ть; только заговор может обеспечить тягу масс к
общественному взрыву.
   Этот замкнутый круг нерасторжим, Евно, мы обречены на раскол.
   - Ну и что? - Азеф зевнул, почесал грудь, расстегнув перламутровую
пуговицу на тугой, голландского полотна рубахе. - Чего ты боишься? Слюнтяи
хотят говорить, а мы, боевая организация, верим в террор, и только в
террор, ибо испуганный враг готов пойти на уступки, лишь бы мы смягчили
накал борьбы. Слова не испугаются так, как испугаются бомбы, упакованной в
коробку из-под конфект. Ты что, серьезно веришь в вооруженное восстание?
   - Нет, ты же знаешь мою точку зрения.
   - Так разве мы можем отвлекать силы от террора? Разве можем мы
распыляться? Мы должны держать боевую организацию в кулаке, мы не вправе
расходовать наши резервы на утопии от революции...
   Пешехонов, Мякотин и Анненский вышли из партии. Прошла резолюция
Чернова и Натансона. Главной задачей партии был утвержден террор, надежды
на вооруженное восстание признали нереальными, агитацию в массе
недейственной. Точка зрения Азефа победила, хотя он не выступил ни разу -
за него говорили другие.
   Савинков при голосовании воздержался: голосовал лишь единожды - во
время выборов ЦК. Азеф прошел единогласно. Против Савинкова было подано
семь голосов, утвердили кандидатом, на случай замены, если будет арестован
один из руководителей.
   Более всего боялись за Азефа - "грозу царизма".
   На ужине, который устроили члены новоизбранного ЦК, было условлено, что
казнь провокатора охранки Татарова, который осмелился клеветать на Азефа,
проведет лично Савинков.
   Назавтра Савинков уехал беседовать с членами группы активного террора -
Федором Назаровым, Абрамом Гоцем, "Адмиралом", Марией Беневской и
Моисеенко.
   Вопрос, который Савинков задавал боевикам, был одним и тем же:
   - Отчего идете в террор?
   Мария Аркадьевна Беневская, дочь полковника генерального штаба,
приблизила свое красивое, мягкое лицо к узким, льдистым глазам Савинкова:
   - Борис Викторович, неужели не помните: "Кто хочет душу свою спасти -
погубит ее, а кто погубит душу свою ради Меня - тот спасет ее". Христос о
душе страдал - не о жизни, которая суетна...
   - Но вы увидите, как р а з б р ы з г и в а е т с я на кровавые огрызки
тело человека, в которого брошена бомба, Машенька, вас обдаст дымом, и на
лице вашем будут теплые куски м я с а, - ищуще заглядывая в глаза
Беневской, продолжал Савинков. - Готовы ли вы к тому, чтобы ощутить губами
сытный запах чужой крови?
   Беневская долго молчала, глядя сквозь Савинкова, потом сделалась белой,
закрыла лицо квадратными маленькими ладонями, прошептала:
   - Не жизнь погубить страшно, Борис Викторович, душу... Это же Он
говорил, Он - не я.
   ...Федор Назаров смотрел на Савинкова немигающими, прозрачными глазами
и отвечал как-то механически, однотонно:
   - Народ - это толпа, а коли так, незачем нам обманываться по поводу ее
качества.
   Я видел, как сегодня людишки шли под красным флагом, а завтра - пойдут
под трехцветным, а лицами - и те и другие - похожи, и одеждой одинаковы...
   Словесами играем, Борис Викторович, играем словесами: "униженные,
оскорбленные, голодные".
   Кто смел, тот и съел. Я лишен чувства христианской жалостливости, я не
Марья Аркадьевна... Я ненавижу сильных, которые власть держат...
   - Но это ж анархизм, Федор.
   - Ну и что?
   - Мы партия социалистов-революционеров, у нас своя программа.
   - Наша программа - бомба. У анархистов - кинжал. Что, велика разница?
   Савинков понимал, что Назаров не сознает ни идеи партии, ни ее конечных
задач, но был убежден: Федор пойдет на все, выполнит любой приказ, не
раздумывая, без колебаний, а попадет в тюрьму - слова не скажет, ибо
ненависть, клокотавшая в нем, была испепеляющей, слепой.
   - Вы отчего пришли в нашу организацию, Федор? Почему именно в нашу, а
не иную, не к максималистам, например?
   - Не знаю. Меня не интересовало, к кому идти, Борис Викторович. Я не
мог не бороться против тех, кто ездит в каретах... - Но я тоже езжу в
каретах.
   Федор как-то странно мотнул головой:
   - Конспирация...
   Вдруг он улыбнулся, и Савинков испугался этой его внезапной, быстрой,
по-детски растерянной улыбки. Потом понял: заиграла музыкальная машина,
матчиш какой-то бравурный заиграла, и Назаров доверчиво обрадовался этой т
а й н е. Они сидели тогда в тихом ресторанчике "Волна", что в Каретном
ряду, пили пиво, опадавшее льняной пеной по высоким, пузырчатым кружкам, и
ждали ростовских раков.
   Федор надолго замолкал, внезапно прерывал молчание, продолжал свое:
"Всех - бомбой!
   Нет на свете правды, счастья нет - одна юдоль, грех, скотинство.
Человек терпелив от рождения, слаб, труслив, дела бежит. Кто-то должен
подталкивать людишек, будоражить их, дражнить".
   ...Когда беседы с участниками группы были проведены, план разработан,
Савинков вернулся в Финляндию. Азеф был хмур, чесался почти непрерывно,
смотрел тускло, много пил.
   - Я устал, Борис. Я больше не могу. Я отойду от террора. Все вздор. Все
наши акты ни к чему не приводят, а я не могу работать впустую, тем более
когда...
   Он не договорил - Савинков все понял и так: товарища угнетала гадкая
клевета Татарова.
   - Евно, без тебя нет боевой организации. Ты наша совесть, ты создал
самое идею террора. Если ты отойдешь, все будет кончено... А в Варшаву я
выезжаю послезавтра. Вернусь - мы должны казнить Дубасова и Витте, Евно,
мы обязаны это сделать...
   Федор Назаров отправился в Варшаву первым. Он нанял квартиру из трех
комнат на имя супругов Кремер: по этим паспортам работали Беневская и
Моисеенко.
   Следом за ним прибыли Калашников и Двойников - группа прикрытия. Ждали
Савинкова.
   Встреча была назначена на сегодня, в ресторане Бокэ.
   ...Беневская потянулась к Савинкову - лицо осунулось, под глазами
синяки, морщиночки залегли в уголках прекрасного - словно чайка сложила
крылья - рта.
   - Мы нашли Татарова, Борис Викторович, - сказала она, трудно разлепив
губы. - Он живет у отца, протоиерея униатской церкви, возле Грибной, он
очень высокого роста, с добрым лицом, постоянно щурится, будто солнце
режет ему глаза...
   Кто он?
   Савинков поманил официанта, заказал Беневской взбитых сливок с
черносмородиновым муссом, себе и Моисеенко попросил турецкого кофе с
бенедиктином, только после этого ответил:
   - Татаров - провокатор охраны. Ему вынесен смертный приговор. Убить его
должны вы.
   - Я? - ужаснулась Беневская.
   - Ты, - тихо ответил Савинков. - Именно ты.
   - Но...
   - Ты хочешь спросить меня, уверен ли я, что он провокатор?
   - Да.
   - Ты именно это хотела спросить?
   - Да.
   - Ты в этом убеждена?
   - Да...
   - Не надо лгать. Мне - можно, себе - нет резону. Ты же хотела спросить
меня о другом, Мария. Ты хотела спросить: "А почему я?"
   Беневская откинулась на спинку стула, провела своей квадратной ладонью
по лицу.
   - Вы правы.
   - Вот видишь... А в том, что Татаров - провокатор, убеждены все члены
ЦК.
   Ему приговор не я один вынес - ЦК... Казнить будем на квартире, где
остановились вы.
   Скорее всего - удар ножом. В горло: это наверняка. Стрелять рискованно,
в городе много солдат... Ты готова к тому, чтобы ударить человека, который
постоянно щурится, будто солнце слепит ему глаза, острым, тонким ножом в
то место шеи, где пульсирует синяя жилка артерии, Мария?
   Моисеенко положил руку на плечо Беневской, посмотрел на Савинкова
осуждающе.
   - Ты не готова к этому, Мария, - словно ничего не заметив, продолжал
Савинков. - И ты не готов, Моисеенко. Уезжайте в Москву и ждите там меня.
Вы не готовы к террору по-настоящему: эта казнь должна прозвучать так,
чтобы ужаснулась не только Варшава, - вся Россия обязана содрогнуться от
ужаса перед нашей вседостигающей, беспощадной справедливостью.
 
 
   2
 
 
   "Ротмистра СУШКОВА сотрудник "НАГОВСКИЙ"
   РАПОРТ
 ЧЕНСТОХОВСКИИ И СЕДЛЕЦКИЙ КОМИТЕТЫ СДКПиЛ ПРОВЕЛИ СВОИ ЗАСЕДАНИЯ, В
КОТОРЫХ
 ПРИНЯЛИ УЧАСТИЕ СЕКРЕТАРЬ ГЛАВНОГО ПРАВЛЕНИЯ ПАРТИИ, РЕДАКТОР ЦО "ЧЕРВОНЫ
 ШТАНДАР" ДЗЕРЖИНСКИЙ, В ПОДПОЛЬЕ - "ЮЗЕФ" ДОМАНСКИЙ; ПРОШЛЫЕ КЛИЧКИ,
 ИЗВЕСТНЫЕ В
 РАБОЧЕЙ СРЕДЕ ДО ЕГО ПЕРВОГО, ВТОРОГО И ТРЕТЬЕГО АРЕСТОВ, - "ПЕРЕПЛЕТЧИК",
 "АСТРОНОМ". В ЗАСЕДАНИЯХ УЧАСТВОВАЛ ТАКЖЕ ЧЛЕН ГЛАВНОГО ПРАВЛЕНИЯ АДОЛЬФ
 ВАРШАВСКИЙ (ВАРСКИЙ).
   МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА ДЗЕРЖИНСКОГО И ВАРШАВСКОГО, КОГДА ОНИ ПОСЕЩАЛИ
УПОМЯНУТЫЕ
 ВЫШЕ
 ГОРОДА, УСТАНОВИТЬ НЕ УДАЛОСЬ, ПОСКОЛЬКУ ДЗЕРЖИНСКИЙ - ПО СЛОВАМ ЧЛЕНОВ
 КОМИТЕТА
 - "МАСТЕР КОНСПИРАТОРСКОГО ДЕЛА".
   "НАГОВСКИЙ".
   "Ротмистра ТУРЧАНИНОВА сотрудник "МСТИТЕЛЬ"
   ФЕЛИКС ДОМАНСКИЙ, ЯВЛЯЮЩИЙСЯ, ПО СЛУХАМ, ВЕДУЩИМ ПУБЛИЦИСТОМ ГАЗЕТЫ
 "ЧЕРВОНЫ
 ШТАНДАР", ПОЗАВЧЕРА ПОСЕТИЛ ДОМБРОВСКИЙ БАССЕЙН, ГДЕ ПРОВЕЛ ЗАСЕДАНИЕ
 КОМИТЕТА
 ПАРТИИ В КОПАЛЬНЕ "МАРИЯ". НА РЕГЛАМЕНТЕ ДНЯ БЫЛ ВОПРОС ОБ ОБЪЕДИНЕНИИ С
 РСДРП.
   ДОМАНСКИЙ ВЫСТУПАЕТ ЗА БЕЗУСЛОВНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ С РУССКИМИ. "РОЗА
 ЛЮКСЕМБУРГ, -
 ПО ЕГО СЛОВАМ, - ТАКЖЕ АКТИВНО ВЫСТУПАЕТ ЗА САМЫЙ ТЕСНЫЙ СОЮЗ С РУССКИМИ,
 ПОТОМУ
 ЧТО БРАТСТВО ДВУХ ПРОЛЕТАРСКИХ ОТРЯДОВ НЕПОБЕДИМО И ЗАСТАВИТ ТРЕПЕТАТЬ
 ЦАРСКИХ,
 - ПО ЕГО СЛОВАМ, - ПАЛАЧЕЙ".
   ПОСКОЛЬКУ ДОМБРОВСКИЙ БАССЕЙН - ЧИСТО ПРОЛЕТАРСКИЙ РАЙОН И
НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ
 ПО
 КОЛИЧЕСТВУ ПРЕДСТАВИТЕЛИ КУЛЬТУРНЫХ КЛАССОВ ПОДДЕРЖИВАЮТ В ОСНОВНОМ
 НАЦИОНАЛЬНУЮ
 ДЕМОКРАТИЮ (ДМОВСКИЙ, ГРАФ ТЫШКЕВИЧ И ЛЮБОМИРСКИЙ), ЗА ОБЪЕДИНЕНИЕ С
 РУССКИМИ
 ВЫСТУПАЮТ ПОЧТИ ВСЕ ШАХТЕРЫ.
   "МСТИТЕЛЬ".
   "Ротмистра СУШКОВА Сотрудник "БЫСТРЫЙ"
   В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ДЗЕРЖИНСКИЙ И, ВОЗМОЖНО, БАРСКИЙ С ТАНЕЦКИМ ПРИМУТ
 УЧАСТИЕ В
 ЗАСЕДАНИИ ЛОДЗИНСКОГО КОМИТЕТА СДКПиЛ. ТЕМА - ОБЪЕДИНЕНИЕ С РСДРП.
   ДЗЕРЖИНСКИЙ,
 ВИДИМО, ПОЕДЕТ ТУДА ОДИН ИЛИ ЖЕ С ГРАШОВСКИМ (ВОЗМОЖНО - "КУШОВСКИМ"). ИЗ
 КОНСПИРАТИВНЫХ КВАРТИР, ИЗВЕСТНЫХ МНЕ В ЛОДЗИ, СЛЕДУЕТ ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ
 НА ДОМ
 АКУШЕРА УРАНЬСКОГО.
   "Полковника ПОПОВА сотрудник "ПРЫЩИК"
   РАПОРТ
 СДКПиЛ ОБРАЩАЕТ СЕЙЧАС ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ НА РАБОТУ С РУССКИМИ СОЛДАТАМИ,
РАСКВАРТИРОВАННЫМИ В ПРИВИСЛИНСКОМ КРАЕ. БОЛЬШИНСТВО ЛИТЕРАТУРЫ ПРИХОДИТ
 ОТ
 РСДРП. ДЗЕРЖИНСКИЙ ПРОВЕЛ ТРИ ВСТРЕЧИ С ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ СОЛДАТСКИХ
 КОМИТЕТОВ В
 ПУЛАВАХ, РАДОМЕ И СЕДЛИЦЕ.
   НА ЗАСЕДАНИЯХ КОМИТЕТОВ, ОСОБЕННО В ПРОМЫШЛЕННЫХ РАЙОНАХ, ДЗЕРЖИНСКИЙ
 УДЕЛЯЕТ
 БОЛЬШОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТРЕМ ВОПРОСАМ: АГРАРНЫЙ, ПО ПОВОДУ ОТНОШЕНИЯ К
 ГОСУДАРСТВЕННОЙ
 ДУМЕ (ВЫСТУПАЕТ ЗА АКТИВНЫЙ БОЙКОТ), И ВОЗМОЖНЫЙ СОЮЗ С ДРУГИМИ ПАРТИЯМИ
 (КАТЕГОРИЧЕСКИ ОТВЕРГАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ КОАЛИЦИИ С КОНСТИТУЦИОННЫМИ
 ДЕМОКРАТАМИ ВО
 ГЛАВЕ С ПРОФЕССОРОМ П. МИЛЮКОВЫМ, ЧТО ДОПУСКАЮТ РУССКИЕ С.-ДЕМОКРАТЫ
 ПЛЕХАНОВСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ). РАССКАЗЫВАЮТ, ЧТО ДЗЕРЖИНСКИЙ, ДАБЫ УБЕДИТЬ
 СЛУШАТЕЛЕЙ, КОТОРЫХ ОН САМ ЖЕ ПРИЗЫВАЕТ К ДИСКУССИЯМ И ОТКРЫТЫМ СПОРАМ,
 ПОДГОТОВИЛ ИСТОРИЧЕСКУЮ СПРАВКУ ПО ПОВОДУ ДВИЖЕНИЯ РУССКИХ ЛИБЕРАЛОВ.
   ПРОВОДИТ
 ЛИ ОН АНАЛОГИЮ С ДВИЖЕНИЕМ ПОЛЬСКОЙ "НАЦ.-ДЕМОКРАТ." ВО ГЛАВЕ С ДМОВСКИМ И
 ГРАФОМ ТЫШКЕВИЧЕМ, МНЕ НЕИЗВЕСТНО. ОДНАКО, ЗНАЯ МАНЕРУ ДЗЕРЖИНСКОГО, МОГУ
 ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ОН ПРОЕЦИРУЕТ РУССКИХ ЛИБЕРАЛОВ НА ПОЛЬСКИХ.
   ЗАВТРА ДЗЕРЖИНСКИЙ ВЫЕЗЖАЕТ УТРЕННИМ ПОЕЗДОМ В ЛОДЗЬ В СОПРОВОЖДЕНИИ
 КУРЬЕРА
 ПАРТИИ КАЗИМЕЖА ГРУШОВСКОГО - ЮНОША ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ, ВЫСОКОГО РОСТА, С
 ОЧЕНЬ
 БОЛЬШИМИ ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ И РОДИНКОЮ НА ЛЕВОЙ ЩЕКЕ. ОЗНАЧЕННЫЙ КАЗИМЕЖ
 ПРИНИМАЛ
 УЧАСТИЕ В НАЛЕТЕ НА ШТАБ-ПУНКТ "СОЮЗА МИХАИЛА АРХАНГЕЛА" НА ТАМКЕ, А ТАКЖЕ
 НА
 КВАРТИРУ "НАЦИОНАЛЬНЫХ ДЕМОКРАТОВ", ВЫСТУПАЮЩИХ ЗА ПОДДЕРЖАНИЕ В КРАЕ
 ПРАВОПОРЯДКА И ЗА РЕШЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫХ ВОПРОСОВ ДРУЖЕСТВЕННЫМ ПУТЕМ.
   "ПРЫЩИК"
   "ЛОДЗЬ РАЙОННАЯ ОХРАНА СРОЧНАЯ ДЕЛОВАЯ НЕМЕДЛЕННО ПОСТАВЬТЕ ФИЛЕРСКОЕ
 НАБЛЮДЕНИЕ
 ЗА ДВОРЯНИНОМ ФЕЛИКСОМ ЭДМУНДОВЫМ РУФИНОВЫМ ДЗЕРЖИНСКИМ БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННЫХ
 ЗАНЯТИЙ
 ГЛАВНЫМ РЕДАКТОРОМ "ЧЕРВОНЫ ШТАНДАР" СЕКРЕТАРЕМ ЦК ПАРТИИ ВНЕШНИЙ ПОРТРЕТ
 ДОЛЖЕН
 БЫТЬ ВАШЕМ ФИЛЕРСКИМ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВЕ ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ РОСТА ВЫШЕ СРЕДНЕГО
 ГЛАЗА
 ПРОНЗИТЕЛЬНЫЕ ЗЕЛЕНЫЕ МЯГКАЯ БОРОДА КЛИНОМ УСЫ А ЛЯ НАТУРЕЛЬ БЕЗ ФАСОНА
 ТЧК
 ВМЕСТЕ С НИМ СЛЕДУЕТ ПАРТКУРЬЕР КАЗИМЕЖ ГРУШОВСКИЙ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ РОСТА
 ВЫСОКОГО С ОЧЕНЬ БОЛЬШИМИ ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ РОДИНКОЙ ЛЕВОЙ ЩЕКЕ ПРИБЫВАЮТ
 ВАРШАВСКИМ ПОЕЗДОМ 12.45 ТЧК ИНФОРМИРУЙТЕ ПОСТОЯННО ТЧК ПОЛКОВНИК ПОПОВ
 НАЧАЛЬНИК ВАРШАВСКОЙ ОХРАНЫ ТЧК".
   "ВАРШАВА ПОЛКОВНИКУ ПОПОВУ ТЧК ДЗЕРЖИНСКИЙ И ГРУШОВСКИЙ ВОШЛИ В СФЕРУ
 НАРУЖНОГО
 НАБЛЮДЕНИЯ 12.52 ПОД КЛИЧКАМИ "ГЛАЗ" И "ЯЦЕК" ТЧК "ГЛАЗ" ПРОЯВИЛ ОСОБУЮ
 ОСТОРОЖНОСТЬ И НЕ ВХОДЯ НИ С КЕМ В СОПРИКОСНОВЕНИЕ ПОСЛЕ ТОГО КАК
 РАССТАЛСЯ НА
 ПЕРРОНЕ С "ЯЦЕКОМ" ВЗЯЛ ПРОЛЕТКУ ПОД НУМЕРОМ "17" ПОМЕНЯЛ ЕЕ В ЦЕНТРЕ НА
 ПРОЛЕТКУ ПОД НУМЕРОМ "95" А ЗА СИМ ОТОРВАЛСЯ ОТ ФИЛЕРСКОГО НАБЛЮДЕНИЯ
 ИСПОЛЬЗУЯ
 ПРОХОДНЫЕ ДВОРЫ ТЧК "ЯЦЕК" ВОШЕЛ В СОПРИКОСНОВЕНИЕ С ИЗВЕСТНЫМ ОХРАНЕ
 ПАРТИЙЦЕМ
 НИКОНЕНКО ВМЕСТЕ С КОИМ ОТПРАВИЛСЯ НА КОНСПИРАТИВНУЮ КВАРТИРУ СДКПиЛ ПО
АДРЕСУ
 ВСПУЛЬНА ПЯТЬ ТЧК ОТТУДА ОН ВЫШЕЛ В СОПРОВОЖДЕНИИ "ГРЫЖИ" СОСТОЯЩЕГО
 СЕКРЕТНЫМ
 СОТРУДНИКОМ ОХРАНЫ И ПРИ ЭТОМ ЧЛЕНОМ КОМИТЕТА ПАРТИИ НА МАНУФАКТУРЕ
 ЗИЛЬБЕРА ТЧК
 НАБЛЮДЕНИЕ ЗА ГРУШОВСКИМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ТЧК ПОРУЧИК РОЗИН ТЧК".
   "ЛОДЗЬ ДЕЛОВАЯ СРОЧНАЯ ПОРУЧИКУ РОЗИНУ НЕМЕДЛЕННО ЗААРЕСТУЙТЕ
ГРУШОВСКОГО
 ТЧК
 ПОЛКОВНИК ПОПОВ ТЧК".
   Лодзинский комитет социал-демократии Королевства Польского и Литвы
должен был собраться на конспиративной квартире зубного врача Януша
Вашинского.
   Дзержинский приехал с дневным поездом ("Прыщик" сообщал верно), в
вагоне третьего класса, духота невероятная, поэтому глаза слезились, в
груди то и дело закипал мокрый кашель. На людях кашлять совестился -
боялся кровохарканья, это всегда вызывало эмоции окружающих, которые он не
переносил: в общем сострадании есть нечто унижающее, жалость обязана быть
скрытой, женственной, что ли, тогда только она не расслабляет, а,
наоборот, помогает не сломаться, выжить.
   Ехал вместе с Дзержинским его ученик, Казимеж Грушовский, юноша еще;
сжимался, когда Дзержинский начинал синеть, сдерживая приступ кашля,
советовал по-детски доверчиво:
   - Юзеф, попробуйте глубоко вдохнуть носом, мама говорила, это
останавливает самый тяжелый хрип.
   Дзержинский покорно "вдыхал носом", силился улыбаться, представляя свое
лицо со вздувшимися на висках жилами и запекшимися губами, и думал, что
Адольф Варшавский был прав, когда отговаривал его ехать в Лодзь.
   На перроне он с Грушовским расстался, попросил Казимежа побывать в трех
кружках - у текстильщиков, металлистов и железнодорожников: товарищи
только что провели забастовки, надо было получить материалы для "Червоного
штандара" - Дзержинский просил редакцию задержать верстку второй полосы и
оставить место для этой информации.
   - Больше подробностей, - сказал Дзержинский, когда они вышли из вагона.
- Нужны факты: занижение расценок, произвол администрации. Меньше общих
слов. Я назову тебе адреса двух наших запасных явок, Казимеж: Пивна,
шесть, спросить Збышка Лемеха, передать ему привет от Переплетчика, и
вторая: Грушова, пять, третий этаж, передашь привет от Беса пану Зыгмунду.
Тщательно проверься. Если будет хоть капля подозрения - не ходи. Коли
подойдешь чисто, получи у товарищей материалы, спрячь как следует, при
опасности выбрось, уничтожь, съешь - все, что угодно, только это не должно
попасть в чужие руки, Казимеж: я не хочу скрывать от тебя, ты получишь
материалы Главного Правления партии, в высшей мере секретные, в них -
жизнь многих товарищей. Теперь договоримся на будущее:
   если обнаружил слежку, понял, что оторваться не можешь, чувствуешь
опасность, - уходи любыми путями, бегом, как угодно, только немедленно
предупреждай всех остальных, особенно товарищей, работающих в типографии и
на складах литературы. Все ясно?
   - Все.
   - Пароль запомнил?
   - Да. Через два часа буду на явке, - ответил Казимеж.
   - Не успеешь.
   - А я бегом, - улыбнулся юноша, - я специально тренируюсь: курьер
партии должен быть стремительным.
   Дзержинский, замотав филеров, успел на явку вовремя, оглядел
собравшихся, сразу же приступил к делу:
   - Товарищи, программа нашего заседания обговорена заранее: объединение
с русской социал-демократией. Главное правление партии решило провести
собрания на заводах и в мастерских для разъяснения нашей позиции по этому
вопросу.
   Дзержинский обладал редкостным качеством - он умел сжато, но в то же
время емко объяснять и с т о р и ч е с к и й процесс, он говорил о нем как
о чем-то живом, постоянно меняющемся, материальном, поэтому слушали его
всегда с интересом.
   - Я начну отсчет событийности с "кровавого воскресенья", с января
девятьсот пятого. Поднялась Москва, Варшава, Минск, Баку, Лодзь, Харьков,
Рига, Ростов-на-Дону, вся страна о ч н у л а с ь, зашевелилась, а потом
хлынула на улицы. Об этом, конечно,, в газетах не очень-то печатали,
говорили сквозь зубы; бедные журналисты, работающие в легальной прессе,
никогда еще так не были революционизированы - сам царь запрещал им
сообщать новости, то есть выполнять их прямую работу. Манифестации и
забастовки, гнев трудящихся, а не речи либеральных буржуа загнали царя в
угол, доказали предметно, что по-старому жить более мы не намерены.
Восемнадцатого февраля царь опубликовал свой манифест сенату и рескрипт
министру Булыгину: "Я вознамерился отныне с божьей помощью привлекать
достойнейших, доверием народа облеченных людей к участию в обсуждении
законодательных предположений при незыблемости основных законов империи.
   Да благословит господь начинание мое и да поможет вам исполнить оное
успешно на благо богом вверенного мне народа". После манифеста царя
Булыгин издал свой указ, в коем предписывал жандармским службам: "Иметь
секретное наблюдение за всеми обсуждениями, кем бы они ни проводились.
Председательствующие на собраниях будут привлекаться к строжайшей
ответственности, коли нарушат свои обязанности, позволив безбрежные
словопрения". Следовательно, Булыгин не верил даже легальным п р е д с е д
а т е л ь с т в у ю щ и м - земским лидерам, фабричным тузам, банковским
воротилам, которые об одном лишь и думали: как бы поосторожней
скорректировать власть, как бы ненадежнее поддержать самодержавие, как бы
навести на него европейские румяна. Именно эти общественные силы
организовались ныне в две партии - кадетскую,
конституционно-демократическую и ту, которая ныне стала октябристской.
Если к октябристам типа Гучкова и Шипова отношение большевиков и
меньшевиков в общем-то однозначное - не по пути, союза, даже временного,
быть не может, то по поводу кадетов Милюкова мнения разделились:
   Ленин считает, что они не могут быть союзниками рабочего класса и
крестьянства - даже временными, в то время как Плеханов убежден, что союз
с ними не только возможен - нужен.
   После опубликования царского манифеста состоялись собрания профессуры,
учителей, журналистов. Чего требовали кадетские собрания?
Неприкосновенности личности, жилища, прямых, равных и тайных выборов в
Государственную думу. И никто, заметьте себе, н и к т о не ставил вопроса
о социальном п е р е д е л е общества. Речь шла о коррективах
существующего всевластного вандализма.
   Когда же собрались врачи, члены Пироговского общества, и хотели
говорить о борьбе с холерой, а разговор этот ч р е в а т, ибо он вскрывал
бы гнилостность царизма, все его н а п л е в а т е л ь с т в о на народ,
московский градоначальник "соблаговолил съезд по борьбе с холерою
запретить".
   - А чем же врачи-то царю опасны, Юзеф? - спросил член комитета Збышек.
   - Очень опасны. Если они открыто скажут, что в России самая высокая в
мире смертность, если они открыто скажут, что у нас один медик приходится
на сотню тысяч населения, - это же чистая антиправительственная
пропаганда! Так же опасно для царя заявили себя агрономы и статистики -
эти люди знают изнанку правды об экономическом положении страны: "Русское
общество не может возлагать надежд на работающие ныне правительственные
комиссии. В целях участия в проходящем ныне движении за политическое
освобождение и экономические реформы следует организовать Союз агрономов и
статистиков". Союзы врачей, агрономов, журналистов, инженеров, адвокатов,
конторщиков организовали "Союз Союзов".