обозначений подразделений, в которых служили, и предполагали  -  правильно
предполагали, - что, когда им случалось бывать в городе, их там  умышленно
подпаивали  одетые  в  штатское   агенты   контрразведывательной   службы,
пытавшиеся вызвать их на неосторожный разговор о том, чем они занимаются в
сверхсекретном заведении.  По  завершении  каждого  курса  подготовки  эти
молодые люди должны были  представлять  письменный  доклад  о  мастерстве,
отваге и удали каждого "клиента". Людович переписывал эти доклады,  слегка
изменяя их, если находил  нужным,  и,  запечатав  в  несколько  конвертов,
отправлял соответствующим хозяевам "клиентов".
   Как-то утром в один из последних дней ноября  Людович  уселся  в  своем
кабинете как раз для того, чтобы выполнить  эту  свою  почти  единственную
обязанность.  На  его  столе  лежали  доклады  о  результатах   подготовки
"клиентов".
   "Ф.П.О.К.", - прочитал он в одном из  них,  что  означало:  "Физическая
подготовка о'кей, но нервный тип. Стал еще более нервным.  При  выполнении
последнего  прыжка  пришлось  буквально   выталкивать".   "Н.К.Ч.Н.Г."   -
означало: "Ни к черту не годится".
   "Отличная  физическая  подготовка  "клиента"   не   соответствует   его
психологической стойкости", - написал Людович.
   Затем он взял словарь Роже  и  под  заголовком  "Характерные  качества"
нашел "трусость, малодушие, боязливость, подлость,  страх,  пугливость"  и
далее перечень носителей таких качеств:  "...презренный  тип,  идиот.  Боб
Акрес  [хвастливый  трус  -  герой  произведения  английского   драматурга
Шеридана  "Соперники"],  Джерри  Сник  [муж  под  башмаком  жены  -  герой
произведения  английского  драматурга  Фута  "The  Mayor  of   Garratt"]".
Выражение "презренный тип"  показалось  Людовичу  новым.  Он  обратился  к
толковому словарю и нашел: "Грум, конюх, слуга,  подлец,  мошенник,  плут,
гнусный тип, трусливый, ничтожный, недостойный уважения". Далее  следовала
цитата из какого-то произведения:  "...несметная  толпа  наших  презренных
викариев".
   Людович продолжал просматривать  колонку  словаря,  как  ищущий  золото
старатель. В каждом  гнезде  он  находил  какое-нибудь  необычно  звучащее
словцо  или  словосочетание.  "Коук-эпонлитлтон   -   жаргонное   название
смешанного  напитка..."  Людович  редко  посещал  бар  в  комнате  отдыха.
Возможность  воспользоваться   этим   названием   ему   самому   вряд   ли
представится. А вот для выговора  кому-нибудь  оно  наверняка  пригодится,
"Фримантл, мне кажется, вы вчера слишком много выпили  коук-эпонлитлтона".
"Коллапсус - состояние после сильного удара..." Людович  с  неослабевающим
интересом водил пальцем по колонке словаря до тех пор, пока в его  кабинет
не вошел заместитель начальника по административно-хозяйственным  вопросам
с конвертом в руке, на котором стоял гриф: "Совершенно секретно".  Людович
торопливо написал в конце доклада:  "Недостатки  процессом  подготовки  не
искоренены. Для участия в особо опасных  операциях  рекомендован  быть  не
может", - и поставил в конце листа свою подпись.
   - Благодарю вас, Фримантл,  -  сказал  он.  -  Возьмите  эти  секретные
доклады, запечатайте их  в  конверт  и  отправьте  с  мотоциклистом  связи
обратно. Кстати, каково ваше мнение о наших "клиентах" последней группы?
   - Не особенно высокое, сэр.
   - Толпа презренных викариев?
   - Сэр? - удивился Фримантл.
   - Это я просто так.
   Пройдя подготовку, каждая группа "клиентов" уезжала рано утром, а через
два дня поздним вечером приезжала новая группа. Промежуточное между  двумя
сменами время предоставлялось руководящему составу заведения  для  отдыха,
и, если у них были деньги, они могли поехать  в  Лондон.  На  этот  раз  в
заведении остался только главный инструктор, который  не  признавал  почти
никаких развлечений в городе потому, что не любил надолго  расставаться  с
гимнастическими снарядами,  которых  было  так  много  в  этом  заведении.
Заместитель начальника Фримантл нашел инструктора сидящим в комнате отдыха
после напряженнейшего часа занятий  на  трапеции.  От  выпивки  инструктор
отказался. Заместитель начальника приготовил себе в баре смешанный напиток
из розового джина и аккуратно записал его на  свой  счет  в  бухгалтерской
книге. После некоторой паузы он спросил:
   - Вы не находите, что наш шеф в последнее время стал странноватым?
   - Мне не очень часто приходится встречаться с ним.
   - В последние дни я не могу понять и половины из того, что он говорит.
   - Отступление с Крита было для него очень тяжелым. Несколько  недель  в
открытой шлюпке. В таких условиях любой станет странноватым.
   - Он только что лепетал о каких-то презренных викариях.
   - Возможно, это религиозная мания, - сказал главный инструктор. -  Меня
он ничем не беспокоит.
   Людович в своем кабинете  на  верхнем  этаже  вскрыл  доставленный  ему
конверт, извлек из него список новой  группы  "клиентов",  прибывающих  на
следующий день, и бегло просмотрел его. Он заметил с удовлетворением,  что
все в группе общевойсковые  офицеры.  У  него  была  лишь  одна  маленькая
причина для беспокойства. Так много было связано с предыдущим периодом его
подготовки, что ему отнюдь не хотелось  бы  заполучить  в  свое  заведение
кого-нибудь из  офицеров  гвардейской  кавалерии.  До  сих  пор  этого  не
случалось, не случилось и на сей раз. Однако в полученном списке значилась
еще более угрожающая фамилия. Список был составлен в алфавитном порядке, и
в его начале Людович прочитал: "Краучбек Г. Территориальная армия. Капитан
королевского корпуса алебардистов".
   Даже для  такого  страшного  момента  новый  словарный  запас  Людовича
оказался весьма кстати. В нем было одно замечательное слово, которое очень
точно определяло его состояние: "коллапсус".
   Получить два удара в течение одного месяца после двухлетней  передышки!
Получить удары в таком  месте,  где  он,  казалось,  был  защищен  от  них
наилучшим  образом!  В  башне  из  слоновой  кости!   Получить   удары   в
собственной, хорошо укрепленной, казалось,  неприступной  крепости  -  это
была не имеющая  себе  равных  катастрофа.  Людович  прочитал  достаточное
количество работ по психологии, и ему был хорошо знаком  термин  "травма",
он  хорошо  знал,  что  ранение  без  видимых  внешних  следов  вовсе   не
гарантирует непогрешимого состояния здоровья.
   Летом  1941   года   с   Людовичем   кое-что   произошло   -   кое-что,
непосредственным участником чего он был, и что, по мнению греков,  привело
к роковому концу. И не только по мнению греков. Почти все люди  на  земле,
не имевшие никакой связи друг с  другом,  обнаружили  и  заявили  об  этом
зловещем родстве между силами  мрака  и  справедливости.  "Кто  такой  был
Людович, - спросил себя  Людович,  -  чтобы  выдвигать  свой  ограниченный
современный скептицизм против накопленного человечеством опыта?"
   Людович открыл словарь и прочитал: "Рок - неотвратимая  судьба  (обычно
неблагоприятная), гибельный конец, гибель,  крах,  разрушение,  разорение,
полный провал, смерть".



7

   Йэн возвратился из поездки по Северной Шотландии. Группу журналистов он
распустил на платформе в Эдинбурге.
   Он прибыл в Лондон утром, но не намеревался появляться в своей  конторе
по меньшей мере до полудня. В конторе для оказания  помощи  малочисленному
теперь  секретариату  и  для  ответов  на  телефонные  звонки   находилась
Вирджиния. Йэн принял ванну после своего ночного путешествия,  побрился  и
позавтракал,  закурил  сигару  и  готовился   приятно   отдохнуть,   когда
неожиданно   пришла   Кирсти.   Рабочий   день   шифровальщиков   был   не
нормированным, их загружали по мере необходимости. Она работала  в  ночную
смену и вернулась домой в надежде принять ванну. То, что Йэн  израсходовал
всю горячую  воду,  обескуражило  ее.  С  досады  она  выпалила  Йэну  все
неприятные новости о положении Вирджинии.
   - Боже мой! В ее-то возрасте и при таком  богатом  жизненном  опыте!  -
были первые слова Йэна. - Что ж, у нас ей  в  таком  положении  оставаться
нельзя, - добавил он.
   - Она очень озабочена, - сказала Кирсти. - Настроение -  хуже  быть  не
может. Неужели в нашей стране нет врачей, которые могли бы ей помочь?  Она
уже дважды получила отказ. Теперь она  оставила  все  попытки.  Говорит  о
неотвратимой судьбе.
   Йэн глубоко затянулся сигарным  дымом  и  задался  вопросом,  почему  в
Шотландии все еще есть те продукты и товары,  которые  давно  уже  исчезли
здесь, на юге. Затем снова обратил свои мысли к  положению  Вирджинии.  На
какой-то момент он представил  себя  участником  мелодрамы,  выталкивающим
Вирджинию за дверь. Наконец он сказал:
   - А о Луте она не думала?
   - Как о враче?
   - Нет, нет. Как о муже. Ей надо выйти замуж за кого-нибудь. Так  делают
многие девушки, которые боятся операции.
   - По-моему, Лут не любит женщин.
   - Ну что ты, он всегда крутится около них. Но он действительно вряд  ли
согласится. Ей надо парня, который вот-вот уедет в  Бирму  или  в  Италию.
Многие ребята женятся  во  время  отпуска  перед  отъездом.  Ей  вовсе  не
обязательно объявлять о рождении ребенка, пока не настанет удобный момент.
Когда такой парень вернется домой, если он вообще  вернется,  он  вряд  ли
попросит ее предъявить свидетельство о рождении.  Будет  на  седьмом  небе
оттого, что его встретит малыш. Таких случаев сколько хочешь.
   Кирсти ушла наверх, чтобы умыться холодной водой и переодеться,  а  Йэн
молча курил, сидя у газовой плиты. Когда она вернулась, надев на себя один
из костюмов Вирджинии 1939 года, Йэн все еще размышлял о Вирджинии.
   - А как насчет Гая Краучбека? - спросил он.
   - Что насчет Гая Краучбека?
   - Гая Краучбека как ее мужа, разумеется. По-моему, он в ближайшее время
уедет в Италию.
   - Ужасная идея. Я очень уважаю Гая.
   - О, я тоже. Мы старые друзья. Но  он  любил  и  любит  Вирджинию.  Она
говорила мне, что, когда возвратилась в Лондон в первый  раз,  он  пытался
приставать к ней. А в "Беллами" поговаривают, что он  унаследовал  недавно
солидные денежки. Подумай хорошенько, ведь он когда-то был женат  на  ней.
Тебе стоило бы подать ей эту идею. Важно  намекнуть  ей  об  этом,  а  все
остальное она сделает сама. Но ей следует поторопиться с этим делом.
   - О, Йэн, то, что ты предлагаешь, просто отвратительно!
   - Ну что ж, тогда мне, может быть, как ее боссу, лучше поговорить с ней
самому в конторе. Я ведь должен заботиться о благополучии сотрудников.
   - О, Йэн, бывают такие моменты, когда ты мне просто ненавистен.
   - Да, то же самое иногда испытывает и Вирджиния. Ну хорошо, а кого  еще
ты можешь предложить ей? Конечно, подцепить какого-нибудь американца  было
бы лучше всего. Но судя по тому, что там, где они побывали, всегда  кругом
разбросаны противозачаточные средства, сильное  желание  размножаться  для
них, по0видимому, не характерно.
   - А ты можешь отозвать обратно Триммера?
   - И перечеркнуть работу, на которую ушли целые месяцы?  Ни  за  что  на
свете! К тому же Вирджиния ненавидит его больше,  чем  кого-либо  другого.
Она не выйдет за него замуж даже в том случае, если он  приедет  к  ней  в
юбке шотландского горца и в сопровождении оркестра волынщиков. Он влюбился
в нее, помнишь? Именно это и вызвало у нее отвращение к нему. Он,  бывало,
и _мне-то_ все время напевал свою  песенку  о  ней.  Просто  замучил  этой
песенкой "Ночь и день".
   Кирсти села рядом с Йэном у плиты, и  ее  сразу  же  окутало  ароматным
сигарным дымом. Она сделала это не потому, что ее влекло к Йэну, а потому,
что хотела почувствовать тепло слабого синеватого пламени.
   - А почему бы тебе не пойти в "Беллами" и не поговорить  там  с  твоими
отвратительными друзьями? - спросила она.
   - Не хочу попадаться на глаза кому бы то ни было из штаба особо опасных
операций. Официально я еще нахожусь в Шотландии.
   - Ну что ж, я, пожалуй,  пойду  спать.  Говорить  больше  нет  никакого
желания.
   - Как тебе угодно. Не унывай, - добавил Йэн, - если Вирджиния не сможет
попасть в больницу для жен офицеров,  то,  по-моему,  у  нас  есть  теперь
специальные  государственные  родильные  дома  для   незамужних   девушек,
работающих на фабриках. Собственно, я уверен, что такие дома есть. Триммер
побывал в одном из них во время одной из своих  поездок  с  целью  осмотра
промышленных предприятий. Он очень понравился там всем.
   - И ты серьезно считаешь, что Вирджиния пойдет в один из таких домов?
   - Это лучше, чем если она останется здесь. Намного лучше.


   Кирсти спала недолго, но, когда, проснувшись в полдень, она  спустилась
вниз, ей стало ясно, что притягательная  сила  клуба  "Беллами"  превзошла
осторожность Йэна. В доме никого не было, кроме  миссис  Бристоу,  которая
завершала  свои  утренние  дела  чашкой  чая,  слушая  радиопередачу   под
названием: "Музыка для тех, кто работает".
   - Только что ушел,  голубушка,  -  сказала  миссис  Бристоу,  пользуясь
обращением, широко использовавшимся во время воздушных налетов. -  У  меня
есть знакомая, которая говорит, что может дать для вашей подруги адрес еще
одного доктора.
   - Спасибо, миссис Бристоу.
   - Только беда в том, что он живет на острове Канвей. Как трудно  сейчас
найти то, что вам нужно, правда, голубушка? Все это из-за войны.
   - Увы! Вы правы.
   - Завтра я все-таки принесу этот адрес. До свидания, голубушка.
   Кирсти не надеялась, что поездка на остров Канвей приведет  к  желаемым
результатам, и еще более убедилась в этом,  когда  через  несколько  минут
после ухода миссис Бристоу Вирджиния позвонила ей с работы по телефону.
   - Остров Канвей? А где он находится?
   - Где-то в районе Саутенда, по-моему.
   - Это далеко.
   - Последняя надежда миссис Бристоу.
   - _Остров Канвей_... Ну ладно, я ведь  позвонила  совсем  не  по  этому
поводу. Скажи, Кирсти, Йэну известно о моем положении?
   - По-моему, известно.
   - Это ты сказала ему?
   - Гм, да.
   - О, я ничего не имею против этого, но, послушай, Кирсти, он только что
предпринял весьма удививший меня шаг. Он  пригласил  меня  позавтракать  с
ним. Как, по-твоему, к чему бы это?
   - Не имею представления.
   - И это несмотря на то, что он вполне достаточно видит меня каждый день
и дома, и на работе. Говорит, что хочет поговорить  со  мной  с  глазу  на
глаз. Как, по-твоему, это связано с моим делом?
   - Думаю, что, может быть, связано.
   - Ну ладно, я все расскажу тебе, когда вернусь домой.
   Кирсти призадумалась.  Моральные  нормы  этой  женщины  часто  коренным
образом отличались  от  норм  ее  мужа.  Наконец  она  позвонила  Гаю,  но
незнакомый глухой голос, словно из подземелья, ответил, что его перевели в
другую часть и что связаться с ним невозможно.



8

   Людович сидел за своим письменным  столом  в  состоянии  почти  полного
оцепенения. Из этого состояния его вывел гул поднявшегося  в  воздух  и  с
ревом  пролетевшего  над  самой  крышей  самолета.  Это   был   устаревший
бомбардировщик,  один  из  тех,  которые  использовались  для   тренировок
парашютистов. Людович приподнялся из своего глубокого кресла, склонился  к
столу и записал на первой странице новой тетради первое предложение своего
эссе: "Наказанием за праздность является долголетие". Затем он  подошел  к
окну с зеркальными стеклами и тупо посмотрел через него наружу.
   Людович выбрал себе эти комнаты потому, что  их  окна  не  выходили  на
расположенные перед фасадом площадки и платформы, на  которых  проводилась
подготовка "клиентов". Окна его комнат выходили  на  лужайку  величиной  с
четверть гектара, на которой бывшие владельцы виллы выращивали  деревья  и
которую называли древесным питомником. Людович называл  это  место  просто
рощицей. На простых лиственных деревьях благодаря дувшим с моря  восточным
ветрам не осталось теперь ни одного листочка.  Зато  замысловато  разбитые
участки с каменными дубами, тисовыми и хвойными деревьями отливали в  этот
мрачный полдень сизым, золотистым  и  таким  сочным  зеленым  цветом,  что
казались почти черными. Людович,  глядя  на  них,  не  испытывал,  однако,
никакого удовольствия.
   "Где, - спрашивал он себя, - прятаться  в  течение  предстоящих  десяти
дней? Джамбо Троттер изобрел  бы  на  моем  месте  десяток  не  вызывающих
никаких подозрений способов объяснить свое отсутствие. Если ему не удалось
бы  придумать  ничего  лучшего,  он  просто  откомандировал  бы  себя   на
какие-нибудь курсы усовершенствования старших офицеров".  Людович  никогда
не стремился овладеть искусством использования  обходных  путей  в  личных
интересах.
   Он спустился вниз, прошел через зал и вошел в комнату отдыха.  Сидевшие
в ней капитан Фримантл и главный инструктор вскочили на ноги.
   - Садитесь, садитесь, - сказал им Людович, ибо никогда  не  практиковал
сам и не стремился прививать своим подчиненным манеры офицерских клубов  в
Виндзоре или в алебардийском  центре  формирования  и  подготовки.  -  Вот
поименный список группы, которая прибудет  завтра.  -  Он  передал  список
своему заместителю и после короткой паузы спросил:  -  Фримантл,  скажите,
пожалуйста, моя фамилия появляется где-нибудь?
   - То есть как это появляется, сэр?
   - Я хочу сказать, знают ли мою фамилию люди, находящиеся на подготовке?
   - По-моему, сэр, вы обычно встречаетесь и говорите с ними в  первый  же
вечер, правда ведь? Вы всегда  начинаете  так:  "Я  здесь  начальник,  моя
фамилия Людович. Я хочу, чтобы любой из вас, если  возникнут  какие-нибудь
трудности, заходил ко мне без всякого стеснения".
   Людович  действительно  унаследовал  эту  привычку  от   своего   более
добродушного и общительного предшественника. Однако мрачный и злой взгляд,
сопровождавший  эти  формальные  слова  приветствия,  оказывал  на  многих
восприимчивых "клиентов"  совершенно  противоположное  воздействие.  Никто
никогда не приходил к нему ни с какими трудностями.
   - В самом деле? Неужели я говорю именно это?
   - Не дословно, сэр, но обычно что-нибудь в этом духе.
   - Э-э, а если я _не_ встречусь с ними, смогут они узнать, кто я  такой?
Не вывешен ли где-нибудь список сотрудников, например?  Не  появляется  ли
моя фамилия на приказах?
   - По-моему, появляется, сэр. Это надо проверить.
   - Впредь все приказы подписывайте  вы:  "За  начальника  -  заместитель
начальника  такой-то".  И  если  потребуются  какие-нибудь  документы,  на
которых есть моя фамилия, перепечатайте их, исключив ее. Вы поняли меня?
   - Так точно, сэр, понял.
   - И еще одно. Я не буду ходить в  столовую.  Всю  следующую  неделю,  а
может быть и больше, я буду принимать пищу в своем кабинете.
   - Хорошо, сэр. - Капитан Фримантл  бросил  на  Людовича  озабоченный  и
озадаченный взгляд.
   - Вам может показаться все это довольно странным,  Фримантл.  Это  меры
безопасности. Начальство закручивает все гайки. Наше  заведение,  как  вам
известно, секретное. Недавно имела место утечка информации. Сегодня  утром
я получил приказ скрыться на время, как там сказано, "в подполье". Вам это
может показаться крайней мерой. Мне  тоже  так  кажется.  Но  приказ  есть
приказ.  С  сегодняшнего  дня  я  начинаю  жить  согласно  новому  режиму.
Прикажите заведующему столовой принести мой завтрак наверх.
   - Слушаюсь, сэр.
   Людович повернулся,  вышел  через  двустворчатую  дверь  на  веранду  и
направился к рощице.
   - Ну, - спросил главный инструктор, - что ты скажешь на это?
   - Он не получал сегодня утром  никаких  приказов.  Я  просматривал  всю
почту. В ней был лишь один совершенно секретный пакет,  такой  же,  как  и
всегда, с поименным списком "клиентов" новой группы.
   - Мания преследования, - заключил  главный  инструктор.  -  Ни  на  что
другое это не похоже.
   Людович  неторопливо  шел  по  рощице.  Когда-то  тропинки  здесь  были
ухоженными, а теперь ноги на них  вязли  по  лодыжки  в  опавших  листьях,
шишках  и  хвойных  иголках.  Начищенные  до