га - девка-молоток, крутит баранку, негромко напевает
модный хит "Белив", покуривает сигарету, хоть бы хны!
   - Сережа, ко мне надо ехать, - сказала она, как только  мы  с  визгом
дернули с Куликова поля  нашего,  с  Ледового  побоища  на  Бородине.  -
Надежнее всего.
   Там искать будут в последнюю очередь...
   - Поехали, - согласился Серега. - Езжай не быстро, не нарушай.
   Она вздохнула, на миг обернулась ко мне:
   - И это говорит мне полицейский якобы с человеческим лицом! - И тихо,
ликующе засмеялась:
   - Который втравил меня в страшные уголовные события!
   Невинная чистая девушка попала в бойню, как кур в ощип...
   - Невинная чистая девушка, не говорите этого никогда при болгарах!  -
драматически воскликнул я - не мог удержаться,  не  поделиться  с  таким
боевым товарищем из сокровищницы жизненных наблюдений.
   - Почему? - удивилась она.
   - У меня был дружок,  Любомир  Танев,  чемпион  Болгарии.  У  нас  на
соревнованиях услышал про этого самого кура и пришел  в  ужас  от  такой
садистской жестокости. На их южнославянской фене кур обозначает  мужской
член, и Любо  никак  не  усекал,  зачем  его  совать  в  щи,  в  любимый
всенародно, можно сказать, кипящий кислый суп из капусты...
   Серега положил ей руку на колено:
   - Так, Лена, все в порядке. Жить будет - шок прошел, Кот  вернулся  в
свой репертуар... По-моему, я рановато расстегнул на нем наручники.  Его
надо, как Пугачева, возить по Москве в клетке.
   - А ты молчи! - строго окоротил я его. - Вы, Лена, не верьте  первому
впечатлению,  оно  обманчиво.  Смотришь  на  Серегу  -  такой,  кажется,
солидный господин, на службу по утрам в смокинге чапает, а на самом деле
он паренек незамысловатый.
   - Обидеть художника может каждый, - заступилась за него Лена.
   - Клянусь, правду говорю! - сказал я и поклялся нашей старой дворовой
клятвой:
   - В рот меня тя-ля-па-тя жареными пончиками!
   И Серега вспомнил, засмеялся - лет двадцать пять назад  мы  присягали
на правду  этой  чепухой.  Я  хотел  его  вывести  из  стресса,  немного
разрядить, развеселить - ему сейчас наверняка очень тяжело. Он ведь там,
на мостовой в Теплом Стане, шагнув с  тротуара,  сделал  очень  трудный,
жизнераздельный шаг. Про  него,  ненормального,  наверняка  в  служебных
аттестациях кадровики пишут - "лично честен"...
   - Так вот, сообщаю вам, Лена,  что  учеником  в  средней  школе  этот
красавец был вполне убогим. И помогал  ему  наш  общий  друг,  наоборот,
очень талантливый, тогда он был гордостью школы и звали его Хитрый  Пес.
Сейчас он выбился в большие люди,  заведует  огромным  зверинцем...  При
правильном вашем поведении я вас с ним познакомлю как-нибудь.
   - Спасибо большое! - радостно согласилась Лена. - Мечтаю заглянуть  в
зверинец...
   - Ну, однажды  бьется  Хитрый  Пес  с  бедным  Серегой  час,  другой,
растолковывает какое-то уравнение  или  теорему,  а  может  быть,  закон
природы... Мне это, честно  говоря,  все  едино  -  бим-бом,  не  упомню
сейчас...
   - Я догадываюсь, - поддакнула Лена.
   - Не берет Серега  объяснение  в  ум,  не  врубается,  о  постороннем
мечтает, и наконец завизжал от отчаяния Хитрый Пес: "Как же  можно  быть
таким тупым кретином! Как это можно не понимать?"  А  Серега  ему  мягко
так, спокойно, ласково говорит: "Не злись, Саня! Я  не  кретин,  честное
слово! Просто у меня совсем другой ум"...
   - Изумительно! - захохотала Лена. - Я то же  самое  говорю!  Но  один
вопрос покоя не дает - что во время этих занятий делал Кот Бойко?
   - Я? Как что? Лежал на тахте и смотрел иллюстрации в "Гинекологии"
   Штеккеля...
   По плечам, по затылку Сереги я видел,  что  он  уже  отошел  немного,
расслабился. Мы, наверное, проехали  километра  два,  от  Востряковского
кладбища до Минского мотеля, когда он обернулся и спросил:
   - Ты к чему эту историю вспомнил?
   - Ни к чему! Просто так! К слову  пришлось!  -  заверил  я,  а  потом
все-таки сказал:
   - Спасибо великому духу Цакуге-дзену  за  то,  что  у  тебя,  Серега,
другой ум...
   - Уймитесь, мужики! - вмешалась Лена. - А то я от  умиления  зарыдаю,
слезы застят мне глаза, и я совершу наезд...
   Молодец, кремневая девка! Как говорят лошадники - напор класс бьет!
   Генерация Некст!
   - Да мы уж спозаранку на "Бетимпекс" наехали, - заметил я.
   На подъезде к Ленинградскому шоссе Серега сказал Лене:
   - Здесь не съезжай, до следующего поворота гони. На Левобережную...
   - Зачем? Здесь же быстрее?
   - Делай, что я тебе говорю! - коротко  и  хлестко  сказал  Серега.  -
Минуешь Ленинградку, сразу перестраивайся в правый ряд.
   Чего-то он там хитрое,  непонятное  кумекал  своим  другим  умом.  Из
бортового  кармана  на  двери  достал  трофейные  пистолеты   и   черный
пластиковый мешок, свалил в него громыхнувшие пушки.  Взял  сумку  Лены,
вытащил из нее никелированный браунинг-автомат - дорогую вещичку, и тоже
бросил в мешок.
   - Сережа, ты что? - ахнула Лена.
   Я своего другана знаю лучше - помалкивал. Слава Богу, ему не пришло в
голову открыть мой чемодан.
   Машина въехала на широкий многополосный мост через Москву-реку.  Виды
отсюда - волшебные. Яхты плавают. Песок на пляжах призывает. Красота!
   - Притормози, пожалуйста, на середине, - попросил Серега.
   Лена оглянулась, за нами было пусто,  в  соседних  рядах  -  ближе  к
осевой - телепалось несколько попутных машин. Джип  остановился,  Серега
выскочил на бордюр, на ходу завязывая горловину  мешка,  нагнулся  через
балюстраду и кинул в водяную бездну роскошный  арсенал,  тысяч  на  пять
хорошего  товара  в  пучину  булькнуло.  Осмотрелся  на  мосту,  прыжком
вернулся на сиденье, хлопнул дверцей:
   - Теперь помчались... Съедешь на  Левобережную,  через  Химки-Ховрино
выскочишь на Водный стадион...
   - Хорошо, - сказала Лена, но голосок ее,  тон  не  предвещали  ничего
хорошего. И не утерпела, добавила:
   - Хорошо было бы тебя вслед за мешком скинуть...
   - Послушай меня, - предложил  ей  Сергей,  и  это  была  не  любовная
просьба, а жесткий приказ. - Запомни, как Бог свят - кто бы и  когда  бы
тебя ни спросил, что ты делала  сегодня  ночью,  отвечать  будешь  одно:
около полуночи, точнее не помнишь, ты вместе  со  своим  отцом  покинула
празднество у Серебровского и ночевала под родительским кровом. Поговори
с отцом и втолкуй ему это твердо. Никогда и ни с кем ни в  какой  Теплый
Стан не ездила и не знаешь, где он находится. На любой  вопрос,  который
тебе не понравится или покажется затруднительным, отвечай - не помню! Не
помню, не видела, не знаю... Поняла?
   - Не помню! Не помню, не  видела,  не  знаю!  -  бойко  отрапортовала
барышня.
   Серега покачал головой:
   - Не остроумничай, остроумица моя, девица Остроумова...
   Потом  мы  приехали  к  ней  домой,  Лена  упорхнула  в  душ,  Серега
отправился на кухню  варить  кофе,  а  Лора  наконец  оттаяла  совсем  и
несокрушимо мягко сообщила мне:
   - Кот, любимый, я уезжаю.
   - Куда? - не смог я подключиться. - Когда?
   - Сегодня. Я тебе говорила... ты,  наверное,  не  помнишь...  у  меня
друзья живут в деревне...
   - В глуши, в Саратове?.. - задохнулся я.
   - Под Брянском. Я бывала у них...
   - Лора, там же необитаемая жизнь!  Ты  уверена,  что  из  нас  выйдут
Робинзоны Крузы? Томом Крузом я еще могу попробовать! А Робинзоном -  ну
ни за что!
   Ну просто никогда!
   - Кот, ты не понял меня... Я одна поеду.
   - Яблочко мое, ты боишься?
   - Нет, Кот, уже не боюсь... Но сейчас я тебе не помощник, не подруга.
Гиря на ногах, камень на шее... Я не хочу, чтобы  ты  вспоминал  меня  с
досадой. Я хочу, чтобы ты вспоминал обо мне с радостью...
   Вошел Серега с кофейником, и я сразу запросил его:
   - Слушай, командир, Лора хочет свалить в деревню... Это же дичь!..
   - Где деревня? Далеко? - деловито  осведомился  Серега,  разливая  по
чашкам кофе.
   - В Брянской области, недалеко от Жиздры, - сказала  Лора.  -  Там  у
меня друзья фермерствуют в выморочной деревне...
   Не  очень  долго  раздумывал  мой  друган,   поведал   с   солдатской
искренностью:
   - Лора, вам, пока суд да дело, все равно возвращаться  домой  нельзя.
Лена соберет для вас необходимые на первое  время  вещички.  Сегодня  же
надо ехать! - отрубил Серега, как судебный исполнитель.
   Я  еще  только  возбух,  чтобы  сказать  пару  ласковых,   а   Серега
развернулся на каблуках и уперся в меня свирепо:
   - Лучше помолчи! Лора дело говорит. Мы не контролируем  ситуацию,  мы
бежим и прячемся. И не выеживайся! Попробуй понять, что  Серебровский  -
это не наш бывший дружок Хитрый Пес. Это совсем другой, неизвестный  нам
человек... - Он  постоял,  подумал,  будто  вспоминал  что-то,  а  потом
медленно проговорил:
   - И, если хочешь, можешь меня не уважать... Но я часто, со  стыдом  и
болью, ловлю себя на том, что боюсь его...
   Я подошел, обнял его за плечи, спросил растерянно:
   - Верный Конь, он что, сломал тебя?
   А Серега покачал головой:
   - Дело не во мне. Он и такие, как он, сломали мир...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

УТРЕННИЙ СОН

   Утром, совсем рано, еще не  рассвело  по-настоящему,  ко  мне  пришла
Марина.
   Нырнула под простыню, обняла меня, прижалась, и тягота моя, страдание
и боль мгновенно утонули, растворились в половодье  острого  счастливого
наслаждения.
   Я слышал ее тихо рокочущий голос,  смотрел  на  эти  приоткрытые  для
поцелуя губы с чувственно-нежным  разрезом,  прикрытые  сумраком  ресниц
глаза - и, безумея, я не воспринимал смысл ее слов, я был с ней, в  ней,
и мне было все безразлично, и со всем я был  заранее  согласен.  Жаркий,
бредовый, сладкий лепет, адреналин, бормочущий  в  крови,  как  весенний
ручей...
   - Санечка, давай плюнем на все.  Бросим,  забудем...  Сделаем  другую
жизнь...
   - Да...
   - В богатстве нет ни смысла, ни кайфа.  Есть  только  азарт  движения
наверх.
   - Да...
   - Ты все уже сделал... Ты все всем везде доказал... Дальше - пустота,
дальше - больше горестей и потерь.
   - Да...
   - Ты и так почти один... Вчерашняя толпа - не родня, не  друзья,  это
противные статисты,  исходящий  реквизит.  Еще  не  поздно  вернуться  в
люди...
   - Да...
   -  Ты  -  умный,  талантливый,  сильный...  Ты  можешь  все.  Стряхни
наваждение.
   - Да...
   - Вокруг -  огромный,  сказочный  мир.  Давай  обойдем  его...  Давай
подружимся с людьми, которые не зависят от твоей власти  и  денег...  Ты
еще не изведал счастья бескорыстной раздачи добра.
   - Да...
   - И губернатором тебе не надо быть - ты  больше  любого  губернатора.
Поверь  мне,  у  нас  губернатором  человека  можно  называть  только  в
насмешку.
   Бетховен, узнав о коронации Наполеона, в ужасе закричал: "Боже, какое
снижение вкуса!"
   - Да, моя любимая...
   - Вся твоя жизнь и так сплошное Ватерлоо, и  это  звучит  не  ода  "К
радости", а Реквием... Остановись, Саша...
   - Да...
   - Ты сделал свое имя нарицательным, и обозначает оно -  деньги!..  Ты
стал первосвященником дьявольской  религии,  где  веру  заменяет  жадный
азарт. Это дорога в ад.
   - Да. А что такое ад?
   - Это твоя жизнь, помноженная на бесконечность...
   - Да, наверное...
   Господи, как невыносимо остро я любил ее в этот момент!..
   Какое волнующее недостоверное блаженство!
   Короткое счастье, как вздох, - она ведь мне врет. Не знаю, в чем ложь
- в чувствах, мыслях, обстоятельствах, планах, намерениях, мотивах.
   Но она меня сейчас обманывает. Пытается обмануть. Хотя меня  обмануть
нельзя, потому что я, пролетая сквозь детали,  как  безмозглый  детектор
лжи, как электронный полиграф, все равно сразу фиксирую  недостоверность
поступающей информации. В системе - сбой! Правильный ответ невозможен...
   Не знаю почему, не понимаю зачем, но она хочет обмануть  меня.  Может
быть, уводит за собой, стаскивает со следа? Не знаю.
   Но я ее люблю и счастлив  прикосновением  к  ней.  Все  разумею,  все
понимаю, а сделать ничего не могу. Да и понимать-то нечего,  потому  что
разум  и  любовь  -   непересекающиеся   поля,   сходящиеся   параллели,
эмоциональная геометрия Лобачевского.
   А иначе  как  объяснить,  что  Пушкин,  умнейший  в  русской  истории
человек, любил беспамятно пустую хорошенькую бабенку, которая его в грош
не ставила и стеснялась его, а  страстно  обожала,  наоборот,  здорового
блондинистого кавалергарда и не  угомонилась,  сука,  пока  не  погубила
единственного, избранника, гения, пришельца...
   Глупо рассуждать об уме и любви,  когда  в  твоих  объятиях  женщина,
которая делает абсолютно неинтересным для тебя  существование  остальных
трех миллиардов баб на земле...
   Раздался телефонный звонок. Снова, и снова, и  снова  рвала  утреннюю
тишину тревожная трель, сигнал тревоги, знак беды.
   - Не бери трубку, - испуганно сказала Марина.
   - Этот номер знают всего три  человека...  В  пять  утра?  Включил  с
ненавистью и страхом телефон и  услышал  голос  человека  ј3  -  аппарат
Президента.
   - Александр Игнатьич, примите  меры,  если  поспеваете...  Сегодня  -
занавес.
   Ресурсы исчерпаны... Так сказать, технический дефолт...
   Так, лавина поехала вниз. Положил трубку.
   - У тебя проблемы? - спросила Марина.
   - Да. Сегодня они станут проблемами всей страны...
   Гул в голове. Руки немного дрожат. Я встал и начал быстро собираться.
   Телефонный звонок вышвырнул меня из пространства  счастья,  он  отсек
все предыдущее, как гильотина отрубает и мечты, и воспоминания.
   И снова зазвенел телефон. Многовато для закрытой линии  в  рассветный
час!
   Рванул трубку - человек ј2, Сафонов.
   - Александр Игнатьич! Наш боец  ненормальный,  Серега  Ордынцев,  час
назад уложил "бетимпексовский" патруль, который захватил Кота.
   - Ордынцев?
   - Вот именно...
   - А где Кот?
   - Я же говорю - его Ордынцев увез из  Теплого  Стана...  Наш  человек
наблюдал.
   - Только этого еще мне не хватало сегодня! У вас связь  с  Ордынцевым
есть?
   - Он отключил мобильник. Но мы его ведем,  -  заверил  Сафонов.  -  Я
уверен, он повез его к Ленке Остроумовой...
   - К Лене? Остроумовой? Странно, - удивился  я.  -  У  него  радиомаяк
есть?
   - Есть. Но я ничего не предпринимал - жду ваших указаний...
   - Какие ты ждешь указания, Кузьмич? Я тебе вчера  сказал  -  мне  эта
история уже поперек глотки! Сегодня же реши этот вопрос...
   - Мне надо знать меру допустимых решений!
   - Ты  что,  старая  министерская  крыса,  ждешь  от  меня  письменных
резолюций? - взбесился я окончательно. - Не играй со мной!  Я  сказал  -
решить! Вот и действуй - по обстоятельствам...
   - Есть! Решим по обстоятельствам!
   Я обернулся - Марина лежала ничком, закопавшись лицом в подушки.  Как
в обмороке, как в коматозном сне.
   Уже одетый, присел рядом с ней на край кровати, погладил ее нежно:
   - Марина,  сегодня  ужасный  день...  Надо  пережить  его.  Я  должен
выстоять сегодня... Потом  мы  сделаем  все  так,  как  ты  говоришь.  Я
готов...
   Ничего не ответила. Не пошевелилась. Ладно, надо пережить сегодняшний
день.

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

ПРОЩАНИЕ

   - Я Лору провожу на вокзал, - сказал я Коту. - А ты  отсюда  пока  не
высовывайся. Для тебя будет здоровее, а нам всем - поспокойнее...
   Кот пробурчал под нос что-то досадливо-сердитое, ему было  невыносимо
быть ведомым, зависимым. Здравый смысл все-таки одолел кураж, он  махнул
рукой:
   - Тогда не тяните Кота за душу - давайте прощаться...
   Мы с Леной вышли на кухню, она притворила дверь и спросила:
   - Солдатик, может, мне поехать с вами на вокзал?
   Я помотал головой:
   - Спасибо, не надо. Подержи тут Кота на сворке...
   -  Пустое!  Он  -  самопрограммирующийся  механизм.   Его   уговорить
невозможно, проще убить...
   Я посмотрел в ее круглое личико куклы Барби, подавшейся в банду.
   - А тебе раньше приходилось стрелять в кого-нибудь?
   - Конечно! В тетеревов, в зайцев, в лося стреляла... Меня отец лет  с
двенадцати брал на охоту!
   - Ну, это все-таки другое!
   - Естественно, другое! - подтвердила Лена. -  Зверюшек  потом,  когда
запал уходит, жалко до слез... А этих шакалов... Потом жалела, что  яйца
ему не отстрелила...
   - Фи, девушка! Ты же невинная и нежная - забыла, что ли?
   - Она и есть! Нераспустившийся цветок! Но когда  я  увидала,  как  он
припустил к тебе с пистолетом навскидку, так я и распустилась сразу... -
Она вдруг обняла меня и стала хохотать:
   - Если бы ты мог на себя взглянуть - в смокинге, с клювастым  веником
в руках и с криком "Шикадама!". Я боялась описаться от ужаса и смеха...
   -  Такие  нежные  и  невинные  на  Западе  идут   в   террористки   и
грабительницы банков, - подытожил я.
   Она быстро, остро поцеловала, как прикусила.
   - Ты все забыл! Пистолетчики,  грабящие  банки,  -  нищие  обреченные
отморозки. Банки берут  изнутри,  в  тишине  и  благолепии,  при  полном
непротивлении сторон...
   Я видел через дверное стекло,  как  Кот  запихнул  Лоре  в  заплечную
сумку-рюкзачок две толстые пачки долларов. Ну да, все  правильно  -  она
там, в деревне под Жиздрой, по казино и бутикам  пойдет!  У  Кота  свое,
нетрадиционное понимание народной жизни.
   - Все, поехали...
   Заплаканная Лора тихо сказала Коту:
   - Ты уж постарайся, побереги себя...
   - Я буду! - заверил Кот. - Я  буду  беречь  себя,  носить  на  руках,
тютюшкать, кутать,  холить  и  лелеять.  -  Обнял  ее  крепко  и  твердо
пообещал:
   - Приду! Не бойся, ни черта мне не станет! Ты же знаешь - я  везун...
Не прощайся навсегда...
   По-моему, Лора не слышала, что он говорит ей. Нервно  оглаживала  его
плечи, смотрела неутолимо и незряче. Она не прощалась с  ним  на  неделю
или на год.
   Лора расставалась с ним навсегда.
   Я крикнул: "Жду в машине!" - и вылетел из квартиры...
   Мы ехали через  проснувшийся,  суетящийся,  испуганно-злой  город,  я
включил радио, и тревожная разноголосица дикторов в эфире  звучала,  как
сообщение о войне. Вероломное нападение, военное вторжение,  репортаж  с
разразившейся битвы, списки потерь, надежда на второй эшелон обороны.
   -   ...   Правительство   России    приостанавливает    выплату    по
государственным казначейским обязательствам...
   - Крупнейшие коммерческие банки страны заморозили депозиты...
   -   Тысячи   вкладчиков   безуспешно   штурмуют   банки    и    офисы
инвестиционно-финансовых учреждений...
   - По оценкам экспертов потери составят десятки миллиардов долларов...
   - Биржа не функционирует...
   - Угроза финансового краха страны...
   - Нерезиденты покидают Москву...
   - Потери иностранных вкладчиков пока не поддаются исчислению...
   - Считается, что крупнейший западный инвестор  Джордж  Сорос  потерял
около 2 миллиардов долларов...
   -  Финансовая  катастрофа   грозит   непредсказуемыми   последствиями
населению страны...
   - Очередное ограбление народа...
   - Тысячи и тысячи бизнесов будут закрыты...
   - Технический дефолт...
   - Дефолт... Дефолт...
   - Премьер Сергей Кириенко объявил об отставке правительства...
   Я почему-то вдруг вспомнил Палея,  бормочущего,  как  в  бреду:  "...
значит, меня убили!" При чем здесь Палей? Чепуха какая-то.
   От бессонной ночи звонко  гудела  пустота  в  голове,  легкий  сумрак
застилал глаза, было зябко-дремотно, как с тяжелого похмелья.
   Лора негромко произнесла:
   - Я хочу вам сказать об очень важном...
   Я не сразу и расслышал ее сквозь взволнованную  радиоистерику  и  гул
мотора, удивленно взглянул на нее.
   - Да?
   - Я знаю, что вы самый близкий человек Коту. Я хочу, чтобы вы  знали.
Если сочтете правильным, вы скажете Коту...
   Из глаз ее снова неостановимо потекли слезы. Я протянул ей  платок  и
попросил:
   - Лора, не  волнуйтесь...  И  не  плачьте,  а  то  я  совсем  потеряю
соображение...
   - Не обращайте внимания, это у меня от испуга.  Они  так  жутко  били
Кота, я была уверена, что они его убьют...
   - Все обошлось, не нервничайте. Все как-то  устроится,  -  говорил  я
обязательны