берега. Скучающие пассажиры - англичане и американцы, все мужчины,
всех родов войск, все в невысоком  чине  -  зашевелились  и  пристегнулись
ремнями к металлическим скамейкам.  Перелет  через  Гибралтар  и  Северную
Африку  был  утомительным  и  по  непонятным  причинам  затягивался.  День
подходил к концу, а они с рассвета ничего не ели. Это был совсем не  такой
самолет, на какой Гай сел в Англии. Никто из пассажиров, летевших с ним  в
первую бессонную ночь, до Бари не следовал. Наклонившись, Гай посмотрел  в
маленький бортовой иллюминатор и успел заметить миндалевые сады. Был конец
февраля, и деревья уже полностью расцвели. Через несколько  минут  он  уже
стоял на земле рядом со своим вещевым мешком и чемоданом  и  докладывал  о
прибытии офицеру транспортной службы.
   Согласно командировочному предписанию ему следовало немедленно  явиться
в  английскую  миссию   при   штабе   антифашистских   сил   национального
освобождения (Адриатика).
   Гая ждали. За ним выслали джип, который доставил его к мрачному  зданию
в новом городе, где размещалась упомянутая  организация.  Ничто  здесь  не
напоминало ему Италию, которую он знал и  любил,  -  страну  его  школьных
каникул, страну, которая приютила его после того, как ушла Вирджиния.
   Часовой был отнюдь не приветливым.
   - Согласно предписанию я должен явиться к бригадиру Кэйпу.
   - Его сегодня нет. Вам придется подождать  и  переговорить  с  офицером
службы безопасности. Рон! - крикнул он своему коллеге.  -  Скажи  капитану
Джилпину, что прибыл какой-то офицер и хочет видеть бригадира.
   Несколько минут  Гай  молча  стоял  в  темном  вестибюле.  Здание  было
построено в дофашистские времена в традиционном  стиле  -  вокруг  темного
внутреннего дворика. Широкий лестничный марш из низких  каменных  ступенек
уходил наверх, в темноту,  ибо  разбитые  стекла  в  крыше  были  заменены
промасленной бумагой.
   - Электрический свет должен загореться с минуты на мину  ту,  -  сказал
часовой, - но положиться на то, что он не погаснет, невозможно.
   Вскоре откуда-то из темноты вышел Джилпин.
   - Да? - сказал он. - Чем могу быть полезен?
   - Разве вы не помните меня по парашютной  школе?  Я  был  вместе  с  де
Саузой...
   - Де Сауза в войсках. А что, собственно, вас интересует?
   Гай предъявил ему свое командировочное предписание.
   - Впервые вижу...
   - Но вы же не думаете, что это подделка, правда ведь?
   - Мне должны были бы прислать копию. Я _ничего_  не  думаю.  Просто  мы
обязаны соблюдать меры безопасности. - Напрягая зрение в темном вестибюле,
Джилпин внимательно посмотрел на обратную сторону предписания  и  прочитал
его еще раз. Затем обратил внимание  на  подозрительное,  по  его  мнению,
обстоятельство. - А не слишком ли долго вы сюда добирались?
   -  Да,  перелет  затянулся.  Простите,  вы  что  же,  возглавляете  эту
организацию?
   - Я здесь не старший, если вас интересует именно он. Там  наверху  есть
майор, такой же _алебардист_, как и вы. - Он произнес это слово, почти  не
скрывая насмешливого тона, умышленно подчеркивая свое презрение к каким бы
то ни было армейским традициям.  -  Я  не  знаю,  чем  он  занимается.  Он
числится здесь офицером генерального штаба по вопросам взаимодействия. Как
я понимаю, при отсутствии бригадира вы можете считать его старшим.
   - А можно мне увидеться с ним?
   - Это ваши вещи?
   - Да.
   - Вам придется оставить их здесь.
   - А вы полагали, что я хочу взять их с собой наверх?
   - Посмотрите здесь за ними,  капрал,  -  сказал  Джилпин,  озабоченный,
по-видимому, не столько их сохранностью, сколько подозрением, что в  вещах
может оказаться что-нибудь опасное, взрывчатка например.  -  Вы  правильно
поступили, что задержали этого офицера для  выяснения,  -  добавил  он.  -
Можете послать его к майору. - Не сказав  больше  ни  слова  Гаю,  Джилпин
повернулся и скрылся в темноте.
   Другой часовой провел Гая к двери на  антресолях.  Четыре  с  половиной
года превратностей войны приучили  Гая  к  самым  неожиданным  встречам  и
приемам. Они приучили его и к тому, что время от времени он сталкивался на
своем пути с этим офицером, фамилию или имя которого ему никогда никто  не
сообщал и который теперь приветствовал его с необычной теплотой.
   - Так-так, - сказал он улыбаясь, - мы ведь встречались с вами когда-то.
Вы, как я полагаю, удивлены больше, чем я. Я видел вашу фамилию в каком-то
документе. Мы ждем вас вот уже несколько недель.
   - Но Джилпин, видимо, не ждал.
   - Мы стараемся по возможности ограничить Джилпину доступ к  документам.
Нам, правда, не всегда это удается.
   В  этот  момент,  словно  символизируя  что-то,  свисавшая  с   потолка
электрическая лампочка накалилась,  несколько  раз  мигнула  и  загорелась
ярким светом.
   - А вы все еще майор, как я вижу, - заметил Гай.
   - Да, черт бы их  взял!  Был  подполковником  почти  целый  год.  Потом
бригаду реорганизовали. Должности для меня в ней не оказалось.  Поэтому-то
меня и направили сюда.
   Электрическая лампочка, снова символизируя что-то, замигала, потускнела
и погасла.
   - Никак не наладят работу электростанции, - пояснил майор, -  то  дадут
ток, то выключат.
   Они продолжали разговор в перемежающиеся периоды света и  темноты,  как
во время летней грозы с молниями.
   - А вам известно, чем вы будете заниматься здесь?
   - Нет.
   - Я тоже не знал, когда меня назначили.  Да  и  теперь  не  знаю.  А  в
общем-то здесь неплохо. Кэйп  вам  понравится.  Он  недавно  выписался  из
госпиталя - был ранен под Салерно. В боях ему  теперь  больше  не  бывать.
Завтра он все  объяснит  вам.  Он  и  Джо  Каттермоул  должны  поехать  на
совещание в Казерту. Джо - это довольно странный человек. На гражданке был
каким-то профессором. Ужасно музыкальный. Но работает как  дьявол.  Делает
все и _за меня_, и за Кэйпа. Джилпин - это отъявленный бездельник, вы  уже
видели его. Единственный, кто ладит с ним, -  это  Джо.  Джо  любит  всех.
Чертовски хороший парень, всегда готов заменить  кого-нибудь  и  взять  на
себя дополнительную нагрузку.
   Они поговорили об алебардистах, о достижениях и  срывах  Ритчи-Хука,  о
потерях   и   подкреплениях,   о   наборе   новичков,    перегруппировках,
реорганизациях, переводах офицеров,  из-за  которых  менялось  лицо  всего
корпуса алебардистов. Электрическая лампа то горела ослепительно, то вдруг
тускнела и начинала мигать, а то и совсем  гасла.  Собеседники  долго  еще
продолжали называть фамилии общих знакомых алебардистов. Затем  безымянный
майор снова заговорил о  самом  Гае  и  заказал  ему  номер  в  отеле  для
офицеров. Когда лампа еще раз погасла, они оказались в абсолютной  темноте
и поняли, что солнце уже зашло за горизонт.  Вошел  денщик  с  керосиновой
лампой.
   - Пора укладываться, - сказал майор. - Я прослежу, чтобы вас  устроили.
А потом можно будет пойти поужинать.


   У входа в клуб безымянный майор сказал:
   - Я сейчас запишу вас.
   Гай  посмотрел  через  его  плечо,  но  подпись   была,   как   всегда,
неразборчива. В сущности, и сам Гай, поскольку  его  записал  майор,  стал
косвенно анонимным.
   - Если вы собираетесь бывать в Бари, вам лучше быть записанным здесь.
   - Но, судя по вывеске, это клуб для старших офицеров?
   - Это ничего не значит. Он для тех, кто привык есть в приличных местах.
По  вечерам  в  отеле  полно  сестер  милосердия  из  госпиталя   королевы
Александры. С женщинами здесь трудновато, -  продолжал  майор  на  пути  в
буфетный зал. Это было новое, довольно необычное здание,  построенное  для
семинарии  унии  абиссинцев,  которые   попали   в   Рим   после   падения
итальянско-эфиопской империи; главные  комнаты  здания  венчались  куполом
наподобие их церквей и храмов. - Местные женщины совершенно недоступны. Да
и не больно-то они соблазнительны, насколько я успел  разобраться.  У  нас
есть, правда, несколько женщин - секретарши и шифровальщицы, - но они  все
уже заняты. Я имею дело главным образом  с  женщинами  из  вспомогательной
службы военно-воздушных сил; они бывают здесь иногда проездом, на  пути  в
Фоджу. Они говорят об Италии много всякой чепухи.
   - Женщины из вспомогательной службы?
   - Нет-нет. Я имею в виду тех, кто никогда не  был  здесь.  _Романтики_,
черт бы их взял! В этом-то смысле клуб как раз и хорош. Столовая здесь как
дома, в Англии, правда? Готовят из английских продуктов, разумеется.
   - Вина не бывает?
   - Есть какое-то местное красное вино; если хотите, можете брать.
   - Рыба, конечно?
   - Ее держат главным образом для итальяшек.  Тоже  неплохая  вещь,  один
запах чего стоит.
   Приятное возбуждение, которое Гай почувствовал, прибыв за границу после
двухлетнего пребывания в Англии  военного  времени,  замигало  и  погасло,
подобно электрической лампочке в кабинете безымянного майора.
   Гражданский официант принес им розовый джин. Гай попросил по-итальянски
принести мясо с чесноком и зеленью. Официант  ответил  по-английски  почти
презрительно: "У нас этого нет!" - и принес американские земляные орехи.
   Под голубым куполом, там, где  недавно  грызли  гранит  науки  смуглые,
бородатые духовные лица, теперь сидели военные в самой разнообразной форме
и с многочисленными знаками различия. Гай вспомнил свое недавнее прошлое и
задумался над вероятным будущим. Это был как бы  еще  один  Саутсанд,  еще
один транзитный лагерь, привокзальный отель в Глазго; это  была  еще  одна
самая низшая ступень - неиспользуемый офицерский резерв.
   - Послушайте, -  обратился  безымянный  майор  к  Гаю,  -  что  это  вы
приуныли? В чем дело? Соскучились по дому?
   - Соскучился по Италии, - ответил Гай.
   - Вот это здорово! - сказал майор, озадаченный, но довольный,  что  Гай
шутит.
   Они  прошли  в  зал,  который  был   когда-то   трапезной.   Если   Гай
действительно скучал бы по Лондону военного времени,  он  нашел  бы  здесь
утешение, ибо увидел за столиком  лейтенанта  Пэдфилда  в  компании  троих
англичан. В Лондоне Гай не видел лейтенанта с рождественских дней.
   - Добрый вечер, Лут. А вы как сюда попали?
   - Я присоединюсь к вам позднее, хорошо?
   - Вы знаете этого янки? - спросил майор.
   - Да.
   - И чем же он занимается?
   - Это никому не известно.
   - Недавно он все время крутился около Джо Каттермоула. А кто привел его
сюда, я не знаю. В служебное время мы стараемся  быть  с  американцами  на
короткой ноге, а во внеслужебное - не очень-то. У них здесь  своих  клубов
сколько угодно.
   - Лут - очень общительный человек.
   - Как вы зовете его?
   - Лут. По-американски это  значит  "лейтенант",  начальный  слог  этого
слова.
   - В самом деле? Не знал. Чушь какая-то.
   На  ужин,  как  Гаю  уже  ответили,  не  было  никаких  острых   мясных
итальянских блюд, но  он  с  удовольствием  выпил  вино,  хотя  далеко  не
первосортного.  В  Лондоне  в  последние  два  месяца  вино  было  большой
редкостью и стоило оно дороже, чем когда-либо раньше. Майор вина  не  пил.
Он подробно рассказал Гаю о своей последней любовной связи с  женщиной  из
вспомогательной службы и о  женщине,  с  которой  он  встречался  до  нее.
Разница между ними, по его словам, была невелика.  Вскоре  к  ним  подошел
лейтенант Пэдфилд с раскрытым портсигаром.
   - Сам я их не переношу, - сказал он, - но думаю, что они  неплохие.  Не
из нашего военторга. Это мне подарил советник нашего посольства в Алжире.
   - Хорошая женщина - это одна, а хорошая сигара - это совсем  другое,  -
сказал майор.
   - И это напоминает мне, -  подхватил  лейтенант,  -  что  я  так  и  не
поздравил вас, Гай, и Вирджинию. Я читал о вас в "Таймсе",  когда  жил  со
Ститчами в Алжире. _Очень_ приятная новость.
   - Спасибо за поздравление.
   Безымянный майор, взяв предложенную сигару, откусил кончик,  закурил  и
счел своим долгом сказать:
   - Садитесь с нами. Мы с вами не встречались, но я видел  вас  вместе  с
Джо Каттермоулом.
   - Да-да, для моей работы он здесь самый полезный человек.
   - И что же это за работа, если не секрет?
   - Отнюдь нет. Опера. Мы пытаемся возродить оперу, представляете?
   - Нет.
   - Это самый верный путь к сердцам итальянцев. Что  касается  оркестров,
то с ними никаких трудностей нет. А вот певцы,  по-видимому,  все  сбежали
вместе  с  немцами.  -  Он  рассказал  о  различных  оперных   театрах   в
оккупированной Италии; одни из них были  разрушены  бомбами,  другие  лишь
слегка повреждены. Оперный театр в Бари остался невредимым. -  Однако  мне
пора вернуться к моим друзьям, - сказал лейтенант, поднимаясь.
   В течение нескольких последовавших секунд,  опасаясь  затронуть  сугубо
личный вопрос, майор сидел молча, затем все же решился и спросил:
   - Как я понимаю, из того, что сказал этот молодой человек, следует, что
вы только что женились?
   - Да.
   - Тогда это никуда не годится, что вас сразу  же  послали  за  границу.
Боюсь, что в таком случае весь мой разговор о местном  женском  рынке  был
неуместен.
   - Не думаю, что моя жена стала бы возражать против этого.
   - В самом деле?! Моя возражала бы, а я женат уже одиннадцать лет. -  Он
помолчал, видимо размышляя о своих  любовных  похождениях  в  течение  уже
довольно длительного времени, и добавил: - По крайней мере, я  думаю,  что
возражала бы. - Помолчав еще несколько секунд, он продолжал: - Впрочем,  я
ведь уже давно не виделся с ней. Возможно, что теперь она не  обратила  бы
на это никакого внимания, - закончил он с покорной грустью.
   Они вернулись в буфетный зал. От мысли о  возможности  того,  что  жена
безразлична к его любовным связям с женщинами из  вспомогательной  службы,
настроение майора заметно упало. Он заказал виски и спросил:
   - Послушайте, а что этот молодой человек имел в виду, когда  говорил  о
самом верном пути к сердцам итальянцев? Мы  же  только  что  отколошматили
этих ублюдков, правильно? О чем им еще распевать в операх? По-моему,  даже
янки и те не настолько глупы, чтобы развлекать итальяшек и устраивать  для
них дивертисменты. Если бы спросили меня, то я не задумываясь ответил  бы,
что под этим кроется что-то другое. Как только  выбываешь  из  действующей
части, сразу же сталкиваешься  со  множеством  подозрительных  явлений,  о
которых ты не имел ни малейшего  представления.  А  в  этом  городе  таких
явлений до черта.



2

   В Лондоне в  этот  момент  разыгрывалась  сцена  традиционной  домашней
идиллии.  Вирджиния  готовила  _приданое_  для  новорожденного.  Хорошо  и
красиво шить она научилась еще в детстве, когда ходила в школу.  В  зрелом
возрасте она, правда, занималась этим делом  мало  и  без  особой  к  нему
любви. В Кении, например, по вечерам она довольно часто была занята шитьем
стеганого одеяла, но закончить эту работу так и не удосужилась.
   Дядюшка Перегрин читал вслух роман Троллопа "Можешь ли ты простить ее?"
   - А вы знаете, дядюшка, я уже прошла все уроки,  -  неожиданно  сказала
Вирджиния.
   - Уроки?
   - Да, подготовку. Священник Уэлд говорит, что он готов принять  меня  в
любое время.
   - Ну что ж, ему виднее, - проговорил дядюшка  Перегрин  с  сомнением  в
голосе.
   - Все это, оказывается, совсем не трудно, - продолжала Вирджиния.  -  Я
не понимаю, почему романисты так много рассуждают о людях,  которые  якобы
потеряли веру во всевышнего. Для меня, например, все это  ясно  как  белый
день. И почему только меня никто не наставил на путь  истинный  раньше?  Я
хочу сказать, что в действительности все это  совершенно  очевидно,  стоит
только как следует подумать.
   - Для меня это очевидно, - сказал дядюшка Перегрин.
   - Я хочу, чтобы вы были моим крестным отцом, дядюшка.  Это  не  значит,
конечно, что я  хочу  получить  от  вас  подарок;  во  всяком  случае,  не
обязательно что-нибудь очень уж дорогое. - Она усердно заработала иголкой,
демонстрируя свои красивые руки. - Ведь это вы, дядюшка, приобщили меня  к
церкви, понимаете?
   - Я? Боже мой, каким же это образом?
   - Просто тем, что вы очень милы ко мне, -  ответила  Вирджиния.  -  Вам
ведь нравится, что я живу здесь, не правда ли?
   - Да, конечно, дорогая.
   - Я долго раздумывала, - продолжала Вирджиния, - и мне  очень  хотелось
бы родить ребенка здесь.
   - Здесь? В этой квартире?
   - Да. А вы разве возражаете?
   - А не будет ли для вас здесь не совсем удобно?
   - Для меня? О нет, здесь очень уютно.
   - Уютно, - повторил ошеломленный Перегрин. - Уютно.
   - Вы можете стать крестным отцом и для ребенка. Только не будете ли  вы
возражать?.. Если  родится  мальчик,  мне  не  хотелось  бы  называть  его
Перегрином. По-моему, Гай  пожелает  назвать  его  Джервейсом.  А  вы  как
думаете?



3

   А Людович все писал и писал. Начиная с середины декабря он, не ослабляя
темпов, писал ежедневно по три тысячи слов;  более  чем  сто  тысяч  слов.
Сочинял он теперь совсем по-иному. Фаулер и Роже лежали в стороне,  он  не
обращался к ним. В отыскании нужных слов необходимость уже  не  возникала.
Все слова были правильными. Они неудержимым потоком соскакивали с  кончика
его пера. Он писал  безостановочно,  никогда  ничего  не  исправлял  и  не
переписывал. Он просто выполнял стоящую перед ним  задачу.  Людович  писал
как одержимый, как будто ему кто-то быстро диктовал, как  будто  это  были
совсем не его мысли. Писал для чего? Он не  задавался  этим  вопросом.  Он
просто  писал.  Его  рукопись  росла,  как  маленький  Триммер  в   утробе
Вирджинии, без осознаваемого соучастия.



4

   Поступить на работу в оккупационные силы мечтал любой житель  Вари.  На
службу в офицерскую гостиницу ухитрились устроиться целые семьи  со  всеми
их ответвлениями. Шесть старцев жили  и  питались  за  счет  того,  что  с
раннего утра до позднего вечера тщательно вымывали и натирали линолеумовый
пол в вестибюле. Все они замерли как вкопанные, когда утром следующего дня
Гай шел мимо них, и все, как один, бросились вытирать оставленные им следы
на полу.
   Гай прошел к кабинету, в котором был накануне вечером. Здание  в  лучах
утреннего солнца прямо-таки преобразилось.  Теперь  Гай  заметил,  что  во
внутреннем дворике когда-то бил фонтан. "Настанет время, - подумал Гай,  -
и  фонтан,  может  быть,  снова  забьет".  Здесь  же,  среди  колосовидной
растительности, стоял последний потомок великих предков  -  высеченный  из
камня  тритон  с  открытой  пастью.  Часовой  был   занят   разговором   с
мотоциклистом связи и не окликнул Гая. На лестнице Гаю встретился Джилпин.
   - Как вы прошли сюда?
   - Я же прикомандирован сюда, разве вы не помните?
   - Но у вас нет пропуска.  Сколько  еще  надо  учить  этих  солдат,  что
офицерская форма сама по себе еще ничего не значит? Часовой не имеет права
пропускать вас без пропуска.
   - А где я могу получить его?
   - У меня.
   - Ну что ж, хлопот будет намного меньше, если вы дадите мне его.
   - А у вас есть с собой три фотокарточки?
   - Конечно нет.
   - Если нет, то пропуск оформить невозможно.
   В этот момент послышался голос сверху:
   - В чем там дело, Джилпин?
   - Офицер без пропуска, сэр.
   - Кто?
   - Капитан Краучбек.
   - Ну так дайте ему пропуск и пошлите наверх.
   Голос исходил от человека на  лестничной  площадке;  это  был  бригадир
Кэйп, прихрамывающий, худой человек с эмблемой уланского полка. Когда  Гай
представился, бригадир сказал:
   - Дотошный парень этот Джилпин. Слишком  ревностно  относится  к  своим
обязанностям. Извините, что вчера меня не было. И в данный момент не смогу
поговорить с вами, ко мне должны прийти  югославы  с  жалобой.  Вам  лучше
всего,  пожалуй,  пройти  сейчас  к  Каттермоулу,  он  познакомит  вас   с
обстановкой. А потом уж мы решим, как вас использовать.
   Майор Каттермоулу находился в комнате рядом с комнатой бригадира Кэйпа.
Это был мужчина примерно того же возраста что и  Гай,  высокий,  несколько
сутулый, истощенный, аскет с веселой улыбкой.
   - Баллиол, двадцать первый - двадцать четвертый год, - ск