имый хаос царил там.
   - Вот именно.
   - И все слишком устали и были голодны, чтобы запомнить что-нибудь.
   - Да, почти все.
   - И мало кто понимал толком, что происходит.
   - Да, лишь немногие.
   - И никто не имел оснований гордиться чем-нибудь.
   - Да, таких было не очень-то много.
   - Именно это я и утверждаю все время,  -  торжествующе  заявила  миссис
Ститч. - И совершенно очевидно, что под конец _не было_ никаких приказов.
   После того как Гай пришел в сознание, это был его  первый  разговор.  У
него немного  кружилась  голова,  но  он  сообразил,  что  предпринимается
попытка, мягко выражаясь, ввести его в заблуждение с помощью лести.
   - Ну почему же, приказы  были,  -  возразил  он.  -  Причем  совершенно
недвусмысленные.
   - Были, Гай? Вы уверены в этом?
   - Вполне.
   Миссис Ститч, казалось, забыла  о  нетерпении,  с  которым  только  что
порывалась уйти. Она сидела неподвижно со своими смешными часами в руках.
   - Гай, - начала она после небольшой паузы, - я думаю, мне лучше сказать
вам: нас окружает сейчас масса гадких людей. И почти все они настроены  по
отношению к Айвору не очень-то хорошо. Как вы помните, в этих приказах  не
было ничего, означавшего, что  Айвор  должен  был  остаться  там  в  числе
последних и быть взятым в плен, правда ведь?
   - Нет, было.
   - О-о! По-моему, вы просто не очень хорошо их помните.
   - Я записал их.
   Чудные глаза миссис Ститч скользнули но небольшой неказистой  палате  и
остановились на тумбочке, в которой хранилось все имущество Гая.
   - Там?
   - Вероятно. Я еще не проверял.
   - Я предполагаю, что они были отменены.
   - Не знаю, кто бы мог их отменить. Генерал убыл.
   - Там произошло вот что, - сказала  Джулия,  как  бы  повторяя  урок  в
классе, - из  района  посадки  поступил  приказ:  группе  Хука  немедленно
грузиться на корабли. Айвора  послали  на  берег  проверить  достоверность
приказа. Там он встретил старшего флотского  начальника,  который  сообщил
ему, что высланы проводники и группа Хука уже следует  к  берегу.  Корабль
этого начальника как раз отходил. Там был и другой  корабль,  остававшийся
для снятия группы Хука. Этот моряк приказал Айвору немедленно  садиться  в
шлюпку. Пока Айвор не прибыл в Александрию, он думал, что оставшиеся части
группы Хука находятся на другом крейсере. Обнаружив, что это  не  так,  он
оказался в довольно затруднительном  положении.  Вот  как  это  случилось.
Поэтому, вы понимаете, Айвора обвинять нельзя. Правда ведь?
   - Это он так рассказывает?
   - Это говорим мы.
   - Почему же он сбежал в Индию?
   - Это моя идея. Мне казалось, это удачный выход из положения. Ему  надо
было уехать  куда-нибудь.  Бригады  командос,  которой  командовал  Томми,
больше не существует. Полка Айвора здесь нет. Я хочу сказать, не может  же
он провести остаток войны в клубе "Мохамед Али". Его слишком часто  видели
в обществе, что и дало людям повод сплетничать. Конечно, - добавила она, -
тогда не было никаких оснований ожидать, что до конца войны объявится  еще
кто-нибудь из группы Хука.  Что  вы  собираетесь  делать  с  этими  вашими
записями?
   - Я полагаю, кое-кто захочет познакомиться с ними.
   - Только не Томми.
   В этом Джулия  оказалась  права.  После  ее  ухода  Гай  направился  по
коридору в палату Томми. По пути он разминулся с медсестрой.
   - Я собираюсь только поговорить с полковником Блэкхаусом.
   - _Поговорить_?! - переспросила она  изумленно.  -  Поговорить?  Теперь
ясно: _у вас_ была посетительница.
   Томми лежал с ногой в гипсе, удерживаемой в приподнятом  положении  при
помощи веревки и шкива. Он радостно приветствовал Гая.
   - Тебя должны представить к военному  кресту  или  какой-нибудь  другой
награде, - сказал он. - Конечно, беда в том, что на Крите мы  добились  не
слишком многого. Награды предпочитают давать после победы.
   - У меня в свое время был медальон. Он принадлежал моему брату, а  отец
передал его мне. - Гай приложил руку к пижаме и пощупал то место на груди,
где висел медальон. - По-видимому, он пропал.
   - Наверняка медики постарались, -  заметил  Томми  и  перешел  к  более
практическим вопросам: - Ты был, хотя бы некоторое время,  старшим  группы
на лодке?
   - Нет. Там был саперный капитан, и вначале всем занимался он.  А  когда
он исчез, мы, кажется, положились на волю случая.
   - А что стало с Хаундом?
   - Понятия не имею. Людович -  единственный,  кто  может  рассказать  об
этом.
   - Насколько я понимаю, Людович оказался на высоте положения.
   - Да?
   - Первый класс. Ты знаешь,  ведь  это  он  доставил  тебя  на  берег  в
Сиди-Баррани.
   - Я не знал.
   - Он, должно быть, сильный как лошадь. Пробыл  в  госпитале  всего  два
дня. Я представил его к производству в офицеры. Не могу сказать, что  этот
парень очень нравился мне когда-нибудь, однако, несомненно, я, как обычно,
был не прав. Медсестры говорили мне,  Гай,  что  ты  спятил,  но  у  тебя,
кажется, все в порядке.
   - Сегодня утром заходила Джулия Ститч.
   - Да, она зашла ко мне на обратном пути. Хочет  попытаться  получить  у
них разрешение перевезти меня к себе домой.
   - Она рассказала мне об Айворе.
   - Да. Значит, она  сказала.  -  Хорошо  знакомая  Гаю  профессиональная
осторожность Томми омрачила его открытое, с дружелюбной  улыбкой  лицо.  -
Айвор был в прекрасном состоянии. Ему не  разрешили  навестить  тебя.  Его
очень обрадовала весть о твоем возвращении. Жаль, что ему пришлось  уехать
так скоро.
   - Он рассказал тебе историю своего бегства? - спросил Гай.
   - Одну из версий.
   - Ты не поверил в нее?
   - Мой дорогой Гай, за кого ты меня принимаешь? Никто не верит в нее,  а
Джулия - меньше всех.
   - Ты не собираешься предпринять что-нибудь по этому поводу?
   - _Я_? Слава богу, это не имеет ко мне  никакого  отношения.  В  данный
момент я  являюсь  майором,  ожидающим  нового  назначения  по  выходе  из
госпиталя. Джулия убрала его отсюда.  Уверяю  тебя,  ей  пришлось  здорово
потрудиться, чтобы добиться этого. Теперь самое  лучшее  для  всех  -  это
помалкивать и забыть, что произошло. Все это слишком сложное  дело,  чтобы
кому бы то ни было _предпринимать_ что-нибудь. Айвор мог  бы  угодить  под
военный суд по обвинению в дезертирстве перед лицом неприятеля.  Это  было
бы чертовски паршивое дело. В прошлую войну людей расстреливали за  такое.
Разумеется, никто  и  не  собирается  _предпринимать_  что-нибудь.  Айвору
крупно повезло, что  с  нами  не  было  вашего  бригадира  Ритчи-Хука.  Уж
_тот-то_ наверняка предпринял бы что-нибудь!
   Гай ничего не сказал Томми  о  записях,  хранившихся  в  тумбочке.  Они
перешли на разговор о будущем.
   - Похоже, что командос сходят  со  сцены,  по  крайней  мере  в  части,
касающейся Ближнего Востока, - сказал Томми. - Нам обоим повезло.  Нас  не
будут пихать куда попало, батальоны наших  полков,  к  счастью,  находятся
здесь. Ты, я полагаю, возвратишься к алебардистам?
   - Надеюсь. О лучшем я и не мечтаю.
   В тот же день после полудня Гая перевезли  к  миссис  Ститч.  Госпиталь
отправил его туда на санитарной машине. Врачи даже настояли на том,  чтобы
в машину и из машины его внесли и вынесли на носилках, однако, прежде  чем
уехать, Гай самостоятельно прошел по палатам и попрощался со всеми.
   - Там вы будете как сыр  в  масле  кататься,  -  сказал  Гаю  полковник
медицинской службы, вычеркивая его из списков больных. - Ничто не поправит
вас лучше, чем хотя бы элементарный домашний уют.
   -  Вот  что  значит  иметь  влияние,  -  прокомментировала   уход   Гая
медицинская сестра.
   - Она и меня пыталась похитить, - признался Томми. -  Я  люблю  Джулию,
но, если ты собираешься погостить у нее, надо иметь немалый запас сил.
   Такое предупреждение Гай слышал в свое  время  из  уст  Айвора,  но  не
обратил на него внимания.  Поскольку  теперь  предупреждение  исходило  от
более крепкого Томми, оно заставило Гая заколебаться,  но  отступать  было
поздно. Около него с безжалостным видом уже стояли санитары  с  носилками.
Через полчаса он оказался в роскошной официальной резиденции миссис Ститч.
   Деды и бабки Джулии Ститч провели жизнь на службе у королевы Виктории и
при этом дворе сформировали свои взгляды на уклад жизни, оказавшие влияние
на следующее поколение и  определившие  обстановку,  в  которой  проходило
детство миссис Ститч, преждевременно закончившееся, но оставившее глубокие
впечатления. Миссис Ститч выросла в  убеждении,  что  комфорт  -  довольно
распространенная вещь. Она любила роскошь и в  некоторых,  неопределенных,
пределах была расточительной: никто, сидящий за ее  обеденным  столом,  не
мог быть совершенно уверенным, без опасения впасть в ошибку, какое  блюдо,
по-видимому, классического обеда, является последним; она  обожала  всякие
перемены и сюрпризы, блестящую оригинальность и седую старину,  однако  не
любила окружать чрезмерными удобствами гостящих у нее мужчин.
   Последнее стало очевидным, когда она проводила носилки с Гаем  вниз,  в
приготовленную для него комнату. Комната находилась  действительно  внизу,
значительно ниже уровня земли. Миссис  Ститч  прошла  по  цементному  полу
легко, вприпрыжку, от таракана к таракану, раздавив штук шесть на  пути  к
окну. Распахнув окно настежь, она открыла  доступ  на  кухонный  двор.  На
уровне глаз во всех направлениях сновали босые ноги слуг-берберов. Один из
них сидел на  корточках  рядом  с  окном,  ощипывая  гуся,  пух  которого,
подхваченный северо-западным ветерком, поплыл по комнате.
   - Ну вот! - воскликнула она. - Здесь чудесно! Чего еще  можно  было  бы
пожелать? Знаю - цветов. -  Она  умчалась  куда-то.  Вернулась  с  охапкой
тубероз. - Вот, - сказала она, поместив их в таз. - Если захотите умыться,
пользуйтесь ванной комнатой Элджи. - Она оглядела комнату  с  непритворным
удовольствием. - Все к вашим услугам, - заключила она. - Присоединяйтесь к
нам, когда появится желание. - Затем она исчезла, но тут же  вернулась.  -
Вы любите кошек? Вот вам. Они будут разгонять тараканов. - Она вбросила  в
комнату двух полосатых кошек и закрыла дверь. Оказавшись  на  полу,  кошки
сладко потянулись и с презрительным видом удалились через окно во двор.
   Гай сел на кровать; он почувствовал, что  за  прошедший  день  на  него
свалилось слишком много впечатлений. На  нем  по-прежнему  была  пижама  и
халат, казавшиеся наиболее подходящим  одеянием  для  такого  переезда.  В
комнату вошли санитары-носильщики, доставившие личные вещи Гая.
   - Можем ли мы помочь вам разложить вещи, сэр? Хотя здесь,  кажется,  не
слишком-то много места для них, правда?
   Ни шкафа, ни комода - только вешалка. Солдаты развесили  обмундирование
Гая и, откозыряв, удалились.
   Вещевой мешок Гая переслали в госпиталь из  лагеря,  как  обнаружилось,
значительно опустевшим. В нем он нашел сверток с  выстиранными  лохмотьями
(обмундирование, которое он носил на Крите) и аккуратный пакет  с  вещами,
извлеченными из его карманов и  ранца-рюкзака;  наряду  с  красным  личным
знаком там лежали "отпускная грамота",  полученная  от  Чатти  Корнера,  и
записная книжка, в которую Гай заносил свои  заметки  для  журнала  боевых
действий. Стягивавшая книжку резинка исчезла. Обложка покрылась  пузырями,
размякла, съежилась в складки, местами разлохматилась, некоторые  страницы
слиплись.  Гай  осторожно  отделил  их  друг  от  друга   бритвочкой.   На
покрывшейся пятнами бумаге в клетку можно было видеть,  как  на  различных
стадиях  истощения  изменялся  его  почерк.  По  мере  упадка  сил   буквы
становились все крупнее, а нажим все сильнее. Последняя запись о появлении
над лодкой самолета была сделана размашистыми  каракулями,  занявшими  всю
страничку. Это был  его  вклад  в  историю,  возможно,  свидетельство  для
процесса по поводу прошедших печальных событий.
   Гай лежал на кровати, слишком  потрясенный  всем  происшедшим  за  этот
день, чтобы сосредоточиться на всплывших  сегодня  проблемах  морали.  Для
Джулии Ститч не было во всем этом никаких проблем.  Старый  друг  попал  в
беду.  Скорее  на  помощь!  Прикрой  его  спиной!  Томми  руководствовался
неизменным принципом - никогда не создавать  затруднений,  за  исключением
дающих положительные результаты или преимущества. Если  Айвор  или  кто-то
другой в боевой обстановке поставил бы под угрозу интересы дела, Томми без
всяких сожалений немедленно расстрелял бы  его.  Но  здесь  совсем  другое
дело. Ничто не подвергалось опасности, кроме  репутации  одного  человека.
Айвор не навредил никому, кроме самого себя. Теперь он далеко отсюда.  Его
часть до конца войны обречена сидеть в плену.  Для  достижения  победы  не
имеет никакого значения, что они там, в лагере военнопленных,  говорят  об
этом.
   Гай не таков. Ему эти простые правила поведения не свойственны.  Он  не
питал какой-нибудь давней приязни к Айвору и вообще не  испытывал  к  нему
никакой  симпатии,  потому  что  человек,  бывший  его  другом,   оказался
иллюзией. Гай  достаточно  хорошо  понимал  также,  что  суть  всей  войны
заключается в причинении затруднений и неприятностей  без  особой  надежды
приобрести взамен преимущество. Почему он  оказался  здесь,  в  подвале  у
миссис Ститч? Почему оказались в плену Берти и Эдди?  Почему  тот  молодой
солдат все еще лежит непогребенный в покинутом жителями селении на  Крите?
Разве все это не ради справедливости?
   В подобных размышлениях Гай пролежал почти весь день, пока миссис Ститч
не позвала его на коктейль.
   Прошло немало дней, а Гай  по-прежнему  лежал  в  шезлонге  в  обществе
важничающих,  прихорашивающихся  "павлинов".  Непрерывной   вереницей,   в
одиночку  и  большими  компаниями,  приезжали  и  уезжали   гости:   паши,
придворные, дипломаты, политики, генералы, адмиралы и субалтерны; греки  и
египтяне, евреи и французы. Но миссис Ститч никогда не  упускала  из  виду
Гая. Три, а то и четыре раза в день она появлялась рядом с ним, изливая на
него очередную порцию своего обаяния.
   - Нет ли у вас  здесь  друзей,  кого  бы  вам  хотелось  пригласить?  -
поинтересовалась она однажды, затевая очередной званый обед.
   - Пожалуй, есть один. Полковник Тиккеридж. Я слышал, что он в лагере  в
Мариауте. Вы не знакомы с ним, но он не может не понравиться вам.
   - Я отыщу его для вас.
   Это произошло рано утром 22 июня - в день откровения  для  людей  всего
мира, для бесчисленных грядущих поколений, и среди них  для  Гая  -  одной
бессмертной души выздоравливающего лейтенанта-алебардиста.
   Новость о вторжении в Россию  принес  Элджернон  Ститч,  возвратившийся
домой ко второму завтраку. За столом сидели только миссис Ститч, Гай и два
секретаря.
   - Но почему этот идиот не мог начать  именно  с  России,  -  возмущенно
спросил  Элджернон  Ститч,  -  вместо  того  чтобы  причинять  нам   массу
неприятностей?!
   - А для нас это хорошо? - тоном школьницы задала вопрос миссис Ститч.
   - Трудно сказать. Специалисты считают, что у русских не очень-то  много
шансов. Зато у них имеется масса вещей, которые окажутся весьма  полезными
для немцев.
   - А что скажет в связи с этим Уинстон?
   - Будет приветствовать наших  новых  союзников,  конечно.  Что  же  ему
остается?
   - А это очень приятно - иметь союзника, - заметила миссис Ститч.
   За завтраком только и говорили, что о ресурсах  Украины,  о  количестве
самолетов, дивизий, транспортных средств и нефти, о Тильзите и Толстом, об
американском общественном мнении, о Японии и "антикоминтерновском пакте" -
обо всем том, что занимало тогда важнейшее место в умах большинства  людей
и горячо обсуждалось во всех уголках мира. Однако Гай сохранял молчание.
   Миссис Ститч легко коснулась лежавшей на скатерти руки Гая:
   - Чувствуете себя неважно сегодня?
   - Отвратительно.
   - Не унывайте. Сегодня за обедом вы увидите вашего приятеля.
   Но Гай нуждался в чем-то большем, нежели полковник Тиккеридж.
   Два  года  назад,  в  такой  же   солнечный,   беззаботный   день,   на
Средиземноморье  он  прочел  о  русско-германском  договоре.   Тогда   ему
казалось, что десятилетний период тьмы и  позора  подходит  к  концу,  что
наступает время рассвета и здравого  рассудка,  время,  когда  огромный  и
ненавистный  враг  хорошо  виден,  когда  все  маски  сброшены;  это   был
современный век оружия и войн.
   Теперь эта иллюзия рассеялась, как рассеялись киты и черепахи во  время
бегства с Крита; после менее двух лет паломничества в святую землю иллюзий
Гай вновь оказался в старом лицемерном мире, где священники  оборачивались
шпионами, храбрые друзья становились предателями,  а  его  страну  вели  к
бесчестью.
   В  тот  день  он  достал  свою  записную  книжку   и   швырнул   ее   в
мусоросжигатель, стоявший во дворе недалеко от окна его комнаты.  Это  был
символический акт; Гай поступил, как солдат на набережной в порту  Сфакии,
разбиравший пулемет "брен" на части и швырявший их одну за другой, всплеск
за всплеском, в воду, покрытую плавающими нечистотами.


   Полковник Тиккеридж в этот вечер, как обычно, был в бодром  настроении.
Его не мучили проблемы добра и зла. Чем больше  парней  будут  стрелять  в
немцев, тем лучше. Это ясно. Скверная форма правления у русских? Так она и
раньше была не из лучших. И русские изменили ее. Все это он  объяснил  Гаю
еще до начала обеда. Полковник  Тиккеридж  был  доволен  и  только  слегка
озадачен. По его мнению, так много гостей за обедом могло  быть  только  в
честь празднования какого-то события. Какого именно, он так и не узнал. Он
испытывал    некоторое    благоговение    перед     высоким     положением
присутствовавших, особенно генералов. Его внимание не привлекла ни одна из
дам, сидевших с той и  другой  стороны  от  него.  Когда  они  разражались
тирадами на французском языке, он ничего не  понимал.  Однако  он  усердно
отдавал должное угощению. "Дядюшка" Гай поступил  очень  хорошо,  попросив
пригласить его сюда. Позже, вечером, когда они с Гаем  вдвоем  сидели  под
пальмами, к ним присоединилась миссис Ститч.
   - "Алебардисты! Где ваши пистолеты? - процитировала  она.  -  Где  ваши
острые секиры? О, алебардисты!"
   - Как? - пробормотал ошеломленный полковник Тиккеридж. - Простите, я не
совсем вас понимаю...
   - О чем вы разговаривали? - поинтересовалась миссис Ститч.
   - Я договариваюсь о своем будущем, - ответил Гай.  -  Результат  вполне
удовлетворительный. Полковник берет меня обратно к себе.
   - На том берегу мы потеряли много хороших  парней,  как  вы  знаете.  В
настоящий момент  мы  усиленно  занимаемся  пополнением  своих  рядов.  Не
хотелось бы брать кого попало из общего резерва, если можно  обойтись  без
этого. Рады снова видеть у себя одного из старых сослуживцев. Надеюсь, что
бригадир не взъестся на него.
   - Бригадир? - рассеянно, но вежливо спросила миссис  Ститч.  -  Кто  же
это?
   - Бен Ритчи-Хук. Вы, должно быть, слышали о нем.
   Миссис Ститч внезапно насторожилась.
   - Думаю, что слышала. Разве он не умер? Я  считала,  что  Томми  именно
поэтому и вступил в командование чем-то там таким...
   - Он пропал без вести, а не умер. Это далеко не одно и то же. Теперь он
объявился на западе Абиссинии, возглавляет группу черномазых.  Разумеется,
хотел и дальше командовать ими, но власть имущие не допустили  этого.  Они
выдворили его оттуда и отправили  в  Хартум.  На  этой  неделе  он  должен
прибыть в Каир. Мы только что  узнали  об  этом.  День  хороших  новостей,
правда ведь?
   - Говорят, он солдафон.
   - Я бы сказал, не такой, как считают некоторые. Он всегда  сам  создает
себе неприятности.
   - Томми вспоминал о  нем  позавчера,  когда  говорил  о  чем-то...  Он,
кажется, известен всем как человек,  с  которым  то  и  дело  попадаешь  в
неприятное положение.
   - В неприятное положение попадают только те, кто заслуживает  этого,  -
уточнил полковник Тиккеридж.
   - Кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, - заметил Гай.
   - В п