.
   - Ah, chere madame, ce  que  vous  avez  Fair  star,  aujourd'hui  [Ах,
дорогая мадам, сегодня вы выглядите, как кинозвезда! (фр.)].
   - Леди Ститч, леди Ститч, какая шляпа! Je crois bien  que  vous  n'avez
pas trouve cela en Egypte [я думаю, в Египте такой не найти (фр.)].
   - Chere madame, quel drole de panier  [дорогая  мадам,  какая  забавная
корзинка (фр.)]. По-моему, она очень оригинальная.
   - Леди Ститч, ваши туфельки - просто прелесть!
   - На базаре за пять пиастров, - отозвалась миссис Ститч  (в  такси  она
снова сменила туфли), увлекая за собой Гая.
   - Ca, madame, c'est genial [о, мадам, это гениально (фр.)].
   - Элджи, ты помнишь подземную корову?
   Элджернон  Ститч  взглянул  на  Гая   смущенно,   но   благожелательно.
Представляя   ему   незнакомых   людей,   его   жена   чаще   пользовалась
иносказательными, чем определенными выражениями.
   - Привет, - сказал он. - Очень рад снова встретиться с  вами.  Полагаю,
вы знакомы с главнокомандующим?
   Сестры-богачки обменялись полными недоумения, настороженными взглядами.
Кто такой этот захудалый офицер?  Son  amant,  sans  doute  [ее  любовник,
несомненно (фр.)]. Как хозяйка назвала его? La vache  souterraine?  Ou  la
vache au Metro? [Подземная корова? Корова из  метро?  (фр.)]  Значит,  это
новый шикарный эвфемизм. Надо запомнить его и  эффектно  блеснуть  им  при
случае.
   - О, дорогая, по-моему, подземная корова - это ее шофер.  В  этом  есть
что-то великосветское.
   Кроме главнокомандующего среди приглашенных были: молодой  магараджа  в
форме Красного Креста, министр по особым поручениям английского кабинета и
выделявшийся изысканными манерами паша. Миссис Ститч,  не  слишком  строго
придерживавшаяся этикета, посадила Гая за столом справа от себя,  но  живо
участвовала в общем разговоре. Тему для начала она предложила сама.
   - Махмуд-паша, расскажите нам о Кейвефи.
   Махмуд-паша - печальный изгнанник из Монте-Карло и Биаррица - ответил с
хладнокровным видом:
   - Такие вопросы я оставляю его превосходительству.
   "Кто такой Кейвефи? Что он представляет  собой?"  -  эти  вопросы  живо
светились в черных глазах обеих сестер, сидевших по  сторонам  от  хозяина
дома, однако они придержали свои пунцовые язычки.
   Английский министр по особым поручениям, по-видимому,  был  начитан  по
Греции. Он  начал  подробно  объяснять.  Дама,  сидевшая  справа  от  Гая,
заметила:
   - Возможно, они говорят о Константине Кавафисе? -  Она  произнесла  это
имя совсем-иначе, чем миссис Ститч. -  Мы  в  Александрии  в  эти  дни  не
слишком восхищаемся им. Понимаете ли, он весь в прошлом.
   Главнокомандующий сидел с унылым видом, имея на  то  веские  основания.
Все ускользало из-под его контроля, и все обстояло из рук  вон  плохо.  Он
долго ел молча. Наконец он неожиданно сказал:
   - Я прочту вам поэму, лучшую из когда-либо написанных в Александрии.
   - Декламация! - объявила миссис Ститч.

   Сказали мне, Гераклит,
   Сказали мне, что ты уж мертв...

   - Это просто изумительно! - воскликнула греческая дама. - Как  поэтичны
все ваши деловые люди! Они не социалисты, я надеюсь?
   - Тише, - прошептала миссис Ститч.

   ...Да, смерть - она уносит всех,
   Но их унесть не может!

   - Очень мило, - заметила миссис Ститч.
   - Я  могу  прочитать  это  по-гречески,  -  сказал  министр  по  особым
поручениям.
   - Быть гречанкой в настоящее время, - сказала дама,  сидевшая  рядом  с
Гаем, - это значит жить в тоске и печали. Мою страну распинают.  Я  пришла
сюда потому, что люблю хозяйку. Теперь я избегаю бывать  на  приемах.  Мое
сердце осталось в родной Греции вместе с ее  народом.  Там  мой  сын,  два
брата, племянник. Мой муж слишком стар. Он отказался от карт. Я отказалась
от сигарет. Конечно, не  слишком-то  много.  Но  это  все,  что  мы  можем
сделать. Это, как правильно сказать, эмблематично?
   - Символично.
   - Это символично. Но не помогает моей стране. Это немного помогает  нам
_здесь_. - Она приложила  к  сердцу  руку  со  сверкающими  бриллиантовыми
кольцами.
   Главнокомандующий  слушал  молча.  Мысленно  он  тоже  был  на   горных
перевалах Фессалии.
   Магараджа говорил о скачках. На следующей неделе две его лошади  должны
участвовать в скачках в Каире.
   Вскоре все поднялись. Главнокомандующий пересек  веранду  и  подошел  к
Гаю.
   - Второй батальон алебардистов?
   - В настоящее время нет, сэр. Оперативная группа Хука.
   - Ах да! С вашим  бригадиром  дело  обстоит  неважно.  Похоже,  что  вы
останетесь не у дел. Очень плохо с судами. И так все время. Да, но мне уже
надо было бы быть на пути в Каир. Вам в какую сторону?
   - Сиди-Бишр, сэр.
   - Как раз по пути. Хотите, подвезу?
   Адъютанта пересадили на переднее сиденье к шоферу. Гай уселся  рядом  с
главнокомандующим. Машина очень быстро подкатила  к  воротам  лагеря.  Гай
собрался выходить.
   -  Сидите,  сидите,  я  довезу  вас   до   места,   -   остановил   его
главнокомандующий.
   В этот день караульную службу  у  ворот  несли  каталонские  эмигранты.
Небритые, со свирепыми лицами, они столпились вокруг большого автомобиля и
тыкали дулами автоматов в открытые окна машины. Затем, убедившись,  что  в
ней сидят их временные союзники, они расступились, распахнули ворота  и  в
знак приветствия подняли вверх сжатые в кулак руки.
   Начальник штаба бригады покуривал, развалившись в шезлонге у  откинутой
полы своей палатки. Распознав флажок проезжавшего автомобиля,  он  вскочил
как ужаленный, ринулся к зеркалу, застегнулся на все пуговицы, собрался  с
духом, надел тропический шлем, вооружился стеком и  припустился  бегом  по
той самой песчаной площади, на которой утром Гай муштровал свое отделение.
Автомобиль важной персоны уже  удалялся.  Навстречу  майору  шагал  Гай  с
путеводителем под мышкой.
   - А, Краучбек, это вы. Наконец-то! А мне  показалось,  что  эта  машина
главнокомандующего.
   - Да, это была она.
   - А зачем она сюда попала?
   - Меня подвозила.
   - Водитель не имел  права  ехать  с  флажком  главнокомандующего,  если
главнокомандующего не было в машине. Вам следовало бы знать это.
   - Но он _был_ в машине.
   Хаунд измерил Гая строгим взглядом:
   - Вы случайно не пытаетесь морочить мне голову, Краучбек?
   - Я никогда не осмелился бы. Главнокомандующий поручил мне принести его
извинения полковнику. Он хотел остановиться здесь, но вынужден  спешить  в
Каир.
   - Кто сегодня несет караул?
   - Испанцы.
   - О господи! Они хоть построились как полагается?
   - Нет.
   - О боже!
   Хаунд стоял в нерешительности, терзаемый  противоречивыми  чувствами  -
спесью и любопытством. Любопытство победило.
   - Что он сказал?
   - Он читал стихи.
   - И больше ничего?
   - Мы разговаривали о проблемах нехватки судов, -  ответил  Гай.  -  Это
чрезвычайно беспокоит его.
   Начальник штаба повернулся и пошел прочь.
   - Между прочим, - добавил Гай, - сегодня я,  по-видимому,  обнаружил  в
церкви вражеского агента.
   - Исключительно забавно! - бросил Хаунд через плечо.


   Великая суббота в Мэтчете. Мистер Краучбек  разговелся  после  великого
поста. В дни поста он,  как  обычно,  отказывался  от  табака  и  вина.  В
предшествовавшие недели он получил от своего поставщика вин  две  посылки,
значительно уменьшившиеся  в  результате  воровства  на  железной  дороге,
однако несколько бутылок  все  же  уцелело.  За  вторым  завтраком  мистер
Краучбек выпил пинту  бургундского.  Он  предпочел  бы  выпить  что-нибудь
другое, но, так как поставщик прислал ему бургундское, он и  это  выпил  с
благодарностью. После завтрака мистер Краучбек набил трубку. Теперь, когда
он лишился гостиной, ему приходилось курить на первом этаже. В этот  день,
казалось, было достаточно тепло, чтобы посидеть на воздухе. В закрытом  от
ветра уголке повыше пляжа, размышляя  о  начавшейся  с  этого  утра  новой
жизни, он закурил свою первую пасхальную трубку.



2

   Транзитный  лагерь  N_6  Лондонского  округа  был  лагерем  только   по
названию.  В  действительности  это  был  большой,   старомодный,   вполне
респектабельный отель. Царившая в нем атмосфера навевала  представление  о
беззаботном благополучии. Осколки бомб  еще  не  выбили  здесь  ни  одного
оконного  стекла.  Управление  воинскими   перевозками   направляло   сюда
заблудившиеся подразделения и части.  Изредка  сюда  присылали  капеллана,
посаженного под строгий арест. В этих райских кущах оказался  на  время  и
Триммер со своим отделением. Здесь же  обосновалась  и  Кирсти  Килбэннок,
чтобы внести свою лепту в военные усилия.
   Кирсти  была  хорошей   женой   Йэну:   представительной,   верной,   с
уравновешенным характером и экономной. Все приличные вещи в их  доме  были
куплены  по  дешевке.  Свои  туалеты  она  умудрялась  шить  экономно,  но
изысканно. Ее иногда подозревали в том, что она фабриковала  подаваемое  к
завтраку vin rose, смешивая оставшиеся от обеда красные и белые  вина,  но
более порочащих обвинений против нее не выдвигали. Во всех отношениях  она
была полной противоположностью своей подруге Вирджинии Трой.
   Когда Йэн надел военную форму, его доход  уменьшился  на  1500  фунтов.
Кирсти не жаловалась. Она отправила двоих сыновей к  бабушке  в  Айршир  и
взяла к себе в дом своих подруг Бренду и Зиту в качестве пансионерок.  Она
также устроила их на работу в столовую в транзитном лагере N_6 Лондонского
округа, в которой работала сама, но без оплаты. Кирсти платили в  столовой
немного, но достаточно. Однако в  целом  компенсация  была  отрицательной:
пользуясь спецодеждой, бесплатно питаясь, работая весь день, валясь с  ног
от усталости к вечеру, она ничего не тратила. Когда  Вирджиния  Трой,  все
еще сохранившая былой отблеск богатства  и  способность  покорять  мужчин,
которую Кирсти случайно встретила в отеле "Дорчестер" во время  воздушного
налета, поделилась с ней по секрету, что осталась без денег и  без  крова,
Кирсти приняла ее жить в свой дом на Итон-терэс и устроила на работу в  ту
же столовую.
   - Дорогая, ни звука Бренде и Зите о том,  что  ты  не  платишь  мне  за
пансион, и ни слова, милая, о том, что тебе платят в столовой.
   Работая  официантками,  эти  хорошо   воспитанные   леди   хихикали   и
сплетничали о своих клиентах не хуже, чем заправские  официантки.  Еще  до
того как Вирджиния начала работать, ее ознакомили с  некоторыми  объектами
их многочисленных шуток. Главным среди них,  по  причине  продолжительного
пребывания в лагере,  был  офицер,  которого  они  прозвали  Шотландчиком.
Различные случаи полнейшего неумения Шотландчика  вести  себя  в  обществе
приводили их в восторг.
   - Вот подожди, дорогая, ты увидишь его сама.
   Вирджиния ждала неделю. Все леди предпочитали работать в  столовой  для
унтер-офицерского и рядового  состава,  так  как  большинство  посетителей
этого  заведения  вели  себя  более  благовоспитанно,  чем  питавшиеся   в
офицерской столовой. На второй день пасхи, когда Вирджиния  проработала  в
столовой уже неделю, наступила ее очередь вместе с Кирсти работать в  баре
для офицеров.
   - А вот и наш Шотландчик! - воскликнула Кирсти.
   Пересекая холл неторопливой походкой, с пронырливым и  хитрым  видом  к
ним направлялся Триммер.  Он  знал,  что  его  появление  всегда  вызывало
известную неловкость и с трудом подавляемые смешки,  но  неизменно  считал
это следствием воздействия своих чар.
   - Добрый вечер, красотка, - сказал он любезным, непринужденным тоном. -
Как насчет пачки "Плейере" из-под прилавка? - Однако увидев Вирджинию,  он
внезапно застыл в безмолвии, и не только потому, что увидел ее,  а  скорее
потому,  что  увидел  и  понял,  как  она  посмотрела  на  него   в   этот
знаменательный для него вечер.
   Любезный  и  непринужденный,  пронырливый  и  ловкий  -  таким  казался
Триммер, но все это было  напускным,  потому  что  в  этот  день  медленно
надвигавшаяся тень тотальной воины накрыла  своим  черным  крылом  и  его.
Пришедшая на имя  Триммера  телефонограмма  содержала  требование  прибыть
завтра в штаб особо опасных операций к определенному часу  в  определенный
кабинет. Ничего хорошего это не могло предвещать. Он пошел  в  бар,  чтобы
подбодриться и немного развлечься в обществе  девушек,  и  здесь,  в  этом
самом невероятном из всех месте, в этот потрясший его до основания  момент
он увидел некое предзнаменование, нечто, выходящее за рамки его  привычных
расчетов. Дело в том, что в медленно тянувшиеся дни безделья он то и  дело
мысленно возвращался к своему приключению с Вирджинией в Глазго. Насколько
такое ощущение было доступно Триммеру, Вирджиния была для  него  священным
воспоминанием. Ему очень хотелось сейчас, чтобы Вирджиния была здесь одна.
Ему очень хотелось также, чтобы на нем, как и тогда в Глазго, был килт.  В
действительности  же  встреча  получилась   совсем   не   такой   встречей
любовников, какую  он  иногда  живописал  в  воображении  в  конце  своего
путешествия.
   В этот момент безмолвия и замешательства Вирджиния метнула на  Триммера
долгий, холодный и предостерегающий взгляд.
   - Добрый вечер, Триммер, - сказала она.
   - Так вы знакомы? - спросила Кирсти.
   - О, да. Хорошо. Еще до войны, - ответила Вирджиния.
   - Очень странно.
   - Не так уж странно, правда, Триммер?
   Насколько это было  в  пределах  человеческих  возможностей,  Вирджиния
обладала способностью не испытывать стыда, но вместе с  этим  у  нее  было
твердое,  врожденное  чувство  уместности  тех  или  иных   поступков.   В
одиночестве далеко отсюда некоторые вещи  казались  естественными  там,  в
Глазго, в ноябре, под покровом тумана; здесь  же,  в  Лондоне,  весной,  в
обществе Кирсти, Бренды и Зиты такие вещи были недопустимы.
   Пришедший в себя Триммер энергично подхватил:
   - Мне приходилось делать прическу миссис Трой на "Аквитании".
   - Неужели? Однажды я  пересекла  океан  на  этом  лайнере,  но  вас  не
припоминаю.
   - В те дни я был довольно разборчив в выборе клиенток.
   - Это ставит тебя на место, Кирсти, - заметила Вирджиния. - Со мной  он
всегда был ангелом. Тогда он назвал себя Густавом.  А  настоящее  его  имя
Триммер.
   - Мне кажется, довольно милое имя. Вот ваши сигареты, Триммер.
   - Спасибо. Закурите?
   - Не на работе.
   - Ну ладно. До встречи.
   Ни разу не взглянув больше на Вирджинию, ленивой походкой, напустив  на
себя важность. Триммер удалился, смущенный и растерянный. Ах, если  бы  на
нем был килт!
   - Знаешь, - сказали Кирсти, - по-моему, из-за этого пропадает вся  соль
нашей шутки. Я хочу сказать, что теперь уже не так смешно, что  он  такой,
какой есть, потому  что  знаешь,  кто  он  на  самом  деле,  правда  ведь?
Понимаешь, о чем я говорю?
   - Понимаю, о чем говоришь, - ответила Вирджиния.
   - Тем не менее все это очень мило с его стороны.
   - Да, конечно.
   - Надо будет рассказать Бренде и Зите. Он не обидится, как ты  думаешь?
Я хочу сказать, не убежит же он теперь отсюда после того,  как  мы  узнали
его секрет?
   - Нет, Триммер не таков.


   На следующий день в десять часов утра  генерал  Уэйл,  уныло  глядя  на
Триммера, спросил:
   - Мактейвиш, в каком состоянии ваша готовность?
   - Что вы имеете в виду, сэр?
   - Все ли ваше отделение  в  наличии  и  готово  ли  оно  к  немедленным
действиям?
   - Да, сэр, полагаю, что готово.
   - Полагаете? - спросил офицер по  планированию  общей  части  штаба.  -
Когда вы проверяли их в последний раз?
   - Гм... Откровенно говоря, мы не проводили никакой настоящей проверки.
   - Ладно, Чарлз, - вмешался генерал Уэйл, - не думаю, что нам необходимо
вникать в это. Мактейвиш, у меня есть для вас хорошие новости. Держите  их
в секрете. Я посылаю вас на небольшую операцию.
   - Сейчас, сэр? Сегодня?
   - Сразу же, как только флот выделит подводную лодку.  Они  не  заставят
вас  долго  ждать,  я  надеюсь.  Сегодня  вечером  выезжайте  в  Портсмут.
Составьте  список  подрывного   имущества   и   согласуйте   его   там   с
артиллерийско-техническим  управлением.  Своим  людям  скажите,  что   это
обычная боевая подготовка. Понятно?
   - Да, сэр. Полагаю, что понятно, сэр.
   - Отлично. Так вот, идите с майором Олбрайтом в оперативную комнату. Он
обрисует вам всю картину и проинструктирует вас. С вами пойдет  Килбэннок,
но только в качестве наблюдателя. Понятно? Операцией руководите вы. Ясно?
   - Да, сэр. Полагаю, что ясно, сэр. Благодарю вас.
   - Ну что ж, на случай, если мы больше не увидимся, желаю удачи.
   Послед того как офицер по планированию, Йэн Килбэннок и  Триммер  вышли
из кабинета, генерал Уэйл сказал своему адъютанту:
   - Что ж, он воспринял это совершенно спокойно.
   - По-моему, вероятность встретить противодействие не слишком велика.
   - Да. Но Мактейвиш не знает об этом.
   Пока  Триммеру  "обрисовывали  всю   картину",   он   сохранял   полное
спокойствие. "Весьма симптоматично,  -  размышлял  Йэн  Килбэннок,  слушая
объяснения офицера по  планированию,  -  что  этим  метафорическим  словом
"картина" начали пользоваться как раз в то время,  когда  художники  всего
мира отказались наконец от четкого рисунка". У офицера по планированию был
небольшой пластмассовый,  макет  объекта,  против  которого  планировалась
операция "Пугач". У него имелись материалы аэрофотосъемки и копии  боевого
распоряжения летчикам.  Он  говорил  о  приливах,  течениях,  фазах  луны,
пироксилиновых зарядах, запалах и детонаторах. Он набросал проект  приказа
на переход. Он объяснил, к  какому  флотскому  начальнику  должна  явиться
группа "Пугач". Он  сообщил  время  отбытия  поезда  в  Портсмут  и  место
расквартирования по прибытии туда. Он сделал строгое  внушение  по  поводу
необходимости сохранения тайны. Триммер  слушал  разинув  рот,  но  не  от
страха, а, как во сне, витая в  царстве  грез.  Он  чувствовал  себя  так,
словно его пригласили петь  в  Гранд-опере  или  скакать  на  фаворите  на
скачках в Дерби. Любая перемена, влекущая за собой оставление  транзитного
лагеря N_6 Лондонского округа, могла быть только переменой к худшему, и  в
это утро он прибыл в штаб с уверенностью, что его  райскому  житью  пришел
конец. В лучшем случае он ожидал, что его  снова  отправят  в  оперативную
группу Хука на Ближний Восток,  а  в  худшем  -  обратно  в  свой  полк  в
Исландию. Операция "Пугач" в сравнении с этими возможностями выглядела  не
более чем веселой забавой.
   По окончании инструктажа к нему обратился Йэн:
   - Когда об этой операции будет сообщено в печати, представители  прессы
захотят узнать кое-что о вашем прошлом.  Не  сможете  ли  вы  придумать  и
рассказать им что-нибудь поярче?
   - Не знаю. Думаю, что смогу.
   - Пожалуй, нам следует встретиться сегодня вечерком. Приходите  ко  мне
домой,  выпьем  чего-нибудь  перед  отъездом.  А  сейчас  вам,   наверное,
предстоит куча дел.
   - Да, наверное.
   - А вы, случайно, не растеряли свое отделение, а?
   - Не совсем так. Я хочу сказать, что они должны быть где-то поблизости.
   - Тогда вам лучше потратить день на то, чтобы разыскать их. Правильно?
   - Да, по-моему, правильно, - уныло согласился Триммер.


   Для леди в доме на  Итон-терэс  этот  день  был  выходным.  Кирсти  так
организовала смены, что они вчетвером могли проводить день отдыха  вместе.
В такие дни они вставали поздно, завтракали в отелях, ходили по магазинам,
а по вечерам встречались с кавалерами. В половине седьмого  все  они  были
дома. Светомаскировочные шторы были опущены, огонь в камине горел.  Сирены
первой воздушной тревоги  еще  не  прозвучали.  Бренда  и  Зита  сидели  в
пеньюарах. Зита накрутила волосы на бигуди и обмотала  голову  полотенцем.
Бренда красила лаком ногти на ногах Кирсти.  Вирджиния  еще  не  вышла  из
своей комнаты. Эту идиллию нарушило вторжение Йэна.
   - Найдется у нас что-нибудь поесть? - спросил  он.  -  Со  мной  пришел
приятель, с которым мне надо поговорить. Он  уезжает  поездом  в