шал их голоса в соседней комнате:
   - К чертям собачьим распаковку! Если  мы  хотим  выпить  до  отбоя,  то
следует поторопиться.
   Ленард вернулся с остальными вещами.
   - Я думаю, надо занять место для Эпторпа, - сказал Гай.
   - Конечно. Нельзя же, чтобы наши "дядюшки" жили врозь. Нам будет  очень
удобно. Впрочем, я не знаю, долго ли пробуду с вами. Дейзи  приедет  сюда,
как только я найду для нее комнату. Говорят, что женатых  будут  отпускать
на ночь домой.
   Вскоре в комнату  вошли  еще  три  веселых  юноши  и  расположились  на
остальных койках.
   - Ты пойдешь в бар, Ленард? - спросил один из них.
   - А как вы, "дядюшка"?
   - Нет, ты иди, а я останусь.
   Вскоре  Гай  остался  в  новом  жилище  совершенно   один.   Он   начал
распаковывать свои вещи. В комнате не было ни шкафа, ни полок. Шинель  Гай
повесил на крюк в стене, а щетки, расческу,  умывальные  принадлежности  и
книги положил на подоконник. Затем  достал  простыни,  застелил  койку  и,
всунув свернутое одеяло в  наволочку,  сделал  нечто  вроде  подушки.  Все
остальное Гай пока не распаковывал. Потом, опираясь на  трость,  он  пошел
осматривать помещение.
   Спальные комнаты, очевидно, были дортуаром  мальчиков.  Каждая  комната
имела название в память о том или ином сражении первой мировой войны.  Его
комната называлась "Пашендейль". Он прошел мимо дверей с надписями: "Лос",
"Иперс" (вместо  истинного  "Ипр"),  "Анзак".  Затем  он  нашел  маленькую
комнату без названия, в которой, вероятно, жил учитель. В ней стояли  одна
никем не занятая койка и комод. Это  прямо-таки  роскошь.  Настроение  Гая
сразу же поднялось. "Только дураки живут с неудобствами, - подумал  он.  -
Старый солдат всегда все разведает, оценит обстановку, продумает свой план
во всех деталях". Он  уже  начал  было  волочить  свой  вещевой  мешок  но
линолеумовой дорожке в обнаруженную одноместную комнату,  но  вспомнил  на
полпути, как Ленард тащил этот мешок наверх,  как  предложил  Гаю  выбрать
койку. Если Гай переберется сейчас в другую комнату, то  перечеркнет  этим
действием уважение к себе младших сослуживцев, снова отделится от них, как
это было в казарменном городке алебардистов. Гай закрыл дверь  одноместной
комнаты и поволок вещевой мешок обратно в "Пашендейль".
   Потом Гай продолжил осмотр помещений. Дом был  оставлен,  вероятно,  во
время летних каникул. Ему попалась  на  глаза  доска  для  объявлений,  на
которой еще висел список крикетной команды.  Некоторые  комнаты  оказались
запертыми, видимо, это были апартаменты директора. Здесь же  располагалась
учительская комната - множество, теперь не занятых, книжных  полок,  следы
ожогов от сигарет на каминной  доске,  сломанная  корзина  для  бумаг.  На
двери, ведущей в кухонные и  подсобные  помещения,  было  написано  мелом:
"Рядовой и сержантский состав"; позади двери раздавалась  музыка,  видимо,
из радиоприемника. В зале  на  каминной  полке  стояла  крышка  от  стола.
Прочерченная мелом вертикальная линия разделяла ее  на  две  части.  Левая
часть,  судя  по  заголовку,  предназначалась  для  постоянно  действующих
приказов, правая - для текущих приказов  и  распоряжений.  Под  заголовком
"Постоянно  действующие  приказы"   висели   отпечатанные   в   типографии
инструкции по соблюдению затемнения и по защите от химического  нападения,
напечатанные на машинке алфавитный список части и распорядок дня:  "Подъем
- 07:00. Завтрак - 07:30. Построение и занятия - 08:30. Второй  завтрак  -
13:00. Построение и занятия - 14:15. Чай - 17:00. Обед -  19:30.  Если  не
последует  иных  указаний,  офицеры  свободны  с  17:00."  Под  заголовком
"Текущие приказы и распоряжения" на доске было пусто. Гай  потрогал  рукой
старомодную батарею парового отопления и почувствовал, к  немалому  своему
удивлению,  что  она  горячая.  Батареи,  по-видимому,   плохо   согревали
окружающий воздух, ибо в каком-нибудь ярде от них тепла не ощущалось.  Гай
представил себе шумных мальчишек, отталкивающих друг друга, чтобы посидеть
на теплых батареях, мальчишек в плотно облегающих брюках, с  аденоидами  и
ознобышами; а может быть,  привилегией  сидеть  на  батареях  пользовались
только   старшие   ученики   и   одиннадцать   игроков    из    футбольной
команды-победительницы. Несмотря на опустение, Гай  представлял  себе  всю
школу - заведение и не очень  прогрессивное,  и  не  очень  преуспевающее.
Младшие преподаватели,  наверное,  часто  менялись,  прибывали  с  большим
блеском, вылетали с  большим  треском;  половину  мальчиков  принимали  на
условиях тайно сниженной  оплаты:  никто  из  них  никогда  не  становился
высокообразованным,   не   сдавал   экзаменов   в    приличное    закрытое
привилегированное среднее учебное заведение, не возвращался отметить  день
своего выпуска, никогда не вспоминал  добрым  словом  проведенные  в  этой
школе годы, а если и вспоминал, то  со  стыдом  и  отвращением.  Уроки  но
истории были, конечно, патриотичными по замыслу, но высмеивались  молодыми
преподавателями. Никакой своей школьной песни в Кут-эль-Амаре не было. Обо
всем этом можно было догадаться, по мнению Гая, по одним только запахам  в
этом покинутом здании.
   "Что ж, - подумал Гай, - я ведь поступил  в  армию  не  из  соображения
личных удобств". Он знал, что когда-то придется жить  в  плохих  условиях.
Жизненные условия в казарменном городке алебардистов  создавались  долгими
мирными годами, такие условия встречаются редко и всемерно сохраняются, но
они не находятся  ни  в  какой  связи  с  целью  Гая.  С  этими  условиями
покончено; надо понимать, что сейчас идет война.
   Тем не менее настроение Гая в этот темный вечер явно испортилось. Въезд
и размещение в этом доме, возможно, не что иное, как микрокосм того нового
мира, для борьбы с которым он  и  вступил  в  армию.  Дом  покинуло  нечто
совершенно ненужное, слабая пародия на цивилизацию,  а  он  и  его  друзья
принесли с собой в этот дом новый мир - мир, который  повсюду  вокруг  Гая
принимал твердые  очертания,  окруженный  колючей  проволокой  и  воняющий
карболкой.
   Колено Гая болело теперь больше, чем когда-либо. Он горестно  прихромал
в свою комнату, разделся, повесил одежду на заднюю спинку койки и  улегся,
не погасив единственной электрической лампочки, ярко светившей ему прямо в
глаза. Он уснул, но вскоре  был  разбужен  вернувшимися  из  бара  шумными
коллегами.



6

   Ничего плохого об офицерах из  центра  формирования  и  подготовки  Гай
сказать не мог. В смущение его приводило, пожалуй, то обстоятельство,  что
они почти во всем походили на  вновь  прибывших.  У  них  даже  были  свои
"дядюшки": добродушный, несколько полноватый учитель Блейк,  которого  все
звали Коротышкой, и каучуковый плантатор с Малайского архипелага по  имени
Родерик. Впечатление создавалось  такое,  будто  Гай  и  прибывшие  с  ним
офицеры повернули где-то за угол и неожиданно оказались перед зеркалом,  в
котором увидели четкое отражение собственных персон. Гаю казалось,  что  в
кут-эль-амарской школе просто стало в два раза больше молодых офицеров. Их
уменьшили и изобразили в  карикатурном  виде  путем  дублирования,  а  вся
иерархическая структура армейской жизни была опозорена  этой  конгрегацией
столь  большого  числа  офицеров,  имеющих  одинаковое  воинское   звание.
Кадровые офицеры, которым была поручена подготовка младших офицеров,  жили
в отведенных им комнатах, более или менее точно появлялись на занятиях,  в
рабочие часы лениво переходили из одного класса  в  другой  и  с  завидной
пунктуальностью исчезали в конце рабочего дня. Инструктор-сержант во время
приближения кого-нибудь из кадровых  офицеров,  не  считаясь  со  званиями
офицеров в его группе, часто говорил: "Ну-ка, будьте повнимательней, к нам
идет офицер".  Солдаты  из  команды  обслуживания  и  инструкторы-сержанты
подчинялись сержанту-квартирмейстеру. Вторые лейтенанты не  несли  за  них
никакой ответственности и не имели никаких нрав по отношению к ним.
   Условия жизни стали несколько более сносными. Появились некоторые самые
необходимые предметы мебели; создали столовую  комиссию,  и  Гай  стал  ее
членом; питание улучшилось; начал работать бар. Предложение взять напрокат
радиоприемник  в  ходе  горячего  обсуждения  было  провалено  совместными
усилиями   пожилых   и   бережливых.   Из   полкового   склада   предметов
хозяйственно-бытового обихода получили мишень для игры "метание стрелок" и
стол для пинг-понга. Однако в вечерние часы ничто из этого  не  удерживало
офицеров в заведении. Саутсанд располагал танцевальным залом,  кинотеатром
и несколькими отелями,  к  тому  же  и  денег  у  офицеров  стало  больше.
Возвратившись  из  отпуска,  каждый  из  них   обнаружил   уведомление   о
возможности получить задолженность  по  денежному  содержанию  и  довольно
много совершенно неожиданных надбавок. Все должники  Гая,  за  исключением
Сарам-Смита, расплатились с ним. Сарам-Смит заявил:
   - Что касается той пятерки,  "дядюшка",  если  для  вас  она  не  имеет
особого значения, я отдам ее несколько позднее.
   Гаю казалось, что в использовании слова "дядюшка" при обращении к  нему
теперь появился некоторый нюанс. Если раньше это  слово  произносилось  от
всей души и выражало уважение младшими старших, то теперь  оно  звучало  с
заметной иронией. В Саутсанде молодые офицеры  чувствовали  себя  довольно
свободно: они подхватывали в городе девушек, выпивали в местных  отелях  и
барах, считали, что в свободное  время  они  никому  не  подконтрольны.  В
казарменном городке алебардистов Гай был связующим  звеном  между  ними  и
старшими но положению и чину. Здесь же он был  хромым  старым  хрычом,  не
отличавшимся в работе, не участвовавшим в  шутках  и  забавах.  Раньше  он
всегда был с ними и пользовался их уважением и признанием, доходившими  до
абсурда. Теперь же несгибающаяся в колене нога и трость удерживали Гая  на
расстоянии от них.
   Его  освободили  от  строевых  занятий  и  от  занятий  по   физической
подготовке. Он  ковылял  в  одиночестве  в  гимнастический  зал,  где  они
занимались в составе группы, и в таком же  одиночестве  ковылял  за  ними,
когда они возвращались. Им выдали полевую форму одежды, и они надевали  ее
на  занятия.  Вечером  желающие   могли   переодеваться   в   повседневное
обмундирование.  Никаких  приказов  или  распоряжений  на  этот  счет   не
поступало.  Парадного  обмундирования  не  было.   На   занятиях   изучали
стрелковое оружие и утром, и во второй половине дня. Занятия проводились в
соответствии  с  наставлением,  страница  за  страницей,  рассчитанным  на
усвоение даже самым бестолковым новобранцем.
   - Просто вообразите, джентльмены, что вы  играете  в  футбол.  Полагаю,
некоторые из вас не отказались бы поиграть сейчас. Правда ведь?  Итак,  вы
играете правым крайним нападающим. Ветер дует прямо в  ворота  противника.
Понятно?  Вы  подаете  угловой.  Понятно?  Скажите  мне,  куда  вы  будете
нацеливать свой удар, прямо в ворота? Может кто-нибудь сказать  мне,  куда
вы будете целиться? Мистер Триммер,  вот  вы,  например,  куда  вы  будете
целиться, прямо в ворота?
   - О, конечно, сержант.
   - Да? Прямо в ворота? А как думают другие?
   - Нет, сержант.
   - Нет, сержант.
   - Нет, сержант.
   - О, вы будете целиться не в ворота? Так ведь? Хорошо,  а  куда  же  вы
будете целиться?
   - Я попробую дать кому-нибудь пас.
   - Я спрашиваю не об этом. Предположим, что вы _хотите_ забить гол сами.
Куда вы будете целиться в этом случае? Прямо в ворота?
   - Да.
   - Нет.
   - Нет, сержант.
   - Хорошо. Ну, а  _куда_  вы  будете  целиться?  Давайте  же  отвечайте!
Неужели никто из вас не играет в футбол? Вы  же  будете  целиться  _левее_
ворот, правда ведь?
   - Да, сержант.
   - Но почему? Может кто-нибудь сказать мне почему?.. Вы будете  целиться
_левее_ ворот, потому что  надо  учитывать  _дующий  в  ворога  противника
ветер_. Правильно?
   Когда Гая вызвали к прицельному станку,  он  взял  поправку  на  ветер.
Позднее, в гимнастическом зале, преодолевая боль в ноге, Гай лег на пол  и
нацелил винтовку в глаз Сарам-Смита, в то  время  как  тот,  прищурившись,
смотрел на Гая через ортоскоп. Сарам-Смит заявил, что все "выстрелы" Гая в
цель не попали.
   Всем   было   хорошо   известно,   что   однажды   Гай    убил    льва.
Инструкторы-сержанты не  однажды  припоминали  этот  эпизод  на  занятиях.
"Мечтаете об огромном диком звере,  мистер  Краучбек?  -  спрашивали  они,
когда он был недостаточно  внимателен.  -  Впереди  вас  дерево  с  густой
кроной. Сто двадцать градусов справа - угол желтого поля. В  этом  углу  -
лев. Два выстрела по льву. Огонь!"
   Участие  Гая  в  деятельности  столовой  комиссии  никоим  образом   не
создавало ему привилегированного положения. Наоборот, теперь  он  вынужден
был выслушивать массу довольно резких упреков и жалоб: "Дядюшка", почему у
нас такие плохие соленья и маринады? Неужели  нельзя  закупать  что-нибудь
получше?" "Дядюшка", а  почему  виски  у  нас  не  дешевле,  чем  в  отеле
"Грэнд"?", "Зачем мы выписываем "Таймс"? Ее никто, кроме вас, не  читает".
В  механизм  размеренной  казарменной  жизни  попадали   и   накапливались
крохотные зерна зависти, и это, в свою очередь, приводило к  напряженности
в отношениях.
   В течение прошедшей недели Гай с возраставшей остротой чувствовал  свое
одиночество и приходил во все большее уныние. Когда  на  восьмой  день  он
услышал, что в Кут-эль-Амару едет Эпторп, он  чувствовал  себя  веселым  и
бодрым в течение всего скучного занятия на тему: "Определение дистанции".
   - ...Для чего нам надо определять дистанцию?  Чтобы  правильно  оценить
расстояние до цели. Понятно?  Правильно  определенная  дистанция  до  цели
обеспечивает  эффективность  стрельбы  и  позволяет  избежать   напрасного
расхода боеприпасов. Понятно? На расстоянии двухсот ярдов все  части  тела
человека видны отчетливо.  На  расстоянии  трехсот  ярдов  очертание  лица
человека расплывчатое. Четыреста ярдов - лица уже совершенно не видно. При
расстоянии шестисот ярдов голова  становится  точкой,  а  тело  сходит  на
конус. Вопросы есть?..
   Когда Гай шел, прихрамывая, из гимнастического зала в дом, он  повторял
про себя: "На расстоянии шестисот ярдов голова выглядит точкой,  четыреста
ярдов - лица не видно" - не для того, чтобы запомнить это,  а  просто  как
ничего не значащие фразы. Еще не дойдя до дома, он  все  перепутал  и  уже
говорил; "Четыреста ярдов - голова, как лицо;  шестьсот  ярдов  -  никакой
точки", Это был для него самый плохой день за все пребывание в армии.
   Войдя в дом. Гай увидел Эпторпа. Тот сидел в холле.
   - Очень рад снова видеть тебя, - искренне  сказал  Гай.  -  Ну  как  ты
теперь, здоров?
   - О нет, нет, до этого еще далеко.  Но  мне  сказали,  что  для  легкой
работы я годен.
   - А что, опять "бечуанский живот"?
   - Я не шучу, старина. Со мной  произошел  очень  неприятный  случай.  В
ванной, когда я был в чем мать родила.
   - Что ты говоришь! Как же это случилось, Эпторп?
   - Я как раз и  собирался  рассказать,  но  мне  показалось,  ты  будешь
смеяться надо мной. Я был у своей тетушки в Питерборо. Дел у  меня  особых
не было, но я не хотел, так сказать, потерять свою форму и  решил  поэтому
ежедневно выполнять несколько физических упражнений. Случилось так, что  в
первое же утро я поскользнулся, упал и сильно ушибся. Должен сказать тебе,
болит очень здорово.
   - Что же именно ты ушиб, Эпторп?
   - Колено. Я даже думал, что у меня перелом. И ты знаешь, найти военного
врача оказалось не так-то просто. Моя тетушка хотела, чтобы я пошел  к  ее
доктору, но я настоял на том, чтобы меня посмотрел военный врач.  Когда  я
наконец добился этого, врач сказал, что дело серьезное.  Отправил  меня  в
госпиталь. В сущности, пребывание в госпитале оказалось очень  интересным.
Ты ведь, по-моему, никогда не был в военном госпитале, Краучбек?
   - Нет, пока не был.
   - Очень даже стоит побывать. Нам нужно знать все рода  военной  службы.
На койке рядом со мной лежал сапер с язвами...
   - Эпторп, я должен задать тебе один вопрос...
   -  Я  и  рождественские  дни  провел   в   госпитале.   Добровольческие
вспомогательные отряды пели рождественские гимны...
   - Эпторп, ты хромаешь?
   - А как же, старина, конечно хромаю. Такой ушиб даже при самом  хорошем
лечении не проходит за один день.
   - Я тоже хромаю.
   - Очень жаль. Но я рассказывал тебе о рождестве в госпитале.  Начальник
отделения сделал пунш...
   - Ты представляешь себе, Эпторп, какими идиотами мы будем выглядеть?! Я
имею в виду, что мы оба будем хромать...
   - Нет.
   - Как дурацкие близнецы.
   - По-моему, старина, ты придаешь этому слишком большое значение.
   Однако, когда Гай и Эпторп появились в двери столовой, каждый  опираясь
на трость, все, как один, повернули головы в их сторону, громко засмеялись
и дружно захлопали в ладоши.
   - Послушайте, Краучбек, это что же, было запланировано заранее?
   - Нет. Это, кажется, простая случайность.
   - Гм, по-моему, довольно безвкусная.
   Они наполнили свои кружки из титана и сели за стол.
   - А я не впервые пью чай в этой комнате, - заявил Эпторп.
   - Каким же это образом?
   - Мы часто играли с Кут-эль-Амарой, когда я был в Стейплхерсте. Никогда
не был первоклассным игроком в крикет, но  играл  вратарем  два  последних
сезона в своей футбольной команде.
   Гай с удовольствием узнавал новые факты из личной жизни Эпторпа, но тот
сообщал их довольно редко. Тетка в Питерборо  -  новое  действующее  лицо:
теперь появился еще и Стейплхерст.
   - Это что, твоя приготовительная школа?
   - Да. Это довольно приметное здание в противоположной части  города.  Я
думал, ты видел его и слышал о нем. Оно всем очень  хорошо  известно.  Моя
тетка принадлежала к  ортодоксальной  англиканской  церкви,  тяготеющей  к
католицизму, - добавил он таким тоном, как будто это подтверждало каким-то
образом репутацию школы, в которой он учился.
   - Твоя тетка в Питерборо?
   - Нет, нет, конечно же, нет, - раздраженно ответил Эпторп.  -  Тетка  в
Танбридж-Уэлсе. Тетка в Питерборо вообще не интересуется такими вещами.
   - Ну и как, эта школа хорошая была?
   - Стейплхерст? Одна из лучших. Выдающаяся. По крайней  мере,  она  была
такой в то время.
   - Я имею в виду нашу - Кут-эль-Амару.
   - Мы считали их ужасной мелкотой. Конечно, они обычно одерживали победу
над нами, но игры для них были своеобразным культом. У себя в Стейплхерсте
мы довольно часто брали верх над ними.
   - Мы заняли для вас койку в нашей комнате, "дядюшка", - присоединился к
разговору Ленард.
   - Очень мило с вашей стороны, но, сказать но правде, у меня  так  много
вещей. Я осмотрел помещение еще до  того,  как  вас  распустили,  и  нашел
свободную комнату,  в  которой  поселюсь  один.  Мне  придется  читать  по
вечерам, чтобы догнать вас в подготовке. Сапер, с которым я познакомился в
госпитале, дал мне несколько очень интересных книг, очень секретных к тому
же. Это такие книги, которые запрещается держать в  окопах  на  передовой,
потому что опасаются, как бы они не попали в руки противника.
   - Это, видимо, инструкции по боевой подготовке сухопутных войск.
   - _Именно_ эти инструкции.
   - А нам всем выдали их.
   - Гм, не может быть, что они одинаковые.  Мне  дал  их  этот  майор  из
саперной части. У него язва внутри, поэтому он и передал эту книгу мне.
   - Она вот  такая?  -  спросил  Ленард,  доставая  из  брючного  кармана
экземпляр январской инструкции  по  боевой  подготовке  сухопутных  войск,
предназначенной для всех офицеров.
   - Я не могу сказать, не просмотрев книги, - ответил Эпторп. -  Так  или
иначе, но мне думается, что я не имею права говорить о своей книге.
   Таким образом, все вещи Эпторпа: множество всяких плотно  закрывающихся
коробок, водонепроницаемых мешочков, странной формы жестяных  сундучков  и
кожаных чемоданчиков, п