если я отнесу его Феликсу теперь же? Он привык  есть
в это время. Выпей пока портвейна. Я сию минуту вернусь.
   Мистер Краучбек понес тарелку через всю  столовую  в  свою  гостиную  -
теперь спальню Гая - и вскоре возвратился к столу.
   - Мы выпустим его погулять позднее, - сказал он,  снова  усаживаясь  за
стол. - Что-нибудь около десяти. Я вижу, Тиккериджи уже пообедали. Прошлые
два вечера они присоединялись ко мне на рюмку портвейна. Сегодня, кажется,
немного стесняются. Я позову их, ты не возражаешь?
   Тиккериджи не отказались.
   - Отличное вино, сэр.
   - О, это из запасов, присланных мне из Лондона.
   - Неплохо, если и вы как-нибудь побываете в нашей столовой. У нас очень
хороший портвейн, который мы держим для гостей. Вы тоже, - добавил  майор,
обращаясь к Гаю.
   - Мой сын, несмотря на возраст, всеми силами  пытается  сам  попасть  в
армию.
   - Да что вы! В самом деле? Вот веселенькое дельце-то!
   - Особого веселья я в этом не нахожу, - сказал Гай и красочно обрисовал
свои  безрезультатные  попытки  и  категорические  отказы  последних  двух
недель.
   Майор Тиккеридж был слегка озадачен  ироническими  нотками  в  рассказе
Гая.
   -  Скажите,  -  медленно  начал  он,  -  вы  совершенно  серьезно?   Вы
действительно хотите поступить?
   - Я пытаюсь не быть серьезным, но боюсь, что мне это не удается.
   - Если вы _действительно_ думаете об этом серьезно, то почему бы вам не
поступить к _нам_?
   - Я уже оставил все попытки, - сказал  Гай.  -  Фактически  меня  почти
приняли в министерство иностранных дел.
   Майор Тиккеридж очень сочувственно отнесся к нему.
   - Послушайте, по-моему, это довольно безнадежное дело. Знаете что, если
вы  имеете  серьезное  намерение,  то,  мне   думается,   мы   можем   все
организовать. У нас, алебардистов,  дела  никогда  не  делаются  в  точном
соответствии с обычными армейскими  правилами.  Я  хочу  сказать,  нам  не
подходят разные идейки Хор-Белиша  о  том,  что  службу  надо  начинать  с
рядового. Мы формируем свою собственную бригаду. В нее войдут и  кадровые,
и приписные, и военнообязанные, и сверхсрочники. Все это, правда, пока  на
бумаге, но со дня на день мы уже приступим к подготовке людей.  Это  будет
некая особая бригада. Мы в корпусе  алебардистов  все  знаем  друг  друга,
поэтому, если вы хотите, чтобы я замолвил  за  вас  словечко  перед  нашим
капитан-комендантом, я с  удовольствием  сделаю  это.  Я  слышал,  как  он
позавчера говорил, что в числе приписных офицеров в бригаду могут войти  и
несколько человек более старшего возраста.


   К десяти часам этого вечера, когда Гай и  его  отец  выпустили  Феликса
побегать в темноте, майор  Тиккеридж  занес  сведения  о  Гае  в  записную
книжечку и обещал взяться за дело, не откладывая его.
   - Удивительно, - заметил Гай. - Я неделями пресмыкался перед генералами
и министрами и никуда не попал.  А  теперь  вот  приехал  сюда,  и  майор,
который меня не знает, за какой-нибудь час уладил все мои дела.
   - Так часто бывает. Я же говорил тебе,  что  Тиккеридж  -  превосходный
человек, - сказал мистер Краучбек, - а  алебардисты  -  это  замечательный
полк. Я видел, как они маршируют. Нисколько не хуже гвардейской пехоты.
   В одиннадцать часов свет на нижнем этаже отеля погасили,  обслуживающий
персонал исчез. Гай и  его  отец  поднялись  наверх.  В  гостиной  мистера
Краучбека пахло табаком и собакой.
   - Боюсь, тебе здесь будет не очень-то удобно.
   - Прошлую ночь, у Анджелы, я спал в библиотеке.
   - Ну что ж, надеюсь, ты переживешь это.
   Гай разделся и лег на софу возле открытого окна. С моря  доносился  шум
прибоя, комнату  заполнил  свежий  морской  воздух.  За  сегодняшний  день
положение Гая коренным образом изменилось.
   Через некоторое время дверь в спальню отца открылась.
   - Ты уже спишь? - спросил он.
   - Не совсем.
   - Вот та вещь, которую я тебе обещал. Медальон Джервейса. Утром я  могу
забыть о нем.
   - Большое тебе спасибо, папа. Отныне я всегда буду носить его.
   - Я положу его вот здесь, на столе. Спокойной ночи.
   Гай вытянул в темноте руку  и  нащупал  маленький  металлический  диск.
Медальон был прицеплен к тонкому шнуру. Гай накинул шнур на шею. В спальне
отца раздались шаги. Дверь снова открылась.
   - Боюсь, что я встану очень рано  и  мне  придется  пройти  через  твою
комнату. Постараюсь потише, чтобы не разбудить тебя.
   - Я тоже пойду с тобой к мессе.
   - Да? Пойдем. Еще раз спокойной ночи.
   Вскоре Гай услышал легкий храп отца. Последняя мысль Гая, перед тем как
он забылся во сне, была: "Почему я не мог  по-человечески  сказать  майору
Тиккериджу: "Ваше здоровье!" Отец сказал. Джервейс тоже  наверняка  сказал
бы. Почему же не смог я?"




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЭПТОРП ТЩЕСЛАВНЫЙ


1

   - Ваше здоровье! - сказал Гай.
   - Ура! - сказал Эпторп.
   - Послушайте, вы, вам лучше бы пить это за мой  счет,  -  сказал  майор
Тиккеридж. - Младшим офицерам не положено выпивать в буфете перед обедом.
   - О боже, извините, сэр.
   - Ничего, друзья, вы  могли  и  не  знать  этого.  Мне  нужно  было  бы
предупредить вас. Это одно  из  наших  правил  для  молодежи.  Разумеется,
нелепо применять его к вам, друзья, но что поделаешь... Если  вы  захотите
выпить,  попросите  обслуживающего  капрала   принести   вам   напиток   в
бильярдную. Там вам никто слова не скажет.
   - Спасибо, что вы предупредили нас, сэр, - сказал Эпторп.
   - После такой шагистики вам, конечно, не грех и выпить.  Командир  и  я
понаблюдали за  вами  сегодня  утром.  У  вас,  надо  сказать,  получается
неплохо.
   - Да, я надеюсь, что неплохо.
   - Сегодня я получил  от  своей  половины  весточку.  В  Мэтчете  все  в
порядке. Жалко, что это довольно далеко  для  поездок  туда  на  уик-энды.
Надеюсь, что после окончания курса подготовки вам дадут недельку отпуска.
   Было начало ноября. Зима в этом году  рано  вступила  в  свои  права  и
принесла с собой холод. В огромном камине  буфетной  комнаты  потрескивали
охваченные пламенем дрова. Младшим офицерам, если они не  были  кем-нибудь
приглашены, сидеть у камина не полагалось, однако тепло  от  него  приятно
ощущалось во всех уголках.
   Офицеры королевского корпуса алебардистов, в силу самого факта, что это
были бедные ребята, жили в  большом  комфорте.  В  столовых  прославленных
полков после рабочих часов не оставалось никого, кроме дежурного  офицера.
Военный городок, в котором  жили  алебардисты,  служил  для  них  домом  в
течение двух столетий. За месяц пребывания в полку ни Гай, ни  Эпторп  еще
ни разу не обедали где-нибудь вне полка.
   Они были самыми старшими но возрасту в  группе  из  двадцати  офицеров,
проходивших в алебардийском казарменном городке стажировочно-испытательный
срок. Еще одна такая группа, по  словам  некоторых,  находилась  в  центре
формирования алебардийских частей. Вскоре их должны  были  объединить.  На
побережье проходили подготовку несколько сот военнообязанных.  В  конечном
итоге, наверное весной, их всех объединят с кадровыми батальонами и  будет
сформирована бригада. Эти слова: "Когда будет сформирована  бригада..."  -
постоянно произносились алебардистами. Это  была  конечная  цель  всей  их
современной деятельности,  событие,  которого  все  ожидали,  как  ожидают
родов; оно должно стать началом их новой, не известной пока жизни.
   Компаньоны Гая, составлявшие группу,  в  прошлом  были  преимущественно
клерками лондонских контор. Два или три парня  пришли  прямо  со  школьной
скамьи. Один, Франк де Сауза, только что закончил Кембридж.  Их  отобрали,
как стало известно Гаю, более чем из двух тысяч  претендентов.  Иногда  он
задумывался над вопросом: какая же система отбора могла произвести на свет
божий такую  разношерстную  группу?  Позднее  Гай  понял,  что  отобранные
олицетворяли собой особую гордость корпуса алебардистов,  где  никогда  не
рассчитывали на  безупречный  контингент  новичков,  а  всегда  полагались
вместо этого на свои испытанные веками методы воспитания и  преобразования
людей. Дисциплина на строевом плацу и  традиционные  обычаи  и  порядки  в
столовой должны были оказать свое  магическое  воздействие,  и  esprit  de
corps [сословный  дух  (фр.)]  снизойдет  на  них,  словно  благословенная
благодать.
   Настоящим солдатом выглядел только Эпторп. Он был рослым и  сильным,  с
хорошим загаром, с усами, знал множество военных терминов и сокращений. До
недавнего прошлого он служил в Африке в каком-то  не  установленном  точно
качестве. Его ботинки оставили за собой многие мили  заросших  кустарником
трон и тропинок.


   Ботинки были для Эпторпа предметом особого интереса.
   Он и Гай познакомились в тот день, когда находились на пути в полк. Гай
вошел в вагон на Чэринг-Кросс и увидел, что в углу напротив сидит  человек
с эмблемой алебардистов и полковыми пуговицами с рожками. Гай сел и  сразу
же подумал, что, вероятно, допустил ужасное нарушение этикета,  оказавшись
рядом со старшим офицером.
   У Эпторпа не было  ни  газеты,  ни  книги.  Милю  за  милей  он  упорно
разглядывал свои ботинки. Скрытно понаблюдав за ним, Гай вскоре понял, что
воинские знаки различия на плечах Эпторпа вовсе  не  короны,  а  маленькие
звездочки, точно такие же, как и у него самого. Тем не менее никто из  них
не начинал разговора до тех пор, пока,  по  прошествии  примерно  двадцати
минут, Эпторп не взял трубку и не начал старательно набивать ее табаком из
большого круглого кисета. Затем Эпторп сказал:
   - Это моя новая пара "дельфинов". Я почему-то думал,  что  у  вас  тоже
такие.
   Гай перевел взгляд с ботинок Эпторпа на свои. Те  и  другие  показались
ему очень похожими друг на друга. "А может быть, "дельфины" у алебардистов
- это сленговое название ботинок?" - подумал Гай.
   - Не знаю, - безразлично ответил он. - Я  просто  сказал  сапожнику,  у
которого всегда заказываю обувь, чтобы  он  сделал  мне  две  пары  черных
ботинок на толстой подошве.
   - Он мог всучить вам и свинью.
   - Возможно, что и всучил.
   - Это большая ошибка, старина, не в обиду вам будь сказано.
   Эпторп подымил своей трубкой минут пять и заговорил снова:
   - Конечно, в действительности это кожа белухи, понимаете?
   - Нет, не понимаю. Не понимаю, почему вы называете их "дельфинами".
   - Секрет фирмы, старина.
   Эпторп несколько раз  возвращался  к  этой  теме  и  после  их  первого
знакомства. Всякий раз, когда Гай проявлял признаки умудренности в  других
вопросах, Эпторп неизменно замечал:
   - Странно, что вы не носите "дельфины". Я почему-то думал, что  вы  как
раз такой человек, который должен бы носить их.
   Однако обслуживавший их в казарменном городке алебардист-денщик -  один
на четырех стажирующихся  офицеров  -  испытывал  огромные  трудности  при
чистке "дельфинов" Эпторпа. А если  во  время  занятий  на  плацу  Эпторпу
изредка и делали замечания относительно внешнего вида, то это  было  всего
лишь по поводу недостаточного блеска его ботинок.


   На почве  сравнительного  равенства  в  возрасте  Гай  и  Эпторп  стали
товарищами в большинстве своих дел, а более молодые офицеры свое обращение
к тому и другому начинали не иначе как со слова "дядюшка".
   - Ну что ж, - сказал Эпторп, - нам, пожалуй, лучше поторопиться.
   Перерыв на второй завтрак длился столько, что терять время попусту было
нельзя. Теоретически на второй завтрак отводилось полтора часа,  однако  в
связи с тем, что на строевые занятия  все  ходили  в  предназначенной  для
рядовых рабочей форме из хлопчатобумажной  саржи  (полевой  формы  еще  не
выдали), им приходилось переодеваться, и  только  после  этого  они  могли
появиться в столовой.  Сегодня  старшина  Корк,  во  искупление  утреннего
опоздания Триммера на занятия, задержал их на пять минут после сигнала  на
второй завтрак.
   Триммер был единственным в группе, кто решительно не внушал Гаю никаких
симпатий. При этом он вовсе не был одним из самых молодых. В его  больших,
близко посаженных глазах с длинными ресницами светился  ум.  Под  фуражкой
скрывались густые золотистые волосы, спадавшие на лоб всякий раз, когда он
снимал ее. Триммер говорил со слегка приглаженным акцентом кокни, а  когда
радиоприемник  в  бильярдной  транслировал  джазовую  музыку,  он  начинал
шаркать по комнате, приподнимая руки в каком-то замысловатом танце. О том,
кем  он  был  до  военной  службы,  никто  ничего   не   знал;   вероятно,
профессиональным актером, предположил Гай. Триммер был  далеко  не  глупый
человек,  но  его  таланты  никоим  образом  не  были  предназначены   для
солдатской службы. Корпоративное самопочитание алебардистов не производило
на Триммера никакого впечатления;  в  равной  мере  не  привлекали  его  и
торжественная обстановка и  комфорт  их  столовой.  Как  только  кончались
занятия, Триммер мгновенно исчезал, иногда один, иногда вместе  со  слабым
подобием себе - своим единственным другом по  имени  Сарам-Смит.  Если  об
Эпторпе можно было уверенно  сказать,  что  он  будет  в  ближайшее  время
повышен, то Триммеру с не меньшей уверенностью можно было предсказать, что
его ждет позорное понижение. В это утро он появился точно  в  предписанное
приказами время. Все остальные ждали в течение пяти минут, и старшина Корк
вызвал писаря, который отмечает неявившихся на  занятие,  как  раз  в  тот
момент, когда пришел Триммер.  Поэтому  сегодня  их  отпустили  на  второй
завтрак в двенадцать тридцать пять.
   Затем они побежали в свои комнаты, бросили  винтовки  и  снаряжение  на
койки  и  переоделись  в  повседневную  форму.  В  полной  форме,  включая
тросточки и перчатки, которые должны быть застегнуты до выхода из  комнаты
(любой  младший  офицер,  если  он  замечен  застегивающим   перчатки   на
ступеньках, подлежит возвращению в комнату), в строю по два, они следовали
в офицерское собрание. Так  происходило  ежедневно.  Через  каждые  десять
ярдов или они приветствовали кого-нибудь, или кто-нибудь приветствовал их.
(На приветствие в казарменном городке алебардистов полагалось отвечать так
же четко, как оно отдавалось. Старшему  в  паре  предписывалось  при  этом
подсчитывать: "Вверх! Раз, два,  три.  Вниз!")  В  вестибюле  они  снимали
фуражки и офицерский поясной ремень.
   Теоретически, как им сказали в приветственной речи в день их прибытия в
казарменный  городок,  в  офицерской  столовой  не  должно  быть  никакого
чинопочитания,  "за  исключением,  джентльмены,   естественного   уважения
младшими старших по возрасту". Гай и Эпторп были старше,  чем  большинство
кадровых капитанов, и к ним фактически во многих случаях относились как  к
старшим. Итак,  в  час  с  несколькими  минутами  тот  и  другой  вошли  в
офицерскую столовую.
   Гай положил себе пирог с мясом и почками и направился со своей тарелкой
к ближайшему свободному месту за столом. К нему тотчас же подошел дежурный
солдат с салатом и поджаренным картофелем. Виночерпий поставил  перед  ним
серебряный кубок с пивом. Ели почти все молча. Разговоры на служебные темы
запрещались, а из  других  мало  что  приходило  в  голову.  Со  стен,  из
позолоченных рам, уныло смотрели  друг  на  друга  прославившиеся  за  два
прошедших столетия алебардийские полководцы.
   Гай поступил в алебардийский корпус  в  состоянии  полного  смятения  и
нерешительности, порожденном одновременно охватившими его чувствами страха
и радости. О военной жизни Гай не имел почти  никакого  представления,  за
исключением разве нескольких услышанных им рассказов об унижении, которому
подвергаются  офицеры-новички,  о  том,  как  некоторые  младшие   офицеры
предавались военному  суду,  и  о  пышных  обрядах  посвящения.  Однако  в
радушном приеме, который алебардисты оказали ему и его товарищам, не  было
ничего похожего на то, что он слышал. Гаю даже  казалось,  что  в  течение
последних  недель  он  переживал  нечто  такое,  чего  был  лишен  в  годы
отрочества, - счастливую юность.
   В столовую после третьей рюмочки желтовато-зеленого джина бодро вошел и
остановился около Гая и Эпторпа начальник штаба капитан Бозанке.
   - Сегодня на плацу, наверное, было очень холодно, - сказал он.
   - Да, довольно холодно, сэр.
   - Передайте вашим друзьям, чтобы после обеда они надели шинели.
   - Хорошо, сэр.
   - Спасибо, сэр.
   - Эй вы, дураки, - обратился к ним  позднее  сидевший  рядом  выпускник
Кембриджа Франк де Сауза,  -  это  же  значит,  что  нам  придется  заново
подгонять все снаряжение.
   Таким образом, ни на кофе, ни на то, чтобы  покурить,  времени  уже  не
оставалось.  В  половине  второго  Гай  и  Эпторп  надели  поясные  ремни,
застегнули перчатки, посмотрелись в зеркало,  чтобы  проверить,  прямо  ли
сидит фуражка, сунули тросточки под мышку и, идя в  ногу  друг  с  другом,
поспешили к себе в комнату.
   - Вверх! Раз, два,  три.  Вниз!  -  ответили  они  проходившей  мимо  и
поприветствовавшей их команде, получившей наряд на хозяйственные работы.
   Подойдя к своей казарме, с  быстрого  шага  они  перешли  на  бег.  Гай
переоделся и начал торопливо подгонять свое снаряжение из  тканого  ремня.
Под ногти набилась мазь для чистки ремней. (Обычно это время дня  Гай  всю
свою жизнь после школьных лет проводил  в  мягком  кресле.)  В  форме  для
строевых занятий разрешалось ходить ускоренным шагом. Гай прибыл к  кромке
плаца, имея в запасе всего полминуты.
   Внешний вид Триммера был ужасен. Вместо того чтобы застегнуть шинель на
все пуговицы и на крючок у горла, он оставил ворот открытым.  Кроме  того,
он перепутал все свое снаряжение, надел его так, что один  боковой  ремень
оказался на спине, а другой спереди, и это придало ему смешной и уродливый
вид.
   - Мистер Триммер, выйдите из строя, сэр. Идите в вашу казарму  и  через
пять минут будьте здесь одетым  но  форме.  _Отставить_!  Шаг  _назад_  из
задней шеренги, мистер Триммер. _Отставить_! По команде "Выйти  из  строя"
вы делаете шаг назад левой ногой, затем  поворачиваетесь  кругом  и  идете
ускоренным шагом. _Отставить_! Вместе с  шагом  левой  ногой  правая  рука
должна быть согнута  в  локте  и  приподнята  до  уровня  поясного  ремня.
Проделайте все это снова и правильно. Выйти из строя! И чтобы я  не  видел
ни единой улыбки, мистер Сарам-Смит. В вашей группе нет ни одного офицера,
который был бы достаточно подготовлен, чтобы позволить себе  смеяться  над
другим офицером. Любой, кого я замечу смеющимся  над  другим  офицером  во
время строевых занятий, будет  отправлен  к  начальнику  штаба.  Вот  так.
Вольно! Пока мы ожидаем возвращения  мистера  Триммера,  давайте  вспомним
некоторые моменты из  истории  корпуса  алебардистов.  Королевский  корпус
алебардистов был сформирован графом Эссексом  для  службы  в  Нидерландах,
Бельгии и Люксембурге  в  царствование  королевы  Елизаветы.  Позднее  это
подразделение  называли  почетной  ротой  свободных   алебардистов   графа
Эссекса. Как еще называли алебардистов, мистер Краучбек?
   - "Медные каблуки" и "яблочники", старшина.
   - Правильно. Почему "яблочники", мистер Сарам-Смит?
   - Потому что после сражения у Мальплаке подразделение алебардистов  под
командованием старшины Брина расположилось на отдых в яблоневом саду,  где
на  них  неожиданно  напали  французские  мародеры,  которых   алебардисты
отогнали, забросав яблоками, старшина.
   - Очень хорошо, мистер Сарам-Смит. Мистер Ленард,  какую  роль  сыграли
алебардисты в первой воине с Ашапти в Западной Африке?
   Возвратился Триммер.
   - Хорошо. Теперь мы можем начать занятие. Сегодня мы пойдем  на  кухню,
где алебардист старшина Гроджин покажет вам, как  различать  мясо.  Каждый
офицер должен знать, как это делать. Многие гражданские  поставщики  часто
пытаются надуть военных и всучить им плохие продукты, поэтому здоровье под
чиненных  зависит  от   внимания   и   способности   офицера   разоблачить
мошенничество. Понятно? Теперь та-ак,  мистер  Сарам-Смит,  вы  командуете
этой  группой.  По