   - Не нахальничайте, Полк, - дернул головой Фрилэнд.  -  Ваши  сыскные
таланты мне сейчас не  нужны.  И  не  нужны  многомудрые  догадки  наших
аналитиков, которым я вообще  не  верю...  Потребен  мне  сейчас  взгляд
профессионала... - Слушаюсь, сэр. Я постараюсь.
   - Постарайся.
   Фрилэнд встал с кресла, подошел к Полку, уселся  на  свой  прекрасный
черешневый стол и положил ему руку на плечо:
   -  Когда  ты  приедешь  в  Москву,  забудь,  что  ты  старый  опытный
оперативник.
   Никогда не  вспоминай,  что  ты  старший  специальный  агент  ФБР.  Я
направляю тебя в Россию с особой миссией - понять людей, с  которыми  мы
должны  работать.  Найди  какой-то  приемлемый  для   нас   национальный
алгоритм. Ну, знаешь,  как  говорят  наши  грамотные  кретины  -  мерную
единицу менталитета...
   - Я постараюсь, сэр... Я буду об этом думать...
   - Думай! Разговаривай! Слушай! Оружие в руки не брать  ни  при  каких
обстоятельствах! - Дир