что круто впряг Верного Коня в свои оглобли. А у Сереги,
кажется, своя игра.
   - Какая у него сейчас может быть игра?
   - Не знаю. Он ищет тебя.
   - Я в курсе.
   - Ты не доверяешь ему? - испугалась Марина.
   - Доверяю. Но я не хочу подставлять его, он не умеет врать. Отдай ему
это.
   - Я протянул ей свой сотовый телефончик. - Позвоню ему, если вода под
горлышко подступит...
   - Хорошо. - Она положила трубку в сумку, щелкнула замком.  -  Уезжай,
Кот, ничего хорошего из всей этой свалки не выйдет...
   - Готов! Прямо сейчас. С тобой. - И  попытался  снова  обнять  ее,  а
Марина отвела мягко мои руки.
   - Я не могу, Кот...
   - Ты боишься потерять богатство и свое положение?
   - Не говори, Кот, глупости - это тебе не идет. Я боюсь потерять себя.
   Совсем... Пойми, я ведь не переходящий кубок...

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:

ОПАВШЕЕ ПЛАМЯ

   Перед вечером я зашел в службу  безопасности  и  забрал  компьютерный
робот-портрет женщины, которая вместе с Котом приходила  в  агентство  к
Люде Серебровской. Сафонов еще третьего дня обещал мне  прислать  его  -
как только эксперты закончат работу. Но, видимо, забыл.
   А может, не забыл - Кузьмич  мало  походит  на  рассеянного  с  улицы
Бассейной.
   Почему-то не захотел. Вам виднее, господин генерал. Вообще у  болвана
в польском преферансе жалобная и постыдная роль только до того  момента,
пока он не понял отведенную ему позицию. После этого  он  может  отчасти
вмешаться в игру.
   Вернулся  к  себе  в  кабинет,  прочитал  депеши  Флэнагана  в   моем
электронном почтовом ящике. Конечно, сафоновские умельцы, наверное,  уже
давно раскрэкали мой секретный код-пароль,  и  Кузьмич  одновременно  со
мной читает сыщицкие изыски моего дружка - но, кажется, это все  уже  не
имеет значения.
   В выпуске новостей по телевизору говорили  о  нарастающем  финансовом
кризисе, об угрозе биржевого обвала или системного экономического краха.
   Потом ведущая Светлана Сорокина  в  передаче  "Герой  дня"  задушевно
спрашивала Хитрого Пса:
   - Ну, я это все понимаю, Александр Игнатьич... А вот вам лично  зачем
этот космический проект?
   А Сашка так же задушевно-просто отвечал, раздумчиво, очень  искренне,
от всего сердца - как у нас водится:
   - Потому что я хочу Россию через силу, пусть за  уши,  но  втащить  в
следующее тысячелетие. Это не окно в Европу, а широко распахнутая  дверь
в мир...
   В кабинет вошла Лена, с интересом посмотрела на  экран,  одобрительно
поцокала языком:
   - Ай да Серебровский! Ай да молодец! Настоящий герой дня...
   - Бери выше! Я думаю, Сашка тянет на героя нашего века.
   - Не бери в голову! Завтра, может, кто-то еще героистей и  вековечней
объявится. Какие планы?
   - Должен сходить к боссу доложиться.
   - Подожду? - спросила Лена легко, без нажима и принуждения - мол, все
свободны, никто никому не должен. Можем провести вечерок вместе, а можем
разбежаться.
   - Если можешь, подожди, - хотел сказать небрежно,  а  получилось  как
просьба. - Может, напьемся сегодня?
   - А то! - восхитилась Лена. - С особой жестокостью и цинизмом!
   Потом обняла меня и спросила тихонько:
   - Ты чего такой расстроенный?
   - Нет, ничего...  Нормальная  комедия  масок.  Как  настоящий  актер,
вживаюсь в роль. Осваиваю образ болвана в польском преферансе...
   Лена засмеялась:
   - Ну-ну-ну! Ты просто не привык  к  новым  правилам  игры.  У  бедных
вообще снижен порог обидчивости.  Давай,  давай,  иди  к  боссу.  Раньше
сядешь - раньше выйдешь...
   Я поцеловал ее и стал собирать со стола бумажки. А Светлана  Сорокина
все пытала - ручки подставляла Серебровскому:
   - ... Как вы относитесь к утверждениям, что банкиры разграбили страну
и вызвали обнищание народа?
   Я задержался - действительно, Александр Игнатьич, что вы  думаете  по
этому поводу?  Мне  тоже  интересно  ваше  мнение  по  поводу  отдельных
клеветнических утверждений.
   Хитрый Пес усмехнулся, поправил мизинцем дужку очков и  проникновенно
сообщил:
   - Нормальная пропаганда  -  ее  накачивают  радикалы,  жизнь  которых
немыслима без образа врага. А ведь если вдуматься,  банкирство  -  самая
старая профессия на земле. Когда-то праведный Ной превратил свой  ковчег
в генетический банк. И спас для нас всех жизнь  на  планете.  Это  самая
успешная банковская операция в истории человечества...
   Лена помахала мне рукой:
   - Вот так-то! Иди, помогай спасать жизнь на Земле.
   В приемной было пустовато. Секретарь Надя говорила по телефону:
   - Да, зарезервируйте  рейс  Париж-Нью-Йорк-Париж.  Да,  сверхзвуковым
"конкордом"... На следующей неделе... Нет, босс полетит один...  Сколько
мы должны перевести?.. Хорошо, восемь  тысяч  пятьсот  шестьдесят  шесть
долларов. Это первый класс?.. Угу, понятно... Спасибо...
   Она положила трубку и сказала мне удивленно:
   - На "конкорде" нет  первого  класса.  Весь  рейс,  говорят,  классом
"люкс"...
   Интересно, что же они там дают за такие деньжищи?
   - Ложку черной икры, бокал шампанского  и  скорость,  -  поделился  я
своими огромными знаниями о шикарной жизни. - Три с половиной часа  -  и
ты за океаном. Чуть дольше, чем до Сочей...
   - Чудеса! - восхитилась Надя. - Вообще-то я за такие деньги лучше  бы
себе дом в Вырице купила. А вы, Сергей Петрович?
   - Надя, мне проще, - засмеялся  я.  -  Передо  мной  не  стоит  такой
ужасный выбор. Я не летаю на "конкорде" и не знаю, где находится Вырица.
   Серебровский, глубоко завалившись в кресло и положив  ноги  на  стол,
устало разговаривал по телефону:
   - Спекуляции? Ну и что? Во всем мире так называется  рутинная  работа
на бирже! Только в русском языке  оно  носит  оскорбительно-унизительный
смысл.
   А по-английски значит "размышление", "рассмотрение", "умозрение"! Так
и объясняй всем! А не поймут - пошли подальше...
   Я уселся в кресло напротив, на стол положил папку с бумагами. И вдруг
поймал себя на  том,  что  сильно  волнуюсь.  Стыдно  сказать  -  я  был
внутренне напряжен, колотилось сердце, а  в  горле  застревало  дыхание,
хотелось прокашляться, как перед  докладом  большим  начальникам.  Может
быть, я уже тоже сошел с ума? И воспринимаю эту понарошечную пьесу, этот
странный бал ряженых и самозванцев как настоящую жизнь?
   А может, и не сошел с ума  -  другой  ведь  житухи  нигде  вокруг  не
просматривается. Вот эта самая, ненормальная, и стала настоящей.
   - Ты забыл им еще напомнить, что  по-английски  "спекулейтор"  значит
"мыслитель", - заметил я эпически.
   - Бесполезно! - усмехнулся Сашка. - Не поймут. Или не запомнят...
   - Почему? Придут в музей, а там под роденовским "Мыслителем" табличка
- "Спекулянт". По-моему, очень современно будет звучать...
   - Хорошая мысль, - кивнул Сашка. - Ты это к чему?
   - А я как сороконожка - задумался,  с  какой  ноги  ходить,  и  сразу
сбился с хода.
   Сашка пристально взглянул на меня и миролюбиво, мягко посоветовал:
   - Тебе просто надо выбрать направление. Определить вектор движения. И
ноги - как в сапогах-скороходах - сами понесут...
   Я подвинул по столу к нему папку и сказал:
   - Понимаешь, нормальный полицейский всегда был игроком в борьбе добра
со  злом.  А  сейчас  идет  бой  зла  с  нечистью.  Непонятно,  к   кому
прибиться...
   Хитрый Пес засмеялся и, не притрагиваясь к моим бумажкам, спросил:
   - Что это?
   - Это обзорная справка по делу о расхищении Поволжского кредита...
   Сашка тяжело вздохнул и покачал головой:
   - Серега, я устал от своих тайн, мне чужие не нужны...
   - Саня, это не чужие тайны. Это ваши маленькие  дружеские  секреты  с
Котом.
   То, что  он  прислал  тебе  на  дискете.  А  ты  мне  не  захотел  ее
показывать. Ты ведь меня ценишь не за деловитость...
   - Да, Серега, я тебя очень ценю. Но не за деловитость. И слава Богу!
   Деловитых окрест хватает. С избытком!
   - А расскажи, сделай милость, за  что  ты  меня  ценишь?  -  серьезно
спросил я.
   А Сашка серьезно ответил:
   - Не знаю. Наверное, это  и  есть  братская  любовь  -  когда  ценишь
человека просто так, за его присутствие, за его  существование  в  твоей
жизни. За то, что он часть  тебя,  может  быть,  лучшая  часть...  -  Он
протянул ко мне растопыренную ладонь:
   - У меня пальцев на руке больше, чем людей на свете, которых я люблю.
   - Тогда загни лишние пальцы в счет любви к России. И еще один разогни
- любовь к Коту можно считать аннулированной. Контракт истек...
   Сашка смотрел сквозь меня, напрострел, думал  о  чем-то  своем  -  не
услышал меня. Или обижаться не стал. Но одно я усек железно - он  больше
не боялся дискеты Кота. Не знаю почему,  но  он  не  боялся,  он  как-то
нейтрализовал довольно грозную ситуацию.
   Потом он вынырнул из омута своих размышлений и спросил:
   - Что-нибудь для меня интересное в твоей справке есть?
   - Не знаю, - пожал я плечами. -  Мне  ведь  неизвестно,  что  ты  сам
знаешь,  а  чего  нет.  Например,  зачем  убили  веселого  жулика   Васю
Смаглия...
   - Действительно, интересно. И зачем?
   - Я думаю, его расстреляли твои бывшие  компаньоны  из  "Бетимпекса",
для того чтобы в МВД и прокуратуре из него  не  вытрясли  "пассворды"  -
секретные коды счетов...
   Сашка криво ухмыльнулся:
   - Ну уж - компаньоны! Много чести! Так, временные контрагенты...
   - Нет, Саня, временными контрагентами ты их потом сделал,  перед  тем
как их кинуть окончательно, - остановил я  его.  -  А  начинали  вы  как
вполне равноправные партнеры!
   - Оч интересно, оч! - покачал Хитрый Пес головой. -  Тогда  расскажи,
может, ты лучше знаешь...
   - Не  лучше.  Но  кое-что  знаю,  предполагаю,  догадался.  Весть  об
огромном кредите, который выколачивает для Поволжского  региона  холдинг
"Бетимпекс", тебе принес Кот. Он дружил со Смаглием, шестеркой у хозяина
"Бетимпекса"
   Гвоздева... Припоминаешь?
   -  Очень  возможно...  Я  такие  второстепенные  детали  стараюсь  не
запоминать.
   - Ага! Как мне сказал Хабусо, начальник  полиции  в  Токио:  "У  меня
самурайская память - я не запоминаю лиц кредиторов  и  неудачников".  Но
это не второстепенная, а очень важная деталь.
   - Почему? Почему это важно? - искренне удивился Серебровский.
   -  Потому   что   Гвоздев   создал   всю   базу   этого   проекта   -
технико-экономическое   обоснование,   социально-политический   прогноз,
договорился  с  областными  губернаторами,  получил  их  ходатайства   в
правительство и финансовые гарантии. У всех уже слюни  текли  от  запаха
этого жирного тельца... Одна малость мешала...
   - Расскажи про малость, - попросил Сашка.
   - Вице-премьер правительства  Фатеев  показал  им  непристойный  жест
полового содержания - протянул правую ручку вперед, а левой постучал  на
сгибе:  "Вот  вам,  живоглоты,  а  не  350  миллиардов!  Христос   велел
делиться... "
   - А чего они не делились?
   - Так они мечтали об этом, а найти человека  подходящего,  вхожего  к
Фатееву казачка, не удавалось. Разговор нешуточный, человек должен  быть
серьезный, сомнений у Фатеева не вызывающий. Вот тут  и  вышел  на  поле
забивающий  форвард  Серебровский,  лучший   бомбардир   сезона,   игрок
национальной сборной.
   - Кот бы тебе сейчас сказал - не преувеличивай! Тогда я еще в сборную
олигархов не входил, - засмеялся Сашка.
   - Сыграл и вошел! Ты дал заверения Фатееву, что все  будет  о'кей!  И
неожиданно для Гвоздева взял всю игру на себя... Фатееву с тобой  играть
было надежнее и спокойнее, чем с тем отморозком.
   - Почему ты думаешь, что я вел эту игру? - спросил Сашка,  поглядывая
на меня иронически поверх стекол своих разночински-золотых очков.
   - Потому что ты - гроссмейстер такого  рода  комбинаций.  Как  только
Фатеев  провел  постановление  правительства,  отец  Лены   Остроумовой,
который был тогда замминистра финансов, дал указание спустить  кредит  в
Индустриально-аграрный  универсальный  банк  -  "Индаграунбанк".  А  там
первым вице-президентом сидела твоя  бывшая  любимая  девушка  Алябьева,
очень хорошенький "бальзачок" в стадии прокисания...
   - Нехорошо, Серега, так говорить о коллегах, - неодобрительно заметил
Сашка.
   - Да, Санек, я знаю, что ты не забыл ее подвигов и держишь здесь  эту
вполне бессмысленную тетю членом правления.  А  тогда  она  все  сделала
перший  сорт,  хай-класс:  выдала  вексель   "Индаграунбанка"   на   350
миллиардов рублей руководителям Поволжского  региона.  С  маленьким,  но
обязательным условием - вексель должен быть всенепременно  перестрахован
в фирме "Омниа-Пакс". Ты это помнишь, Саня?
   -  Да,  что-то   такое   припоминаю,   -   улыбнулся   снисходительно
Серебровский, нажал на кнопку и сказал в переговорник:
   - Надюша, распорядись нам кофе с коньячком...
   А мне сказал:
   - Слушаю тебя с наслаждением! Как старый конь в стойле прислушивается
к забытым командам с плаца...
   - Ну да! Это точно! Как старый конь, что с каждым годом глубже пашет!
   Итак, "Индаграун" вы впоследствии разорили, фирма "Омния" с  уставным
капиталом в 500 долларов стала перестраховщиком кредита на 90 миллионов,
поручив  для   надежности   оперировать   этой   незначительной   суммой
кредитно-инвестиционной компании "Интеркоммодитис". Это  одна  из  твоих
бесчисленных лавочек, где ситуацию контролировал Кот. Вот тут  и  прошел
ваш жизнераздел... Здесь сломалась ваша дружба...
   - Почему ты так решил? Почему именно здесь? - строго спросил Сашка.
   - Хорошо, я объясню сейчас - как я понимаю. Но я хочу, чтобы  ты  мне
сказал, что случилось у тебя с Гвоздевым,  когда  кредит  сел  на  счета
"Интеркоммодитис"?
   - Началась война,  -  пожал  плечами  Сашка.  -  Гвоздев  понял,  что
"Бетимпекс" вывели из игры, и попер,  как  бык.  Поскольку  он  дурак  и
позиционных  ходов  не  разумеет,  я  понял,   что   будет   не   просто
кровопролитие, но и со страшной вонью на всю страну. И велел Коту играть
по правилам...
   - Что значит "по правилам"?
   - Сбросить кредит в регион, войдя в какую-то разумную долю на  местах
в губерниях. Это были не слишком большие заработки, но мне  очень  нужно
было упрессовать "Бетимпекс" и отогнать Гвоздева от кормушки.
   - А Кот не послушался?
   - Нет, не послушался, - вздохнул Серебровский. - Ему не  деньги  были
важны, ему надоело быть вторым  номером.  Он  хотел  мне  доказать,  что
соображает не хуже меня. И он послал меня далеко-далеко...
   - И что сделал?
   - Бумагу надо было превратить в реальные деньги  -  "Интеркоммодитис"
разменял кредит на 20 векселей по 17, 5 миллиарда рублей  и  передал  их
Второму ваучерно-инвестиционному  фонду  за  88  процентов.  Современные
алхимики свершили чудо конвертации - стопка бумаги превратилась в  груды
золота...
   Я раскрыл свою папку.
   - Ты, может быть, и сам знаешь, но это список латвийских и  литовских
банков, через которые перебросили оставшиеся  семьдесят  семь  миллионов
долларов в "Дрезднер коммерц банк". Оттуда - в Штаты, в "Ферст  нэйшэнэл
бэнк оф Нью-Джерси". А потом уже скинули на 12 счетов в оффшоре. Тут эти
номера...
   Сашка не дотронулся до бумаг.
   - Серега, зачем мне эти счета?
   Вошла Надя, расставила чашки, налила в пузатые рюмки коньяк, неслышно
удалилась.
   Сашка пригубил, задумчиво сказал:
   - Гвоздев всегда был суетливым  дураком.  Этот  злобно-требовательный
кретин  никогда  не  оставлял  пространства  для  маневра.  Ему  страшно
понравилась идея сделать дуплет - убить меня руками  Кота  и  вынуть  из
него секретные коды счетов. Поскольку Кот уже был у  них  в  руках,  они
решили избавиться от Смаглия. С точки  зрения  криминальной  технологии,
это не очень сложно. И не очень  дорого.  Решено  -  сделано!  А  теперь
выходит, Кот забил "рыбу". Пат!
   Ни у кого нет хода, у всех нет игры...
   - Саня, мне вся эта грязь и кровь надоела. Пора завязывать...
   Сашка встал, обошел стол, подсел ко  мне  на  ручку  кресла,  душевно
сказал:
   - Тогда, друг, дела твои плохи. Ничего другого в мире нет. Наша жизнь
растет из грязи, орошенной кровью. Поэтому плюнь. А твои страшные бумаги
- штука смертоносная, но неопасная. Как отсыревшие патроны...
   Он взял папочку, медленно прошел по кабинету и, не  открывая,  бросил
ее в горящий камин. Полыхнуло, ярко взметнулось и опало  белое  бумажное
пламя.
   Сашка вернулся ко  мне,  чокнулся  с  моей  рюмкой  и  невыразительно
сказал:
   - На этих счетах давно ничего нет...
   Я  долго  смотрел  на  него,   безуспешно   пытаясь   проникнуть   за
непроницаемый  фасад  иронично-спокойного,   равнодушно-снисходительного
лица. Что там, внутри, за этой чисто вымытой бетонной стеной  в  золотых
очках? Неужели у него в душе такой сгусток темноты, непроглядно  черного
мрака?
   - Ты знал пассворды?
   Хитрый Пес допил коньяк, глотнул  кофе,  сказал  своим  недостоверным
тоном:
   - Черт его знает, не помню уже! И не будь ты таким пафосным радетелем
за чистоту нашего юного капитализма! Ты не радуешься жизни  из-за  того,
что не видишь исторической перспективы.
   - Вижу, Саня. С ужасом. Наши дети будут стыдиться нас...
   - Ошибаешься,  Серега!  Они  будут  гордиться  нами.  На  что  хочешь
заложусь с тобой!..
   Загудел зуммер переговорника. Сашка подошел к столу, нажал кнопку,  и
в кабинет вплыл хрипловатый, с одышкой бас Сафонова:
   - Александр Игнатьич, хотел зайти, доложиться о работе  по  утреннему
нападению... Мы тут кое-чего...
   - Нет, нет, нет! Кузьмич, сегодня я разговорами  сыт  по  горло,  еду
отдыхать... И суета ваша, и вс" ваши соображения меня  не  интересуют  -
мне результаты нужны! Ладно, завтра поговорим...
   Отключил генерала, как крошку со стола сбросил.  Прикрыл  глаза,  как
задремал, и негромко сказал:
   - Одна из главных иллюзий бедных людей, будто деньги дают свободу...
   - А на самом деле? - спросил я.
   - Не дают! Деньги дают власть, и она предоставляет  сладостное  право
распоряжаться чужой свободой. Но  за  это  власть  берет  в  залог  твою
волю...
   Резко встал, подошел ко  мне,  уткнув  мне  в  грудь  палец,  яростно
сказал:
   -  Пройдут  годы,   пыль   забвения   покроет   благородной   патиной
непривлекательные  подробности  нашей  жизни.  Лихие  писаки  и   бойкие
киношники сложат про наши пакости героические саги и возвышенные легенды
- и к потомкам мы придем не  как  разбойные  лихоимцы.  А  как  античные
герои. Просто нужно потерпеть, подождать, дожить...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

РОЖДЕНИЕ

   Я очень устал. Не сон,  не  явь.  Тусклое  полузабытье.  Только  боль
соединяла меня с миром.
   Мы двигались, как надлежит шествовать царской процессии. Узкую  тропу
впереди топтал на своем осле Пан, усевшись, как обычно,  задом  наперед.
За ним, с  мукой  передвигая  опухшие  разбитые  ноги,  брел  я.  И  мне
казалось,  что  путь  в  ночной  тьме  освещают  нам  мои  размозженные,
растерзанные уши. А чуть поодаль - мои верные  псы.  Они  боялись  и  от
тоски тихо выли, но не разбегались, не бросали меня.
   Не было за мной подданного мне народа. Мои люди были  немы,  глухи  и
слепы.
   И сердца их бесчувственны. Они все  были  где-то  далеко,  по  другую
сторону моей муки.
   Только псы - нюхом? быстрым собачьим умом? невесомой звериной  душой?
- опознавали в униженном и разрушенном рабе, скованном страшной  золотой
колодкой, своего царя.
   Они помнили меня.
   Они верили мне.
   Они любили меня?
   А Пан, попивая из меха красное парфянское вино, утешал меня:
   - Не кляни жизнь, Мидас! Она прекрасна и в  страдании.  К  сожалению,
она очень коротка...
   Его осел поднял дугой хвост и вывалил на кремнистую  тропу  дымящиеся
комья навоза. У меня  не  было  сил  обходить  их,  и  я  ступал  босыми
израненными ногами в  горячее  зловонное  месиво,  и  не  успевал  снова
шагнуть, как  навоз  твердел,  застывал,  круглился  в  тяжелые  золотые
яблоки.
   - А если жизнь невыносима, Пан? - спросил я из последних сил.
   - Не говори так, Мидас! И у царей  жизнь  бывает  горька,  но  только
горьким лекарством исцеляют тяжелую хворь...
   Оглу