енно к _вам_?
   - Гм, в конце концов, _я ведь_ командир штабной роты, не правда ли?
   - Вы что, Эпторп, на взводе?
   - Разумеется, нет.
   - Да-а! Тогда идите к командиру, он объяснит вам лучше, чем я.
   - Конечно. Я считаю, что это _очень_ важный вопрос.
   Подполковник Тиккеридж выходил из себя не так уж часто. Но  в  то  утро
гром и молнии из его кабинета были слышны во всех уголках  лагеря.  Однако
вышедший из кабинета Эпторп был, как всегда, совершенно спокоен.
   - Боже мой, "дядюшка", как  он  кричал!  Даже  здесь,  на  плацу,  было
слышно. Что там произошло? Из-за чего весь этот шум?
   - Да так, опять какая-то канцелярская волокита, старина.
   С тех пор как Эпторп лишился своего автономного химического клозета, он
стал совершенно невосприимчивым к ударам.
   Наиболее значительным отклонением Эпторпа от нормы была его единоличная
война со службой связи. Эта кампания стала доминирующей  навязчивой  идеей
Эпторпа в течение всех его трудных дней в Пенкирке, и завершил  он  ее  на
почетных условиях.
   Началась кампания из-за простого недопонимания.
   Изучая свои обязанности при свете лампы  накаливания,  Эпторп  вычитал,
что связисты в его батальоне в административном отношении подчиняются ему.
   Эпторп сразу же воспринял это положение в весьма широком  значении.  Он
уверенно считал, что благодаря этому положению командир  штабной  роты  не
только участвует в бою, но фактически и управляет им. В тот памятный день,
первого апреля, в  батальоне  было  десять  таких  связистов,  добровольно
согласившихся на эту легкую,  как  они  полагали,  службу.  Связисты  были
подготовлены слабо и, кроме сигнальных флажков,  не  располагали  никакими
средствами связи. Эпторп же обладал некоторыми необычными достоинствами, в
частности он мастерски владел азбукой  Морзе.  Соответственно,  в  течение
нескольких дней он занимался связистами  лично  и  провел  с  ними  немало
часов, размахивая флажками на открытом холодном воздухе.
   Затем прибыли бригадные  связисты  под  командованием  своего  офицера,
снабженные  радиотехническими  средствами  связи.  Это  были  связисты  из
специальных  войск  связи.  Совершенно   случайно   им   отвели   палатки,
расположенные  рядом  с  палатками   второго   батальона.   Командовавшему
связистами офицеру  предложили  питаться  в  офицерской  столовой  второго
батальона, а не  тратить  время  на  переходы  в  замок,  находившийся  на
расстоянии мили от палаток; квартирмейстеру связистов  приказали  получать
продовольственные пайки на его  подразделение  у  квартирмейстера  второго
батальона. Таким образом, совершенно случайно бригадные связисты оказались
тесно связанными со вторым батальоном.
   Эту ситуацию восприняли правильно все, кроме Эпторпа, который вообразил
себе, что бригадные связисты находятся в его личном подчинении. В то время
он  был  еще  лейтенантом.  Командир  связистов  тоже   был   лейтенантом,
значительно моложе Эпторпа по возрасту и значительно моложе своих  лет  по
внешнему виду. Его фамилия была Данн. При  первом  же  появлении  Данна  в
столовой Эпторп взял его на свое попечение, представив  его  с  изысканным
покровительством  как  своего  нового   подчиненного.   Данн   не   совсем
представлял себе, как ему вести  себя  в  такой  ситуации,  но,  поскольку
представление сопровождалось множеством бесплатных стопок и  поскольку  по
своей натуре Данн был медлительным тяжелодумом, он с радостью признал себя
подчиненным Эпторпу.
   Утром следующего дня Эпторп послал своего денщика к палаткам  бригадных
связистов.
   - Мистер Эпторп передает свои  наилучшие  пожелания  и  просит  мистера
Данна доложить, когда его подразделение будет готово к осмотру.
   - Какой осмотр? - удивился Данн. - К нам пожалует бригадир?  Мне  никто
не говорил об этом.
   - Никак нет, сэр. Насколько я понимаю, осмотр произведет мистер Эпторп.
   Данн был человеком с замедленной  реакцией,  но  в  данном  случае  это
возмутило даже его.
   -  Скажите  мистеру  Эпторпу,  что  когда  я  закончу   осмотр   своего
подразделения, то буду готов навестить его и осмотреть его голову.
   Денщик,  алебардист  из  кадрового  состава,  отнесся  к  этим   словам
спокойно.
   - Не дадите ли вы мне этот ответ в письменной форме, сэр?
   - Нет. Пожалуй, я лучше переговорю с начальником штаба.
   Эта первая схватка прошла сравнительно спокойно, в неофициальных тонах.
   - Не будьте ослом, "дядюшка".
   - Но, уважаемый начальник, это же по штату в моем ведении.  _Связисты_,
я имею в виду.
   - Батальонные связисты, "дядюшка", а не бригадные  связисты.  -  Затем,
перейдя на тон, каким, как  он  полагал,  Эпторп  разговаривал  со  своими
солдатами в Африке, начальник штаба продолжал:  -  Непонятно?  Эти  ребята
присланы сюда из войск связи. Ваши же связисты - это алебардисты.  Вы  что
же, черт возьми, хотите, чтобы я сорвал с вас знаки различия?
   Однако начальник штаба в спешке представил  все  в  слишком  упрощенном
виде, ибо в действительности батальонные связисты, несмотря на то что  это
были  алебардисты  во  всех  других  отношениях,  в  вопросах  специальной
подготовки подчинялись командиру подразделения бригадных связистов.  Этого
обстоятельства  Эпторп  не  мог  или  не  хотел  постичь;  он   совершенно
определенно так никогда и не  постиг  его.  На  какое  бы  время  Данн  ни
назначал занятия по специальности, Эпторп немедленно придумывал на это  же
время для своих связистов какую-нибудь работу  по  лагерю.  Он  пошел  еще
дальше. Построив своих алебардистов, он приказал им  не  выполнять  ничьих
распоряжений, кроме отданных им лично. Напряженность  в  отношениях  между
Эпторпом  и  Данном  непрерывно  возрастала.  Дело  принимало  официальный
характер.
   Позиция  Эпторпа,  несмотря  на  ее  теоретическую   несостоятельность,
усиливалась тем обстоятельством, что Данна  все  недолюбливали.  Когда  он
появился в канцелярии  второго  батальона,  начальник  штаба  неприветливо
сказал ему, что в столовой второго батальона он всего лишь гость и что  по
всем остальным аспектам службы он относится к замку. С любыми жалобами  на
своих хозяев ему следует  обращаться  к  начальнику  штаба  бригады,  Данн
поплелся в замок, но  начальник  штаба  сказал  ему,  чтобы  он  без  шума
разрешил свой вопрос с подполковником Тиккериджем. Подполковник Тиккеридж,
как и следовало  ожидать,  сказал  Эпторпу,  что  его  алебардисты  должны
заниматься  вместе  с  бригадными  связистами.  Тогда  Эпторп   немедленно
отправил их всех в неотложный отпуск  по  семейным  обстоятельствам.  Данн
снова направился в замок, как будто медлительным он  никогда  вовсе  и  не
был. Бригадир в это время находился в одной из  своих  поездок  в  Лондон.
Начальник штаба бригады  был  поэтому  самым  занятым  человеком  во  всей
Шотландии.  Он  сказал  Данну,  что  поставит  этот  вопрос  на  ближайшем
совещании командиров батальонов.
   Эпторп  тем  временем  прекратил  свою  дружбу  с  Данном  и   перестал
разговаривать с ним. Ссора между командирами не замедлила оказать пагубное
влияние и на их  подчиненных.  Солдаты  обоих  подразделений  пользовались
всяким удобным случаем, чтобы оскорбить друг друга бранными словами.  Данн
обвинил  шестерых  алебардистов  в  недостойном  поведении.  В  канцелярии
батальона было, однако, сколько угодно друзей обвиненных, готовых в  любой
момент дать ложные  свидетельские  показания  в  защиту  славного  корпуса
алебардистов, и подполковник Тиккеридж отклонил это обвинение.
   Пока это была обычная для разных родов войск вражда, и  отличалась  она
от подобных себе лишь тем, что веских аргументов для обвинения Эпторпа  не
было. В самый разгар вражды  Эпторп  получил  чин  капитана.  По  понятиям
самого Эпторпа это событие  нисколько  не  уступало  по  своей  значимости
визиту Александра Македонского в Сиву. Положение  Эпторпа  и  его  дела  с
получением чина капитана менялись коренным образом. Такие  враги,  как  де
Сауза, отходили на задний план, скрывались  где-то  в  тени;  новый,  ярко
освещенный путь вел теперь к покорению Данна.
   На второй день после повышения в чине  в  послеобеденное  время  Эпторп
приступил к осмотру подразделения  связистов.  Обнаруживший  его  за  этим
занятием Данн на какой-то момент буквально остолбенел.
   Эпторп был занят предметом своего неослабевающего интереса - ботинками.
Ему попался в руки чей-то ботинок, который явно требовал  ремонта.  Эпторп
стоял с ним в окружении  нескольких  связистов  и  сосредоточенно  отделял
отставшую подошву своим складным ножом.
   - Не говоря уже о качестве кожи, -  говорил  он  назидательно,  -  этот
ботинок  просто  позорит  нашу  службу.  Посмотрите,  какой   здесь   шов!
Посмотрите, как пришит язык! А какие дырочки  для  шнурков!  Так  вот,  на
хорошем ботинке... - Он поднял свою  ногу  в  ботинке  и  поставил  ее  на
газоопределитель так, чтобы ботинок был всем виден.
   - Какого черта вы здесь делаете? - спросил Данн.
   - Мистер Данн, мне кажется, вы забыли о том, что обращаетесь к  офицеру
старше вас по чину.
   - Что вы делаете в моем подразделении?
   - Подтверждаю свое подозрение, что ботинки ваших подчиненных требуют  к
себе внимания.
   Данн понял, что в данный момент он  потерпел  поражение.  Ничто,  кроме
применения силы, в такой ситуации не помогло бы, а это  чревато  пагубными
последствиями.
   - Об этом мы можем  поговорить  позднее.  В  настоящее  время  связисты
должны быть на строевых занятиях.
   - Ваш сержант здесь ни в чем не повинен.  Он  несколько  раз  напоминал
мне, что связисты должны быть на занятиях. Это я задержал их.
   В следующий момент Данн и  Эпторп  разошлись  в  разные  стороны.  Данн
прекратил  разговор  потому,  что  решил  пойти  в  замок  и  доложить   о
происшедшем начальнику штаба бригады, а Эпторп  -  по  совершенно  иным  и
более странным побуждениям. Он сел за стол в ротной канцелярии и настрочил
вызов Данну.  Эпторп  предложил  Данну  встретиться  с  ним  на  глазах  у
подчиненных,  имея  при  себе  гелиограф  для   испытания   мастерства   в
использовании азбуки Морзе.
   Бригадир находился в это время в  замке.  Он  только  что  вернулся  из
Лондона ночным поездом, подавленный известиями из Франции.
   - Боюсь, что я должен сообщить вам о  серьезном  нарушении  дисциплины,
сэр, - сказал начальник штаба бригадиру. -  Не  исключено,  что  это  дело
придется передать на рассмотрение офицерского военного суда.
   - Да, да, - ответил бригадир. Он рассеянно  смотрел  в  этот  момент  в
окно. Его мысли были далеко от всего происходящего в замке, ибо он все еще
пытался осмыслить сообщенную ему в Лондоне ужасную правду о  положении  на
фронте.
   - Один из офицеров  второго  батальона,  -  продолжал  начальник  штаба
довольно громким голосом, - обвиняется в посещении без надобности  палаток
личного состава штаба бригады и намеренной порче солдатских ботинок.
   - Да, да, - все еще рассеянно отозвался бригадир. - Пьяный?
   - Трезвый, сэр.
   - Какие-нибудь оправдывающие обстоятельства?
   - Он считает, что ботинки некачественные, сэр.
   - Да, да. - Бригадир по-прежнему смотрел в окно.
   Начальник штаба доложил о подробностях хода  кампании  между  Данном  и
Эпторпом. После небольшой паузы бригадир спросил:
   - Достаточно ли хороши ботинки, чтобы убегать в них?
   - Этим я еще  не  интересовался,  сэр.  Мы,  несомненно,  выясним  этот
вопрос, когда будем располагать совокупностью всех необходимых данных.
   - Если ботинки достаточно хороши, чтобы удирать в них, то  они  годятся
для нашей армии. А солдаты, если потеряют  ботинки,  могут,  черт  возьми,
попасть в плен к противнику. Вы правильно заметили - это  очень  серьезное
дело.
   - В таком  случае,  сэр,  разрешите  мне  заняться  передачей  дела  на
рассмотрение военного суда.
   - Нет. У нас нет времени на это. Представляете ли вы себе, что  наша  и
французская армии поспешно отступают, оставляя все на поле  боя,  половина
из них - не произведя ни одного выстрела? Заставьте этих  молодых  идиотов
работать вместе. Запланируйте  бригадное  учение  для  связистов.  Давайте
посмотрим, могут ли они использовать средства связи в ботинках и без  них.
Вот и все, что мы предпримем.
   В результате через два дня, после лихорадочной работы в кабинетах замка
и канцеляриях частей, бригада алебардистов вышла из лагеря и направилась к
раскисшей от непрерывных дождей сельской местности в графстве Мидлотиан.
   Этот день запомнился Гаю как наиболее бесполезный из всех дней, которые
он провел к этому времени в армии. Он пролежал со своим взводом на  мокром
склоне холма, не ударив за все  время  пальцем  о  палец.  Они  находились
совсем рядом с одним из бригадных постов связи, откуда  с  рассвета  и  до
полудня доносились монотонные литургические заклинания:
   - ...Алло, Нан, алло, Нан. Сообщи: слышишь ли меня? Прием.  Алло,  Нан,
алло, Нан. Ты слышишь меня? Прием. Алло,  Кинг,  алло,  Кинг.  Ты  слышишь
меня? Прием. Алло, Нан, алло, Кинг.  Ничего  не  слышно.  Конец  передачи.
Алло, Эйбл, алло, Эйбл. Слышу тебя на единицу, помехи пять  баллов.  Конец
передачи. Алло, все станции. Эйбл, Бейкер, Чарли,  Дог,  Изи,  Фокс...  Вы
слышите меня? Прием...
   Эта заунывная молитва повторялась  почти  беспрерывно  в  течение  всей
прохладной первой половины дня.
   Солдаты завернулись в защитные противохимические накидки и принялись за
свои  пропитавшиеся  влагой  продовольственные  пайки.  Наконец  из  сырой
туманной мглы показался медленно идущий связист. Солдаты взвода насмешливо
приветствовали его. Связист подошел к посту связи  и  вынул  откуда-то  из
глубины своей одежды отсыревший клочок бумаги.  Капрал-радист  принес  эту
бумажку Гаю. "Эйбл, Дог, - было нацарапано  в  ней,  -  прекратить  работу
радиостанции.  Сообщение  о  конце  учения  получите   через   посыльного.
Получение подтвердите".
   Прошло еще два часа. На вершине  холма  показался  едва  тащивший  ноги
посыльный. Он доставил Гаю записку, в которой  говорилось:  "От  командира
4-й роты - командиру 2-го взвода.  Учение  окончено.  Сбор  у  пересечения
дорог  643  202  немедленное.   Гай   не   видел   никакой   необходимости
информировать об этом расположенный рядом с его  взводом  пост  связи.  Он
построил свой взвод и отправился к пересечению дорог, оставив связистов на
их посту.
   - Ну что ж, - сказал позднее в столовой  подполковник  Тиккеридж.  -  Я
написал докладную записку о сегодняшнем бессмысленном учении и  предложил,
чтобы  бригадных  связистов  отправили  куда   следует   для   прохождения
подготовки.
   Это событие было  почти  всеми  расценено  как  личный  успех  Эпторпа.
Последние два дня, после того как его перестали разыгрывать,  Эпторпу  все
стремились по возможности угодить. В тот вечер он оказался как бы  центром
всеобщего внимания и радушия.  На  следующее  утро  в  лагерь  к  палаткам
второго  батальона  прибыли  два  мобилизованных   гражданских   автобуса.
Бригадных связистов посадили в автобусы и куда-то отправили.
   - Хоть раз-то бригада показала, на  что  она  способна,  -  заметил  де
Сауза.
   Алебардисты поздравляли себя с победой.
   Однако решение об откомандировании связистов  было  принято  в  далеком
Лондоне за день  до  событий  здесь,  в  тот  момент,  когда  связисты  на
бригадном учении в Пенкирке еще только поднимали свои антенны в отсыревший
воздух. Да и причины, по которым это решение состоялось, не имели никакого
отношения к постигшей связистов неудаче в установлении радиосвязи.
   Если бы алебардисты знали истинные причины, они бы ликовали еще больше.
Этот день был для них началом войны.
   Была пятница - день  получки.  Каждую  пятницу,  после  построения  для
получения денежного содержания, майор Эрскайн читал лекцию  своей  роте  о
том, как разворачивались события на фронтах войны. За  последнее  время  в
его лекциях слишком  часто  употреблялись  такие  термины,  как  "клинья",
"выступы", "клещи" и "мешки" в линии обороны союзников, и такие выражения,
как  "прорыв  линии  обороны   танковыми   частями   противника"   и   "их
стремительное  продвижение  в   нескольких   расходящихся   направлениях".
Рассказы Эрскайна были откровенными  и  мрачными,  но  большинство  солдат
думали об отпуске на уик-энд, который  начинался  сразу  же  по  окончании
лекции.
   Однако в ту пятницу все произошло по-другому. Через час  после  отъезда
связистов огласили  приказ,  отменяющий  все  отпуска,  который  аудитория
майора Эрскайна выслушала внимательно, но восприняла с негодованием.
   - Я очень сожалею, что вам отменили отпуска, - сказал майор Эрскайн.  -
Но  этот  приказ  касается  не  только  нас.  Отпуска  отменены  во   всех
вооруженных силах метрополии. Сегодня утром, как  вы  знаете,  из  бригады
откомандированы связисты.  Во  второй  половине  дня  у  нас  заберут  все
транспортные средства. Причиной всего этого является то, что мы,  как  вам
известно, не очень хорошо оснащены и  подготовлены.  Всех  специалистов  и
вооружение необходимо как можно скорее  направить  во  Францию.  Все  это,
возможно, даст вам некоторое представление о серьезности положения там.
   Эрскайн продолжал лекцию, привычно  рассуждая  о  клиньях,  выступах  и
танковых частях, прорвавших фронт и разошедшихся  в  разных  направлениях.
Впервые эти вещи воспринимались его слушателями как вещи, могущие  оказать
воздействие на их собственную жизнь.
   В тот вечер от писарей по  лагерю  распространился  слух,  что  бригаду
немедленно направят на Оркнейские острова. Бригадир, утверждалось  в  этих
слухах,  снова  поехал  в  Лондон,  а  вокруг  замка  скопилось  множество
автомашин, принадлежащих Шотландскому военному округу.
   На следующий день денщик Гая заявил:
   - Похоже, сэр, что сегодня я служу у вас последний день.
   Алебардист  Гласс  был  кадровым  солдатом.  Большая  часть  призванных
новобранцев стыдилась быть денщиками, считая, что они  поступили  в  армию
для  совершенно  иных  дел.  Бывалые  же  солдаты  знали,  что   лакейские
обязанности сулят им множество привилегий и удобств, и потому просились  в
денщики наперебой. Алебардист  Гласс  был  человеком  угрюмым.  Появившись
утром у Гая, он обычно сообщал ему все неприятные новости: "Двое из нашего
взвода опоздали сегодня утром  из  увольнения",  "Майор  Тренч  осматривал
ночью наши палатки. Очень рассердился, что в ведрах для помоев был  хлеб",
"Капрал Хилл застрелился около моста, его тело сейчас несут сюда". Такие и
подобные этим новости и сплетни были явно рассчитаны на то, чтобы  с  утра
испортить Гаю настроение. Однако сегодняшнее сообщение было,  видимо,  еще
серьезнее.
   - Что ты имеешь в виду, Гласс?
   - Так говорят, сэр. Джексон узнал об этом вчера вечером  в  сержантской
столовой.
   - А что же, собственно, происходит?
   - Всем кадровым приказано быть готовыми к отъезду. А о  находящихся  на
подготовке военнообязанных ничего не говорят.
   Когда Гай пришел в столовую, там уже обсуждались эти слухи.
   - Есть во всем этом хоть какая-нибудь доля  правды?  -  спросил  Гай  у
майора Эрскайна.
   - Скоро вам все скажут, - ответил тот. -  Командир  батальона  собирает
всех офицеров в восемь тридцать здесь, в столовой.
   Солдат отправили  на  работы  и  физические  занятия  под  руководством
сержантов, а офицеры собрались  в  столовой.  В  каждом  из  алебардийских
батальонов командир по-своему сообщал в этот  момент  неприятную  новость.
Подполковник Тиккеридж сказал:
   - Я вынужден сообщить неприятнейшую для  большинства  из  вас  новость.
Через час об этом узнают и солдаты. Мне очень трудно говорить вам об этом,
потому что лично для меня эта новость очень приятна, и я  не  в  состоянии
скрывать своей радости. Я очень надеялся, что пойду в бой вместе  с  вами.
Именно для этой цели мы так долго работали вместе. Я  считаю,  что  у  нас
сложилось весьма хорошее мнение друг о друге. Но  вы,  так  же  как  и  я,
хорошо зна